Читтагонг. Воспоминания моряка

Мы неплохо объяснялись на универсальном испано-русско- английском наречии. Много от нее я узнал о жизни на этом замечательном острове. Например, мне со стороны казалось, что здесь не делают никаких различий между белыми испанцам и неграми. Оказалось не так. За внешним непринужденным общением скрывалась устоявшаяся столетиями иерархия. Чем человек светлее кожей, тем выше его положение. Испанцы на темнокожих не женятся, стараются не смешиваться. Если разговаривают о чем-то два человека и один их них светлее, то черный больше слушает и соглашается. И получается у них это как-то само-собой, без усилий с обеих сторон.

Выяснилось также, что звук «В» обычный кубинец произнести не в состоянии. Слово Гавана они говорят так: Абана. А меня они называли Боба или Болодиа.

Вопреки моему заблуждению, Алина мне рассказала, что выходить замуж раньше 25 лет у кубинских девушек считается неприличным.

Незадолго до этого команданте Фидель решил покончить с проституцией на социалистической Кубе. С помощью военных собрал со всей Гаваны девушек легкого поведения. Несколько дней держали их в военных казармах. Потом погрузили на несколько пароходов и отправили на остров Пинос. Там, они якобы с большим энтузиазмом возделывают на плантациях сахарный тростник и овладевают по вечерам марксистко- ленинской теорией.

Вся Гавана со слезами провожала девиц, все набережные на выходе из порта и замок Моро были забиты народом. Как у нас в Севастополе в День Военно- Морского флота. С того дня знаменитая набережная Малекон опустела. Но ненадолго. Через год-два подросли новые поколения и все пошло по-прежнему. Но Фиделю кубинцы этого не забыли.

О Фиделе Кастро, а особенно о его брате Рауле, говорить на Кубе в приличном обществе вообще запрещено. К концу стоянки я узнал почему.

Был такой смешной случай. Сидим мы с этой девушкой на причале, считаем груз. Подсаживаются к нам две её подружки- мулатки и начинают ненавязчиво со мной заигрывать: одна выясняет, почему у меня волосы мягкие и такого светлого цвета, вторая тихонько мои плечи щупает на предмет мускулатуры. Алина что-то сказала им по- испански совершенно спокойным тоном. Девчонки быстренько убрали руки и пошли по своим делам. Мне это показалось смешно, спрашиваю: «Ты что им сказала? Они, что ли, боятся тебя или ты им командир?». «Нет, – отвечает. – Просто я белая, а они из Африки».

Я тут же решил пошутить по поводу её белой кожи, которая была довольно коричневого цвета от загара. «Ты белая? Это я белый, смотри какая у меня кожа. А ты коричневая».

Тут Алина сделала то, чего я никак не ожидал. С абсолютно безразличным лицом она не торопясь расстегивает пуговицы на блузке, пальцами оттягивает лифчик и показывает ослепительно белую грудь: «Смотри!». У меня с непривычки перед глазами все поплыло. Делаю руками торопливые жесты: застегивайся, мол, скорее, а то у меня с головой плохо стало. Девушка не спеша привела форму одежды в порядок. Пощупала ладонью мой лоб: «Sí, Volodia. En día es mucho fumar!» (Да, Володя. Сегодня очень жарко!) Своеобразный такой кубинский юмор.

Вот и подумай в следующий раз, прежде чем шутить с кубинской девушкой.

Но были случаи совсем не смешные.

Как-то уже к концу выгрузки местные власти решили поразвлечь нас и организовали морякам поездку на автобусе для осмотра казарм Монкадо, которые в начале кубинской революции неудачно штурмовал Фидель Кастро. Казармы различного типа я с детства изучал и они меня уже к тому времени притомили. Я не поехал. А другие молодые моряки поехали и из-за своей любознательности пропустили кое-что действительно интересное.

В тот день мы с Алиной, как обычно, пили кофе на причале и считали груз. В районе обеда в порту стала заметна какая-то суета. Среди рабочих, Алина мне их показала, было несколько мускулистых мулатов, которые делали вид, что работают, а практически целыми днями шлялись по порту и совали нос во все углы. Это были агенты кубинской госбезопасности. Эти ребята в тот день вдруг стали проявлять необычайную активность. Бегали по причалам, махали руками, что-то выкрикивали. В общем, наводили порядок.

Алина быстро сообразила: «Сейчас к вам на судно кто- то приедет. Posibli Fidel (Возможно Фидель)».

И точно: вскоре по причалам на большой скорости проезжают гуськом три черных кадиллака с открытым верхом и останавливаются у нашего трапа. Прямо напротив нас, метрах в пятнадцати. Я хотел встать и подойти к трапу, но Алина надавила мне на плечо: «Сиди, не вставай!».

В средней машине, кроме водителя, сидели команданте Фидель Кастро и его брат Рауль (министр госбезопасности), оба в то время еще молодые и с автоматами Калашникова в руках. В крайних машинах – десятка полтора подростков в форме и тоже с автоматами. Как я потом узнал, это все были приемные сыновья Фиделя. Он усыновил несколько десятков сыновей своих погибших товарищей по революции. Эти мальчики составляли его личную охрану.

Фидель с братом остались сидеть в машине, а пацаны бегом поднялись на наше судно и разбежались по нему: часть забежала в надстройку, другие побежали осматривать трюма и помещения полубака. Осмотр судна у них занял минуты три, не больше. Через три минуты один из них, видимо старший, подходит к трапу и что-то кричит Фиделю. Фидель и Рауль не спеша с автоматами в руках выходят из машины и идут на судно в каюту капитана. В порту вроде все успокоилось, продолжается выгрузка.

Что было в каюте капитана, я знаю со слов наших штурманов. Фидель в те годы любил посещать советские пароходы, пообщаться с капитаном, выпить и закусить по-русски. Сидят они за столом, пьют водку за нерушимую бескорыстную дружбу, мировую революцию и Леонида Брежнева. Так бы и закончилось все это мирной попойкой, если бы Фидель не поинтересовался у капитана: а как, мол, идет выгрузка? Не угас ли революционный порыв у кубинского пролетариата? А капитан наш Кононенков, святая душа, отвечает со всей откровенностью: слабовато, мол, идет выгрузка. В Питере наши грузчики этот пароход за две недели загрузили, а тут стоим уже скоро месяц, а выгрузили едва половину. Фидель что-то блям-блям на своем автоматическом испанском Раулю. Тот ставит полную рюмку на стол, говорит: «Я сейчас» – и выходит из каюты.

Дальше я видел своими глазами. Рауль выходит из надстройки, подходит к комингсу третьего трюма и заглядывает вниз. На ту беду, негры-грузчики решили, как они это любят делать, передохнуть в ожидании конца рабочего дня и покурить лежа на мешках с рисом.

Рауль не стал вступать с ними в пререкания, просто решил освежить их революционный пролетарский порыв. Вытаскивает из кобуры огромный револьвер типа Смит-энд-Вессон, тщательно целится и стреляет в первого подвернувшегося негра. Несчастный так и остался лежать на мешке. Остальные грузчики в едином революционном порыве с огромной скоростью начали таскать мешки. Паника каким-то образом передалась и в остальные три трюма.

Рауль по очереди заглянул во все трюма, засунул револьвер в кобуру, закурил сигаретку и с довольным видом пошел допивать водку.

Молодчики Фиделя быстренько завернули покойного негра в мешковину, вытащили из трюма, бросили в машину и увезли в неизвестном направлении. По всему было видно, что для них это было дело привычное.

На меня эта сцена произвела тягостное впечатление. Алина рядом тоже сидела бледная, но как всегда со спокойным и слегка надменным выражением лица. Я не выдержал, все-таки не каждый день у тебя на глазах ни за что ни про что убивают человека, пусть даже негра: «Алина, это что такое?! Зачем?». Она предостерегающе подняла палец и произнесла только одно слово: «Саботаж…».

В этот день выгрузка шла очень хорошо. А на следующий день все пошло по старому. Мертвый негр как-то быстро забылся. Видимо, не такая уж большая потеря для кубинской революции.

А я так думаю, что зря Рауль его убил. Социализм на Кубе так и не построили, негр тут не причем. Просто до сих пор никто не знает толком, как этот социализм строить.

Дни шли один за другим. Выгрузка судна напоминала какой-то вялотекущий подневольный процесс, когда людей из-под палки заставляют заниматься нелюбимым делом. Каждый день я спрашивал кубинских бригадиров: когда, наконец, вы закончите выгрузку? И каждый день они с удивительным единообразием отвечали: «Пасибли маньяна» (может быть завтра).

Фидель почти каждый день по радио произносил революционные речи длиной от 4 до 8 часов. Речи транслировались по репродукторам на всех перекрестках, их никто уже не слушал. Я как-то спросил Алину, о чем он там говорит так долго. Она сделала в воздухе неопределенный жест рукой и опять ответила коротко, но точно: «Маразмо!».

У меня такое создалось впечатление, что испанский язык создан кем-то специально для революционной агитации. Если человек начал произносить речь на испанском языке, то его очень трудно остановить. Испанские слова выскакивают целыми очередями, как из пулемета. Причем сами, без вмешательства говорящего, складываются в красивые звучные революционные фразы. Остановиться и поставить точку практически невозможно. Такой вот язык. Может быть, по этой причине в Латинской Америке происходят бесчисленные революции. Похоже, что так. Разве можно представить себе революционную речь на финском языке? Смешно подумать. Зато и живут люди в Финляндии спокойно, никаких революций.

И все-таки месяца через полтора они выгрузили пароход. Это был большой успех кубинского пролетариата.

В последний день, сидя с Алиной на причале, я на чистом листе карандашом за 5 минут нарисовал её портрет. Получилось удачно. Изобразил её немного грустную и как бы со следами слезы на глазах. Принес с судна ей в подарок большой пакет с конфетами «Белочка» и отдал вместе с рисунком.

Она внимательно рассмотрела мое произведение и спрашивает: «Это что? Я плачу?» – «Да. Потому, что мы расстаемся». Алина подозвала нашего матроса Сашу, которому она, это было хорошо заметно, очень нравилась. Протягивает ему свой портрет: «Саша, это тебе на память». Вот бабы! Потом коротко меня обняла, похлопала по спине и пошла не оглядываясь.

И вот через несколько лет мы снова встретились. Она еще не замужем, работает в порту, так же курит сигары. Поинтересовалась как мои дела: женат, маленький сын, помощник на танкере, курить так и не научился. Ей это всё понравилось. Поговорили минут десять. Обнялись на прощанье и расстались теперь уже навсегда.

Эта девушка – самое лучшее, из всего, что я видел на Кубе.

*****

На танкере, тем временем, скопилось такое количество «смывок», что надо было как-то решать эту проблему. Пароходство в ответ на наши вопросы блеяло что-то невразумительное. Капитан нашел выход самостоятельно. Договорился с портовыми властями: мы выходим из Гаваны, а что мы будем делать в море – никого не касается. Вернемся недели через две в чистом виде. Отход из порта и возвращение нигде не фиксировать.

Ночью снялись, тихонечко прошли в темноте мимо до слез знакомого замка Моро, в открытое море и легли курсом примерно на северо-восток.

Мы тогда еще не знали, что этот курс, вопреки всем законам географии, приведет нас в Индийский океан в Читтагонг.

КИ-САЛ

На следующее утро, уже в море далеко от Гаваны, капитан устроил за завтраком в кают-компании небольшое командирское совещание.

Решено было найти среди островов в Карибском море такое место, где не бывает людей, самолетов, пароходов и вообще никого не бывает. То есть место, где мы со своим танкером могли бы потеряться на некоторое время. В то время это было возможно. Никакого автоматического слежения за положением судов и спутникового мониторинга тогда и в проекте не было. По решению капитана мы должны были стать на якорь в таком Богом забытом месте, мыть танки и по ночам откачивать в море отстоявшуюся воду из смывочного танка.

Для информации надо сказать, что остатки нефти не растворяются в воде и через некоторое время, при отсутствии качки, в любой емкости аккуратно всплывают на поверхность. А ниже под слоем нефти остается практически чистая вода. Но такая операция уже в то время считалась серьезным нарушением экологии и каралась по всей строгости. Капитан наш, конечно, шел на большой риск. Но чего только не сделаешь, чтобы сэкономить заветные 42 тысячи долларов для народного хозяйства.

Иван Петрович приказал мне взять английскую лоцию Карибского моря, карту и подыскать подходящий островок. Да чтобы заодно можно было искупаться на пляже и половить рыбку.

Я тут же внес предложение: «Иван Петрович! А давайте повернем на запад, обогнем Кубу и зайдем на остров Пинос. Отличное место для купания. Пару лет назад Фидель как раз выселил туда из Гаваны всех девушек легкого поведения. Они и сейчас там с энтузиазмом возделывают на плантациях сахарный тростник. Думаю, девушки будут нам рады».

Кают-компания отозвалась гулом одобрения. Но Иван Петрович это быстро пресек: «Нет, это не подойдет. Ищи что-нибудь необитаемое». Кают-компания отреагировала вздохом разочарования. Вот так все лучшее в жизни проходит мимо, как прошли Азорские острова.

Перетряхнув лоцию Карибского моря, нашел между Кубой и Флоридой вроде подходящий островок под названием Ки-Сал. Как утверждалось в лоции, островок строго необитаемый, принадлежит частному лицу, глубины и грунт для якорной стоянки подходящие и вокруг никого на сотню миль. Райское место. Доложил капитану. Тот говорит: этот рай нам подходит, пошли туда.

Идти туда меньше суток. Стали на якорь милях в полутора от острова с подветренной стороны. Капитан решил произвести разведку местности: « Владимир Николаевич, ты парень спортивный, плаваешь хорошо. Надо сходить в разведку. Спустим мотобот. Возьми с собой, кого сам захочешь, и разведай место высадки, глубины и что там на острове происходит».

Спустили мотобот, взял с собой пару бутылок воды, переносную УКВ-радиостанцию для связи с судном и моториста Толика Лавро. Этот Толик был здоровенный парень лет под сорок, хорошо плавал и ничего не боялся.

Пошли на боте под мотором к острову. Погода отличная: ветерок небольшой, солнце, жара, море прозрачное изумрудного цвета, дно видно с двадцати метров глубины.

Подошли метров на сто к песчаному пляжу, дальше приближаться опасно. Глубина быстро уменьшается, можно сесть на грунт, а мотобот тяжелый, вдвоем его с мели на волне не столкнешь. Стали на 3-х метровой глубине на якорь, решили добираться до берега вплавь. Я связался по УКВ с вахтенным помощником, сказал, что меня не будет на связи некоторое время, так как радиостанцию придется оставить на мотоботе.

Разделись до трусов и уже начали спорить с Толиком, кто из нас быстрее доплывет до берега, но тут возникло неожиданное препятствие: рядом с нашей лодкой под водой возникли две большие черные тени. Присмотрелись внимательно: две манты с большой скоростью маневрируют под водой под нашим мотоботом. Манта – это такая акула плоской формы, похожая на огромного ската. Белый низ, черный верх и большая пасть. Эти две зверюги по размеру были соизмеримы с нашей лодкой, метра по четыре размах крыльев, не меньше. И как-то агрессивно описывают круги под нами. Смотреть даже из лодки жутко на это чудо природы.

Толик с сомнением спрашивает: «Николаич, ты как к акулам относишься?» – «Да я-то нормально. Важнее – как они ко мне отнесутся». Немного поговорили о породах акул, их нравах и особенностях поведения. Вспомнил я, как пришлось поплавать среди акул в порту Сафи в Марокко. Припомнили также несколько случаев с летальным исходом.

Когда разговор уже неприлично затянулся, стало ясно, что нам пора принять какое-то решение. Говорю Толику: «Ну, что? Будем возвращаться?» – с тайной надеждой, что инициатива отступления будет принадлежать ему. Но моторист Лавро был не робкого десятка. « Засмеют! – отвечает. – Надо прорываться!»

Легко сказать! Это все равно, что за линию фронта сходить без оружия на глазах у противника и потом назад вернуться.

Я постучал рукой по борту. Хищные твари немедленно спланировали к источнику звука. «А любопытные эти рыбки…» – отметил Толик, немного подумал и предлагает: «Давай что-нибудь бросим в воду в сторону моря, как можно дальше. Они, может быть, туда устремятся выяснять, что там случилось. А мы тем временем нырнем – и стометровку вольным стилем до берега». – «А как назад?» – «Ну, если они нас сразу не съедят, то и обратно, может быть пропустят».

Мне почему-то это показалось логичным. Нашли в рундуке под банкетками пустую бутылку. Собрались с силами. Толик размахнулся могучей дланью и метнул бутылку метров на 80 в сторону противоположную от берега. Как только бутылка плюхнулась в воду, обе акулы как две черные собаки кинулись к ней. «Видать голодные» – подумалось мне.

Как договорились заранее, выждали десять секунд и нырнули с Толиком в приветливые воды Карибского моря. Плыли быстрее обычного, это понятно, и выскочили на песок одновременно. Отдышались немного.

Я Толика спрашиваю: «Ну что? Ничего они тебе не откусили?» – «Эти, по-моему, не кусают, а сразу глотают целиком». – «И как это ты не боишься с акулами плавать?» – «Я, Николаич, в детстве во время войны три года в землянке с бабкой от немцев прятался. Вот там действительно страшно было. А акула – это ерунда! Это не немцы. С ней договориться можно».

Не торопясь, мы пошли по пляжу к пальмовой рощице. Настроение заметно улучшилось: можно еще часок-другой до очередной встречи с акулами пожить на этом свете, полюбоваться на окружающий мир, а там как Бог пошлёт.

А полюбоваться было на что. Песок чистейший, ослепительно белого цветы. Раковины-каракулы валяются грудами и никто их не собирает. Пальмовые крабы непуганые щелкают угрожающе клешнями и дорогу не уступают. Несколько больших морских черепах, метра по полтора в диаметре, при нашем приближении соскользнули с пляжа в море.

Вдруг видим: следы недавнего костра и рядом кости обглоданные.

«Э-э, Толик, смотри: на этом необитаемом острове уже ступала нога человека. Похоже, вчера вечером здесь был пикник у костра. С шашлыком… Кого-то съели…» – «Ты же говорил, что людей здесь нет!» – «Это не я говорил. Это в лоции так сказано». – Толик настороженно осматривал следы пиршества: «Да это черепаху съели! Вон панцирь валяется».

Идем дальше, теперь внимательно осматриваемся вокруг. В чаще леса послышался собачий лай, через минуту из леса выбегает собачка, черная в белых пятнах. Приветливо виляет хвостом. Стало ясно, что недалеко человеческое жилье: собачки сами по себе на островах не живут. Пошли за собачкой по тропинке.

Колючек полно, а мы босиком. Толик присел на землю, колючку вытаскивать из ноги, и немного отстал от меня. Собачка вывела меня по едва заметной тропинке на красивую большую поляну. На поляне стоит аккуратный коричневый домик с верандой и большими открытыми окнами, какая-то металлическая мачта, вроде радиоантенны. И никого не видно.

Тут мне пришло в голову, что здесь могут быть женщины, а я в одних волчьих трусиках в синий цветочек и босиком. Неудобно как-то. Толик тоже без фрака.

«Hey! Anybody here?» – крикнул по- английски (Эй! Есть здесь кто-нибудь?). Дверь почти сразу открылась, на крыльцо высовывается большой негр темно-коричневого цвета, тоже босиком и в шортах. По виду похож на отставного боксера-тяжеловеса. В страшном изумлении смотрит на меня с раскрытым ртом. Меня в первую очередь волновал только один вопрос: «У вас тут женщины есть?».

Негр быстро закрыл рот, лицо мгновенно приняло осмысленное выражение: «У нас нету! А у вас?» – видимо этот вопрос его тоже очень волновал. Тут мы оба захохотали, до того это было смешно. Посреди океана на необитаемом острове встречаются два незнакомца разного цвета, в одних трусах и, даже не представившись, начинают разговор о женщинах.

В двух словах объяснил хозяину, кто мы такие и откуда. Сказал, что наш пароход сломался, надо выточить новую шестеренку. На это уйдет недели две и после этого мы снимемся с якоря. Чернокожий хлопец вполне удовлетворился моим объяснением.

Тут и Толик подтянулся. Хозяин сказал, что у него тут тоже есть товарищ. Ударил пару раз по висевшему на веранде колоколу. Через минуту примчался, как по тревоге, еще один боксер-тяжеловес такого же цвета, с круглыми от удивления глазами. Мы вежливо извинились: мол, не хотели вас отрывать от дел, просто осматривали местные достопримечательности на острове. Мы сейчас пойдем обратно на судно.

Но хозяева замахали руками. Какие там дела! Вы первые белые люди, которые посетили этот остров. Да тут вообще никого не бывает. Это надо отметить, быстро заходите в дом!

В доме оказалось все оборудовано основательно. Полный набор напитков, консервы, какие-то лепешки из муки и масса свежих омаров, крабов и черепашьего супа. Ребята быстренько накрыли стол. Что будем пить? У Толика сработали его хохляцкие гены: «Спроси, есть у них сало и русская водка?» Сала и водки не было. Пришлось пить «по-солдатски»: шотландский виски с вареными омарами.

После второго стакана я решил выяснить, куда же нас все-таки занесло. Спрашиваю: «Это остров Ки-Сал?» – «Да, он самый, родной». – «А в английской лоции сказано, что остров необитаемый и принадлежит частному лицу». – «Да англичанам разве можно верить? Остров обитаемый, мы тут живем с собачкой. И принадлежит он Республике Гаити. У нас даже флаг есть. Сейчас мы вам всё покажем».

Один из парней открывает сундук, начинает выкидывать из него всякие вещи. На самом дне обнаружился флаг Республики Гаити. Второй боксер достает из шкафа обыкновенный старый пружинный патефон и запыленную пластинку. Ребята оказались с большим чувством юмора. «Выходи строиться на подъем флага!».

Мы вышли на лужайку к мачте. Один негр прицепил флаг к веревке и приготовился поднимать, второй завел патефон и поставил пластинку. Над океаном полились стройные звуки гаитянского гимна. До самой последней музыкальной фразы мы стояли по стойке «смирно», стараясь не рассмеяться, напротив друг друга в двух шеренгах, одна черная, вторая белая. Отдавали честь, приложив ладони к пустой голове. Представляю, со стороны картина!

Толик пожалел, что с нами нет советского флага, мы бы тоже подняли. Я категорически возразил: вот этого не надо! Хватит с нас одной Кубы.

После окончания церемонии хозяева предложили вернуться к неофициальной части.

В ходе дружеской беседы выяснилось, что эти черные ребята уже несколько месяцев живут на острове. Ловят какими-то снастями крабов и омаров и замораживают их. Оба они кубинцы, живут в эмиграции во Флориде. Раз в неделю на остров прилетает небольшой самолет, привозит им кое-что из продуктов, канистры с соляркой для дизель-генератора и увозит во Флориду замороженную продукцию. И так они работают полгода. Через 6 месяцев их меняют. Так сказать вахтовый метод. Видимо в штатах омары идут по большой цене, если вся эта возня с самолетом окупается.

Остров Ки-Сал образован кораллами. Имеет форму кольца с внутренней лагуной, которая несколькими протоками соединена с океаном. В лагуне рыбаки нам посоветовали не купаться, так как там слишком много хищной рыбы.

Мы с Толиком поинтересовались, чьи это кости мы обнаружили на пляже. Рыбаки объяснили: вчера вечером после радиосвязи с домом (у них там есть коротковолновая радиостанция) им стало так тоскливо, что они решили развлечься на природе. Взяли бутылку виски, спички. На пляже замочили неосторожно вылезшую на песок черепаху, развели костер и сделали шашлык. При этом пели при луне кубинские песни и тосковали по родной Кубе.

Я чуть не прослезился от умиления. Надо же! Совсем как у нас в России: от тоски надо разжечь костер в ночи и петь песни под водку. А ведь по ихнему виду не скажешь. Вот, что ностальгия может сделать с обыкновенным кубинским негром. Я же говорю – серьезное заболевание.