В мире мало аномалий столь же странных и едва ли объяснимых, как поэзия. Можно смело утверждать, что стихи являются для человека вещью противоестественной. В обиходе люди не изъясняются рифмами и не думают ими, каков бы ни был их родной язык. Кажется совершенно излишним и неблагодарным трудом мучительно подбирать слова и выстраивать их таким образом, чтобы они сложно сочетались друг с другом в смысловом и ритмическом танце.

Александр Сергеевич Пушкин писал:

«Сижу за решеткой в темнице сырой.

Вскормленный в неволе орел молодой,

Мой грустный товарищ, махая крылом,

Кровавую пищу клюет под окном,

Клюет и бросает…»

И так далее и тому подобное. Мог же Пушкин не сыпать эпитетами, а просто, по-человечески, без четырехстопного амфибрахия сказать: «Загремел я, значит, в тюрягу, и из развлечений здесь только на орла пялиться, который по ту сторону решетки трапезничает. Аппетит у того орла паршивый. Такие дела»? Вероятно, мог, но не захотел. Или… все-таки не мог?

Что если склонность человека в те или иные моменты жизни изъясняться размеренным и рифмованным слогом есть не желание покрасоваться, а необходимость высказать свою мысль именно так и никак иначе? Может быть, только при изложении в виде стиха некие специфические сентенции обретают именно те смысловые и эмоциональные наполнения, не достигнув которых человек не способен успокоиться и перейти к обдумыванию других проблем?

Все мы знаем, что люди сочиняют стихи или, скорее, их обыденное сознание время от времени погружается в особый мистический транс, в котором стихи рождаются сами собой, как по волшебству. Более того, я не знаю ни единого человека, который за свою жизнь не выдал бы хоть одного четверостишия собственного сочинения, пусть даже то было в пору раннего детства. При этом нам знакомо, что кроме людей ни одно живое существо на нашей планете не имеет ни малейших способностей (и, видимо, потребностей) к рифмоплетству и стихосложению. Так не является ли поэтический дар (или проклятье) той чертой, отделяющей человека от всего остального животного мира? Иначе говоря, не стихи ли сделали людей людьми? Эта версия нравится мне гораздо больше теории, что человека в его нынешнем состоянии выковал труд.

Как бы ни туманна была материя поэзии, она объективно существует, и это хорошо. Тем, кто не понимает поэзию и считает ее чем-то непотребным, я скажу два слова – «опера» и «балет». Вот что действительно сколь непонятно, столь же и отталкивающе – попытки рассказать историю, зачастую не самую тривиальную, используя нечленораздельные высокочастотные вопли и завывания или, хуже того, манерную пляску.

Факт существования поэзии и добровольное содействие авторитетных экспертов, так любезно согласившихся выступить в роли комментаторов, позволили мне создать настоящую книгу Эпизодов Поэтического Характера. Несмотря на то, что я ни в коем случае не причисляю себя к поэтам, надеюсь, чтение этой книги покажется тебе не самым дурным развлечением (хотя бы в сравнении с оперой и балетом).

Приятного и нескучного времяпрепровождения!

Комментарий №1

Народный поэт Вальдемар Вальдемарович Мясковский:

«Подобную заразу сапогом нужно топтать, метлой поганой сметать с палубы, в журнале «Крокодил» продёргивать, обличать на каждом углу! Извести на нет, помножить на ноль, выхолостить и осмеять с пристрастием! Чтобы никому повадно не было! Вот что я думаю по поводу так называемых «трезвенников». А то, видите ли, этот бездельник позавчера не выпил, вчера воздержался, сегодня уклонился – и уже на таких порядочных людей, как я, с гадливостью глядит. Как на личинку лобковой вши или как на капиталистишку какого-то паршивого, я не знаю! А сам-то он гнида первостатейная и есть, и буржуишка недобитый – тоже он! Нет, товарищи, нам таких граждан среди товарищей и за бесплатно не требуется. Не для того мы страну такую громаднейшую строили, чтобы подлецам непьющим в ней комфортно ощущалось!»

Эпизод №1: Мученики

– Эй, Максим, в каком ты свойстве?

– Я в желудочном расстройстве…

– Автандил, а что с тобой?

– Да изжога с тошнотой!

– Что не бодр, Христофор?

– У меня три дня запор…

– Ты чего, Игнат, заплакал?

– Уж неделю как не какал!

– А с тобою что, Пафнутий?

– От брюшных терзаюсь вздутий…

– Как твои дела, Панас?

– Да с кишками прям атас!

– Что нахмурился, Панкрат?

– Кажется, я выпил яд…

– Нос что свесил, Леонид?

– Доконал меня гастрит!

– Эх, Никита, что же ты?

– Понимаешь ли, глисты…

– Константин, уважь обычай!

– Я бы рад, да цепень бычий!

– Может, хоть с тобой, Акакий?

– А давай! За повод всякий

Грамм по триста выпьем влёт!

– Ты не шутишь ли, Акакий?

Пить дает тебе живот?

– Пить дает мне, кто нальёт!

А живот мне не начальник,

Точно так же, как и сральник!

Чтобы помнил мой желудок,

Кто тут главный кроме шуток,

Год его уж не кормлю!

Но за то с утра и днём,

И, конечно, перед сном

Водочки в него налью.

Я ж не изверг, не абрек -

Я разумный и культурный

Православный человек!

Комментарий №2

Детский поэт Эммануил Иванович Колготский:

«Помню, в трудные времена моего довоенного детства День знаний был одним из моих любимейших праздников. Как росток будущего могучего дуба-гиганта тянется к солнышку, так я тянулся к арифметике и чистописанию. Первого сентября мать надевала на меня белоснежную сорочку с крепко накрахмаленным воротничком, и я мчался в школу с ранцем, в котором, погромыхивая, перекатывалось яблоко – мой единственный обед на целый день. О, что это было за яблоко! Вам и не вообразить, насколько сладок был его аромат, и как кружилась моя голова, и скрадывалось дыханье в предвкушении момента, когда прозвенит звонок на большую перемену, и мои зубы вопьются в сочный и хрусткий наливной бочок! Какое это было колоссальное удовольствие! Но всё же больше, чем даже яблоко, я любил первый учебный день за то чувство азарта, с каким я разглядывал вновь собравшийся воедино класс, отмечая, как возмужали мальчишки-одноклассники, каким медово-бронзовым загаром одарило их кожу щедрое летнее солнце, как бугрятся под ней подвижные юные мышцы и как всё явственнее и явственнее становится волос на их верхней губе – уже не детский пушок, но ещё не зрелая мужская щетина… Волшебные были времена, незабываемые!»

Эпизод №2: 1-е сентября

Осень.

Тлен.

Сентябрь подкрался,

Завтра первое число.

Мрак в морщинах залегает,

Перекошено чело.

Аромат ноги взопревшей,

Дух мошонки разомлевшей,

Будоражат тонкий нюх.

Словно дятел охуевший,

Потерявший такт и слух,

Всё по буквам, да по цифрам

Колошматит мой сосед.

Рыба хек в микроволновке –

Греется его обед.

Вдруг, гремя фальшивой нотой

«между нами тает лёд»,

врёт соседа телефон,

Трубку не спеша берёт:

«Настя, ёбаный насрали!

Сука пидорский компот!

Ну и что, что трали-вали?

Думаешь, меня ебет?!

Ну, скажи ему, что хули -

Или нахуй и в пизду!

Я ж ему ваще конкретно

В прошлом, блядь, ещё году!

Сколько-сколько? Тыщу двести?!

Ебануться и не встать!

У меня за эту пестню

Будет сам говно глотать!

Слесарь, блять, водопроводчик -

Вот же конченый урюк!

Рэкетир, ебать, налётчик,

В жопу ржавый ему крюк!

Вощем, если не прочистит

Этот сраный унитаз,

То потратит тыщу двести

На протез обоих глаз!

Пусть как хочет, так и чистит -

Хоть хуём, хоть языком.

Намекни ему, что я

С Витькой Питерским знаком

Что? Не слышал он про Витьку?!

Ну, пацан ваще припух!

А про Ваську с Вторчермета?

Про Володьку, что Петух?

Ну и как дела с такими,

С позволенья, блять, вести?

Тыща двести, тыща двести…

Настя, ты меня прости,

Но я щас реально занят,

У меня пиздец аврал.

Ты давай сама там как-нить –

Не с картошкой самосвал.

Разгружать ничо не надо,

Эка невидаль – сортир.

Ёпта, вощем, все, целую,

Чмоки-поки, миру мир»

Офис тухнет и потеет,

И воняет, и гремит,

Как попавший в кофемолку

На коляске инвалид.

Сдох весь воздух в помещеньи,

Снова стук-постук сосед.

Есть усталость, раздраженье -

Вдохновенья только нет.

Тычет пальцами в дед-лайн

Шеф-редактор, скаля рожу,

Обещает покарать

И содрать с живого кожу

Если вдруг до трех часов

Про волшебный праздник знаний –

Первое про сентября -

Текст мой будет не готов…

К лютым я зверям, не к людям

В детстве угодил, видать,

Что коварно научили

Как читать, так и писать,

И проклятьем наградили

Буковки в слова слагать…

Сжечь бы все на свете школы

Вузы все с землей сравнять!

Чтобы спать себе покрепче

И об знаниях не знать

Комментарий №3

Поэт-песенник Геннадий Иннокентьевич Шероховатский:

«Вот все думают, что создать песню для детей – пустяковое дело. Дескать, бери любую рифму, крути-верти её как хочешь, идиотничай с ней, и успех обеспечен. Хоть вот прямо с потолка возьми какое хочешь слово – например, вот, слово «сабля» – и шуруй себе в столбик:

Ах, сабля-бля-бля-бля!

Ух, сабля-бля-бля-бля!

Ах, да и хи-хи!

Хи-хи, да тру-ля-ля!

И как будто сразу детям понравится и полюбится, сами напевать будут и вообще. Но нет, скажу я вам! Это так не работает! Дети – весьма требовательная, я бы даже сказал взыскательная публика. Чтобы достучаться до них, нужна серьёзная работа мысли, чтобы в песне смысл имелся, а не пустопорожние «трали-вали». Нужно, чтобы талант имелся, чтобы гений срабатывал! Вот вам для сравнения:

Ах, гуси-гуси-гуси!

Да-да-да-да!

Помощники бабуси!

Га-га-га-га!

Видите разницу? Улавливаете посыл? Конечно, эта песня ребёнку сразу понравится, потому что ребёнок любит своих бабушек. Но не только она как развлекалочка ему понравится, но и напомнит, что пожилым людям нужно помогать, как гуси помогают бабушке».

Эпизод №3: Коробка с Карандашьями

Есть в мире странном местами

Коробка с Карандашьями.

В неё совершенно свободно

Вмещается что угодно.

В коробке с Карандашьями —

Шампанского океаны,

Карликовые армяне,

Но с очень большими задами.

В коробке с Карандашьями

Живёт домашнее порно,

Случайно слитое в сеть

И покорившее миллионы.

В коробке с Карандашьями

Реальность бежит вприпрыжку,

Под кислотой догоняя шишку

С кокаиновыми ноздрями.

В коробке с Карандашьями

Фотосессии в масле сверкают,

Любуйся, ценитель искусства,

Обширными телесами.

В коробке с Карандашьями

Весёлые рэперы скачут:

Они Карандашьям приносят

Денежки и удачу.

В коробке с Карандашьями

Недавно прошло ограбленье,

Вызвавшее волненье,

В мире и всей Вселенной.

Вы всё на свете найдете

В коробке с Карандашьями.

Когда шоу смотреть начнёте,

Желательно, под грибами.

Комментарий №4

Поэт и рок-музыкант Борислав Бориславович Расчесщиков:

«Когда при мне кто-нибудь употребляет слово «Родина», я всегда пытаюсь понять, что человек имеет в виду. О том же, о чём и я, он думает, когда произносит и слышит эти звуки, или нет? Ощущает ли он при этом во рту послевкусие дешёвого портвейна, тремя семёрками которого, как топорами, была срублена моя юность в Питерской подворотне на Литейном? Наворачивается ли на его глаз слеза от того удушливо-ароматного дыма «Беломора», который витал в моей парадной – такого плотного, что хоть те самые три топора в нём вешай? Имеет ли он в виду ту самую Родину, в сердце которой на рок-концерт приходилось пробираться по-пластунски огородами, заранее подвязав к плечу красную ленточку – фальшивое удостоверение народного дружинника, чтобы не провести ночь в обезьяннике? Ощущает ли он горечь иронии от того, насколько щедра Родина – если, конечно, речь идет о нашей общей Родине – насколько щедра она на причины и поводы сойти с ума? Но, вообще-то, последние двадцать лет я живу в Лондоне и формирую свой круг общения с тем учетом, чтобы человек, оказавшийся в этом кругу, с минимально возможной вероятностью мог иметь ту же Родину, что и я».

Эпизод №4: Песня о Родине

В стольном граде Кишинёве уд стоит огромный,

Весь в парче, в жемчугах, что твой Элтон Джон

Спеть хотел о Родине, да видно слишком скромный,

К тому ж о песнях к Родине есть теперь закон

Как роток ни открывай, песня не случается

Забивает глотку всю пышный каравай

Зуб сточил до корешка, а не унимается

Больно велика семья – тут уж не зевай

Как от наводнения, так пение молебное

Да чтобы у врага до срока воды отошли

Сирым в утешение то словцо целебное

Под снегами да под грязью краше нет земли

Как у мавзолея есть да два входа-выхода

Чёрный для солдатиков, красный для вождя

Если станешь вдруг вождём – для тебя вся выгода

Но в вождёчки ты помельче проведи меня

Может быть, тогда спою что-нибудь душевное

Так чтоб без оглядочки, глазом не кося

Не стесняясь ни того, что и рифма скверная,

Голосок и рыло – как у порося

Комментарий №5

Баснописец Сергей Андреевич Мухолковский:

«Это не я, то есть – не только я – это еще Эзоп подметил, что зелен виноград. А что поделаешь? Вот бывает в гастроном зайдешь, и даже не чаешь ничего этакого, как на тебе – зелен виноград, и хоть ты тут что! А продавщица? Продавщица-то что, думаете, приветливая? Какое там! Ей слово только скажи про виноград – что зелен, так она как р-р-раз – и ну давай куражиться, да насмехаться! И кассирша туда же – поддакивает продавщице, что мол, что ишь, что уж извините, не кишмиш! Вот это вот вопиющие хамство людей на своих публичных, так сказать, местах, и вот это вот хищное оскаленное чувство их над тобой превосходства – у сильного всегда бессильный виноград! И ну давай над ним куражиться, глумиться, измываться! Совершенно невозможно не реагировать на такую беспардонность! И если бы не дворник наш Иван Андреевич, то не знаю, как бы и дожил бы без инфаркта до сего светлого дня. Хоть в гастроном не ходи, честное слово! А так бывалочи подойдёшь после гастронома к Ивану Андреевичу, дворнику нашему, как скажешь ему «А виноград-то зелен!», а он такой «Чавой-та?», а я ему «А товой-та, рыло ты свиное!». И домой уже совершенно на успокоенных нервах. Святой человек дворник наш Иван Андреевич, долгих ему лет и здоровья».

Эпизод №5: Дворник и мыши

Раз в преддверии обеда

Дворник заглянул в свой шкафчик

И воскликнул: «Вот беда!

Тут была моя галета!

Ну и где ж теперь она?

Как хвостатая комета

Пролетает жизнь моя,

Без ответа и привета

Скоро, видно, сгину я.

Знать бы лишь, кому в том толк,

Чтобы умер я несчастным

И голодным, словно волк…»

Отвечали хором мыши:

«Что ты мелешь? Тошно слышать!

О мирском, дурак, ты тужишь,

А ведь людям службу служишь.

Убираешь из подъезда

Ты ссанину и говнину,

А, бывает, и блевоту –

Тоже важная работа.

Чтоб простой домовный житель

В окончанье не свинел,

Демонстрируешь исправно,

Как Господь нам всем велел,

Что в труде и чистоплотстве

Есть блаженствия предел.

Твой нелегок крест, все знают,

Но за прямоту прости –

Думаешь, намного легче

На голгофу крест нести?»

Дворник, вместо чтоб ругаться,

Всхлипнул, глядя на мышей:

«Издеваетесь вы, братцы?

Я ещё полтыще вшей

В ужин, завтрак и обед

Позволяю мной питаться.

Возверните мой галет

Хоть из жалости ко вшатам –

Их же жальче в свете нет!»

Мыши отвечали строго:

«Всякой твари есть свой срок.

Как отмучаются вшата –

Знай, вошли в Отца чертог.

И галету твою съели

Мы не чтоб ты голодал.

А лишь с той благою целью,

Чтобы дух твой воспарял.

Без помех и искушений

Чтоб ты в Царствие попал.

Ты терпеньем запасись,

В день раз несколько молись,

Честно исполняй работу –

В рай ведь многим же охота –

Им пример собой яви,

И тогда, в счастливый час…

Кстати, не забудь про нас.

Та галета, скажем прямо,

Массою была три грамма.

Щас как раз и пост истек,

Так давай-ка наутек –

Принеси-ка нам еды,

И без всякой лебеды.

Чтоб блюли тебя мы пуще,

Надобно побольше гущи.

Ты не мешкай, поживей…»

И словами вдохновившись,

Дворник духом воспарил:

С прытью больше чем кошачьей

Всех мышей он изловил

И себе на ихнем мясе

Щей наваристых сварил

Комментарий №6

Поэт-переводчик Моисей Илларионович Большак:

«О шотландцах восемнадцатого века в среде обывателей бытует представление как о диких горцах с рыжими бородами, клетчатыми юбками, заунывными волынками и диким клановым социальным устройством. Чтобы развеять это невежественное мнение, я всегда привожу в пример великого поэта Роберта Бёрнса. Он, хоть и был крестьянским сыном, отнюдь не увлекался скачкой по горам с голым задом, кое-как прикрытым килтом. Нет! Он даже бороды не носил, и рыжим к тому же не был. Да, как и все шотландцы, Роберт имел страстишку к доброму виски и хорошей кулачной драке, но куда больше Бёрнса увлекали любовные таинства. И не с овцами, как думают о шотландцах многие наши сограждане, а с самыми настоящими девушками. Поэтому из всего громадного творческого наследия Бёрнса больше половины стихов посвящены женщинам, и лишь оставшуюся часть между собой делят баллады о выпивке, мордобое, вересковых лужайках и пасущихся на них овечках».

Эпизод №6: Баллада об Эрике МакХуеплясе

Доблестный сэр Эрик МакХуепляс

Обласкан был славой земной

Удача ему улыбалась не раз,

Невзгоды же шли стороной

Любого врага один ждал финал –

Издавая воинственный глас,

Эрик на хуй его бодро вступал

И пускался в безудержный пляс

Однажды случилось в битве сойтись

С троллем огромным и злым,

Чей каменный хуй заставлял всех трястись

И молиться всем разом святым

Эрик с усмешкой пришпорил коня,

Тот резво на тролля вскочил,

Рождая легенду при свете дня,

Копытами хуй раскрошил

Как вешние воды годы текли,

А Эрик всё так же плясал,

Победно, легко, не касаясь земли,

Хуёв тысяч сто растоптал

Но закон есть закон, всему есть конец,

За кураж час расплаты настал

Непобедимый доселе боец

Деву в чистых лугах повстречал

Как справиться с тем, у кого хуя нет,

Сэр Эрик не представлял,

Не помог ему опыт прожитых лет,

И в пожизненный плен он попал

Ему уже впредь на хуях не плясать,

Хлопот нынче много других

Теперь он отец, а дева та – мать

Трех МакХуеплясов грудных

Комментарий №7

Поэтесса Изабелла Ашотовна Ахтыбожемулина:

«Я не считаю, что существует какая-то грань между так называемой мужской и женской лирикой. Это попросту смешно! При всём моём уважении к Константину Бальмонту, Игорю Северянину, Аполлону Григорьеву и другим классикам, разве можно считать, что грубая мужская душа способна порождать истинную поэзию? Нет! Мужчина в принципе не способен на роды. Рожать в муках – стихи, детей, цветы, радуги и пестрокрылых бабочек удел исключительно женский. А то, что принято называть мужской поэзией, представляет собой скорее инженерную конструкцию. То может быть изысканный готический костёл, изящный многопролётный мост с подвесной архитектурой, роскошный имперский дворец или, чаще всего, угловатая индустриальная постройка либо вовсе – утилитарная хибара. Мужчины укладывают свои строки, как рельсы, вколачивают в них ритмические акценты, как сваи, скрепляют слова гвоздями, бетоном и электросваркой. Что ж, на своем месте и железнодорожный мост полезен, и утилитарная хибара лучше, чем ничего, но ничто из этого не стоит той перчатки с левой руки, которую божественная Анна Ахматова так чарующе-рассеянно, пребывая в истовом душевном смятении, надела на правую руку».

Эпизод №7: Евстряпий Сагадан

Ах, Евстряпий Сагадан,

Сагадашечка,

Бессердечный истукан,

Дрянь-какашечка

Тонколапый паукан,

Таракашечка

Подломордое ты чмо,

Жидка сопелька

На глазу моём бельмо,

Пшик без нолика

Если б был ты, Сагадан,

Негритяшечка,

Я вступил бы в ку-клукс-клан,

Падаль-пташечка

И тебе бы, бармалей

Окаянненький,

Прописал бы курс люлей

В зад паяльником,

Да кишочки б намотал

Я на веточку,

Мозжечок бы покрошил

На салфеточку!

Только ты не негритёнок,

Слышь, Евстряпушка,

Я ж ни капли не расист –

Мил, как лапушка.

Так что чёрт с тобой, живи,

Сагаданечка,

Веселись, да воду пей

Из фонтанчика.

Неплохой ведь ты пацан,

Друг Евстряпий Сагадан

Комментарий №8

Поэт и музыкант Юрий Цезаревич Ворчук:

«Ну а чего вы хотели? Государственная машина направлена на то, чтобы каждому простому человеку, у кого нет погон с большими звёздами, депутатских корочек или какого-то миллиардного бизнеса, наглядно показать, что он в своих правах ничем не отличается от таракана. Люди пошумели, погалдели, посопротивлялись… но куда им против машины? В результате просто умолкли, фигу в карман спрятали, а потом как-то постепенно даже сами свыклись с мыслью, что они букашки-таракашки. Я считаю, что это очень плохо. Настолько плохо, что хуже уже и не придумаешь. И не только то обидно, что людям рты заткнули и человеческого достоинства лишили. Еще ведь и таким, как я – музыкантам досталось. Потому как не нужна наша музыка букашкам-таракашкам – они альбомы не покупают, на концерты не ходят. Очень трудно зарабатывать деньги в тараканьем царстве, когда сам не таракан. Вообще, думаю, нужно открыть фонд имени меня для финансовой поддержки меня же, чтоб я хоть как-то продержался, пока народ у нас не растараканится и обратно облик человечий не обретёт».

Эпизод №8: Таракан Банан Бананов

Жил в столовой при заводе

Желто-рыжий таракан

По фамилии Бананов

И по имени Банан

Грызть любил он хлеба крошки

Вилки, зубочистки, ложки

Щи лакать, супы-окрошки

И мечтать, задравши ножки

В мечтах своих всегда Банан

Чинно поварихе Клаве

Круглой, словно барабан,