
Полная версия
Записки отчаяния
И написать свою новеллу
Увидеть близ Ньюкасла осени расцвет
Об Исигуро истории послушать
Сделать пару фото на черно-белый цвет
И, наконец, депрессию свою разрушить…
***
КАК РАННЯЯ ВЕСНА
с закатом февральским
ты зайдешь ко мне в дом
в весеннем платье
и с мокрым зонтом
я коснусь твоих плеч
и тепло обниму
захочу тебя увлечь
и еще сильней прижму
ты сбросишь тот час
простишь на рассвете
но я не увижу этих глаз
таких же красивых на свете
в окнах открытых
луч закрывает листом
деревьев покрытых
и ты не заходишь в мой дом
в руках моих вечер истлел
безмолвно стою на пороге
хлеб на столе уже зачерствел
и тебя нет на дороге
БАЛЛАДА О ВЗГЛЯДАХ
я окунулся в мир загадок
коснулся взглядом ее взгляда
в персону прекрасных повадок
и с аромат весеннего сада
я увидел сказочный цвет
глубокий. чуткий, прозрачный
хрусталик отражает свет
совсем как настоящий
манящий, сильный и с печальной нотой
изумрудом покрытый
с теплой заботой
для всех закрытый
как тайный лес
с зеленой кроной
у входа Гермес
с большой короной
я начал тонуть
тону и сейчас
я хотел лишь нырнуть
и вместо мига час
я лежал и смотрел
умирал от загадки
я ей заболел
и воздух в нехватке
терялся во взгляде
или в лесу, мне не ясно
и описывать в балладе
историю взглядов напрасно
ОТСУТСТВИЕ
Шепот серых стен у окон
И кровоточащий кран весны
Слабо бьют по окнам ветки
Сломанной сосны
На полу остатки щебня
Горький запах гнили в ветре
И потерянная смелость
С настроеньем импотента
Снова камни под ногами
Бесталанный жадный ум
Спотыкаясь и летя рогами
В поисках ненужных дум
От закрытой двери тянет
Словно мокрый зной тоски
Осторожно тебя манит
И тихонько шепчет – не грусти
ПУСТАЯ МАШОНКА
Я думал о жизни прекрасной
Зачастую по ночам
Где я не такой уж ужасный
Где деньгами набит мой карман
Ведь всем нужна это лажа
Ведь всем нужен обман
Каждый думает, что он важен
А на самом деле – болван
Смотришь в зеркало, как все
Но не хватает бумажек
Все идет, как по пизде
А кому это важно?
Ты не писатель и не поэт
И душа у тебя не очень
Даже денег на девочку нет
Будь рукой своей озабочен!
ГЛУПОСТЬ
сижу я на лавке
весь в печали
оно и не просто
мы одичали!
порой мы не видим, что делаем больно
отдаемся спокойно за деньги и пойло
любить перестали мы всех и себя
ценить, уважать, прощать, целовать
глупые мысли посещают меня
убить, умереть, заболеть, убежать
Бог с ухмылкой смотрит на нас
считая грехи, дает второй шанс
Но мы все тупее становимся больше
А взгляд наш на жизнь все уже и проще
уже мы не видим, что сами творим
сердцем родным не дорожим
в ошибках своих виним мы народ
так поступает каждый урод
кидаем друзей мы в проблемах простых
покормить не можем голодных, босых
убиваем в себе все принципы, нравы
алкоголем, наркотиками ради забавы
общество падает быстро и низко
цветет в нем разврат, до хаоса близко
общество рушиться по дням, по часам
нет в нем любви, что, блять, за срам?
мама твердила мне с детства одно
полюби это общество и тебя полюбит оно
ненавижу его я всем телом, душой
как и себя иногда, порой
потеряли любовь, мы, господа
но есть вера, надежда, что спасают всегда!
ОТБРОС
мимолетно идя сквозь городские трущобы
я чувствую боль и холод людей
понять мне смысл жизни еще бы
тогда немного стану добрей
я молодой человек циничный, простой
пытаюсь послать свои мысли толпе
а бледная масса неоднозначна порой
политика, деньги – только это в башке
недовольство и злоба жирных снобов
в трубку орут вытирая свой пот
отсутствие веры в различных богов
руками пихают еду себе в рот
пьяный бродяга на лавке лежит
ботинка нет правого, в дырках вся куртка
к нему мент покрасневший бежит
"по тебе плачет, бомжара, дурка!"
с бара соседнего "бабочка" вышла
поправила юбку, прическу, колготы
заработала сыну на учебник по вышке
правда с фингалом – излишки работы
дети в руках с бутылками пива
хлебают и курят у всех на глазах
с интеллектом не очень и речью паршивой
темная пустота в их головах
продавец одичавший машет газетой
люди подходят покупают, читают
"на Марс полетим в зеленой ракете"
а в Африке дети без воды умирают
смотрю проходящим в их слабые взгляды
что броско кидают они на меня
серые люди не очень то рады
веселого видеть перед собой мудака
ТЯЖЕЛАЯ ДИСФУНКЦИЯ МОЗГА
мне тошно от женщин, что могут предать
забыв про мужчину они будут давать
давать безотказно мужчинам любым
и врать без оглядки мужчинам своим
за деньги отдаться готовы любому
даже тупому и даже гнилому
любимым теперь ты за душу не будешь
в порыве за счастьем себя ты погубишь
вернется она снова и скажет "прости"
окунувшись в объятья будет бред свой нести:
что любит тебя и только такого,
что нет на свете для нее другого,
что не спала ни с кем она никогда,
что это чушь нелепая моя
и будет винить, что ее кинул я
уйдя из ее жизни – она осталась одна
оставив ее перед выбором сердца
ушел я спокойно через "заднюю" дверцу
пожелал ей удачи, здоровья, любви
на что мне сказали будь проклят, умри.
МЕРТВЫЙ ГОЛУБЬ
забрав частицу человека мне родного
я сам стал для него теперь родным
в любви я был похож немного на больного
но запрещал считать себя больным
и в розовых очках смотрел на человека
что врал и вовсе не хотел мне быть родным
даже если бы был мужчиной века
меня все равно считали бы больным
завязший в страсти и чувствах сердечных
я дальше пробирался в дебри забот
и тот человек, что оказался не вечный
плюнул мне в душу без всяких хлопот
хотя оказался ни чем ведь не лучше
думал и верил в то, что я сам святой
и глянул в себя немножечко глубже
проснулся в постели уже я с другой
подумал, прикинул, простил человека
но в сердце остался осадок больной
и даже если бы я был мужчиной века
она не была бы мне родной
МЕЛАНХОЛИЯ
мокрым ненастьем
с разорванным сердцем
я вышел вон
даже не хлопнув дверцей
отправился в путь я
далекий, не близкий
Пытаясь найти себя
шел по дороге низкой
едва я поддался
жизни погоде
я оторвался
от времени вскоре
путь мой лежал
к ближайшим мостам
где каждый терял
кто поверил мечтам
с середины моста
я прыгнул в ту бездну
и считал я до ста
пока был еще трезвый
порвал я ту грань
что держалась туго
и, оказавшись во тьме,
я кричал очень грубо
лишь шепот сознания
помогал мне идти
во тьме подсознания
без указателей пути
ФАТУМ
Уходя от истинны пути
Спотыкаясь на словах бывалых
Просыпается боль в груди
Не от размеров раны
Глубже падаешь ты в яму
Ту, которую ты сам отрыл
Закрывая взгляд руками
Забывая, кем ты был
Уходя от линии желаний
Врешь в глаза родным, друзьям
Задрожав от колебаний
Ты идешь все по стопам
По стопам людей не близких
Ты идешь не для себя
Избирая путь не близкий
Умираешь, как и я!
В глубине души страданий
Забывается любовь
И в руке воспоминаний
Все стираешь вновь и вновь
Узник одиночества
Открыв окно, прохладой дует
Ты ждёшь весны,
Куда ведь более уже?
А время у тебя любовь ворует,
Ты расстоянье убиваешь в кураже.
А на роду написан твёрдый шрам,
Почерком глубокого пророчества.
И не спасёт тебя ни красота, ни шарм,
От боли муки одиночества!
Пустоты жизни заполнять не можешь, ибо нечем,
Любовью лишь живут людей сердца.
Как одинокий дуб, ты тоже здесь не вечен,
В земле на одного пребудет больше мертвеца!
Сквозь жизни шторм
У разбитых дверей
Несуществующего дома
Сквозь пучину морей
И бесконечного грома
С сединой у бровей
Молвил один моряк-старлей:
"Ах, как же мало я узнал о море,
О тёмной тайне всех глубин,
И как убого посвящал закатам время,
У окон зашторенных гардин.
Не все ветра вдыхал я грудью полной,
И не вздымал я руки к небесам,
И гладь воды не увидал я ровной,
И честь не отдал всем я крейсерам!
Вот близок час мой. Я на одре.
А на грехи все наплевать!
Пусть Бог простит в одном грехе!
Что жизни миг не мог я ощущать.”
Идея
В круге дымящих страшных дум,
Где век сидит в унылом заточенье
И каждый узник наполняет ум
До времени рождения идеи.
Хлебнет ли с горла горя,
Увесистой придёт печаль
Пронесется время по вескам у поля.
И вновь стучит гневной январь.
А где ж те строки сильной мысли?
И где идея та видна?
От золота порог очисти!
Тогда не будет жизнь твоя бедна!
И прольётся опус из бокала,
И загалдят все уста,
И критика, и похвала, и клевета,
И достигнет идея сути максимального накала!
***
Никогда не смотрел в будущее, и поэтому в этом плане считаю себя слабоумным прогматом. А прогмат слабоумный, от того, что могу заглянуть в будущее лишь на пару минут или часов, когда нужно сходить в магазин или в кино. А работа уже доведена до автоматизма и бьет по голове с каждым звоном будильника. Перед зеркалом уставшее лицо, а люди говорят, что я имею огромный потенциал. Странно, но молнию на штанах я всегда застегиваю. Как они видят? В моем потенциально успешном детстве пребывал очень примечательный персонаж. И звали его Геннадий Дубаневич. Он легко находил общий язык со всеми. Даже с теми, кто его всегда обижал. Его невозмутимое романтическое лицо с тонкими чертами и вечной двухдневной щетиной красноречиво говорило о его целях. В свои 37 лет он собирался поехать в Америку и стать богатым мужчиной, который будет окружен всей позволительной и непозволительной роскошью человеческого мира. Светло-серые глаза гордо смотрели сквозь прядь черных волос, аккуратно ниспадавшую на лицо, что придавало его харизме еще большую выразительность. Каждая найденная бутылка, с его слов, складывалась на сохранение в денежном эквиваленте, после очередного похода в пункт приема стеклянной тары. Геннадия всегда привлекал красный цвет, высокие блондинки и Ламборгини. А за его спиной и даже перед ним всегда сновали насмешливые улыбки и дурацкие упреки. Я видел его очень часто возле мусорных урн, на местной свалке и иногда, по вечерам, под лавочками соседних домов. Один малый охарактеризовал его жизнь, как «Длинный долгий путь в Америку», хотя я не уверен, что он читал автобиографию Брайяна Уорена, всем известного, как Мерелин Мэнсон. Шли года, а я продолжал находить Геннадия на его привычных местах. Я был уже юношей, и все с тем же большим потенциалом, но таких целей, как у Геннадия я еще не имел. Да и сам Геннадий на тот момент куда-то пропал. Урны обыскивались без его участия. Бутылки сдавали уже другие люди. Свалка вообще была без признаков человеческой активности. Злые лицемеры посмеивались и говорили, что Геннадий умер. Другие видели его якобы в другом месте. А я представлял его окруженным всей его желанной роскошью, всеми его сбывшимися надеждами. Я отказывался называть это фантасмагорией. Но я тешил себя предположением, что Геннадий смог найти в мусорной урне, на свалке или под лавочкой маленький кусочек шагреневой кожи. Не зная о Бальзаке он использовал ее по своему и не во вред себе. И мое сердце грела картинка, где Геннадий в изысканном белом костюме, едет на красной Ламборгини по дорогам солнечного и теплого Майями. А рядом с ним на пассажирском сидении восседает его возлюбленная, спутница всей его жизни с прекрасными кудрями блонд, которая с трепетом относиться к своему мужчине и искренне любит его уже за то, что он Геннадий Дубаневич. И как было бы здорово, если бы и кусок той шагреневой кожи никогда не уменьшался…
***
В шесть утра Дмитрий выехал на своем стареньком красном Жигули. Его возлюбленная Маргарита, с которой он недавно стал жить вместе, оставила ему завтрак на столе, разложенный по пластиковым судочкам. Работа доконала его, и он уволился. А чтобы хорошенько отметить такое дело, он решил отдохнуть на природе. Дмитрий специально выехал так рано. Движение машин и людей, и машин с людьми, очень его раздражало. Поэтому он выехал так рано, в надежде никого не встретить. Солнце уже, как полчаса встало и ранними лучами разливало розовый свет на землю. Встречный ветер врывался в открытые окна автомобиля, и заглушал своим свистом рев двигателя. Кое-где были видны одинокие рыбаки, возвращавшиеся со всеми своими мудреными снастями и с ведрами, доверху набитыми уловом. Чем дальше Дмитрий отъезжал от дома, тем более дикой и неизведанной становилась дорога. Хвойные и смешанные леса сменили по обе стороны дороги городские возвышенности, дома и постройки. Воздух здесь был чище, свежее и прохладнее. Звуки города остались позади. Встречные автомобили стали появляться реже. Но на них Дмитрий обращал лишь снисходительное свое внимание, как на обязательные особенности течения жизни. Поворот на село Отрадное не имел асфальтированного покрытия. С бордюра начиналась обычная дорожная насыпь щебенки и мелкого камня. Дмитрий включил поворот, как порядочный водитель, снизил скорость и аккуратно, преодолевая высоту бордюра съезжал на грубую насыпь. Дмитрий услышал позади себя резкий неприятный скрипучий звук, и почувствовал, как его Жигули дрогнул, как от легкого толчка. Это на скорости несся черный Outlander, который и задел правым боком бампер Жигулей. Машины остановились на расстоянии двадцати метров друг от друга. Дмитрий не понимал, что происходит, и продолжал сидеть в машине с руками на руле, бледным лицом и взглядом разочарованного кота, которого не покормили перед отъездом. Outlander стал сдавать задний ход, и приближался к месту встречи машин. Это движение заставило Дмитрия прийти в чувства и выйти из машины. Он вышел, закрыл дверь и услышал звук лязганья железа в задней части машины. Это был бампер. Он отвалился и равнодушно блестел на солнце, отдаваясь болью где-то в глубине сердца Дмитрия. Из иномарки вышел мужчина лет сорока пяти. Его накаченное увесистое тело могло сказать о том, что отдых для Дмитрия мог закончиться уже в ближайшие пару минут вместе с его жизнью. Дмитрий нервно сглотнул слюну, подошел ближе к мужчине, который потирал нос и смотрел сквозь солнцезащитные очки на глубокую царапину, тянувшуюся через весь правый бок его машины. – Надо же! Ну, это все, дружище! Пора тебе звонить своим…
Дмитрий думал, что это было предложение на так называемую стрелку, но мужчина продолжил: – Звони маме, папе, жене, детям! Прощайся! Все! Приехал, турист!
Дмитрий поправил пиджак, чувствуя, как набирает контроль над своими эмоциями. Он еще чувствовал что-то особенное в этой ситуации, и решил отдаться воле случая. – Это второй раз уже за полгода! Сколько можно?! – продолжал мужчина кричать надрывистым басом, от которого у Дмитрия все внутри дребезжало. – Вы чего, холопы, вообще с ума сошли?! Вас перебить что ли всех надо, чтобы дорогу дали и не ездили тут?!
Вокруг щебетали птички и напевали, как думалось Дмитрию, песенки и серенады в честь его неминуемой гибели.
Мужчина снял очки. Лицо его вспотело и выражало печальное отчаяние. – Как я устал! Я просто ехал отдохнуть! Зачем мне это надо?! Зачем ты вышел сегодня?! Зачем вообще поехал и зачем родился?!
Дмитрий поддался своему поистине великому дару – умение беззаботно слушать собеседника. И он слушал весь гнев встречного. Было видно, что мужчина нашел свободные уши, которые нигде не мог найти для излияния своих проблем… Он рассказывал Дмитрию и за полугодовую похожую аварию, и за свое разбитое сердце и за выпивку, на фоне этого, и за бизнес и за драку, на фоне этого. Он достаточно красноречиво жестикулировал руками, демонстрируя хорошо отточенные удары, которые он якобы наносил своим оппонентам. Он вошел в раж. И Дмитрий приметил для себя, что все эти удары могли превратить его бренное тело в безжизненный факт совершенного преступления. Дмитрий так воодушевился, что смог своим даром помочь этому человеку и заодно спасти свою жизнь, что стал сочувственно смотреть и улыбаться добродушной улыбкой. Мужчине казалось, что Дмитрий понял его во всех аспектах. Но Дмитрий улыбался только от участия. Сам то он просто представлял себе, чтобы с ним могло произойти под давлением медвежьих рук этого мужчины.
Когда же водитель иномарки выговорился и переводил воздух, он стал вертеть головой по сторонам. И в этих его движениях и в его лице сквозила искренняя доброта его характера и сожаление за то, что он был не прав и еще винит другого человека… Дмитрий уловил это, и глубоко вздохнул… – И не говори. – сказал мужчина, услышав вздох Дмитрия. И они вместе улыбнулись… – Ты тоже отдыхать ехал? – продолжал мужчина. – Да. – робко ответил Дмитрий. – Поехали ко мне на дачу. Она тут не далеко. Страх пить в одиночестве. Могу и натворить чего худого.
Дмитрий все взвесил и даже обрадовался такому стечению обстоятельств, и конечно же согласился. Он погрузил свой бампер в багажник. Водитель иномарки нелепо извинялся. Искренне, но нелепо. Искренний человек не умеет извиняться красноречиво, оттого извинение может показаться нелепым, но и настоящим. Дмитрий отказывался взять деньги за отбитый бампер, но мужчина очень настаивал и просил. И все же, Дмитрий взял деньги, когда мужчина включил в себе способность жесткого убеждения, как умеют делать закаленные бизнесмены…
Дмитрий был очень доволен стечением обстоятельств и понял, что иногда нужно просто молчать. Этим качеством можно много чего услышать и так же можно много чего исключительно хорошего и полезного для себя сказать и о себе…
И все бы хорошо, но… Когда двое новых знакомых живились ароматным шашлыком на берегу заводи, в месте далеком от городской суеты, водитель иномарки делился фотографиями своей бывшей возлюбленной, которая стала причиной его разбитого сердца… И на этих фотографиях Дмитрию отчетливо узнавалась его возлюбленная Маргарита, с которой он недавно познакомился…
***
Имея отпуск в запасе, я решил отправиться путешествовать поздней весной. Время было замечательное. Еще не жарко, как для лета и к тому же вся природа уже расцвела во всех красках. Перед поездкой нужно было немного обновить гардероб. Не хотел, чтобы Одесса встретила меня в обносках. Ребята из компании были завалены внезапно появившимися неурядицами. И поэтому я остался один. И чтобы не терять время зря и свой драгоценный отпуск – пустился в пляс по дорогам безумия. Денег было не ахти, а желаний – море. Пришлось прибегнуть к тестированию нового вида путешествия – ловить попутки. Я купил пару футболок, кеды и новые джинсы, которые сели очень хорошо. Они были достаточно модными на то время. Девушка консультант смотрела на меня каким-то голодным взглядом. Вернее на мою попу в джинсах. И сказала, что эти джинсы очень хорошо сидят на попе. Тогда я не задумывался, но все же, как можно быстрее совершил покупку и убежал из бутика. Так что покупкой я был вполне доволен.
На трассе мне долго не удавалось поймать попутку. То машины ехали груженные, забитые; то я сам опускал руку от усталости и отчаяния; то люди не внушали доверия и я отказывался. Но все же удача улыбнулась мне. Старичок лет шестидесяти, бодрый и веселый, ненавязчиво предложил мне свои услуги, ему было в другую сторону, но по пути. Так и договорились, что он меня подбросит до развилки наших дорог, а дальше я поймаю следующий счастливый билет. Дедуля был очень экзальтированным. Он рассказывал много анекдотов и травил старческие шутки, свойственные людям без чувства юмора. Я молча улыбался, пытаясь скрыть свое волнение, которое появлялось посредством возбужденной интуиции. Мы сделали остановку в лесополосе по физиологической нужде. Я пошел в одну сторону, а дедушка в другую. Когда я сделал свои дела, на месте старика не было. Машина была заперта. Я услышал шелест листьев и травы позади себя, и, оглянувшись, увидел этого дедушку. Он как-то странно смотрел то ли мне на ноги, то ли на попу. Меня передернуло, я обернулся всем телом. И дедушка будто очнулся и посмотрел уже мне в глаза. Его взгляд наводил на меня ужас и желание распрощаться с ним, как можно быстрее. Вокруг – ни души. Помощи ждать неоткуда. Сам по себе я не слабак, но деда просто жалко бить. Рука не поднимется. – Снимай штаны! – говорит он. И только сейчас я заметил, что он в правой руке держал увесистый газовый ключ. Мое сердце ушло, как говорится, в пятки. Но по дороге до пят задержалось в районе попы. И по тяжести в том месте, я понял, что сердце упало, как на дно. Мной овладела паника. Я не знал, что делать, но и собрался драться. И когда я представил себе, с помощью метода дедукции, за что именно я буду драться, то невольно истерически засмеялся. С одной стороны мне представлялось, что я дерусь за свою жизнь. А с другой стороны, я могу потерять сначала честь, затем достоинство; в мгновение ока стать одним из членов направления ЛГБТ, против которых я ничего плохого не имею; и в конце концов уже лишиться (смотря по обстоятельствам) жизни. Дедуля усмотрел в моем смешке, наверное какое-то проявление силы, и начал уверенно двигаться ко мне на встречу. Метод дедукции, порывшись в чертогах моего разума, раздобыл еще один путь – «мороз меня не раз спасал». Я встряхнул головой и понял, что уже и мозг мой готов к поражению, и просто старается найти самый удобный для себя сценарий. Еще один шаг дедугана и я сорвался с места, как ошпаренный. Я не знал, куда бежать. Но за полем видел небольшой лес, где бы я мог скрыться. Мои ноги несли меня, казалось быстрее, чем Фореста Гампа. Правда джинсы сильно натягивались на бедрах и попе. По спине прошел холодок, а волосяной покров на руках ощетинился, и в доли секунды я осознал, что плотность воздуха изменилась и в нем находится инородное тело, которое передвигается с большой скоростью. Мое счастье, что мой Ангел Хранитель такой сильный. Пока я размышлял о том, что же это за ощущения я испытываю, возле правого уха пролетел газовый ключ, насвистывая Марсельезу. После этого все будто затихло. Я не слышал ничего вокруг. И ничего внутри, даже сердца стук не слышал, которое в обмороке лежало на моем дне…
Когда я добежал до леса, который находился где-то на расстоянии чуть больше километра, я повернулся. Деда не было на горизонте и его машины тоже. Я вспомнил за свои вещи, забытые в запертой машине. А мое воображение до того разыгралось, что я для себя отчетливо видел, как дед смотрел на мою попу в новых джинсах, которая подпрыгивала очень медленно в его глазах в такт движения. И именно этот факт вскружил ему голову настолько, что он не смог точно попасть газовым ключом мне в голову… От этих мыслей я истерически засмеялся, дрожа всем телом… Меня еще долго не отпускал истерический смех. Я стал приходить в себя и утирать слезы веселья с лица, как за спиной услышал: «Снимай штаны!».
***
Наверное, каждый человек в своей жизни встречался с неуместными шутками или замечаниями в свою сторону от взрослых и уважаемых людей. Так было и с Александром. Еще в школе он позиционировал себя, как центр всеобщего внимания. Своей харизмой и артистичностью он легко завоевывал уважение ребят и любовь девочек. Он был веселым, спортивным и удачливым. Он имел все качества необузданного характера мужчины. И однажды, на уроке физики, где его было крайне редко встретить, Александр столкнулся с обычной преградой его тщеславия. Пожилой уже преподаватель, Марк Альбертович, весьма искушенный жизнью и своими амбициями, видел людей насквозь и успевал даже не отставать от взглядов молодежи. Александр вел себя на уроке достаточно эмансипированно, как для ученика школы. Он то выкрикивал невпопад, поднимая этим смех в классе, то остроумно шутил и громко разговаривал с ребятами. А когда ему наскучило, и он зарядился вниманием толпы, тогда он захотел незаметно уйти с урока. Поводом, послужившим для выхода из аудитории, послужила просьба о неотложном желании посетить туалет. Марк Альбертович, который молча сносил все эпатажные сцены Александра, не долго думая, буркнул себе в усы нелепую шутку, которая, впрочем, была по душе всем в классе, кроме Александра: – «Не можете просидеть и одного урока, чтобы не обмочиться. Для таких, как вы, был придуман подгузник. Вот и носите его в школу…» Александр проглотил язык. На такое нечего было ответить. Как иногда нечего ответить на бред. Но ситуация эта имела лишь дисциплинарную сторону, о которой Александр не задумывался на тот момент. Он только водил глазами по аудитории и встречал насмешливые глаза и орущие рты. Конечно же, такого человека, как Александр, очень задела эта история. Но в тот же учебный год Марк Альбертович слег, как говорили слухи, в больницу с каким-то тяжёлым заболеванием. К нему приехали даже дальние родственники из Германии, чтобы повидаться. Александр не преминул этим моментом и цинично шутил: «Недолго фраер танцевал!» Умалишенная жестокая молодежь смеялась с этой шутки, как и со всего, что казалось глупым, смешным или непонятным и необъяснимым…