Весеннее полнолуние

…Валентина неподвижно, будто срослась со скамейкой, сидела и неотрывно смотрела вслед старику и девочке. Обычное явление – дедушка с внучкой – едва ли заинтересовало бы стороннее лицо. Но Валентина, независимо то воли и сознания, подчинилась непреодолимому внутреннему побуждению проследить их уход.

Пара – прошлое и будущее – медленно, как бы нехотя, отдалялась. Неторопливое течение времени внезапно нарушила девочка. Она вдруг высвободила ручку, оторвалась от дедушки и рванулась вперед. Пробежав несколько метров, нагнулась и подняла с земли блестящий предмет, похожий на красочную обертку. После, с находкой в поднятой руке, подбежала к одной из расставленных вдоль аллеи урн, бросила туда найденную вещь. После чего бегом вернулась к старику. Тот погладил по головке, вынул салфетку, протер ее руки, затем прежним неспешным шагом они вдвоем продолжили свой путь.

Неравнодушное отношение местных жителей к окружающему их миру давно перестало удивлять ее. Она ни разу не видела, чтобы из окна проезжающего автомобиля вылетал выброшенный окурок либо с балкона кто-либо выбрасывал использованную вещь. Не встречались ей в парке и любители лузгать семечки. Содержать природу в чистоте и порядке было для здешних так же обыденно и обязательно, как и любить семью, свой дом. «Когда живешь в достатке, хочется, чтобы все вокруг радовало глаз», —полагала по данному поводу Валентина. Необычность в поступке маленькой девочки она видела в том, что та, не осознавая в необходимой степени ни существующую действительность, ни свое положение в ней, уже с первых шагов прониклась убеждением ценить эту саму действительность.

Шаг девочки послужил толчком к серьезным размышлениям, Валентина ощутила неуловимую связь между умонастроением малышки и заинтриговавшей ее проблемой. Она вдруг со всей ясностью поняла, что в основе характера уклада жизни аборигенов лежит банальная, но несравнимая ни с чем по степени воздействия любовь. Они любят себя и любят окружающий мир, ибо воспринимают себя как неотделимую часть среды, в которой пребывают. В противоположность соотечественникам, которые, непонятно почему, одержимы тягой к неоправданной жертвенности, иностранцы дорожат своим существованием. Они не приемлют сентенцию: «Бог терпел и нам велел». Истинный призыв свыше они находят в идее радоваться жизни, которую даровал Господь. Покорно смириться со страданиями не есть смысл жизнь, и тем более не есть настоящее счастье. Местные жители живут в достатке и в радости потому, что уважают и ценят себя, мыслила Валентина. Иное противно их менталитету. Самоуважение по определению обуславливает их благополучие.

Тем не менее пытливый ум Валентины не был полностью удовлетворен. Возможно, не учла все факторы, к тому же субъективное мнение часто бывает ошибочным, заключила она. Для признания данной точки зрения в качестве истины требовался неоспоримый довод.

Пришли на память слова бабушки о том, что Библия есть книга жизни, которая дает ответы на все вопросы. Валентина верила в существование Бога, но Священное Писание не читала. Точнее, по настоянию бабушки принялась за чтение, но вскоре отступила в силу заметных неувязок в тексте, да и интереса не было у юного создания. Однако поразил один стих в начале Священного Писания, который дал представление об образе Божьем. Цитата произвела на нее настолько глубокое впечатление, что отпечаталась в памяти буквально. Ранее в ее воображении Бог казался абстрактной, аморфной сущностью.

«И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их», – прошептала Валентина. Она вошла в состояние, сходное с медитацией, словно некто читал ей страницы из тайной книги познаний. Ей открылся высший смысл жизни. Искомый довод таился в этом библейском стихе. Человеческий образ – постигла она – есть знак, ниспосланный свыше. Нести этот знак надлежит с честью и достоинством. Достойная жизнь – это не призыв к страданиям якобы в угоду Богу —страдают в аду. Господу угодно, чтобы Его создание наслаждалось дарованной жизнью, ибо зачем тогда Он с большой любовью сотворил его по подобию своему?!

Почитание образа Божьего на себе суть осознание человеком собственной ценности – это и есть выражение любви к Богу. Тот, кто смирится в душе с унижениями, уронит Божий образ, нарушит Его замысел, по существу, отречется от Бога. Такой человек не познает никогда истинного счастья, ибо лишится покровительства свыше. Любовь к Богу и к себе служит стимулом к процветанию, ибо любовь призвана творить лишь красоту. Признание этой важной заповеди всеми людьми приведет ко всеобщему благоденствию.

Валентину будто объяла вечность. Озарение обнажило причины осложнений в отношениях с Вадимом: не исполнила волю Бога – не восстала, а примирилась с приниженным статусом. Но Бог вразумил ее. Сегодня, в знаменательный день – решила она – расскажет Вадиму о своем просветлении, о его неподобающем поведении и неведении, о наказе Бога. Исповедует о священной тайне, где сокрыто подлинное счастье.

У нее появилась уверенность в том, что Вадим осознает свою неправоту и примет на веру выстраданную ею истину, ибо неоспоримость довода очевидна. Грядет новизна в их отношениях, она займет равное с ним положение, что заслужила самостоятельной, безупречной работой. Взаимоуважение возвысит их чувства до высоты истинной любви.

Их счастье в ее руках, нужно только раскрыть ладони и выпустить в полет эту прекрасную птицу, чтобы порхала в их семейном очаге.

Глаза прояснились, от удрученности не осталось и следа. Валентина откинулась на спинку скамейки, приняла удобную позу. В оптимистическом расположении духа по привычке обратила взор на развлекающиеся капли фонтана и пустилась в мечты. В воображении забрезжило в радужных тонах близкое будущее. Героем, естественно, выступал Вадим. Он окружил ее чутким вниманием, ласковым обращением и нежной заботой. Смотрит преданными глазами. Постоянно начеку, старается предугадать ее каприз, чтобы броситься с радостью исполнить его. Как настоящий мужчина! Все его поступки подчинены единственной цели: создать ей комфорт.

Валентине, увлеченной картиной благостной перспективы, хотелось посидеть подольше, помечтать, но время воспротивилось ее желанию – оно боем церковных часов напомнило о работе. Она встала, с улыбкой на прощание кивнула оставшимся старичкам и удалилась. Спускаясь по тенистой тропинке, продумала план уборки помещений. Войдя в гостиницу, окунулась в привычную рабочую атмосферу.

ГЛАВА 11

Во второй половине дня Валентина позвонила Вадиму, предупредила о своем скором выходе. Светлое время суток для свидания выбрала не случайно: памятный поздний вечер преподал хороший урок – в темное время у него больше возможностей для того, чтобы устроить ей «почести».

Выйдя из служебной комнаты, заперла за собой дверь, сообщила Екатерине о своем уходе и попросила дождаться ночного смотрителя парка, в круг обязанностей которого входил и надзор за гостиницей.

Ей до дому предстояло преодолеть неблизкое по здешним меркам расстояние, которое она условно разделила на четыре разнохарактерные части. Первая часть, разумеется, начиналась с самой гостиницы и заканчивалась у выхода из парка. Это был самый примечательный отрезок.

Каждый раз в поздний час она выходила из здания гостиницы, поднималась по освещенной тропинке, проходила мимо замолкнувшего фонтана и только после ступала на аллейную дорожку. Идти по аллее доставляло несказанное удовольствие. Вечернее небо было покрыто мириадами блистающих точек. Яркие синие звезды и сияющая луна, проглядывающие сквозь просветы меж длинных изогнутых листьев причудливых пальм, навевали фантастические сюжеты. В тишине, в волшебной обстановке минуты замирали. Воображение распалялось, и Валентина, отрешившись от земной действительности, уносилась в сладостные грезы, навстречу звездам. Туда, где не существуют проблемы (какие могут быть проблемы на звездах). Туда, где останавливается прекрасное мгновение. Где мечты тут же воплощаются в действительность.

Аллея заканчивалась, на смену прекрасному виртуальному миру приходила чреватая всякими напастями реальность: Валентина «спускалась» с призрачных высот едва ли не на автомагистраль, которая пролегала вблизи паркового входа.

Выйдя из парка, она не поднималась на тротуар. Узкая пешеходная полоса ограничивалась низким парапетом, за которым покоилась черная бездна, которая настолько ее пугала, что ноги подгибались. Лететь в пропасть не хотелось. Исходя из благоразумной предосторожности, выбрала менее опасный путь – обочину. Против мчавшихся ей навстречу автомобилей применяла действенный прием. При виде стремительно приближающейся лучистой угрозы она тут же останавливалась, слегка приседала, застывала на месте. И если обстоятельства складывались неблагоприятным образом, лихо вспрыгивала на тротуар, а после провожала ненавистным взглядом кретина. Она сталкивалась с реальной опасностью, но из поединка выходила победительницей.

Треволнениям Валентины наступал конец в низменной части автодороги, где магистраль, подступившись к жилой зоне, разветвлялась на три линии. Боковые ответвления убегали в противоположные друг от друга направления, промежуточная ветвь пронизала населенный квартал. По ней она входила в пределы обитаемого района.

Третья стадия маршрута не вызывала беспокойства, «накалившиеся» нервы остывали. Но рассказ о данном отрезке пути утомительный и неинтересный. Он не захватит воображение до такой степени, когда нет времени и сил отвлечься, чтобы сказать завонявшему, крепко наложившему под себя родному дитю хотя бы ласковое «агу».

Судите сами. Улица, по которой шла Валентина, была почти бесшумной. Навстречу попадались неторопливо прогуливающиеся прохожие. На какие-то мгновения слух улавливал музыку, доносившуюся из развлекательного заведения. Жилые дома стояли себе тихо и мирно, в связи с чем невольно создавалось впечатление, что в них отсутствует человеческая жизнь (жилища местных жителей хранили молчание и днем, в связи с чем трудно сказать, когда и где супруги осыпают друг друга громкими проклятиями. Неужели заранее обговаривают место встречи лоб в лоб?). Единственный ресторан, который встречался на пути, также пребывал в безмятежном состоянии. За столиком посетители сидели смирно. Без вставаний для провозглашения громких тостов, без обильных и шумных возлияний и даже без жизнеутверждающего мордобоя они походили на мумий. Никакой живухи, тоска зеленая. Валентина, напротив, душой приветствовала стиль общения и времяпрепровождения аборигенов.

Неспешно шагая по недлинной улице, она отдыхала душой и…набиралась мужества. Последний отрезок пути, который начинался с поворота улицы в проулок, не предвещал ничего приятного. Проулок, в конце которого, собственно, и находился домашний очаг, Валентина воспринимала как хождение по мукам. Впрочем, обзор улочки и в светлое время суток порождал далеко не светлые чувства. По левому краю тесного прохода возвышался протяженный бетонный забор большой автомастерской. Далее следовали два приземистых домика, в коих отмеряли свой век две старушки. За ними тянулся пустырь. И лишь потом обнаруживались родные стены.

Всю правую сторону занимала пустошь с низкой, в один метр высотой, оградой. Пространство огороженной земли «оживляла» лишь одна заброшенная развалина.

Валентина заворачивала в проулок с мелкой дрожью в теле. Ее встречала кладбищенская тишина. Царила непредсказуемая полутьма: фонари, по ее твердому убеждению, горели тускло, вполнакала. Царила непредсказуемая полутьма. Подобно преследуемой дичи, она превращалась в слух: ждала «вестей» с пустоши. Малейший шорох в сухой траве —грабитель рванулся в прыжке – служил сигналом к спринтерскому забегу. Однако худшие опасения не сбывались – сигнал так ни разу и не зазвучал.

Далее, осилив с замиранием сердца расстояние до развалины, тут же переключала внимание на пустые мрачные оконные проемы. Бросить взгляд на зияющие черные дыры страшно боялась. Ей представлялась жуткая картина: затаившийся среди одиноких стен киллер, обнаружив ее, выплевывает сигарету, бережно берет в руки снайперскую винтовку, нежно прижимается к прикладу и целится в нее. Она мысленно видела, как ствол ружья плавно перемещается, сопровождая ее. Наступает решающая секунда, киллер пальцем обнимает курок, вот-вот грянет выстрел. В этот момент спина Валентины холодела. «От пули не убежишь», —тут с горечью заключала она. Но и в данном месте обходилось без трагедии.

Ближе к дому внимание переключалось на пустырь. Теплилась надежда на то, что все-таки докричится до Вадима в случае коварного посягательства на ее жизнь. Воображала, что он вначале зычно отзовется на ее душераздирающий крик, типа: «Я здесь, я слышу. Он еще пожалеет, с кем связался!» Затем, издавая львиный рык, пулей выбежит ей на выручку со сжатыми кулаками (а как по-иному, если нет оружия?) и набросится на разбойника. Как настоящий мачо, начнет молотить, сокрушит в пух и прах. Детали расправы не увидит, ибо, как слабая женщина, закроет глаза руками. Ну, как в кинофильмах.

Валентина, как правило, целехонькой достигала конечного пункта. Тем не менее радости не ощущала у родных ворот: опасалась собак. Стараясь не производить шума, осторожно открывала калитку, затаив дыхание, переступала порог, прислушивалась к тишине, только потом, резко толкнув ногой назад дверцу, стремительно срывалась с места и устремлялась к дому. Боязнь собак была вполне обоснованной: животные всегда взирали на нее так, как будто видят в первый раз.

(На самом деле Ромео и Джульетта к появлению Валентины относились с безразличием, но в сознании у них возникало нечто подобное человеческому слову, а именно: «Приперлась».)

Наутро Валентина посмеивалась над своими страхами. В маленьком городке уличная преступность была практически сведена к нулю. Однако против инстинкта самосохранения не попрешь – ночью крохотная милая мышка чудится огромной омерзительной крысой.

…Валентина на рандеву с Вадимом шла в мажорном настроении. Во всех сценах, которые мыслились ей, она в решительной манере отстаивала свою точку зрения. Убеждала, что, третируя ее, он тем самым оскорбляет себя, так как оба они являются носителями единого образа Божьего. Вадим каялся и просил прощения.

Предвкушая торжество, Валентина веселым взором оглядывала любимые пальмы. Заметила, как легкие дуновения ветра покачивали крупные листья. «Добрая примета, словно читают мои мысли, сулят мне успех», – радовалась в душе.

Она вышла к шумной магистрали, поднялась на тротуар. За парапетом ночная черная бездна в ясный день перевоплощалась в красочный пейзаж. Отлогий склон возвышенности, покрытый густой яркой зеленью, к низу невидимым вертикальным срезом погружался в морские воды. Необъятное синее море уходило прочь от него, спешило соприкоснуться с небом.

Валентина залюбовалась чудным обзором. Вдали, у горизонта она обнаружила маленькое судно. Оно отливало багрянцем в лучах заходящего солнца. Казалось, что достаточно протянуть руку для того, чтобы взять сверкающую вещицу. Она посмотрела на солнце. Багровый шар плавно, как бы нехотя, окунался в великое Срединное море. «Скоро там, на другом конце земли люди встретят новый день. Он обязательно принесет им удачу», – подумала она. Удача и ее ждет.

Она не торопилась, продлевала приятное ожидание. Внезапно перед ней затормозил шикарный лимузин. Из него вышел высокий, хорошо сложенный брюнет в шортах и синей майке с красочным лейблом. «Красивый парень», – промелькнуло в голове у нее. Незнакомец обворожительно улыбнулся и заговорил на английском языке:

– Простите, вы туристка, из России, думаю, не ошибся?

– Да, вы угадали, я из России, – ответила она на местном.

– О, вы знаете наш язык! Прекрасно! Мы, надеюсь, поймем друг друга. У меня сегодня отличное настроение и хочу разделить его с вами.

– А как? – впала в искреннее недоумение Валентина.

– Это совсем несложно. Прошу сесть в машину, – сделал галантный жест рукой. – Я вам покажу очаровательные места. Помимо моря у нас есть другие прелестные уголки.

– И далеко отсюда находятся эти прелестные уголки?

– О, нет! На машине мы быстро прокатимся по этим местам. Смотрите, какой восхитительный день! Также восхитительно проведем время.

Намек стал ясен.

– За кого вы меня принимаете? – строго спросила.

– Вы меня неправильно поняли, я не имел в виду ничего плохого. Если пожелаете, я уйду, – пококетничал.

Валентина разочаровала его.

– Точно, садись в машину и катись отсюда, козел, – последнее слово произнесла по-русски, сожалея, что не знает языка в совершенстве, а то послала бы похлеще.

Несостоявшийся любовник явно оробел.

– Прошу извинить, все спокойно, меня уже здесь нет, – сказал он, двигаясь задом к автомобилю. Сев в него, быстро отъехал, мельком взглянув на «психичку».

Валентина стронулась с места. «Вот так, строго, надо смотреть на Вадима. Говорить с ним и пронзать взглядом. Подействует!» – подумала она. Представив же себе лицо неудавшегося ухажера, засмеялась. «Раз испугался, значит, женат. Такие в семье обязательно подкаблучники. В любви, наверное, мастера, но продажны, как и их любовь. Самоуверенный Нарцисс. Нахал! Видать, легко добивается женщин. А как струхнул!» – снова засмеялась. «Интересно, а как он узнал, что я из России? На лбу-то не написано, и одеждой не отличаюсь, странно», – пришла мысль.

Загадка! Иностранец, узнав, что по какому-то признаку определили, откуда он родом, восторженно воскликнет: «О да! Как вы догадались?!» Наши в таких случаях дрогнувшим голосом спрашивают: «Видно, да?»

Валентина продолжала путь вдоль автомагистрали. Внизу перешла через перекресток дорог. Район городка пробуждался от полуденного сна, улица заполнялась людьми. После сиесты наступало время для приятного досуга. А ей предстоит серьезный и важный разговор, если не острая полемика. Она посмотрела вперед: до поворота в проулок оставалось несколько метров. Скоро встретится с Вадимом. Неожиданно засомневалась в верности затеи. Она сбавила шаг, задумалась. Не допустила ли она в чем-то главном ошибку? Вроде целый день решала, и мнение сложилось однозначное, правильное. Может быть, близость разговора убавила силу уверенности?

Валентина резко остановилась: «Дура, дура!» – едва не плача, выбранила себя. Ведь знала, прекрасно знала, что Вадим не признает Бога. И все-таки надеялась, почему-то поверила, что несомненная очевидность библейской истины благотворно скажется на его поведении. Дура, тешила надеждой, что он примет на веру ее озарение.

Валентина стояла в растерянности возле угла улицы, не осмеливалась завернуть в проулок: там ждала ее расплата за опрометчивость и легкомыслие. Как она, дура, в действительности упустила, не учла тот факт, что он, знаток религии, вдоль и поперек изучивший Библию, ни при каких условиях не согласится с ее доводами. Она, ничтожный профан, вознамерилась просветить законченного атеиста. Пусть он ошибается, но аргументы у него железные. Что она с пустыми знаниями может противопоставить им? Озарение для него не аргумент, «игра досужего воображения» – так определит он. Открыто высмеет за тупость, навсегда потеряет интерес к ней.

Валентина представила себе снисходительную улыбку Вадима, прониклась жалостью к себе. Ее глаза увлажнились, она достала платок из сумочки, утерла украдкой слезы.

Она перешла через улицу, села на лавочку. Память вернула ее к прошлогоднему мартовскому дню в Москве. Беседу в ресторане восстановила не в полном объеме, запомнились некоторые моменты.

Тогда шел снег. Сквозь ресторанное окно виднелась церквушка. Напротив паперти прихожане били поклоны. Стоял Великий Пост. Религиозную тему затронула он, видя, как она часто бросала взгляд в окно.

– Тебя заинтересовала эта нелепость? – он пальцем указал на церковь.

– Почему нелепость, Вадим? Люди молятся Богу, и я ничего странного в этом не вижу, – ответила она, удивленная его вопросом.

– Интересно. Как я сейчас уразумел, и ты веришь в Бога? – усмехнулся.

–Я верю, что Бог существует. Толком не смогу объяснить почему – верю душой.

– Похвально, звучит искренно. Но, может быть, постараешься ответить на один вопрос. Как ты думаешь, кого надо больше любить – Бога или людей? – насмешка не сходила с его губ.

– Вадим, я думаю, что если любишь Бога, то любишь и людей.

– По-религиозному логично, то есть на первый взгляд правильно. Однако смею заметить, что две вещи одинаково любить невозможно. Что-то любишь больше, что-то любишь меньше. Согласна ты со мной? – Валентина вынужденно качнула головой. – В таком случае вторым при необходимости можно пожертвовать во имя первого. Как показывает история, жертвуют людьми. Повод хороший – кто такой человек? Ты, полагаю, знаешь, что это раб Божий. А раб, к твоему сведению, – это ничто, будь он трижды Божьим, он по-всякому является потенциальной жертвой. Вот и истребляли людей, прикрываясь именем Бога. Человек, слабое существо, выдумал и избрал себе в защитники мнимого Бога, за что и будет долго расплачиваться. Бог узаконил рабское положение людей. Не будь Бога, люди давно бы стали свободными, восторжествовал бы закон о величии человеческой личности.

Логика Вадима казалась безупречной, однако душа Валентины не принимала его доводов. В то же время высказать вслух неодобрение она остереглась: ничто на свете не могло заменить ей минуты общения с ним. Оставалось слушать и не прерывать.

Он разразился длинной страстной речью. Ей вспомнилось, как перед этим вежливо, но со скрытой насмешкой предупредил, что глубинных проблем не «поднимет», ибо простому человеку не «переварить».

Говорил он с убеждением в своей правоте. В доказательство своей позиции приводил высказывания знаменитых личностей, прибегал к историческим фактам. Привел несколько примеров разноречия в Библии. Иисуса Христа назвал великим магом и шоуменом. «Накормить пять тысяч человек пятью хлебами не в силах ни один иллюзионист в наш просвещенный век», – заметил не без сарказма.

Коснулся обещанного рая. Она хорошо запомнила его слова: «Рай наступит тогда, когда люди научатся читать мысли друг друга. Рай – это продукт разума, а не Божья милость».

Рассказал о каком-то «проникновенном общении» – засмеялся тогда по поводу удачного выражения – Бога и дьявола в связи с судьбой какого-то праведника. «Смертельные враги сходятся только для боя, да и сама Библия учит о зловредности контакта с сатаной. А Бог какой пример показывает? Явное противоречие! Где логика?» – посмотрел на нее с усмешкой. Потом добавил : «Дьявол гениальная личность, второй после Бога, ему ведомо почти все. Искусить, направить слабого человека на грех ему не стоит и малейшего труда. Странно, но Бог дал ему волю. В результате мы все набираемся греха. А рай уготован для безгрешных. Тогда вопрос: кто туда попадет? Что тут: недомыслие или несостоятельность религии? Если верно первое утверждение, то какой прок от этой книжицы, если верно второе – ее надо выбросить на свалку истории».

Много говорил о вредной роли покаяния. Сказал, что покаяние – основная причина грехопадения. «Убей человека, затем покайся и без проволочек получишь прощение, уготовишь себе место в раю. Смешно».

В конце речи сказал, что церковь – затянувшаяся мода, что Бог есть величайший бред в истории человечества, а религия удачное прикрытие для мошенников-священнослужителей.

Он глумился над Богом, а она молчала. Не встала, не ушла. Ибо любила его, боготворила. Простила богохульство, старалась забыть. И в данный момент она его любит, не хочет расстаться с ним, но проклятые обстоятельства против нее, против их счастья.

Валентина с мучительной ясностью ощутила безнадежность положения. На глаза навернулись слезы. Поднесенная к глазам рука с платком замерла в воздухе – слезы помогут. Она заплачет, выскажет свою боль, призовет к уважительному отношению к себе. Ее слезы подействуют на него, ибо он любит ее, она сердцем чувствует. В то же время настораживала его непредсказуемость.

С опаской во взгляде Валентина встала и пошла навстречу судьбе.

Вадим стоял у ворот. Увидев ее, приветственно помахал рукой, другую подозрительно – от нее не укрылось —держал за спиной. «Так и есть, что-то задумал», – встревожилась.

Он двинулся ей навстречу, Валентина в испуге встала. Широко улыбаясь, Вадим приближался, но руку продолжал прятать, на что ее так и подмывало убежать. Когда он подошел близко к ней, то резко двинул спрятанной рукой, она мгновенно защитилась сумочкой и с испугу вскричала:

– Это что еще за почести?!

– Прости, Валь, опять напугал, а хотел сделать тебе приятное, – расстроился он.

Она отступила на шаг, опустила сумку:

– А почему хочешь сделать мне приятное? – она боязливо посмотрела на его руку, увидела в ней букет цветов.

Вопрос озадачил Вадима, но, вглядевшись в ее покрасневшие глаза, озабоченно спросил:

– Ты нездорова?-

– Да, ты напугал меня.

– Ты плакала, тебя обидели? – он пристально смотрел ей в глаза.