Полная версия
Никогда не отпускай
Я очнулась только от резкого хлопка двери позади него.
– Не помню, чтобы я тебя приглашала или хотя бы говорила, где живу, – отчеканила я, вперившись в незваного гостя взглядом, полным непонятных мне самой чувств. Но долго смотреть на него я все равно бы не смогла. Очевидно, чтобы выбраться из этой неловкой ситуации, необходимо было сменить гнев на равнодушие, но сказать гораздо проще, чем сделать.
– Ты бросила такие слова и сбежала, это было невежливо и абсолютно неправильно с твоей стороны. Что ты имела в виду, когда сказала, что ты Грин? Ты не сменила фамилию? И где Дэвид? – его голос мог показаться каким угодно, но только не равнодушным, я не читала в нем гнева и ярости, но не читала и надежду или любовь, мне виделось только негодование и отчаяние, но отчего, я не могла понять.
Моя кружка с чаем больше не обжигала руку, как минуту назад, она была почти холодной, и мне казалось, это единственная вещь, которая оставляет меня в реальном мире, без нее я утонула бы в мире моего мистера Бойла.
– Не думаю, что тебя это касается и вряд ли касалось когда-то, я просто поправила тебя при знакомстве с твоей будущей женой, нехорошо врать перед свадьбой.
Мое тело в секунду оказалось прижатым к стене, так что я даже не успела подумать, что будет дальше. Его горячая рука коснулась моего горла, отчего все мое тело содрогнулось и волна воспоминаний, вызванная его прикосновениями, накрыла меня. Даже месяцы спустя я чувствовала эту искру между нами, знала, что напряжение никуда не ушло. Его пальцы с силой сжали шею, а лицо оказалось слишком близко, выдыхаемый им воздух касался моего лица.
– Ты врешь мне. Но не смеешь делать этого. Не обманывай меня, Алиса. Никогда.
И вот в этот момент я увидела ярость в его глазах. Страх не сковал мое тело, как я того хотела, он выбросил такую порцию адреналина в мою кровь, что мое тело буквально заходило ходуном от близости этого мужчины, даже в гневе он казался мне безумно привлекательным и желанным.
– Пока ты не отпустишь меня, я не скажу и слова.
Пальцы разжались мгновенно, но я не шевельнулась, так же как и Фабиан, мы оставались стоять совсем рядом.
– Дэвид в Африке строит дома для бедных, я отменила свадьбу, как только ты покинул церковь. Все, кто был нам знаком, дали слово ничего тебе не говорить, я сменила работу и жилье, чтобы никогда не соприкасаться с тобой и не влезать в твою жизнь, а заодно и выкинуть тебя из своей. Но видишь, какая злая штука судьба, ты вновь в моей квартире, – я пожала плечами и наконец двинулась на него. Не знаю, что это было, но желание продемонстрировать, что я смогла справиться с этой ситуацией, было сильнее желания показать, как мне было невыносимо плохо в эти дни, когда я не имела возможности видеть его.
Не знаю, чего я хотела добиться, говоря все это, и куда полетела вся логика моих поступков на протяжении этих месяцев. Я нарушала свои собственные правила, рассказывая ему, что произошло, а ведь была уверена, что он не должен знать о моей жизни, потому что ничего не изменилось и не изменится, мы не можем быть вместе и не будем, как я того желала. Противоречия съедали меня изнутри, так что я сначала не обратила внимания на лицо Фабиана, но как только мой взгляд коснулся его, меня буквально припечатало к стене и всю сковало. Я никогда не думала, что увижу это. На его лице, в его глазах пылала ненависть. Я слышала, как он безмолвно кричал, что ненавидит меня за то, что я сейчас сказала правду, как он того просил.
– Какого… – единственное, что я услышала перед тем, как дверь захлопнулась и я вновь оказалась одна в своей уже ставшей небезопасной квартире.
Я испугалась того, что совершила, сказала и не сказала. Ненависти Фабиана и того, что он сейчас может сделать. Его жизнь все еще была моей жизнью несмотря на то, что я отрицала это. Он всегда будет во мне, это больше, чем любовь, я знала и чувствовала, что это мой мужчина. Просто у меня больше не было сил бороться за него. Я действительно сдалась.
Глава 2
Я мучаюсь мыслями о том, что будет дальше, уже целых три дня. Выходные дались гораздо легче, чем понедельник. Я старалась занять голову максимальным количеством дел: книги, телевизор, уборка, готовка – все, что приходило в голову, я делала тотчас. Думать о Фабиане, его невесте, пятничной вечеринке я была просто не готова. Он разрушил мою жизнь, он мужчина, из-за которого я сбежала из-под венца, он тот, от которого я пряталась полгода, но все же он настиг меня не без помощи моей чудной сестры. Каждый шорох, каждый сигнал о прибытии лифта на этаж отзывались в моем сердце, и не хотела мечтать, но представляла его на своем пороге, помятого, невыспавшегося, но все такого же красивого и сексуального. Я представляла, как он хватает меня и прижимает к себе, и все будто вновь возвращается на полгода назад, я не говорила ему уходить, и он не сдавался. Эти фантазии витали в моей голове весь понедельник. Я не могла сосредоточиться, и это сказывалось на работе, рассеянная и потерянная, я не знала, как выкинуть из головы его образ. Целых полгода я заставляла себя не думать о нем, не вспоминать его глаза и губы, не возвращаться в ту церковь и не вспоминать раз за разом слова любви. Шесть долгих месяцев я не могла не думать о том, что было бы, если бы он знал: я не вышла замуж. Смогли бы мы быть вместе? И вот ему все известно. Но изменилось ли что-то? Только я все больше уходила в чащу собственных фантазий и могла погрязнуть в них слишком глубоко.
Не знаю, что было сложнее: продолжать жить так, будто ничего и не произошло, или надеяться, что вот-вот что-то случится. Уверенность в том, что Фабиан появится вновь, не покидала меня, хотя и были минуты, когда я не понимала, что чувствую. Мне казалось, он дает время мне и себе. Или, узнав правду, просто отступает, решает жить как ни в чем не бывало. А может, в самом деле ничего и не было, никакой любви? И он понял это, когда вышел из церкви и исчез из моей жизни. Быть может, теперь он все свое время проводит с невестой и я ему и вовсе не нужна? Я слишком глубоко ухожу в размышления.
– Ты сегодня будешь работать или так и будешь пялиться в одну точку? Меня это беспокоит, – голос моей коллеги наконец выводит меня из состояния транса, в котором я пребываю все эти ужасные три дня.
Не знаю, как перестать думать о нем и снова взяться за работу, как вернуться в привычное русло. Как моя жизнь вновь может быть моей, если в ней снова присутствует он? Даже его тень, призрак, оставшийся в моей квартире в пятницу, преследует меня и не позволяет двигаться дальше. Хотя желаю ли я этого на самом деле? Или все мои попытки были лишь для того, чтобы не обрушить на себя всю правду? Я жажду его в своей жизни. Не хочу допускать мысли, что даже маленькая капелька его внимания может достаться кому-то другому. Я единственная, кого он должен любить, и я та, кто по-настоящему его понимает и любит.
– О господи, это просто без толку. Не могу работать, – слишком громко сказала я и закрыла глаза в мучительном желании выкинуть из головы эти мечты.
Моя голова падает на руки, покоящиеся на столе. Не могу себя заставить, не могу перестать думать и представлять. Пусть уже случится что-то. Эсэмэска, телефонный звонок, появление Фабиана во всем великолепии. Просто пусть мои мучения закончатся. Ненавижу. Ненавижу себя за слабовольность, ненавижу Еву за то, что заставила пойти на этот вечер, но больше всего ненавижу Фабиана за то, что ничего не сказал или не сделал. Это просто издевательство. Хотя, может, именно этого он и добивается? Просто поизмываться надо мной? Наказать? Я бы не винила его за это, хотя бы потому, что реально это заслуживаю. Правда, меньше страдать от понимания его поступков я не буду.
– Ладно, я помогу тебе. Но только сегодня. Выглядишь, конечно, паршиво, – хихикнула моя коллега.
Ее зовут Олив, и она милая. Небольшого роста, совсем миниатюрная, как Дюймовочка с короткими черными волосами, которые почти всегда завиты в небрежные кудри, будто она только что пришла с пляжа. Идеально наращенные ресницы обрамляют карие глаза, которыми она хлопает как в диснеевских мультфильмах, чтобы получить свое. У нее нежный голос, немного детский. Она одевается, будто мы работаем в престижной фирме и необходимо придерживаться дресс-кода. Почти всегда на ней юбка-карандаш и шелковая рубашка, немного просвечивающая, как любит наш начальник. Олив всегда на каблуках, обычно в красных лодочках, на ее фоне я в своих брюках выгляжу весьма нелепо. Но настроения носить юбки и как-то особенно наряжаться у меня просто нет.
– Поезжай забери приглашения на благотворительный вечер. И можешь не возвращаться, – она улыбнулась, бросив на меня лукавый взгляд, и вновь вернулась к компьютеру. У меня даже не хватило сил, чтобы ее поблагодарить, наверное, придется завтра зайти утром в кофейню и угостить ее пончиками и кофе. Лучше куда-то поехать и хотя бы немного проветриться, чем сидеть в душном офисе и думать о Фабиане. Если он не проявится в ближайшие сутки, я заставлю себя поверить, что все действительно кончено. Мне кажется, с такой скоростью я еще не выбегала из офиса в самом центре города, стараясь вдохнуть весенний воздух Денвера и хоть чуть-чуть отвлечься. Погода нас радовала в кои-то веки: после отвратительной дождливой осени и холодной зимы наконец появилось солнце и все будто оживились. Вновь расцвели улыбки на лицах прохожих, стали исчезать теплые куртки и пальто, и можно было вместо любимых и удобных уггов надеть не столь удобные, но не менее любимые ботильоны на каблуке и почувствовать себя чуть выше и чуть красивее.
Подходя к машине, я крутила в голове адрес издательства, что продиктовала мне Олив. Она даже написала его на бумажке, которую я тут же засунула в сумку, и ее след там потерялся навеки. В моей сумке вообще пропадает почти все. Слишком много вещей и слишком большая сумка. Единственное, что я могу там найти, это телефон, да и то не с первой попытки. Я почувствовала, как он провибрировал. В последнее время эсэмэски ушли из моей жизни, и теперь я общаюсь только телефонными разговорами. Не знаю даже почему, но стало гораздо проще позвонить и все объяснить, чем перекидываться сообщениями на протяжении часа и в итоге все равно позвонить и донести свою мысль. Поэтому и вибрация телефона меня удивила. Только оказавшись на сиденье машины, я смогла выудить из сумки свой iPhone. Может, я что-то почувствовала еще до того, как увидела сообщение на экране, а может, я слишком хотела получить хотя бы один знак и заранее внушила себе, что это он. Но экран моего телефона уверенно показывал сообщение, которого я так долго ждала.
«Я хочу, чтобы ты приехала. Сейчас. Госпиталь Кинред. 4 этаж, палата 441».
Я не помню, как доехала до больницы. Едва глаза пробежали по сообщению, завела мотор и рванула вперед. Ни пробки на дороге, ни красный сигнал светофора не могли меня остановить. Наверное, я чудом не попала в аварию, потому что мозг судорожно осмысливал каждое слово. Госпиталь. Он. Я. В голове крутилась мысль о том, почему он в больнице и все ли с ним в порядке. А если все плохо и мы увидимся в последний раз? Вдруг я просто потеряла время и теперь между нами ничего не будет, потому что просто поздно? Вдруг я довела его и он умирает? Самая бредовая мысль за сегодняшний день, но я все больше начинала в нее верить. Выжимая педаль газа, я представляла себя бледное лицо Фабиана на больничной койке, черные волосы, такие яркие на белой наволочке, его глаза уже совсем потухли, и в них читается лишь усталость и желание проститься. Я все сильнее накручивала себя и неожиданно для себя почувствовала влагу на щеках. Я довела себя до этого сама, ведь он не говорил мне ничего конкретного. Почему же я думаю только о плохом? Может, Фабиан решил проверить меня и мою больную голову? А может, это визит к психологу, чтобы разрешить все наши проблемы раз и навсегда и наконец окунуться в наше «жили долго и счастливо». Я не знаю, зачем еду, но понимаю, что поступить иначе просто не могу. Мы были далеки друг от друга долгих полгода, и вот сама судьба в лице моей сестры снова свела нас. Может, это что-то да значит? И в этой истории еще нельзя поставить точку?
– Ты совсем придурок? Я думала, ты умираешь, – я стояла возле Бойла, стараясь привести в норму сбившееся дыхание. Я бежала по коридору больницы, кажется, быстрее, чем могла себе представить, даже Усэйн Болт мог бы позавидовать сейчас моей скорости. Едва оказавшись в коридорах, я действовала на автомате. Белые стены и запах хлорки в больницах никогда не приводили меня в восторг, а собственный мозг добавил мне стресса, и я уже готовилась к самому худшему. Лестница, лифт, коридор, еще лифт и коридор четвертого этажа. Я едва успела прочитать «Онкологическое отделение», как показалась черная голова Фабиана, и я рванула к нему с удвоенной силой.
Сейчас я стою возле него и не понимаю, что чувствую в этот момент. Вот он сидит передо мной с поникшей головой и не может даже поднять ее и посмотреть на меня. Моя грубость прошла мимо него, я лишь заметила, как его напряженные плечи опустились, едва он услышал мой голос. Не знаю, признак чего это. Не знаю, что я здесь делаю. Но я вижу его таким, и мое сердце разрывается. Я нужна ему.
– Фабиан, – позвала я его, присаживаясь на корточки, – скажи что-нибудь. Пожалуйста, – мой голос больше не звучал разъяренно, как несколько минут назад. Он был каким-то жалким, мне даже показалось, писклявым и молящим. Все эмоции перемешались, и на меня обрушивалась реальность. Я три дня ждала, чтобы увидеть его вновь, и вот мы здесь. В больнице. И я не знаю, что думать, чувствовать и что ему говорить.
– Не я. Моя мать умирает. Единственный человек, который меня любит, борется за жизнь, а я не могу ничего сделать, – он поднял наконец на меня глаза, и я увидела всю боль, что кипела в его сердце. Он был воплощением скорби и печали, я никогда не видела более грустного человека, разве что отца, когда нам сообщили, что мамы больше нет.
Я хотела бы сказать что-то подбадривающее и убедить его, что все будет хорошо, но будет ли? Я не верила в это, хотя очень хотела бы. Но его слова запали мне в душу, и я понимала, что он уже потерял надежду и я вряд ли смогу ему ее подарить. Что же я могу сделать для него? Просто быть рядом? Нужно ли ему это?
– Я здесь, – смогла проговорить я и взяла его за руки, сцепленные в замок. Он не пытался вырваться и отдалиться от меня, лишь опустил голову настолько низко, что коснулся лбом наших рук, и я почувствовала облегчение. Наверное, неправильно думать в этот момент только о себе, когда он так страдает, но в моей голове все же промелькнула мысль: мы снова вместе. Я просто не смогу его отпустить, я не дам ему никогда уйти.
– У нее рецидив. В первый раз это случилось восемь лет назад. Поэтому я и вернулся из Европы, чтобы быть с ней рядом, – он снова поднял голову, и черные глаза впились в меня. Я не только видела всю эту боль, но и чувствовала ее. Я знала, что никакие слова не успокоят его и не дадут утешения. Помню, как во время похорон все соболезновали, как мне были безразличны их слова, и я не чувствовала ничего, кроме холода, который пробирал меня до костей. Никакие слова не помогут ему чувствовать себя лучше, ни один взгляд или жест, даже от самых близких. Горе, каким бы оно ни было, ты должен прочувствовать сам, и разобраться с тем, как тебе жить дальше, к сожалению, тоже придется самому. Я не знала, что сказать, да, наверное, и не хотела ничего говорить Фабиану. Лишь мое присутствие и миллион несказанных вслух слов могли донести до него всю гамму моих чувств по отношению к нему и его рассказу.
– И вот снова. Она не хочет больше бороться. Единственное, что хочет – увидеть, как я женюсь, – эти слова долетели до меня будто с другого конца коридора. Сначала почти не слышно, будто шепот, все громче и громче и, наконец, как раскат грома, замирают в самом сердце.
– Для чего я здесь? – задаю наконец я этот вопрос и не верю собственным словам. Меня мучает то, что он может сказать или сделать. Я боюсь его слов и, кажется, даже сжалась в предчувствии печального конца. Эти дни я внушала себе, что все будет хорошо и это судьба, мы должны быть вместе. Но сейчас я почти не сомневалась, что это совсем не так и быть вместе нам не суждено.
– Не знаю. Просто ты мне нужна, – проговорил почти одними губами он, так что только я могла расслышать, хотя, скорее, это слышали не уши, а сердце. Чего же мне еще? Какие слова или доказательства? Я просто ему нужна.
Я села с ним рядом, взяв за руку и устремив взгляд в наши сцепленные руки и переплетенные пальцы.
– Ты должен сделать то, что она хочет. Подари ей этот день и своей невесте подари. А дальше построй свое «долго и счастливо». Не разрушь, как я, – я говорила, почти веря собственным словам.
А что еще можно было сказать. Выбрось все из головы и будь со мной? Я не такой человек, к тому же мама – это святое. Если бы моя стояла тогда в церкви и единственным ее желанием было увидеть, как я выхожу замуж, то как бы я ни любила Фабиана, все равно дошла бы до алтаря и стала бы женой Дэвида. Поэтому я не могла предложить другого варианта, кроме как жениться и сделать маму счастливой.
– А мы? Я не могу опять дать тебе уйти из моей жизни, когда ты снова в ней появилась. Один раз я уже разрушил все, не хочу сделать это снова.
Мимо нас проходили врачи и неодобрительно смотрели, будто говорили взглядами, что здоровым людям здесь не место. Я ощущала холод, исходивший от палат и проносившихся по коридору людей в белых халатах. Это было не самое лучшее место для выяснения наших и без того непростых отношений, а больница все делает еще более драматичным.
– Может, нам просто не место в этом мире? Я люблю тебя, очень люблю, но, наверное, это так и должно быть. Любить тебя и быть одинокой. А ты должен быть счастлив, – я попыталась улыбнуться, но получилось плохо.
Заглянув в его черные глаза, я видела непонимание и недоверие. Могла ли я искренне говорить эти слова? Доверял ли он мне настолько, чтобы согласиться с таким решением и попробовать жить дальше счастливо, раз я не смогла?
– Знаешь, когда ты ушла, я уехал в Испанию и пробыл там два месяца, стараясь выкинуть тебя из головы. Я даже купил винодельню. Ее название: «Еl país de las maravillas», – выговорил на идеальном испанском он, и я приподняла бровь, не понимая, к чему он клонит.
– Страна Чудес. Ты Алиса, и рядом с тобой я был именно в этой стране, со всеми твоими перепадами настроения и спонтанностью. Я не хочу выныривать из норы никогда, – Фабиан сжал мою ладонь.
Даже если я и хотела, я не могла ответить. Эти слова поразили меня в самое сердце. Страна Чудес. Это больше, чем признание в любви и предложение руки и сердца, для меня это значило, что я часть его, точно так же как он часть меня, и как бы мы ни старались, этого уже не изменить.
Мне кажется, мы сидели так уже несколько часов, хотя я и понимала, что прошло не больше получаса. Нам не надо было говорить что-то друг другу сейчас, все и так было предельно понятно. Я готова была отдать ему всю себя с того момента, как увидела в той башне в офисе «ББА». Хотя я и так принадлежала ему вся, все мои мысли и чувства были только о нем и для него.
– Пойдем, мне надо выпить, и нам надо поговорить, от этого не убежать, – Фабиан встал с жесткой больничной скамейки и протянул мне руку.
Его лицо казалось непроницаемым, будто и не было этого странного разговора и я не примчалась в больницу по первому его требованию. Хотя кого я обманываю, что бы он мне ни сказал, я бы сделала это. Наверное, его власть надо мной на каком-то молекулярном уровне, и, даже сопротивляясь, я не могу не поступить так, как хочет он. Я вложила свою руку в его, и Бойл рывком поднял меня на ноги.
– А как же мама?
– Она пробудет здесь еще пару дней для анализов, а я и так торчу здесь достаточно долго, – только сейчас я заметила, насколько он выглядит потрепанным и неопрятным, рубашка выпущена, видно, что она была заправлена и теперь сильно помята снизу, на его локте небольшое пятно от горчицы, во всяком случае, мне так кажется. В его волосах, похоже, застрял кусочек салфетки, а на лице видны остатки соуса. Я даже не представляю, сколько времени он провел в больнице и когда в последний раз видел дневной свет.
Мы шли молча до моей машины. Не знаю даже почему, но он уверенно вел меня именно к моей новенькой BMW, купленной почти на все деньги, что мне удалось заработать, вкалывая на Фабиана в прошлом году. Она была именно такой, как я мечтала, и несмотря на то, что денег едва хватило, я была счастлива и радовалась своему приобретению, милой синей машинке, навороченной настолько, что я не разобралась в ее функциях даже спустя четыре месяца с покупки. Фабиан замер возле машины, дожидаясь, когда прозвучит звуковой сигнал и она откроется для нас. Не знаю даже, что чувствую сейчас. Все так просто и сложно одновременно. Он знает меня настолько, что понял, какая у меня машина, или следил за мной? У меня крутились тысячи вопросов в голове, но я не осмеливалась озвучить ни один, пока мы не выехали с больничной стоянки и не оказались в потоке машин.
– Куда тебя отвезти? – мне казалось, мой голос звучал совсем нерешительно. Я боялась, что он попросит отвезти его домой и отпустить навсегда. Но также я опасалась, что мы останемся вместе и я уже не смогу уйти от него. Больше я не совершу ошибку и не отпущу его из своей жизни. Как бы больно мне ни было находиться рядом, без него мне еще хуже, и теперь я это прекрасно понимала.
– Поехали в «Темпус», владелец заведения – мой приятель, мы сможем посидеть в тишине и поговорить. Наконец.
Он смотрел в ветровое стекло, даже не оборачиваясь на меня, я же следила краем глаза за его поведением и пыталась понять, что это будет за разговор и к чему все это нас приведет.
«Темпус» был рестораном и баром, где любили проводить вечера богатые и знаменитые, но из-за ценовой политики заведения туда могли попасть и обычные работяги, студенты и просто любители потанцевать и вкусно поесть одновременно. Я не большая любительница танцев, но от еды я никогда не отказывалась, поэтому мы с Евой и Анной любили это место и часто туда приходили вечерами, болтая о всяких глупостях. Правда, последнее время это происходит все реже и реже, но кто я такая, чтобы винить их в этом. У Анны переезд и ремонт, нам даже времени порой не хватает, чтобы просто поболтать по телефону. А Ева с головой ушла в свой роман с Адамом, кажется, я в первый раз вижу ее такой влюбленной. Несмотря на легкую грусть по былым временам, я действительно была счастлива за моих подруг, ведь их личная жизнь складывалась просто фантастически счастливой. Ну в отличие от меня, конечно. Вечная драма, как бы пошло это ни звучало.
Я остановила машину и повернулась к Фабиану. Его глаза были прикрыты, я давно не видела его, а таким – тем более. Спокойным и, может быть, даже чуть-чуть счастливым. Он дышал ровно, я наблюдала, как поднимается его грудь, и знала, какое огромное сердце там бьется. Пусть хотя бы часть его билась для меня, мне бы этого вполне хватило для счастья. Он открыл один глаз, и уголки его губ приподнялись.
– Прекрати на меня пялиться, это ненормально, – он улыбнулся во все 32 зуба и подмигнул мне. Наверное, этот короткий сон его немного взбодрил и выветрил всю трагичность из образа. Он совсем не выглядит потасканным, не спавшим будто несколько суток, хотя, может, оно так и есть.
Ресторан был почти пуст, только пара за столиком у окна наслаждалась обедом и разговаривала. Обычно я представляю, о чем могут говорить люди, и придумываю им истории жизни, но сейчас все мое внимание сосредоточилось на наших сцепленных руках и на Фабиане, который, не говоря никому ни слова, прошел в конец зала, за столик у самой стены, скрытый от посторонних взглядов почти со всех сторон. Он был спрятан в самом углу и, за исключением официанта, никто не мог бы увидеть, кто за ним расположился. Вообще, «Темпус» был милым местом с приглушенным светом, мягкими диванами у стены и небольшими столиками, при входе стояла барная стойка с огромным количеством бутылок вина. Здесь подавали одни из лучших стейков в Денвере. Фабиан даже не открывал меню, чтобы сделать заказ для нас двоих. Как только официант удалился, мы остались наедине. Снова. Внутри все будто сжалось от предчувствия чего-то страшного и неминуемого. Я была напряжена, как никогда, гораздо больше, чем в больнице. Нам предстояло говорить, а это никогда хорошо нам не удавалось.
– Ты подстриглась, – констатировал факт он и запустил руку в мои уже не такие длинные, как раньше, волосы. Они едва доходили до плеч, и мне, честно говоря, нравилось так больше. Я наконец не думала о прическе и не занималась расчесыванием по 15 минут ежедневно.
– Спасибо, – я поправила волосы, которые он только что растрепал, и посмотрела в его черные глаза.
Даже не знаю, изменился ли он. Мы стали старше, и я чувствовала себя совсем другой. Более смелой и менее ответственной, я немного расслабилась в своей жизни и старалась не контролировать каждую мелочь. Но вот он? Я же совсем не знаю, какой он и что с ним происходило эти шесть месяцев. Любит ли он меня как раньше или мы находимся теперь далеко друг от друга?