Красный падаван

Заземление

Глава 4

Первое правило Кирхгофа

Старкиллер молча страдал, отвернувшись к стене и уткнувшись лбом в твёрдый холодный пластик койки. Действие веществ, которыми его напичкали сразу после неудачной попытки проникнуть в крепость местных неправильных ситхов, понемногу заканчивалось. В голове прояснялось, тошнить уже не тянуло. Но унижение-то никуда не делось.

Унижение было чудовищное.

Старкиллер не был ни мыслителем, ни визионером, не обладал сколь-нибудь достаточным для глубоких онтологических выводов жизненным опытом. Он был убийцей, очень хорошим убийцей. Может быть, одним из лучших, и твёрдо собирался стать лучшим. Он чувствовал – он всегда чувствовал – угрозу и устранял её. Под угрозой – в широком смысле – понимался источник любого нежелательного возмущения в Силе, потому что единственным носителем Силы в Галактике должен был быть его господин, Лорд Вейдер. Может быть, ещё Император Палпатин, но тут юноша не был так уж уверен – Императора он не знал и обязан ему не был ничем. А Вейдер… Вейдер заменил ему родителей. Он спас Старкиллера, когда тот ещё не носил своего грозного имени, от нападения подлых мятежников. Он воспитывал его, учил сражаться и владеть Силой. Вейдер, рискуя собственным положением и, вероятно, жизнью, берёг его от шпионов Императора, укрывая сперва на отдалённых планетах и лунах, наконец, на величайшем боевом корабле в истории – возможно, более мощном, чем легендарный «Вилн», – собственном флагмане «Палаче». Это был немалый риск: сеть агентов Императора раскинулась по всей Галактике, никто не мог чувствовать себя в безопасности даже в глубоких трюмах ещё не достроенного линкора.

Гигантский корабль возводили на орбите – такой монстр никогда не познает поверхности, ему не суждено отдать свою посадочную ногу. Обитаемый объём был собран и введён в режим ограниченного функционирования задолго до завершения работ над боевым, и в глубине алустиловых лабиринтов одинокий юноша проводил жизнь в жестоких тренировочных схватках с дроидами, просмотре учебных голокронов, бесконечных боевых медитациях. Развлечёния не были доступны ему, да и не были интересны: жизнь ситха слишком коротка, чтобы тратить её на развлечёния… любая жизнь слишком коротка.

«Тень» тряхнуло. Старкиллер поморщился и снова растёр запястья. Изуродованная ожогами световых мечей кожа почти не чувствовала боли, но суставы слишком долго остававшихся в кандалах рук чувствовали каждую воздушную яму. Подъём затянулся: в атмосфере скорость даже самых мощных космических кораблей была ограничена. Лорд Вейдер, который редко упускал возможность попрактиковаться в пилотировании, отобрал штурвал у лейтенанта Эклипс.

Эклипс.

Впервые он увидел её только накануне катастрофы. Предыдущий пилот, вздумавший смеху ради раскритиковать упражнения Старкиллера в Соресу, лишился последовательно рук, ног и – после небольшой назидательной паузы – головы, к тому времени уже сорвавшей голосовые связки в тонком захлёбывающемся, но бесполезном крике. Б-андроиды смели мусор в вакуумную шахту.

На следующий день у трапа «Разбойной тени» его встречала высокая светловолосая девушка в идеально сидящей форме лейтенанта Имперского флота. Он не сразу поверил, что это и есть его новый пилот, но девушка уверенно сказала: «Приказ мне ясен. Поддерживать работоспособность корабля и вести его туда, куда потребует боевая задача». Ответ устроил Старкиллера. Может быть, хоть эта проживёт подольше.

Ему нравилось смотреть на Эклипс, и он решил, что девушка красива. Она спокойно отвечала на его взгляд, и Старкиллер отвёл глаза, предпочитая думать о предстоящей работе.

«Хозяин, – сказал тогда Прокси, – боюсь, её будет невозможно перепрограммировать».

Верный Прокси прежде всегда был рядом, но теперь с наспех загруженным модулем перевода остался внизу, в чужой крепости. Без него будет скучнее.

Лица живых людей юноша видел редко, если не считать чёрной маски Учителя. Но и Лорд Вейдер находил для него время нечасто – Владыка ситх вынужден был бесконечно скитаться по Галактике, от Корусанта до Внешнего Предела, выкорчёвывая затаившихся сторонников Совета джедаев, выжигая мятежную скверну.

Ночами юноша закрывал глаза, прислонялся подушечками пальцев к металлу переборок и слушал далёкий гул мобильных стапелей, треск сварочных аппаратов, вкрадчивый и монотонный звук нараставших на скелете огромного корабля мускулов, кожи, когтей, органов чувств – «ж-ж-ж…».

Старкиллер понимал, что всё это неспроста.

Ради него Вейдер нарушил даже старинное и свято соблюдаемое правило ситхов – закон Бейна. Юноша гордился учителем и себя самого искренно полагал лишь инструментом в руках мастера.

Теперь инструмент подвёл хозяина. Физическая боль, в которой за долгие годы тренировок он привык находить спасение, сейчас почти не отвлекала.

Заведующий Особым сектором ЦК Александр Николаевич Поскрёбышев – по первой профессии фельдшер, юридическое и экономическое образование получил он много позже – от госпитализации отказался и сейчас руководил рабочими, зорко вертя залеплённой пластырями головой. Восстановление приёмной было почти завершено, оставалось подогнать порожки дверей, ведущих в кабинет Самого.

Иосиф Виссарионович отдыхал внизу. Поскрёбышев знал, что отдых долго не продлится: даже после таких… необычных переговоров, даже мучимый жестокой простудой, Сталин праздности не терпел.

Убеждённый старый большевик, он твёрдо верил в необходимость и благотворность насилия, прежде всего – над самим собой. А постоянная готовность принудить к работе себя даёт право принуждать к ней других. Сталин знал, что люди глупы – если не найдётся что-то или кто-то, способный принудить их стать умными. Железной рукой! Иначе большинство только и делают, что чураются любой разумной мысли и дно бутылки ищут.

Сталин не любил насилие. Но иного выхода пока не было. Через не хочу, через не могу, через лень, страх и боль.

К слову, больным Сталин уже не выглядел, словно его исцелило и взбодрило сильнейшее потрясение недавних часов – шутка ли, встреча с братьями по разуму. Ну и что, что эти братья в пух и прах разнесли приёмную? Деревенский парень Поскрёбышев хорошо знал: в большой семье бывает всяко. А космос у них там, судя по всему, большой, да и воюют, похоже, часто.

Девятнадцать километров.

Поскрёбышев покачал головой. Корабль длиною в девятнадцать километров.

Тысячи планет.

Миллиарды, может быть, миллиарды миллиардов людей.

И при этом – такие провинциальные нравы.

Над Поскрёбышевым частенько посмеивались – за его простоту, некоторую мужиковатость, – но сам он никогда не стеснялся деревенского происхождения, не рвался изобразить тонкую натуру. Всегда помнил: оторвёшься от корней – засохнешь.

Но даже его удивило безмерно: вот так дуриком вломиться в Кремль, как в жалкие воротца какой-нибудь средневековой крепостишки. В Европе ж раньше как было: две деревни – «король», три – «анператор». А тут-то не император – а сам товарищ Сталин.

Хотя кабинет, конечно, всё одно разгромили.

Александр Николаевич критически осмотрел новодел: всё ли так. Обладая от природы почти абсолютной памятью, он ничего не забывал, но, правду молвить, звук разбиваемой собственным черепом дубовой двери предпочёл бы не вспоминать.

Непроизвольно проведя рукой по затылку, он снова покосился на дверь соседнего кабинета. Там спешно оборудовали место для робота. Железяку оставил чёрный хулиган по фамилии Вейдер.

* * *

Владыка ситх мерно сжимал и разжимал ладони. Обнажённую кожу головы и плеч овевал лёгкий ветерок – к счастью, палата медитации в его каюте, укрытой глубоко в недрах обитаемого объёма, при диверсии не пострадала. Вейдер месяцами мог обходиться без такого моциона, долг Империи часто забрасывал его в места, где не было барогазовой камеры. Его искалеченное, покрытое искусственной кожей тело существовало в коконе брони, с помощью системы жизнеобеспечения и кибернетических протезов; но вернее всего жизнь тёмного джедая питала неугасимая ярость.

Ярость позволила ему перенести раны, смертельные для любого другого живого существа. Ярость помогла оправиться от повреждений. Ярость питала разум. На фоне этой великой ярости было почти незаметно сегодняшнее разочарование глупостью и самонадеянностью его ученика.

Возможно, он был плохим учителем. Возможно, недостаточно было дать ученику грозное имя – Старкиллер! – и превратить его жизнь в бесконечную череду схваток и испытаний. Возможно, он действительно привык воспринимать Галена как своего сына – сына, которого у него никогда не было.

Как все по-настоящему сильные люди, Владыка ситх презирал ложь, особенно – ложь самому себе. Он сознавал, что ближе Галена у него действительно никого нет. Отправить юношу в самостоятельную миссию на эту планету было ошибкой.

Он и сам чувствовал – он всегда чувствовал – великое нестроение. Планета стояла на пересечении слишком многих путей Силы. Не так, как знаменитые Альферидис или Катарр, не так, как Малакор V. Нет, здесь Сила спала, но страшен был её внимательный сон, смертельно рисковал вольный или невольный возмутитель её спокойствия. Но и подлинного величия мог достичь лишь тот живой, кто не боялся проснуться.

Как знать, возможно, именно эта неправильная Сила и не позволила Старкиллеру добиться задуманного.

Вейдер глубоко вздохнул, раскрыл глаза. Привычно отвёл взгляд от собственного отражения на блестящих стенах медитационной палаты. Тело его ученика было испещрено шрамами. Тело учителя было одним большим шрамом.

Тёмный джедай усмехнулся. Мальчишке только предстояло познать боль. Но иначе настоящим ситхом не стать.

Вейдер снова задумался об Истинных ситхах – легендарной древней расе гигантов. Согласно преданиям, их власть над Силой превосходила мыслимые пределы. Истинные ситхи даже владели секретом бессмертия. В своё время Палпатин, тогда ещё не успевший стать Императором, привёл его на Тёмную сторону Силы, пообещав открыть секрет вечной жизни.

Вейдер давно понял, что это было обманом. Сила не нарушает физических законов Вселенной. Сила лишь управляет вероятностью.

Бессмертия не существует.

Можно быть гениальным писателем или знаменитым полководцем, изощрённым политиком или непобедимым любовником, блестящим художником или великим учёным – личного бессмертия тебе не достичь. Может быть, не существует даже вечного покоя.

Ему требовался куда более полноценный отдых, чем был сейчас позволителен. И дело было даже не в диверсии, нерасчётном гиперпереходе или потере почти всего командного состава. Нет: ему самому пришлось спуститься на поверхность, и это заурядное путешествие отняло слишком много сил.

Лейтенант Эклипс, пилот «Разбойной тени», филигранно посадила замаскированный корабль прямо на площадку перед невысоким строгим зданием в цитадели с тёмно-алыми, горящими, как Сердце Бейна на древних голокронах, звёздами на башнях. Вечерело. Вейдера вела Сила, он сам указал точное место касания и мимолётно подумал, что, кажется, эта строгая девчонка продержится со Старкиллером подольше её предшественников.

Одним движением руки разметав немногочисленную охрану, Владыка ситх неторопливо поднялся по широкой мраморной лестнице. Сила безошибочно вела его к центру этого мира – мира, который он должен был покорить, несмотря ни на что. Сзади неровной трусцой торопился наскоро перемонтированный Прокси – стандартные дроиды-переводчики могли не выдержать вероятных повреждений, да и нужен был пока всего один местный язык.

Вейдер высадил высокие, обитые потемневшим от непогоды и времени металлом створки дверей.

Ещё охрана, лестница, люди, комнаты, двери.

Разваленный напополам ударом Силы тяжёлый письменный стол.

Маленький человек, летящий прозрачный сосуд, свист дыхания, удар. Древесная труха – как тогда, на Кашиике.

И пятеро стоящих в ряд человек, своими телами закрывающих от угрозы ещё одного, невысокого, очень спокойного человека с жёлтыми глазами победителя.

Ярость вдруг схлынула, пришла усталость. Хотелось прислониться к запылённой стене и закрыть глаза, но впереди улыбался в усы центр мира, и пятеро легендарных воинов ждали, и было ясно, что привычные агрессивные переговоры на этот раз удачной идеей не станут.

Вейдер почувствовал зависть и мгновенный укол тоски о возможном, несбывшемся. У него был Старкиллер, но учеником управлял рабский страх, а не подлинная, осознанная преданность. Некогда на арене Геонозиса так же прикрывали их с Падме немногочисленные джедаи. Но у джедаев были хотя бы мечи; у этих же людей оружия не было – только крепкий светлокожий паренёк, стоящий с краю, успел неуловимым движением Силы стянуть со стола световой меч… да, меч Старкиллера. Впрочем, парень не был джедаем; никто из застывших перед ним людей не сумел бы остановить Владыку ситха.

И всё же каждый из них стоял с таким видом, будто, играя в какую-то игру, говорил: ты не пройдёшь.

Прокси безнадёжно отстал, и когда человек с прищуренными жёлтыми глазами что-то произнёс, Вейдер понял его по движению суховатой руки и по интонации. Владыка ситх прошёл к столу и осторожно опустил своё большое страшное усталое тело в одно из кресел.

Из приёмной донёсся стон отважного маленького человека и приглушённый лязг суставов подоспевшего Прокси.

– Занятное устройство, весьма занятное, – протянул старательно лысеющий молодой человек в интеллигентных круглых очках, – говорите, необходимо определить режим электрического питания?

Он ещё раз обошёл кругом занятное устройство, отдалённо напоминавшее костлявого человека, собранного из металла и вроде бы разноцветного эбонита.

Занятное устройство дружелюбно поморгало фоторецепторами.

Конечно, Пётр Сергеевич Жданов, к тому времени уже признанный специалист в области электричества, был знаком с пьесой «Россумские универсальные роботы» чехословацкого писателя Карела Чапека. У них в институте эта работа вызвала жаркие дискуссии – как в преподавательской среде, так и меж студентов. Такое время – всем интересно всё. Роботы – ещё как интересны.

Жданов был на самом взлёте своей блестящей карьеры. В прошлом году он защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата технических наук, в этом, 1941-м, докторская степень была присуждена ему – редчайший случай – без защиты, по совокупности достижений.

При этом назвать его карьеристом не повернулся бы язык у самого недоброжелательного из недоброжелателей: с достижениями всё было действительно весьма и весьма. Жданов работал в ВЭИ, параллельно преподавал в Московском энергетическом, был утверждён в звании профессора по специальности «Передача и распределение электрической энергии». Его труды по теории устойчивости электрических систем на долгие десятилетия определили такое симпатичное лицо советской энергетики. Студенты любили, коллеги уважали… НКВД, как выяснилось, нуждался.

Пётр Сергеевич, конечно, не испугался, когда поздно вечером за ним прикатили аж две служебные машины – кто же в Советской стране станет бояться НКВД, – но некоторое волнение, знаете ли, испытал: сложно не волноваться, когда тебя везут в Кремль, заставляют дать подписку о неразглашении и после краткого инструктажа под белы манжеты тащат на второй этаж, где в особо огороженном закутке стоит, знаете ли, робот. И не просто робот, а он ещё свободно двигается, довольно бодро разговаривает по-русски, умеет рисовать, и его замечательные окуляры так похожи на твои собственные круглые очки.

Выяснилось, что этот робот по имени Прокси нуждается в электропитании. Розеток в Кремле было, конечно, в достатке, но, согласитесь, не всякая же розетка подойдёт роботу. В СССР того времени номинальное напряжение распределительной сети составляло 127 Вольт частотой 50 Герц – а вдруг у робота 24 Вольта на 400 Герц, как на морских судах? Сгорит ведь ценный говорящий прибор.

– Вы сумеете разобраться? – прямо спросил его крепкий, кажется, генерал госбезопасности, неотрывно присутствовавший с первого момента работы. – Прибор инопланетного происхождения, чрезвычайно дорогой и чрезвычайно важный для страны.

Пётр Сергеевич не обиделся. Он уже чувствовал – он всегда чувствовал – задачу, а никаких, сколь угодно сложных задач отродясь не боялся.

– Справлюсь, товарищ, кажется, генерал.

Кажется генерал чуть поморщился.

– Электротехника – это ведь, в сущности, очень просто, – безмятежно продолжал профессор. – Всё, что требуется в общем случае, это рассчитать баланс токов. Ну, как и куда они текут, фазы, величины, знаете ли.

– И куда они текут? – подозрительно спросил генерал.

– Да, в сущности, куда угодно, но только по проводникам, по диэлектрикам не текут. А величину тока в каждом проводнике определяет первое правило Кирхгофа, был такой учёный.

– Немец?

– Да, но давно.

– Тогда ладно, – успокоился генерал, – и что же Кирхгоф?

– А первое правило Кирхгофа гласит, что сумма токов в узле – это где проводники соединяются – равна нулю. В сущности, всё просто: сколько электроэнергии в узел пришло, столько и должно вытечь, понимаете?

– Несложно. Две силы соединяются – и вместе вдвое сильней.

– Именно! А студенты многие, представьте, не могут усвоить.

– Студенты, – хмыкнул генерал, хрустя костяшками пальцев, – в армию всех, дармоедов. Значит, товарищ Жданов, вы приступайте к общению, этот робот примерно владеет русским в объёме курса Главсоцвоса.

К сожалению, робот Прокси изучал русский язык по радиопередачам, а по радио, знаете ли, довольно редко рассказывают о соотношении систем физических единиц, принятых в разных галактиках. Телевизионные передачи со звуком, регулярно выдаваемые в московский эфир на средних волнах аж с октября 1931 года, тоже помогали слабо. Оставалось, знаете ли, графическое представление электрических параметров.

Прокси увлечённо рисовал на листочке бумаги синусоиды, меандры и круговые диаграммы. Жданов увлечённо переспрашивал, прикидывая схему переходного устройства. Разумные формы жизни нашли друг друга.

Через пару часов основные технические вопросы были решены, коллеги перешли к вопросам философским.

– Да, люди глупы, – со вздохом говорил Жданов, перепроверяя расчёты. – Если бы человечество тратило время на действительно полезные вещи, мы тоже давно бы покорили звёзды.

Надо было спешить: Жданову уже намекнули, что сам товарищ Сталин сейчас не спит, ожидает результатов его изысканий.

Пётр Сергеевич снял очки, протёр носовым платком. Снова надел. Посмотрел на часы. Было 3 часа 34 минуты утра 22 июня 1941 года.

Так вот и вышло, что начало войны Иосиф Виссарионович Сталин встретил в своём рабочем кабинете, на втором этаже бывшего Сенатского дворца.

Глава 5

Второе правило Кирхгофа

– Час назад Владыка Сталин известил меня о начале боевых действий. От лица Империи я заключил союз с Державой СССР. Империя будет верна союзническому долгу.

– Корабль серьёзно повреждён, мой Лорд. Мы не можем…

– «Палачу» не придётся вести войну в пространстве, капитан. У противодействующих сторон нет ни спутниковой группировки, ни эффективных зенитных сил.

Капитан Игнази пытался понять намерения Вейдера.

– Мой Лорд, у нас практически нет боеготовой палубной техники, а в десантных легионах осталось менее трёх тысяч бойцов.

– Пусть вас это не беспокоит, капитан Ингази. Подготовьте «Палач» к коррекции положения. Мы проведём орбитальную бомбардировку.

Подождав, пока за по-прежнему недоумевающим Таусом закроется дверь, Старкиллер в очерёдной раз тихо произнёс:

– Меч, господин. Он забрал мой световой меч.

В несколько быстрых шагов Вейдер приблизился к ученику. Лязгнул металл, низко загудел энергетический контур. Раскалённое лезвие светового меча почти коснулось лица Старкиллера.

Юноша упал на колени.

– Ты подвёл меня. Световой меч – это твоя жизнь, – глухо проговорил Вейдер. – Ты вернёшь его себе.

Старкиллер поднял взгляд.

– Но не теперь, – продолжил Вейдер. – Сейчас нам нужен этот союз.

Тёмный джедай медленно отвёл оружие. Юноша вздохнул, чувствуя, как уходит волна багрового жара. Смерти он давно уже не боялся.

– Мы можем уничтожить их всех. Растоптать всю планету.

Вейдер отключил меч, снова сжал кулаки и отвернулся к панораме. Далеко в пространстве, почти теряясь на фоне громадного корабля, мелькали ионные движки ремонтных дроидов, сыпались искры сварки. Тёмно-голубая, в разводах облаков планета внизу казалась совсем безобидной. Но Вейдер видел много таких планет.

– Император ждёт «Палач». Мы не можем восстановить системы корабля собственными силами и без необходимых ресурсов. Постройка базы и освоение поверхности займёт слишком много времени.

– Учитель, мы можем силой принудить их отдать всё.

– Ты был внизу, – по-прежнему отвернувшись, произнёс Вейдер. – Ты видел Гробницу. Ты видел звёзды на башнях.

Учитель и ученик, два тёмных джедая, замолчали.

– Большевики, марксисты, – Вейдер произнёс эти слова по-русски, как бы пробуя на вкус. Земной язык по фонетике не так уж отличался от стандарта.

Он наконец повернулся к юноше.

– Уничтожение – естественный путь. Сильные вытесняют слабых. Они ещё не знают о спящей в них Силе. Этот вид слишком фанатичен. В результате войны он не слабеет, а становится сильнее, его фанатизм и вера в победу не уменьшаются, но увеличиваются. Мы будем действовать другим путём.

– Как это сделать? – тихо спросил внимательно слушавший Старкиллер. – Их Сила не всегда будет бездействовать.

– Их Сила спит, но горит даже во сне, до предела разжигая их фанатизм. Этот вид, эти большевики захлёбываются в своей гордости, в своей преданности и патриотизме, в вере и любви. Их не сломить оружием.

Старкиллер вспомнил глаза бросающегося прямо на световой меч человека.

Вейдер вспомнил глаза вставших перед ним в ряд земных воинов… и жёлтые чуть прищуренные глаза их владыки.

– Они готовы идти в бой, не задумываясь о гибели, – сказал он. – Мы поставим их на службу Императору, превратим эту планету в форпост Империи.

– Учитель… не всех можно привести на Тёмную сторону.

– У остальных мы разорвём их связь с Силой, вырвем эти духовные корни большевизма! Мы будем опошлять и уничтожать главные основы народной нравственности. Мы будем браться за людей с детских, юношеских лет, будем всегда главную ставку делать на молодёжь, станем разлагать, развращать, растлевать её! – В круглых тёмных провалах глаз его маски, казалось, плескался, полыхал яростный огонь.

– Потребуется время, – сказал Старкиллер.

– Мы бросим всю мощь Империи на оболванивание и одурачивание людей. Сознание способно к изменению. Посеяв хаос, мы подменим земные ценности на фальшивые и заставим поверить в них. Уничтожим этот монолит, низведём до примитива, растопчем идеалы. Без власти большевиков их вид отупеет и в конце концов превратится в стадо скотов.

Резким движением он поднял сжатую в кулак ладонь, указывая на Землю, неторопливо вплывающую в панораму.

– Так победим!

Старкиллеру на мгновение показалось, будто Владыка ситх цитирует какой-то древний голокрон.

– Они воюют между собой, Земля разобщена, – осторожно заметил юноша. – Мы могли бы найти союзников и помощников среди других народов планеты.

– В других народах нет Силы. Они до сих пор существуют лишь потому, что большевики, – Вейдер снова использовал русский, – большевики ещё не осознали своей связи с Силой.

Он наклонился к ученику.

– Мы нанесём удар, когда Владыка Сталин менее всего будет ожидать этого. Но сначала нам необходимо восстановить «Палач».

– Да, господин.

– Ты хороший боец. Но плохой дипломат.

Ученик поднял голову, но Вейдер не дал ему ответить.

– Все эти годы ты готовился к другой миссии. Теперь Сила выбрала твой путь. Мне нужен шпион на поверхности.

– Там остался…

– Они наверняка уже догадались. – Он повернулся к Старкиллеру. – Ты полетишь к Владыке Сталину.

– Да, господин.

– Ты не сможешь справиться с ним самим. Найди слабину в его учениках.

– Да, господин.

– Ты заверишь его, что Империя в полной мере выполнит свои обязательства. Мы вступаем в войну на стороне Державы СССР.

На самом-то деле война началась много раньше даже артобстрела советской территории. Диверсионные группы – знаменитый «Бранденбург-800» – были заброшены и приступили к действиям за несколько дней. А вечером 21 июня немецкие минные заградители вышли из финских портов, чтобы выставить мины на Балтике. Упрямый архангельский мужик, адмирал флота Николай Герасимович Кузнецов, необходимость в проявлениях героизма среди рядового состава всегда полагал следствием скверной работы командования. Поэтому невеликий Советский ВМФ готовился к войне, как к работе, и встретил нападение организованно и эффективно, не испытав потерь в кораблях и морской авиации. Но исход схватки двух теллурократий решался на суше, многим морякам пришлось геройствовать на берегу.