Миссия в глубины времени

– А то, что? Расстреляешь меня, гражданин начальник? Ну, давай, вытаскивай свой ствол и мочи нас. Или хотя бы припугни нас своим наганом!

– Уйдите с дороги, у меня приказ! – нервно крикнул сержант.

– Что за кипиш, начальник? И тебе, и лейтенанту, и всей вашей своре вышка светит! Здесь каждый скажет, что оружие вы сами выбросили в котлован. А на склад за оружием я вас не пущу! Если уж умирать, так лучше в земле сырой, а не в бетоне, – сказал Бурый, встав напротив сержанта.

– Сержант, почему вы ещё здесь?

– Товарищ лейтенант, у дверей… – пробормотал Прошин. Лейтенант выругался и подошёл к двери. Он по привычке открыл кобуру, но она была пустой. Уголовники ухмыльнулись, один из них подошёл к лейтенанту и сильно ударил его по лицу.

– Вали отсюда, мент поганый!

Лейтенант выплюнул кровь, вытащил из-за пазухи небольшой пистолет и выстрелил в одного из стоявших у дверей людей.

– Ну что, подонки, получили пилюлю?! Кто ещё хочет? – в гневе спросил лейтенант и направил пистолет на Бурого.

Внезапно из толпы выбежал заключённый и вонзил острую заточку в спину лейтенанта. Тот упал, и завязалась драка между сотрудниками НКВД и арестованными. Дрались в основном сторонники Бурого, защищая интересы авторитетного вора. Политические заключённые не вмешивались, стояли в стороне, с опаской наблюдая за происходящим.

Вскоре драка закончилась. Многие из сотрудников НКВД были ранены и убиты. Оставшихся в живых связали и поставили на колени у края котлована. Лейтенант ещё был жив и находился в сознании. Его пистолет взял Бурый, он ходил вдоль связанных охранников и с ухмылкой говорил:

– Ну что, мусора, хотели нас в этой каше схоронить, а не вышло! А скольких вы наших братьев завалили здесь, гады! Теперь ваш черёд наступил, теперь вы будете купаться в бетоне, – в бешенстве прокричал Бурый и нацелил пистолет в голову лейтенанта.

Пытаясь предотвратить смерть лейтенанта, я подбежал к Бурому и выхватил из его рук пистолет. Бурый не ожидал такого поворота событий и обрушился на меня в ярости:

– Да ты что! Ты что делаешь?! Да кто ты такой вообще? А ну, пацаны, скрутите его и на колени рядом с ментами поставьте. Он тоже, наверное, в бетоне помыться хочет!

– Не советую тебе, Бурый, связываться со мной, – сказал я и швырнул пистолет в котлован. – Я не защищаю охранников, на них немало крови. Им приказывали – они убивали. Но прекратите, наконец, убивать друг друга, вы же не животные, в конце-то концов, вы – люди! Где ваши заповеди «Не убей! Возлюби ближнего!», неужели это только слова?

Бурый поднял руку, давая сигнал своим людям, чтобы они остановились.

– А ты что предлагаешь? Нам всё равно конец. Не эти, так другие нас шлёпнут. Твои слова хороши, но не для таких, как эти. Посмотри на мою грудь, она вся в крестах: я верю в бога, но для меня, как и для этих людей, другого пути нет.

– Путь всегда можно найти! Я помогу вам выйти отсюда, вы будете свободными.

– Хм… и как ты собираешься это сделать? Я даже не знаю, где мы находимся! Нас, как скот, привезли сюда, и уже почти три месяца мы не видели дневного света. Хотя один из политических сказал как-то, что над нами Лубянка, правда что ли?

– Да, это секретный объект НКВД. Работающие здесь заключённые – смертники и, как выразился Григоров, дополнительный строительный материал.

– Строительный материал, говоришь?! Ах ты сволочь! – Бурый подошёл к краю котлована, посмотрев вниз, плюнул и в сердцах выкрикнул:

– Отец мальчишки не в счёт, он погиб как настоящий мужик! А ты, тварь… – там тебе и место! Ну, что ж, веди нас к свободе, как обещал, – обратился он ко мне.

– А что с охраной делать, Бурый? – крикнул один из его людей.

– С нами пойдут, а там видно будет!

Я вывел людей из лабиринтов здания НКВД через все посты незамеченными. Бурый до последнего момента не доверял мне и был готов к встрече с заградительным отрядом НКВД. Уже стемнело, когда мы наконец-то вышли из тайных подземелий Лубянки на улицы Москвы.

– Ты действительно хочешь нас освободить? – спросил недоверчиво Бурый, – но ведь за это тебя первым твои же товарищи расстреляют. Да и куда нам теперь – повсюду милиция…

– Я обещал и сдержу слово. А теперь скажи людям, чтобы построились в колонну и следовали за мной. Мы с тобой пойдём впереди.

– И куда?

– До железнодорожного вокзала, а там пусть каждый решает, куда ему ехать!

Даже темная ночь не могла скрыть колонну арестованных и охранников, передвигающуюся по центру Москвы. Мне пришлось создать невидимую завесу над людьми, которые и не подозревали, что их со стороны не видно.

У Казанского вокзала Бурый со своими людьми незаметно скрылись из виду. Оставшиеся люди не знали, что им делать. Их привезли из разных мест, и ехать всем в одном направлении не имело смысла.

Словно понимая моё состояние, ко мне подошёл тот самый старый учитель и ещё один пожилой человек:

– Ты хотя бы сказал, как тебя зовут, мил человек? Ты избавил нас от страшной смерти – низкий тебе поклон! Теперь наши пути расходятся, каждый пусть сам выбирает, что ему делать дальше…

– Меня зовут Ильхам!

– Да благословит тебя Господь в твоих праведных делах, сын мой! – произнес другой старик с длинной седой бородой, перекрестился и поклонился в знак благодарности.

– Это наш сельский батюшка Анастасий. Мы вместе с ним попали в лагерь. Он тоже оказался «английским шпионом»! А меня зовут Андрей Николаевич Колобов, я уже говорил вам, я сельский учитель. Ну, что ж, пора нам прощаться. Может быть, когда-нибудь ещё свидимся! – Учитель пожал мне руку. Я попрощался со всеми, отец Анастасий перекрестил меня, а затем обратился к людям:

– Давайте, братья, все по домам! Бог в помощь! – Батюшка перекрестил всех и ушел в неизвестном направлении.

Бывшие заключенные и охранники, не глядя друг на друга, в спешке расходились в разные стороны.

Мне больно было смотреть на истерзанных судьбой людей. Многие из них потеряли своих близких и родных. Теперь же они стали пленниками неожиданной свободы и не знали, как ею распорядиться.

«А мне-то куда ехать, я так и не узнал, где Бахтияр. Григоров сказал, что он выслал парня в Сибирь, но насколько ему можно верить…» – размышлял я. Вдруг мне в голову пришла идея, и я решил ею воспользоваться.

Я вошёл в зал ожидания, присел на скамейку и закрыл глаза. Мне нужен был доступ к протоколам допросов в НКВД. Сконцентрировав свои мысли, я стал готовить себя к телепортации, чтобы проникнуть на Лубянку и найти там нужную информацию.

Надежда была невелика, так как делом Бахтияра занимался непосредственно Григоров, он мог не вносить записи в досье и не вести протоколы допросов.

Телепортация была мгновенной, она продлилась всего несколько секунд, но за это время я успел сделать многое. Порылся в текущих делах арестованных, но, как и предполагал, я ничего не нашёл. Тогда я стал искать кабинет Григорова и нашёл его в полуподвальном помещении. Приблизившись к дверям, я почувствовал сильную энергетическую защиту, не позволявшую обычному человеку проникнуть внутрь кабинета.

Для сотрудников Лубянки, возможно, этот кабинет вообще не существовал. Григоров хорошо законспирировал своё логово от своих же сотрудников, но у меня появилась надежда, что именно здесь я смогу докопаться до истины.

Я без труда проник в кабинет Григорова. К моему удивлению, как только я в него вошел, небольшая комната превратилась в просторный зал с высоким потолком и прекрасной росписью на куполе. Золотом была украшена лепнина на стенах. Паркет блестел и удивлял тонкостью узоров. Богатая мебель и громадная люстра из хрусталя придавали залу еще больше величия.

Трудно было поверить, что в здании Лубянки сотрудник НКВД долгие годы жил и работал в этом помещении. Но больше всего меня удивил камин – огромных размеров, из чёрного мрамора.

Огонь в камине, как ни странно, горел. Я подошёл ближе и всмотрелся в скульптуру из человеческих фигур, высеченную из мрамора. Композиция олицетворяла библейскую сцену ада. Люди падали с небес и кричали, с мольбой в глазах протягивая кверху руки. Среди фигур композиции я узнал знакомые черты Григорова. Чёрные мраморные глаза смотрели на меня, и у меня опять появилось чувство, что кто-то хочет проникнуть в моё сознание.

И вдруг я услышал тихий шёпот, а затем слова: «Смерть… смерть… смерть – это конец! Смерть – это конец жизни и начало рождения!» Слова повторились несколько раз, затем всё стихло, но огонь, что горел в камине, стал разгораться и сильно запылал. Языки пламени перекинулись на паркет, и мгновенно всё вспыхнуло, словно рельефная скульптура, что была над камином, вдруг ожила, а огонь внезапно материализовался.

В углу стоял металлический сейф, я кинулся к нему, сломал толстую дверь, схватил папки с бумагами и выбежал из горящего помещения.

* * *

Открыв глаза, я обнаружил у себя на коленях стопку папок с обожжёнными краями. Взяв первое досье и вытерев черную пыль с обложки, я увидел на ней своё имя. Первый лист бумаги в папке был протоколом, составленным капитаном милиции Петровым ещё в Баку, когда я лежал в госпитале.

Здесь были все данные с первого дня моего появления в прошлом. Я был озадачен и не понимал, как Григоров сумел их собрать. Я отложил своё досье в сторону и взял следующую папку. К моему удивлению, я увидел имя Александра Шмидта, на обложке стоял знак фашистской свастики. Было много и других досье на различных людей, работающих в высших эшелонах советской власти.

«Но где же дело Бахтияра?» – думал я, рассматривая и перекладывая папку за папкой.

Глава 18

Возвращение в 1941 год

И вот, наконец, я вытащил из стопки личное дело Бахтияра. Пролистав донесения, я нашел нужную информацию:

«Задержанный Ахундов Бахтияр Ахмед оглы, 1924 г.р. (Кодовый номер АБА-12101924), направлен в Секретный отдел НКВД Сибирского округа. Адрес: Алтайский край, г. Барнаул, ул. Комсомольская д. 5, кв. 125».

Теперь я знал, куда направляться. Я купил билет до Барнаула на ночной поезд, в 2:45. До его отправления у меня было немало времени – вокзальные часы показывали семь часов утра, и я решил прогуляться по старой довоенной Москве.

Москва была совсем иной, не такой, какой я ее знал, – скромной, тихой, очень непривычной для современного человека двадцать первого века – без автомобильных пробок, миллионов спешащих куда-то людей, ярких витрин дорогих магазинов, сверкающих экранов рекламы.

В предвоенной Москве время словно остановилось. Погода по-весеннему была чудной, солнечной. Чисто вымытые улицы сверкали на солнце.

Я с улыбкой смотрел на красные флаги и транспаранты с лозунгами и портретами Ленина и Сталина, Энгельса и Маркса, которые висели повсюду. В недавнем прошлом видеть их на каждом шагу было нормой жизни.

В школах, в институте, на заводах и фабриках, на улицах и во всех учреждениях – везде висели эти лозунги. Сейчас они казались наивными, но когда-то все эти атрибуты советского периода были неотъемлемой частью жизни нашего общества.

Группа школьников с бумажными цветами и разноцветными шарами прошагала мимо меня, распевая весёлую песню о весне и мире. В глаза бросился плакат с белыми цветами «1 мая».

Теперь я начинал понимать, почему в городе вдруг стало так оживлённо, красочно и у проходящих мимо меня людей было праздничное настроение.

Москва готовилась к первомайскому шествию по Красной площади. Люди возбужденно разговаривали, смеялись, пели песни под гармошку, шли группами, взявшись за руки. Группа молодых ребят и девчат в спортивных майках и шортах несли вымпелы «Динамо» и «ЦСКА». Все казались радостными и искренними.

Постепенно улицы столицы наполнялись колоннами организованно марширующих людей с транспарантами, знамёнами, бумажными цветами и шарами, а тротуары – оживленной праздничной толпой.

Передо мной открылась Москва на пике пролетарских идей и буквально пестрила алыми знамёнами. Люди, как муравьи, стекались в сторону Мавзолея, чтобы увидеть пролетарский парад трудящихся и услышать выступление Вождя народа Сталина.

Я незаметно влился в колонну демонстрантов и зашагал к Красной площади. Мне было весело и легко на душе. Мы приближались к трибуне Мавзолея, где стояли члены правительства во главе со Сталиным. Вождь стоял на трибуне в парадном белом кителе и приветствовал проходящих мимо людей.

Но вдруг настроение у меня изменилось: я почувствовал за спиной присутствие дарков. Я не обернулся, но приготовился к воздействию с их стороны.

Я уже забыл о параде, а сконцентрировался на своей внутренней энергии и почти не видел политических деятелей, стоящих на трибуне Мавзолея. И вдруг я обратил внимание на человека, стоявшего позади Сталина и пристально смотревшего на меня.

Наши взгляды, словно две бритвы, пересеклись над многолюдной толпой – я узнал ненавистное лицо. Это был Григоров. Я не мог поверить своим глазам: ведь этого монстра засосала бетонная жижа в котловане! Как же он смог выжить?!

В это время сзади прозвучал тихий мужской голос:

– Товарищ Ализаде, нам поручено передать вам привет от товарища Григорова! Он назначает вам встречу в парке имени Сталина в два часа дня. Следуйте за нами в автомобиль, мы доставим вас в парк.

– А если я не соглашусь, вы меня отведёте силой? – Я наконец обернулся в сторону дарков.

Они были на голову выше меня, с широкими плечами. Под полосатыми сине-белыми майками просматривались сильные мышцы. Складывалось впечатление, что они и не перевоплощались в людей, оставаясь в облике мощных дарков.

– Как можно, товарищ Ализаде, мы вас только просим последовать за нами! – сказал один из дарков, и я последовал за ними. Мы уже были далеко от трибун, но демонстранты по-прежнему ликовали и выкрикивали: «Да здравствует товарищ Сталин»! Здесь их уже никто не мог видеть.

В чёрном закрытом автомобиле мы доехали до Измайловского парка, получившего имя Сталина. Машина была грязной, в ногах между сиденьями лежали канистры с жидкостью, которая булькала при каждом повороте.

– Оставайтесь в машине, товарищ Ализаде, товарищ Григоров прибудет ровно в назначенное время, – сказал дарк, взглянув на ручные часы.

Вскоре действительно подъехал автомобиль, в окне показалось худощавое лицо Григорова. Один из дарков подбежал к начальнику, получил распоряжение и вернулся к машине, где находился я.

Вначале я не понял, что происходит, – готовился к разговору с Григоровым, но, почувствовав запах гари и бензина, в миг осознал: это ловушка, меня хотят уничтожить.

За считанные секунды автомобиль вспыхнул, как спичка. Во время взрыва я остановил на мгновение время, выскочил из машины и укрылся за большим деревом.

Автомобиль разлетелся на куски.

– Молодцы, ребята! Наконец-то мы его уничтожили, – воскликнул радостно Григоров и подошёл к месту взрыва.

Я незаметно подошёл к нему сзади и тихо спросил:

– Вы меня ждёте, товарищ Григоров? Вы хотели встретиться? Так о чём вы хотели поговорить со мной?

Григоров отскочил в испуге назад и ошеломлённо осматривал меня с ног до головы. Двое дарков тоже не понимали, что произошло, и пожимали плечами.

– Как вы спаслись? – гневно спросил Григоров.

– Да очень просто! Пока горел автомобиль, я вышел из машины подышать свежим воздухом. Твои подчинённые очень медленно делают свою работу.

– На вашем месте я бы прогнал этих лоботрясов в колхоз, чтобы заменили трактора для пахоты полей, а ещё лучше – лошадей или рабочих быков. Так что вы хотели мне сказать, товарищ Григоров? Говорите скорее, у меня нет времени…

Григоров выдернул из кобуры пистолет и в бешенстве заорал:

– Сейчас ты точно умрёшь! Я накажу тебя за смерть моего брата! Григоров стрелял в меня до тех пор, пока не кончились патроны. Увидев, что я цел и невредим, дарк пришел в еще большую ярость и крикнул своим подельникам:

– Убейте его!

Дарки кружили вокруг меня, как голодные волки, стараясь покалечить огромными кулаками, но не могли даже дотронуться до меня. Я легко уворачивался от ударов, и меня это забавляло.

От безысходности дарки прекратили атаку. Еле дыша, один из них крикнул Григорову:

– Леонид, мы не можем его одолеть, он неуязвим и издевается над нами!

– Леонид? Так ты не Григорий? – удивился я.

– Гриша – мой брат-близнец, которого ты убил! И за смерть брата ты мне ответишь!

– Послушай, Леонид, я не убивал твоего брата! Хотя он заслужил свою смерть.

– Ты мог его спасти, но этого не сделал! А это равносильно убийству.

– Нет, это не убийство, Леонид, это было правосудие: он получил по заслугам. – Я повернулся и пошел от них прочь. Не смирившись с неудачей, Леонид снова приказал своим помощникам меня убить.

Дарки загородили мне дорогу с длинными брусьями в руках.

– Так просто ты от нас не уйдешь! Брат рассказал о тебе и твоём дружке Бахтияре. Вы оба умрёте от наших рук! – крикнул Леонид и кивнул даркам, чтобы они приступили к расправе.

– Дарки, уйдите с моей дороги, иначе придётся вас проучить.

– А мы сейчас посмотрим, как ты это собираешься сделать и как ты против дубинок устоишь! – выкрикнул один из нападающих и нанёс мне первый удар. Я поднял руку, и деревянный брус разломился пополам. Не дожидаясь следующего удара, я подбежал ко второму дарку и, взяв его за штанину, забросил высоко на дерево. Первый дарк, увидев это, попятился назад и отбросил палку в сторону.

– Это ты правильно сделал! Иначе тебе пришлось бы лететь вслед за товарищем, – сказал я и продолжил свой путь.

Леонид оцепенел от моих действий. Он выбежал мне навстречу и начал стрелять почти в упор. Я отобрал у него пистолет и, смяв в комок, бросил к ногам.

– Я же сказал, не надо со мной связываться!

Уходя с места происшествия, я услышал мысли Леонида: «Иди, иди, я всё равно тебя достану! Бахтияр в моих руках, приедешь в Барнаул, там я устрою вам прекрасную встречу!»

Из парка я вышел не сразу, присел на скамью и задумался. Солнце садилось, от деревьев тянулись длинные тени.

В этот момент мне почему-то захотелось, чтобы моё путешествие в прошлое скорее закончилось. Хотелось вернуться домой. Я не знал, когда завершится моя миссия и что мне предстояло ещё сделать.

Я смотрел в небо и вспоминал своё время, своих родных и близких. Недалеко от меня над кустом шиповника протянулась паутина.

Я наблюдал, как паучок старательно заматывает в нее большого жука, и вспомнил слова Григорова о том, что придёт время и весь мир будет подвластен даркам. Они окутают землю своими сетями, как паутиной, из которой никто не сможет выбраться.

Медленным шагом я отправился к трамвайной линии, которая вела к железнодорожному вокзалу. Поезд «Москва – Барнаул» уже стоял на путях и дожидался пассажиров.

Из окна вагона я поглядывал на провожающих и… неожиданно увидел в свете фонаря у газетного киоска человека, очень похожего на Бахтияра. Я пристально наблюдал за ним и телепатически спросил парня:

– Бахтияр, ты слышишь меня? Это ты?

Но ответа я не дождался. До отъезда оставалось ещё несколько минут, я решил пойти к киоску и посмотреть на молодого человека. Но как только я собрался выйти из вагона, как вдруг этот человек кинулся в сторону поезда, а за ним устремились мужчины в тёмных костюмах. Молодой человек бежал по перрону, расталкивая пассажиров.

Паровоз дал гудок и тронулся с места, а юноша подбежал к вагону и ловко запрыгнул в него. Мужчины, преследовавшие парня, тоже запрыгнули в набирающий скорость поезд.

Я смотрел в тёмное окно, думая о происшествии: «А если это действительно был Бахтияр, и он сейчас в поезде»?

Вдруг кто-то снаружи постучался в окно. Я всмотрелся в темноту и увидел сверху за стеклом руку. Как только я опустил вниз вагонное окно, в купе ловко запрыгнул тот самый молодой человек, похожий на Бахтияра.

– Ой, спасибо вам большое! Я кое-как от них оторвался! – запыхавшись, проговорил юноша. Но это был не Бахтияр.

– Кто ты такой, парень, и почему бежишь от этих людей? Ты можешь ответить? – спросил я.

– Конечно, могу, дядя Ильхам! – улыбнувшись, ответил юноша.

– Что ты сказал? Как ты меня назвал, юноша? – спросил я удивлённо.

– Здравствуйте, командир, это я, Бахтияр! Неужели вы не узнали меня? – Юноша завернул рукав рубашки и показал браслет. Затем он прикоснулся до браслета и мгновенно превратился в Бахтияра.

– Бахтияр! Сынок! Ты?! – радостно воскликнул я и крепко обнял его.

– Командир, почему у вас слезы на глазах? Всё же позади, вот он я перед вами, жив и здоров. А где наша Майя?

– Эх, Бахтияр, выпороть бы тебя! Сколько же я всего пережил, чтобы опять тебя найти! Майя осталась у твоих родителей, не мог же я взять её с собой в это опасное путешествие. Слава Богу, что ты нашелся! Рассказывай, сорванец, обо всём, что с тобой произошло! А как ты в Москве оказался, ведь тебя в Барнаул выслали?

– Командир, я сейчас всё расскажу! Слушайте! После того как я попал в Москву, я, без всяких препятствий, прошёл к товарищу Сталину. Охрана Кремля не заметила меня. Сталину я рассказал свою историю. Он меня внимательно выслушал и спросил, как я проник в Кремль. Я ответил, что с моими способностями это не составляет большого труда. Я увидел, что Сталин стал вне себя, руки его задрожали, а сам он сильно нервничал и вызвал по телефону сотрудника по фамилии Григоров. Благодаря нему какое-то время я провёл в тюрьме на Лубянке, а потом меня перевели в Барнаул. Там я находился в научном центре, который был замаскирован под обычный жилой дом.

– А что случилось дальше? И почему Сталин поступил с тобой так?

– Думаю, он сильно испугался. Не меня конкретно, а таких людей, как я. Будь на моём месте какой-нибудь диверсант, он мог бы спокойно расправиться с ним.

– Да, братец, натворил ты дел! Сталин и в самом деле испугался твоего неожиданного появления. Впоследствии он дал приказ о создании секретного отдела при НКВД для изучения редких способностей людей. Но об этом Отделе кроме Григорова и его сторонников, мне кажется, никто и не знал!

– Мне сказали, если я буду сотрудничать с ними, то мой отец останется жив, пообещали, что его не заберут в армию в сорок первом. Я обрадовался и согласился, но потом…

– Что же случилось потом, Бахтияр?

– Потом, товарищ Командир, я много работал на них: передавал важные сведения, читал на расстоянии мысли влиятельных людей мира. Расшифровывал секретные чертежи и военные документы из Англии, Франции, Германии, Америки и многих других империалистических стран. Вначале меня всё это забавляло и даже радовало, что я могу помочь своей стране. Я чувствовал себя разведчиком, героем, который может проникнуть в любую щель и выведать нужную информацию! Но потом прибыл Григорий Григоров. До этого я не видел его, он присылал мне указания, по которым я и работал.

Однажды я получил от него приказ под грифом «Совершенно секретно» – читать мысли руководства НКВД и членов правительства: генералов, командующих войсками, партийных деятелей и даже… самого Сталина! Я был возмущён этим предложением и не хотел больше на него работать. Этот тип мне пригрозил, что мою семью расстреляют. Я уже не был наивным разведчиком, работавшим на благо Родины, – я стал заложником своих способностей, дядя Ильхам! Днём и ночью я следил за всеми, кто интересовал Григорова, и докладывал его помощнику. Позже я узнал, что многих из тех, кто был под моим наблюдением, расстреляли или сослали в Сибирь. Меня это терзало, но я не мог отказаться от сотрудничества с НКВД – я очень боялся за жизнь близких…

Бахтияр не сдержался и заплакал, рассказывая о том, как он видел пытки и слышал стоны арестованных. Их ликвидировали на основании его докладов! Раскаиваясь в своей слабости, Бахтияр проклинал себя, что приехал в Москву и что из-за него погибли люди.

– Успокойся, Бахтияр! Расскажи, а как ты сбежал из Барнаула и снова попал в Москву?

– Однажды в бункер ко мне пришёл помощник Григорова и сказал, что Григоров хочет приехать в Барнаул и поговорить со мной. Меня эта новость заинтриговала, я надеялся, что он избавит меня от мучений. А когда он появился у нас, я сразу понял, что это – дарк и просить его о помощи бесполезно.

– Бахтияр, ты ведь работал в подземной лаборатории не один? Когда я пытался найти тебя, я добрался до секретных документов на Лубянке и вместе с твоим личным делом видел досье еще нескольких людей.

– В свободное от работы время я лежал на кровати и контактировал с ними. Нас там было десять человек, каждый работал в отдельном бункере и у каждого было отдельное задание. То, что я вам сейчас скажу, командир, вас удивит! Вместе с Григоровым я видел… Александра Шмидта! которого я видел в поезде, когда ехал на фронт. Видимо, это была его идея – создать секретный институт, собрать одарённых людей для реализации своих планов. Но и это ещё не всё! Григоров предложил мне узнать ваши уязвимые места, чтобы он мог и вас себе подчинить. Он мечтал, чтобы вы работали на него.