Двести грамм и свобода

Спустя неделю страданий и молчания я пересилила свою гордость и свой страх и приехала к родителям домой одна. Они приняли меня довольно сухо и сдержанно, заметно обидевшись на мое скверное поведение. Мама спросила, неужели меня уже выгнали из того дома, в который я так упорно стремилась, наплевав на их чувства и репутацию. Я ответила, что нет, но жить без них я не могу так же, как и жить без него. Просила их не ставить меня перед этим ужасным выбором, а постараться понять и принять мои чувства и смириться с нынешним положением вещей.

– Он никогда не женится на тебе, ты глупая. Ты для него всего лишь игрушка и быстро ему надоешь, – упрекала меня моя мама.

– Пусть так. Пусть я глупая. Но я хочу сама понять свою глупость.

– Ты еще слишком мала и можешь натворить непростительных дел. Я пытаюсь уберечь тебя от беды.

– Я знаю, мама. Знаю, но не до конца верю в то, что меня с ним ждет беда. Ведь он, правда, любит меня. Правда. Если бы ты только его видела. Ты бы сразу изменила к нему свое отношение. Он такой взрослый, такой умный, такой правильный. Я точно с ним не пропаду.

– Я слышала это, но пойми, ты же еще школьница. Тебе нужно учиться. Как ты собираешься это делать? А что скажут твои одноклассники и учителя? Как мне смотреть им в глаза после твоего отъезда? Ты ставишь нас с папой в ужасное положение в обществе.

– Прости меня, мама! Прости! Я буду учиться! Буду учиться там, у него. Буду ходить в другую школу, я знаю, там есть хорошая.

Я уговаривала родителей очень и очень долго. В конце концов, они согласились, зная, что я все равно уйду от них, не важно, чем закончится этот разговор. Они пожелали встретиться с Андреем, и я пригласила их на следующие выходные к нам в дом. Конечно же, они приехали, и Андрей был сама любезность и учтивость. Он так старался их обаять, что у него это почти получилось. Но только почти. Смириться с моим переездом они так и не смогли, хотя Андрей им понравился, и мама считала, что он и правда очень серьезный и ответственный молодой человек. Главное, что мы с родителями все-таки помирились, и моя мама больше не плакала из-за того, что я неблагодарная дочь.

Наша совместная жизнь устроилась довольно быстро из-за того, что мы были очень молоды и еще не успели приобрести собственный жизненный уклад. Хоть я долго и не могла свыкнуться с ролью хозяйки этого дома, мне было очень комфортно проводить в нем свои дни. Не знаю, работал ли Андрей до нашего знакомства или нет, но, когда мы стали встречаться, он не был обременен трудом и проводил со мной все время. Просыпались мы обычно в двенадцать часов дня, неспешно завтракали тем, что готовила нам Матильда, потом спускались на нулевой этаж. Плавали в бассейне, лежали на шезлонгах и читали книги. Ближе к двум часам дня мы собирались и ехали в центр на обед и на встречу с очередными друзьями. После обеда мы гуляли по городу и посещали интересные места вроде музеев или сексшопов, а к вечеру возвращались домой, переодевались и отправлялись на ужин в ресторан, либо заказывали еду на дом и оставались есть ее перед телевизором в холле. Матильда к тому времени уже уходила домой. Сложно сказать, что наша жизнь была насыщенна какими-то важными делами, скорее, это было ленивое приятное безделье. Если нам становилось неожиданно скучно, мы ходили на закрытые вечеринки, проводившиеся его друзьями, или отправлялись гонять по болотам на багги. В то время Андрей сильно увлек меня игрой в теннис, и я занимались с инструктором три-четыре раза в неделю. Это было очень весело, и я отдавалась игре полностью. Мой тренер Роман очень хвалил меня, а Андрея от этого переполняла гордость и он все время улыбался. Но когда мы начинали играть с ним вдвоем, у нас ничего не выходило, и я ужасно косила мячом в противоположную сторону. Еще мы очень любили по вечерам ходить в кино на ужасы или триллеры. Выходные мы проводили в клубах, а днем отсыпались перед новым ночным забегом по самым модным ночным заведениям Москвы. Нам было настолько хорошо вместе, что мы и не задумывались, куда движется наша жизнь, и стоит ли в ней хвататься за что-то серьезное. Просто ловили удовольствие от каждого момента этой жизни.

Единственное, что я не учла, – Андрей совершенно не хотел, чтобы я продолжала учиться. Он считал, что я уже взрослая и оставшееся образование мне совершенно ни к чему. В эпоху интернета всю нужную информацию можно найти и там, и для этого совершенно не обязательно заканчивать одиннадцать классов. Я не сопротивлялась, так как всегда люто ненавидела школу, и возвращаться туда у меня абсолютно не было никакого желания. К тому же, мне хотелось проводить как можно больше времени с ним вместе.

Такой была моя новая жизнь. Дом был прекрасен и все больше и больше мне нравился. Окна нашей большой комнаты выходили на лес. И каждый раз, сидя за столом, я смотрела в окно и любовалась умопомрачительным видом на ели и другие деревья. И каждый раз мое сердце на секунду замирало от восторга. А по вечерам, когда солнце заходило за горизонт, из окна был виден такой закат, за который можно продать кусочек своей души. И каждый день этот закат был разным. Если в первый день темно-синее небо плавно переходило в светло-голубое, а затем резкая полоса ярко-красного зарева переходила в бордовый, то на следующий день небо было полностью розовым с прожилками темно-синего. Но каждый раз обворожительный и невозможный от своей красоты. Затем солнце опускалось все ниже и ниже, и ярко-красная полоса становилась все более размытой, а потом исчезала, оставляя только темно-серое небо со светлыми пятнами облаков. Лес становился практически черным, и в небе были видны очертания верхушек елей. А через полчаса уже ничего не было видно. Небо становилось черным, и окно напоминало черную дыру в никуда. Тогда мы задергивали плотные шторы до следующего утра. И так практически каждый вечер я смотрела, не отрываясь, в окно, а наша собака сидела на подоконнике и тоже наблюдала за закатом. Андрея это очень веселило, но сам же он никогда не присоединялся к нам, потому что считал это совершенно обыденным и никакой красоты в закате не видел. Возможно, побывав во многих странах, перестаешь ценить красоту своей. Мне же, человеку, у которого всю жизнь из окна были видны лишь крыши облезлых ларьков с пивом и чипсами да детскую площадку со сломанными качелями, этот лес казался просто чудесным. Все больше понимая, какая огромная пропасть лежит между нашими с ним детскими годами, я понимала, почему его так умилял мой восторг, но, конечно же, это было по-доброму. Андрей никогда не позволял себе смеяться надо мной или над моей жизнью, а уж тем более, никогда не считал ее однообразной или скучной. Просто она была другая для него. Совершенно другая, но не менее прекрасная. Он часто просил меня рассказать о моем детстве. Рассказать в мельчайших подробностях ситуации, которые случались со мной. Рассказать про семью и друзей. Он считал, что я выросла крайне самостоятельной, что мне все по плечу. Мы так часто копались в детских годах друг друга, что со времени узнали практические все, и больше не казалось, что мы познакомились относительно недавно. Мы с детства были знакомыми и родными людьми.

***

Я лежала на кровати на втором этаже нашего большого дома, а за окном было утро декабря. На землю тихо падал снег, а у меня сильно болело горло. Я лежала в кровати с ноутбуком и мне было очень грустно от того что я не могла пойти на улицу и любоваться снежными шапками на лапах елей. Наша собака спала рядом со мной, и ей было на это все равно. Возможно, она и любила зиму, но только не тогда, когда снег забивается между подушечек лап и становиться больно ходить. Я замечала, как яростно она старается его вытащить. А в целом, ей нравился снег, нравилось лизнуть его и напиться, нравилось бегать и оставлять следы.

Андрея не было дома, так как он вечно уезжал решать какие-то дела. А у меня не было дел, у меня было больное горло и целый день, чтобы лежать. А мне так хотелось пойти на улицу. Хотелось пристегнуть собаку на поводок, надеть старые кроссовки от «Nike», натянуть на голову шапку и не забыть про перчатки. Выйти и вздохнуть этот морозный, чистый воздух. Чтобы снег немного хрустел под ногами, а в куртке было тепло. Мы бы пошли с ней по узкой извилистой дорожке к пруду, слева было бы поле, все белое, а справа был бы лес с соснами и березами. Мы шли бы довольно медленно, ведь нам некуда спешить, это прогулка. Собака обнюхивала бы каждый куст и с удовольствием следила за жизнью. Мы пришли бы на пруд и посмотрели на его замерзшую гладь, прошлись по заснеженному берегу, а потом вернулись домой. Это была моя совсем незначительная, но такая приятная мечта. Я знала, что все это невозможно и может быть через несколько дней, но вряд ли сейчас. Нужно просто тихо лежать и ждать. От скуки и безвыходного положения я уснула, а через час вернулся Андрей. Он был очень веселый и бодрый, его глаза блестели ярким огнем, и дом словно озарился от его присутствия.

– Настя, нам нужно срочно идти гулять! Тебе не стоит лежать дома в такую погоду. Ты пропустишь жизнь, – он словно угадал мои мысли, терзавшие меня час назад.

– Я не знаю. Я не уверена. У меня дико болит горло, и нет сил, даже встать с кровати за горячим молоком и медом.

– Настя, ну ты же понимаешь, что это все ерунда? Тебе нужно тепло одеться и мы пойдем. Мы не будем долго гулять, если ты этого захочешь. Но лежать на кровати тоже не выход.

Он достал из шкафа мои зимние штаны, принес теплую обувь и заставил меня намотать на шею огромный шарф. Мы пристегнули Эсми на поводок, и вышли во двор. Там было чудесно. Это было обычно, но это было чудесно. Моя маленькая незначительная исполнившаяся мечта. Возможно, наша прогулка была не совсем той, которую я представляла в своей голове, но она была замечательной. Мы не ходили на пруд, но мы гуляли среди елок по лесу, поднимали забитые снегом шишки и бросали палку собаке. Андрей умел исполнять мои мечты. Он знал, чего я хочу в тот момент, когда я этого хотела, либо же мы просто были на одной волне. И знаете, совсем не нужно было много разговаривать, можно было просто идти рядом и держать его руку.

Мне нравилось в нем то, что он был такой же, как и я. Что он поступал так же, как поступила бы я. И если я хотела, чтобы он пришел в эту же минуту и обнял меня, он это делал, просто потому что думал о том же. Это не всегда работало, да. Но всё же работало. Он никогда не обижался на меня больше, чем на тридцать минут. У нас не было долгих ссор, не было длительного молчания и невысказанных обид. Мы оба были невозможно вспыльчивыми и быстро отходили. Могли наговорить друг другу гору гадостей, а через десять минут уже целоваться, лежа на коврике в ванной. Иногда мне казалось, что мы люто ненавидим друг друга, иногда, что не сможем ни дня прожить без объятий. Не знаю, этот постоянный ад и рай и называют любовью или я что-то перепутала. Возможно, у вас не так, может, вы просто спокойные, может, вы не ругаетесь, хотя я уверена, что ругаются все. Просто мне никогда не было все равно на его мнение и на его настроение. Даже если мы поругались и молчали, я смотрела на него исподлобья и следила, как меняются уголки его губ, как двигаются его зрачки, как меняют свое положение ресницы. И, знаете, я никогда не была романтична. Я не очень люблю, когда мне дарят цветы или делают незначительные подарки, когда готовят сюрпризы или мило обнимают со спины. Но мне было важно видеть блеск в глазах, когда я прижималась к его груди, чтобы послушать, как неровно бьется его сердце.

***

Когда я, наконец, познакомилась с Владимиром Александровичем, в моей голове закралась одна совершенно неприглядная мысль. И дело заключилось все в том, что Андрей был совершенно не похож на него. Владимир Александрович был довольно высоким и довольно худым мужчиной средних лет с очень жесткими чертами лица. У него были темные, почти каштановые волосы с белой проседью, которую он и не пытался скрывать от других. Его длинные худые пальцы с продолговатой формой ногтей были очень рельефными с сильно выступающими средними косточками. Глубокие межбровные морщины словно подчеркивали жесткость его карих глаз. Его взгляд пугал и завораживал. Когда ему приходилось сердиться, только одного его взгляда могло быть достаточно, чтобы заставить человека, обидевшего его, стушеваться, оробеть и просить о прощении.

У него был красивый прямой нос и сильно выступающие скулы. Его довольно тонкие губы всегда были сильно прижаты друг к другу, словно улыбка их никогда не касалась. Вообще, он производил впечатление человека очень властного и жестокого, который не поведется на женские слезы или мольбы, а уж собственного противника точно сотрет в порошок. Матильда его жутко не любила, она говорила мне, что чувствует в нем отрицательную энергию, которая очень на нее давит. В такое время она всегда старалась под благовидным предлогом уйти по делам и не возвращаться до его ухода. Андрей знал об этом и помогал ей.

Приезжал Владимир Александрович всегда один без охраны на своем Бугати Верон. Ездил он, наверное, еще быстрее, чем Андрей. Резкие рывки машины со стороны выглядели устрашающе, но водил он отменно. Несмотря на огромную скорость, ему удавалось лавировать между машин, даже если он выезжал на встречную полосу. Видимо, у него Андрей научился подобной технике вождения. Невзирая на внешнюю непохожесть, у них было много всего общего. Одинаковый вспыльчивый и властный характер, из-за этого они часто ругались и спорили. Они одинаково водили машины и любили именно их спортивные версии. Было ощущение, что, редко видя отца, Андрей все равно старался быть на него похожим, поэтому перенимал все его привычки.

Мы встречались с Андреем уже полгода, когда он, наконец, познакомил меня со своим отцом. До этого я его никогда даже мельком не видела. И у Андрея не было его фотографий, от этого Владимир Александрович всегда представлялся мне более взрослой копией Андрея, но никак не наоборот.

Мафиози приехал к нам в тот день уже под вечер, когда мы мирно смотрели телевизор внизу. Приехал без звонка и без предупреждения, естественно, по огромному делу, а не из праздного любопытства. Меня он сначала вообще не заметил или просто не обратил внимания. Он прошел сразу же на кухню, не разуваясь, и позвал туда Андрея. Они проговорили около получаса. О чем была суть разговора, я не слышала, но и не старалась прислушиваться. Более меня интересовало, состоится ли наше знакомство с ним или он так и уедет, не поздоровавшись со мной. Когда они, наконец, вышли из кухни, по лицу Андрея было невозможно понять, говорили ли они о хорошем или о плохом. Он смотрел на меня с улыбкой, но нельзя было сказать, что он весел. Скорее всего, разговор был не самым приятным или же на него также негативно влиял приезд отца, как и на Мотю.

Владимир Александрович из кухни прямиком направился к входной двери, минуя мой диван и мою личность, но в коридоре он остановился, задержал взгляд на картине, висевшей рядом с входной дверью. На картине было изображено тихое спокойное море. Затем он резко развернулся и задал вопрос, видимо, мне:

– Кто ты?

– Настя

– Понятно. Живешь здесь?

– Ну,… теперь да.

– Понятно. Хорошего вечера, Настя, – пожелал он мне и вышел за дверь.

Я немного растерянно продолжала сидеть на диване, не зная, хорошо или плохо принял меня его отец. За моей спиной раздался хохот Андрея, и я обернулась к нему с удивленным лицом.

– Премилое у вас знакомство произошло, Настя. Как тебе мой отец? Не правда ли он просто душа компании?

– А я ему понравилась или нет?

– Думаю, он сам еще этого не понял. Ему нужно будет обдумать и взвесить уровень опасности для его денег. Но что-то подсказывает мне, что ты ему не понравилась.

– Это плохо?

– Это пофиг. Забей на него. Приедет в следующий раз через полгода и, если снова начнет спрашивать, кто ты, скажешь, что ты моя жена уже десять лет. Может быть, он и удивится.

Но в моей душе остался неприятный осадок после нашей встречи с Мафиози. Я и сама еще никак не могла привыкнуть к роли хозяйки этого дома, а его пренебрежение выбило меня из равновесия окончательно. Ни мать, ни отец Андрея, никто не выказал ко мне ни малейшего расположения или заинтересованности. Возможно, с моей стороны было слишком опрометчиво думать, что они примут меня с добродушием и теплом. Я из простой семьи и возможно не слишком красива на их счет. И почему вообще они вдруг должны относиться ко мне тепло? Но есть же одна самая веская и значимая причина всему этому: меня любил их сын. Любил сильно, страстно, с надрывом и болью. Он пригласил меня жить с ним в одном доме, не делая раньше никогда и ничего подобного. Одно это должно было бы растопить их сердца, как мне казалось, и заставить их найти во мне хоть что-то хорошее, за что они смогли бы начать хотя бы немного уважать меня. Видимо, это все было не важно. Я крутилась на постели без сна, ночные мысли губили и угнетали мое сознание. Они заставляли меня чувствовать себя ничтожеством, отвергнутой и недостойной расположения и внимания. Не знаю, почему это так сильно ранило меня, ведь на Андрея такое пренебрежение не произвело совершенно никакого впечатления. Он сам относился к ним отстраненно и холодно, решая только коммерческие вопросы и выполняя некоторые их просьбы, лишь видя в них определенную выгоду для себя. Если отцовская любовь и существовала в этом доме, то ее уже давно никто не видел и не вспоминал про нее. Она забилась в темном углу души и даже не пыталась вновь обрести права на собственную жизнь и свободу. Андрей спал, а я была, наверное, слишком растеряна и напугана и, прокручивая в голове наш разговор с Владимиром Александровичем, как на балансе все время склонялась то к стороне страха за нашу будущую жизнь с Андреем, то к полному равнодушию случившегося. Мне было сложно выбрать верный путь в этом непростом отношении. Промучившись всю ночь без сна, я встала рано утром и отправилась варить кофе, зная, что у Матильды в этот день был заслуженный выходной. Под моими глазами сияли огромные синяки, и волосы за ночь самодовольно свились в гнездо без участия птиц. Стеклянные окна в пол нашей кухни давали полный обзор всей подъездной площадки. Увидеть на ней автомобиль отца Андрея было полнейшей неожиданностью для меня. Ведь я всю ночь только и думала о нашей с ним будущей встрече, но, конечно же, не такой скорой. Я стояла в коротком халате и пыталась пригладить свои волосы, когда он вошел в дом с прекрасным букетом цветов. Он принес их мне, но, наверное, не стоило мне так сильно радоваться этому, ведь глаза его так и остались смотреть на меня своим обжигающим взглядом.

– Простите, Настя, вчера я был не очень любезен с Вами, и мне бы хотелось за это извиниться. Эти цветы я принес Вам.

– Большое спасибо! Простите за мой вид, я не ожидала, что Вы можете приехать так рано. Я сварю кофе. Вы будете?

– Нет, я не буду. Андрей будет не рад увидеть меня здесь. Я приехал к Вам.

– Хорошо. Но Вы можете не переживать, он еще спит. Не думаю, что он слышал, как Вы подъезжали к дому. Окна комнаты выходят на сад.

– Да я знаю, но все же.… Давайте о деле. У меня нет столько времени здесь сидеть. Я хотел бы узнать про Ваши намерения в отношении этого дома и моего сына, – он сел на высокий табурет у барной стойки и сразу перешел к основному, терзавшему его вопросу.

– Ах, да, я понимаю, о чем Вы. Бедная, но очень хитрая девочка решила поселиться в богатом доме, чтобы выйти замуж и забрать половину имущества себе. Об этом Вы сейчас мне так тонко намекаете здесь? – мой голос резко повысился и перешел на какой-то совершенно ненатуральный ехидный тембр.

– Так ты дерзкая. Да про это я и говорил. Что тебе нужно? – Владимир Александрович не изменил своего голоса, лишь еще сильнее сдвинул широкие брови.

– От Вас мне ничего не нужно! – глядя точно в его глаза с небольшим вызовом выпалила я. Мое сердце стало биться быстрее.

– От моего сына, – спокойно добавил он.

– Любви, уважения, пару детей,… а что, это имеет какое-то значение? – я старалась, так же как и он, сохранять свой спокойный тон.

– Не смей так со мной разговаривать! Ты здесь никто! И долго здесь не задержишься, – он вспылил, и его зловещий блеск глаз заставил пробежать стадо мурашек по моей спине. Если бы на моем лице была тонкая нежная кожа, он, наверняка бы, заметил, как сильно я покраснела от возмущения и обиды. Но мое лицо не выдало никаких чувств, хотя в груди разгорался пожар.

– Вы меня совершенно не знаете и уже обижаете. Как Вам не стыдно? Ваши деньги меня совершенно не интересуют. Вы можете ими легко подавиться, если только сами захотите этого. Да, я дерзкая и наглая и буду говорить Вам все, что думаю. Андрей рассказывал мне про вас разное, но я до последнего не думала, что Вы окажетесь таким козлом по отношению к Вашему сыну, – на едином дыхании выпалила я свою зловещую тираду в его адрес. Дыхание участилось, и воздух с шумом вырывался из моего рта. Я молча смотрела ему в глаза.

–Сука, – тихо проговорил он.

– Спасибо… – я смутилась и постаралась сгладить наш разговор. – Послушайте, мне бы очень не хотелось с Вами ругаться. Простите меня за мои слова. Я, правда, очень люблю Вашего сына и не хочу, чтобы он страдал. Я знаю, он этого не покажет, но ему важно ваше мнение обо мне. Я не говорю Вам, что Вы должны тут же полюбить меня, но хотя бы не делайте поспешных выводов. Если Вы хоть немного больше узнаете меня, то поймете, что я не такая плохая и что я никоим образом не хочу обидеть Андрея или покуситься на его деньги.

– Понятно. Было приятно познакомиться. До скорых встреч, – также спокойно произнес он и поднялся со стула.

– До свидания, Владимир Александрович. Мне тоже было приятно с Вами познакомиться, – ответила я его удаляющейся спине.

Он уехал так же быстро, как и приехал сюда. А я так и осталась стоять на кухне с букетом роз. От волнения меня била дрожь, и я лихорадочно пыталась придумать причину появления этого прекрасного букета в нашем доме, не выдавая истинного положения дел. Мне совершенно не хотелось, чтобы Андрей узнал о приезде его отца и о нашем с ним разговоре. Я знала, что он разозлится и скажет, что я должна была тут же позвать его и никак не отвечать на эти хамские вопросы Мафиози. Андрей должен был скоро спуститься, чтобы выпить свой утренний кофе, и тогда он обязательно спросил бы, откуда здесь взялся этот роскошный букет, поэтому я решила сказать ему, что не знаю от кого он, что его привез курьер без записки и без упоминания имен отправителя. Что я в такой же растерянности, как и он.

Когда Андрей спустился вниз, мой завтрак для него был уже почти готов. Я встретила его с обезоруживающей улыбкой на губах, словно сердце мое не выстукивало сто двадцать ежеминутно.

– Доброе утро! Завтрак уже почти готов! Как спалось?

– Нормально! Откуда букет?

– Букет от курьера. Кто прислал, не знаю. Никаких записок не было. Может быть, он для Моти?

– Нет, это отец. Решил сделать вид интеллигентного человека.

– Да? Так это значит, что он все обдумал, и я ему понравилась?

– Нет, это ничего не значит. Возможно, было бы даже лучше, если бы он проигнорировал ваше вчерашнее знакомство. Иначе его внимательность означает, что его заинтересовало твое присутствие, и он хочет что-то с этим сделать.

– Андрей, прошу тебя, не нужно усугублять ситуацию. Я не думаю, что твой отец хочет сделать что-то плохое. Ведь это просто цветы, причем очень красивые. Ты слишком плохого о нем мнения…

–О нем нельзя быть слишком плохого мнения, все плохое не настолько плохо, как он на самом деле. Я тебе рассказывал о его детстве?

– Нет, я такого не помню. А что было в его детстве?

– Его родители были довольно обеспеченными людьми, которые хотели вырастить сына великим человеком, возможно, спортсменом или космонавтом. Но в пятнадцать лет он начал воровать, хоть денег у него было предостаточно, ему претила добропорядочная жизнь. Он сколотил группировку из подростков, которые обворовывали частные магазины. Они запугивали и других подростков и вымогали из них деньги. В шестнадцать лет в одной из стычек между двумя бандами он зарезал одного паренька и его отправили в колонию. Там он тоже собрал команду и стал заниматься нелегальной торговлей прямо из колонии. Потом его выпустили за примерное поведение, но скорее всего за деньги, и он продолжил вести свои грязные дела уже на воле, сделался добропорядочным, с виду, предпринимателем, своя компания, платит налоги, все как надо. С конкурентами разбирается сам, довольно лихо. Но никто так и не знает, какой он на самом деле человек и что у него на уме. Со своими родителями он так и не пожелал больше увидеться. Последний раз они видели его на суде, когда его приговорили к сроку в колонии.

– Почему?

– Я не знаю, Настя. Он мне никогда об этом не рассказывал. Сама понимаешь, наши отношения с ним не самые доверительные.

– Послушай, тебе не противно общаться с ним после того, сколько всего ты знаешь о его делах?