Мир в декорациях

После судебного процесса Фуке угодил в тюрьму, где его три года охранял д’Артаньян. Все состояние Фуке отошло в королевскую казну, а вакантное место министра финансов – вы будете удивлены – занял тот самый Жан-Батист Кольбер, с таким рвением делавший проверку документов по министерству финансов. И поскольку эта история произошла до того, как было начато строительство Версаля, то теперь совершенно ясно, что именно впечатление от имения Фуке Во-ле-Виконт, которое поразило воображение короля своей роскошью, послужило толчком для создания Версаля. Во-ле-Виконт, построенный Фуке, в некотором смысле стал прообразом Версаля. А создатели имения Фуке в том же самом составе – Лево, Ленотр, Лебрен – очень потрудились, чтобы Версаль раз и навсегда затмил их предыдущий шедевр.

Когда-то еще отец Людовика, Людовик XIII, построил дворец, как тогда говорили, скромный, как сам король. Этот дворец был скорее подсобным строением, чем жилищем. Здесь было убежище Людовика XIII от дворцовой кутерьмы, сюда удалялся этот меланхоличный отшельник, покидая двор и всю его пышность, обретая лишь здесь мир и покой. Решив строить новый дворец, Людовик XIV за основу взял именно этот охотничий домик отца, сохранив в неприкосновенности старый замок, несмотря на то, что архитекторы уговаривали его снести. Людовик XIV, не менее своего отца любивший охоту, возвел здесь два крыла со стороны переднего двора, построил конюшни и службы. Но главным образом все заботы его были посвящены парку.

Создание Версаля началось именно с создания удивительного паркового ансамбля, и лишь затем началось строительство самого дворца. Несмотря на то, что Версаль возводился огромной армией строителей и архитекторов, над ними всегда доминировала воля короля, которая направляла, утверждала проекты или же заставляла ломать сделанное и начинать все заново. Как это было в случае с Трианоном, когда старое здание фарфорового Трианона было снесено, а на его месте построен мраморный Трианон.

Людовик почти всю свою жизнь строил и перестраивал Версаль, дышал пылью его стройки. В нетерпении окончания строительства, а также чтобы быть в курсе всего того, что здесь происходит, он даже велел поставить специальный навес в непосредственной близости с дворцом, где сидел, подписывая бумаги и работая с документами. Он строил Версаль всю жизнь, делал этот обстоятельно, как следует и даже не успел по-настоящему насладиться своим дворцом, потому что Людовик, практичный и дальновидный, конечно же, строил его не для себя, а – после себя. Это был его дар наследникам.

Людовик XIV был очень общительным. Но его высказывание о том, что любой книге он предпочитает живое человеческое общение, вовсе не значит, что Людовик не любил читать. У него была прекрасная библиотека, он ее собирал в течение всей своей жизни и очень гордился ею. И все-таки поговорить Людовик любил. Особенно он стал увлекаться беседами во второй половине своей жизни, когда на смену бушующим страстям пришла умеренность, набожность и острая необходимость в духовной пище. Со своей второй женой, мадам де Ментенон, некоронованной королевой, Людовик мог говорить часами. Иногда их беседы особенно затягивались. Мадам де Севинье ворчливо вспоминала, что их беседы были так длинны, что могли кого угодно довести до галлюцинации. Возможно, мадам де Ментенон была именно той женщиной, которую Людовик искал всю жизнь, и именно поэтому они, находясь вдвоем, не замечали, как быстро бежит время.

Людовик XIV был удивительным королем. Мало кто из монархов настолько серьезно и ответственно подходил к королевской работе. До последней минуты жизни он исполнял свои обязанности, больше всего заботясь о своем преемнике. Увы, по прямой линии все его наследники умерли. И горячо любимый сын, и внук, а также еще целый ряд смертей в семействе Бурбонов унес талантливых и достойных претендентов на французскую корону. Словно какой-то грозный рок навис над их родом. С тяжелым сердцем уходил король, оставляя корону еще совсем младенцу, заранее переживая, что за этим неизбежно последуют долгие годы регентства.

Но час пробил, и врачи со скорбью сообщили Людовику, что дни его сочтены. Тогда он, не теряя самообладания и выдержки, поторопился привести в порядок все дела, чтобы передать их в руки тех, кто останется после него. Он умирал мучительно, но, превозмогая боль, заставил себя встретиться и проститься со всеми своими ближайшими соратниками и друзьями. Тепло и по-доброму он простился и со своими слугами. Увидев их в слезах, он сказал: «Почему вы плачете? Вы думали, что я бессмертен? Я так о себе никогда не думал, и вы должны были давно быть готовы меня потерять, учитывая мой возраст».

Наконец настало время позвать к нему его единственного наследника престола, его правнука. Наследнику было в то время пять с половиной лет. Людовик поцеловал его и сказал: «Мой дорогой малыш, вы станете великим королем, но счастье ваше будет зависеть от того, как вы будете повиноваться воле Господа и как вы будете стараться облегчить участь ваших подданных. Для этого нужно, чтобы вы избегали, как могли, войну: войны – это разорение народов. Не следуйте моим плохим примерам, я часто начинал войны слишком легкомысленно и продолжал их вести из тщеславия. Не подражайте мне и будьте миролюбивым королем, и пусть облегчение участи ваших подданных будет вашей главной заботой».

Трудно сказать, насколько откровенен был король в этой своей торжественной речи, но то, что даже в последние минуты он не переставал думать о судьбе своего государства, нет никаких сомнений. В течение 72 лет он занимал королевский трон и 50 лет был у власти. Все это время он легко и уверенно правил Францией и, возможно, не был бы великим королем, если бы он не был прекрасным актером. Он с блеском от начала до конца провел свою роль в этом мире и сделал все, чтобы эта роль стала незабываемой.

Людовик никогда не произносил фразу: «Государство – это я». Перед смертью он сказал другое: «Я ухожу, но государство будет жить всегда».

Моцарт

Город, в котором родился великий Моцарт, – Зальцбург. С самого рождения он был слабеньким, часто болел, и то, что ему удалось выжить, уже было чудо, ведь все предыдущие дети в семье, – а их было семеро, – умирали в младенческом возрасте. Вольфганг Амадей был седьмым мальчиком, которому посчастливилось выжить, но кроме него была еще девочка – Мария Анна, его старшая сестра, которую в семье ласково звали Нанерль. На протяжении всей жизни между ними была нежнейшая дружба, которая не прервалась, когда Вольфганг навсегда покинул родной город и поселился в Вене. Их общение продолжалось в письмах, которые Вольфганг отсылал в Зальцбург с почтовой каретой. В детстве же они были неразлучны, и даже любовь к музыке Вольфганга в столь раннем возрасте проявилась благодаря сестре, которую начали обучать музыке раньше него.

Леопольд Моцарт был в Зальцбурге довольно известным музыкантом и занимал должность композитора при Зальцбургском дворе. Это было очень высокое положение, но денег приносило ничтожно мало: музыканты в то время были наравне со слугами. Их предназначение было – служить и угождать знатным господам. И все же скромная жизнь не мешала семье Моцартов быть счастливой и дружной. Отца и мать Вольфганга называли самой красивой парой Зальцбурга, их дочь Нанерль тоже была очаровательным ребенком, и вот только Вольфганга бог не наградил красотой. Зато он был необычайно подвижным, жизнелюбивым мальчуганом, и те, кто хорошо его знал, вспоминали о нем как об обаятельном ребенке с живым умом и веселым нравом.

Леопольд Моцарт коллекционировал музыкальные инструменты, в их семье были и клавесин, и клавикорды. Клавикорды напоминали маленькое пианино, с той лишь разницей, что их октавный диапазон был меньше, а звук слабее. К тому времени было изобретено фортепьяно, или, как тогда его называли, пианофорте. Инструмент был так назван, потому что мог воспроизводить не только мягкие звуки (piano), но и громкие (forte). Тогда это был очень дорогостоящий инструмент, и далеко не всякий музыкант мог его приобрести. Леопольд научил своих детей играть на всех имеющихся в доме инструментах и приложил много сил, чтобы сделать из них первоклассных музыкантов.

Вначале внимание его было приковано к Нанерль, сестре Вольфганга, которая была старше брата на пять лет. Нанерль ежедневно занималась музыкой, и было очевидно, что со временем она станет превосходной музыкантшей. Непоседливый и любопытный Вольфганг стал подсаживаться к сестре и мешал ей, подбирая созвучия. Ему еще не было и трех лет, когда Леопольд заметил, насколько талантлив сын, и немедленно приступил к его обучению. А в четыре года Вольфганг уже начал пробовать сочинять музыку.

В шесть лет, когда обычные дети только начинают учиться музыке, Вольфганг был законченным музыкантом. В то время музыкант должен был проявить себя как исполнитель, и Леопольд Моцарт решил показать своих чудо-детей музыкальному миру, главным образом Вольфганга. И их удивительное и невероятное странствие по Европе, которое, с перерывами, продолжалось около десяти лет, началось. Сначала отец повез их в Мюнхен, затем в Вену, что было важнее. При самых невероятных надеждах успех превзошел все ожидания. Моцарт со своими гениальными детьми был воспринят как сенсация. Он привез их в Шенбрунн, где они давали концерт для императорской семьи, и император с императрицей не могли надивиться этому маленькому мальчику, обращаясь с Вольфгангом словно с «чародеем». Рассказывают, после концерта Вольфганг подбежал к Марии Терезии, и она посадила его к себе на колени и расцеловала. А дочь Марии Терезии, красавица эрцгерцогиня Мария Антуанетта, которая подняла мальчика, поскользнувшегося на паркете, так очаровала его, что он пообещал на ней жениться.

Везде Моцартам оказывался пышный прием. От Вольфганга без ума были все придворные дамы. Они наперебой расхваливали его, осыпали ласками, поцелуями, преподносили дорогие подарки и баловали. Из Вены семейство направилось в Париж, и здесь триумф продолжился. Король пригласил их в Версаль, а маркиза де Помпадур лично пожелала познакомиться с маленьким гением. Говорят, она даже держала Моцарта на руках. После Парижа семья направилась в Лондон, и здесь успех был столь же шумным, что и в Европе. Путешествие растянулось на три года, после чего Моцарт с детьми вернулся в Зальцбург, и Вольфганг продолжил обучение музыке, хотя, как говорил Леопольд, в свои восемь лет он знал больше, чем иные в сорок. Он уже начал сочинять симфонии, а в десять лет сочинил ораторию1.

На глазах изумленной публики гениальный ребенок творил чудеса. Иногда это выглядело просто как цирковой фокус! Например, Вольфганг умел играть на клавикордах, клавиши которых покрыты кусочком ткани. Но от восторженных воспоминаний его папеньки часто щемит сердце, когда представляешь себе, как ребенок выполнял эти сложнейшие трюки. Однажды при большом скоплении людей в доказательство того, что Вольфганг пишет оперы без чьей-либо помощи, Леопольд велел принести том сочинений либретто Метастазио. Открыв книгу, он дал первую же арию Вольфгангу. Тот послушно схватил перо и с удивительной скоростью стал писать музыку для оркестра с множеством инструментов. Какой титанический труд для маленького мальчика! Даже если он гениальный. И таких сцен было предостаточно.

Конечно, отца можно понять – он хотел сделать из сына великого музыканта. Но какой ценой… Ребенок, довольно слабый здоровьем, переезжал с отцом и сестрой из города в город, и его показывали публике, как диковинную зверушку. При этом нужно напомнить, что путешествовать в XVIII веке было делом нелегким, а иногда и опасным. Запросто можно было наткнуться на шайку разбойников или грабителей. А так как дороги были в ужасном состоянии, то ехали медленно, особенно в плохую погоду. Почтовая карета совсем не защищала от дождя, он легко проникал через ставни, не говоря уже о ледяном ветре, который насквозь продувал карету. Никаких приспособлений для обогрева не существовало, и зимой в карете было особенно холодно. Переезд из одного города в другой длился по нескольку недель, а жесткие, неудобные сиденья превращали поездки в пытку. Часто концерты приходилось давать сразу по приезде, не дав детям как следует отдохнуть. Леопольд Моцарт не скрывал, что хочет заработать денег для обучения детей музыке, однако он верил и в свою особую миссию и с фанатическим усердием ее осуществлял.

После года пребывания в Зальцбурге Моцарт-отец предпринял еще одну поездку с детьми, но к тому времени они выросли, и того ошеломляющего эффекта, который производили своими концертами, уже не было. Но если иногда детская гениальность проходит, то с Вольфгангом Моцартом было все наоборот: с возрастом его талант только усиливался. Создавалось ощущение, что музыка потоками обрушивалась на него, и ему оставалось только ее записывать. Процесс так захватывал Вольфганга, что он не мог отвлекаться ни на что другое. В письме к сестре Нанерль он пишет: «Я не могу тебе много писать, потому что все мои мысли только о моей опере, и есть опасность написать тебе вместо слов… арию».

В этот раз, посетив Вену, Вольфганг Моцарт получил от императора Франца I заказ на сочинение оперы. В то время ему было одиннадцать лет, и он уже написал свою первую оперу. Поэтому с величайшим энтузиазмом принялся выполнять заказ императора.

Следующая поездка была в Италию, и здесь их ждал феерический успех, юный Вольфганг стал потрясением для итальянцев. Его выступления собирали такое огромное число слушателей, что к месту концертов приходилось прокладывать дорогу силой. Моцарту было уже четырнадцать, когда его опера «Луций Сулла» была поставлена в Милане. В Италии он поставил еще две своих оперы. Этот период был временем увлечения Моцарта великими итальянскими композиторами. После очередного триумфа семья вернется в Зальцбург.

На этом трудное, но счастливое время для Вольфганга закончится. Дальнейшая его жизнь будет полна лишений и испытаний. Моцарт, молодой и уже известный всей Европе композитор, к обычной жизни был исключительно не приспособлен. И если начинал он музыкальную карьеру под опекой отца, который умел разрешать все его финансовые вопросы, то, вырвавшись на волю из родительского дома, оказался абсолютно беспомощен. К тому же он совсем и не умел «делать деньги». И то редкое благополучие, которое иногда вдруг наступало, на деле было лишь кратковременным эпизодом.

Самостоятельный путь Моцарта начался с того, что он был самым бесцеремонным образом выгнан со службы Зальцбургским архиепископом. В письме к отцу Вольфганг писал: «Архиепископ… обошелся со мной как с уличным мальчишкой… Вместо того, чтобы принять мое прошение, или же помочь мне получить аудиенцию, или уговорить меня оставить все как есть, граф Арко меня под зад коленом выкидывает за дверь. По-немецки это значит, что в Зальцбурге мне делать больше нечего; разве что при случае так же дать г-ну графу под зад коленом, хотя бы и посреди улицы…»

Наверное, этот эпизод надолго бы поверг Моцарта в тяжкое уныние, не обладай он отменным чувством юмора. Он поселился в Вене и весело писал отцу: «Счастье мое начинается только теперь». Его характер соединял в себе детскую мечтательность, романтизм и благородство с неуемной жаждой получать удовольствия от жизни. Он одинаково любил грубые вульгарные пирушки с отпетыми гуляками ночь напролет и светские приемы в благородных семействах. Он всецело отдавался веселью, а потом трудился до седьмого пота. Иногда ироничный, иногда грубоватый, а иногда вдруг трепетный и вдохновенный, Моцарт только в одном был неизменен – в одержимости к музыке. Здесь невозможна была пошлость и безвкусица, и тут он решал все сам – от либретто до подбора музыкантов и певцов.

Основные его сочинения появились на свет именно в этот период, когда он окончательно поселился в Вене. «Женитьба Фигаро», «Дон Жуан», «Волшебная флейта» – все самые гениальные оперы. Но была еще камерная музыка, музыка для фортепьяно и пьесы для оркестра. В целом около шестисот произведений. Моцарт сочинял музыку всегда и везде. Она его переполняла, занимала все его мысли. Встречался ли он с друзьями или уезжал за город, пытаясь отвлечься, – музыка следовала за ним. Его друзья и близкие знали: независимо от того, чем он занят, в любую минуту мог вскочить и, схватив первый же попавшийся под руку лист бумаги, начать лихорадочно записывать ноты.

Это время было удивительно по количеству музыкальных гениев. Гендель, Глюк, Гайдн. Гайдн восторженно относился к своему юному собрату, он обожал музыку Моцарта и часто приезжал в Вену, чтобы с ним пообщаться. Их связывали особо теплые и дружеские отношения, и Моцарт считал Гайдна своим учителем. В это же время впервые зазвучало и имя Бетховена, совсем юного музыканта, делающего свои первые шаги. Людвиг Бетховен был очарован музыкой Моцарта. И тут необходимо привести странную встречу этих двух великих композиторов. Бетховен, боготворивший Моцарта, мечтал брать у него уроки музыки. Этот робкий, довольно замкнутый, мрачноватого вида шестнадцатилетний юноша разыскал Моцарта и попросил его прослушать. Почему-то Моцарт, всегда и всем с огромным желанием помогавший, живо откликающийся на просьбы помочь или посодействовать, особенно начинающим музыкантам, на просьбу Бетховена давать ему уроки наотрез отказался, чем безумно его огорчил. И тем не менее, выйдя в соседнюю комнату, где сидели его друзья, Моцарт сказал им: «Запомните имя этого молодого человека, когда-нибудь о нем узнает весь мир!»

Но в сознании не укладывается, что большая часть музыкальных сочинений Моцарта вообще никогда не была оплачена. И если бы его не окружали черствые, равнодушные люди, жизнь его могла бы сложиться совсем по-другому. Ведь нужда буквально захлестывала его семью. Случалось, что им просто нечего было есть и не на что купить дров, чтобы растопить печь.

Один из друзей Моцарта вспоминал, как однажды зашел к нему и увидел такую сцену. Моцарт со своей женой Констанцией танцевали, тесно прижавшись друг к другу. Оказывается, в доме было настолько холодно, что, танцуя, они пытались хоть немного согреться.

Женившись на Констанции Вебер, Вольфганг обрел подругу, с которой был счастлив до конца дней. И, несмотря на постоянное безденежье, никогда никому не завидовал. Он писал отцу: «…наше богатство умирает вместе с нами, ибо оно у нас в голове, и его не может отнять у нас ни один человек, разве что нам не отсекут голову, а тогда нам больше ничего и не нужно».

Сегодня рассказ о нищете Моцарта выглядит неубедительным и почти выдуманным. Но правда заключается в том, что два столетия назад маленький, бледный и худой человек в плохой одежде метался в поисках работы и денег, совсем небольших денег, чтобы прокормить семью, не говоря уже о себе, и везде встречал холодное равнодушие.

Никто не помог ему тогда – ни в Мюнхене, ни в Мангейме, ни в Париже, ни в Вене. Да, в Вене, где сегодня на каждом шагу звучит его музыка, два столетия назад перед ним двери всех домов были закрыты, Вена была глуха и равнодушна.

В свои тридцать с небольшим он выглядел стариком. Дома его ждала вечно больная жена, а дети один за другим умирали. Из шести детей, рожденных Констанцией, в живых остались двое. Моцарт нежно любил жену и беспокоился о ее здоровье. А ей постоянно требовались деньги на лечение. Моцарт изо всех сил старался заработать на лечение, но это у него плохо получалось. Семья задыхалась от безденежья. Заказы при императорском дворе могли бы ему хоть как-то помочь, но при дворе место главного музыканта было занято итальянцем Сальери, фаворитом императора. Музыка Моцарта не обладала легкой развлекательностью, какой была итальянская, столь популярная в то время. Числясь придворным музыкантом, Моцарт получал мизерную плату, едва сводя концы с концами.

Беспрерывная мгла, отчаяние и болезни – вот реальность его жизни. Но бог наградил его такой силой духа и таким безмерным талантом, что в этом бесконечном голодном кошмаре Моцарт творил свою реальность, которая давала ему силы жить. Эта реальность – его музыка. Она удивительна. Стоит ей возникнуть, как она мгновенно заполняет собой все пространство. В ней такая жажда жизни и такой накал страсти, что ее физически ощущаешь. Моцарт вложил в нее всю свою силу и ничего не оставил себе для борьбы за выживание.

Ходят многочисленные легенды о смерти Моцарта. Согласно одной из них его отравил Сальери. Поразительно то, что эта версия родилась главным образом со слов самого Сальери. До его признания она не рассматривалась вовсе. Известно, что Сальери перед кончиной сознался, будто бы это он отравил Моцарта. К сожалению, те, кто ссылаются на это признание, опускают одну важную деталь. К тому времени семидесятилетний Сальери полностью лишился рассудка. Можно ли принимать на веру слова сумасшедшего? Ведь хорошо известно, что при жизни Моцарта Сальери много помогал ему.

Пушкин сказал, что «гений и злодейство – две вещи несовместные». На эту тему можно поспорить. Но насчет отравителя Сальери – нет доказательств этого убийства. Напротив, есть общеизвестные факты, зафиксированные в письмах и документах, из которых можно сделать только один вывод – Сальери безжалостно оклеветали. Например, такой факт. Моцарт сочинил три свои последние величайшие симфонии – «№39», «№40» и «№41», но при жизни исполнялась только симфония «№40» – одна из самых известных. Почему же так редко вспоминают, что впервые она была исполнена в Вене, сразу же после написания, под управлением Антонио Сальери? Он буквально выхватил из рук Моцарта партитуру этой симфонии, едва она была написана. Потому что он один из первых понял, насколько гениален Моцарт.

Да, отношения между ними были лишены какой-либо сентиментальности, скорее настороженные, но всегда были корректными, при полном взаимном уважении. Зная, какое положение, занимал Сальери при императорском дворе, трудно себе представить, чтобы он помогал Моцарту по принуждению. А он действительно очень много ему помогал. При дворе императора Сальери был вне конкуренции, он был обласкан, обожаем, востребован. Моцарт никогда не стоял у него на пути.

То, что Сальери действительно искренне восхищался Моцартом, подтверждается и письмами самого Моцарта. Так, он писал Констанции, что Сальери присутствовал на его опере «Волшебная флейта» и восторженно хвалил ее. Это особенно важно, потому что в то время мало кто из музыкантов оценил музыку Моцарта по достоинству. Сальери один из первых сумел понять, насколько гениален Моцарт, и открыто его поддерживал.

И другой, косвенный, но факт. Бетховен обожал музыку Моцарта до такой степени, что в начальный период своего творчества находился под большим ее влиянием. После смерти Моцарта он учился у Сальери и глубоко любил и уважал своего учителя. Впоследствии, когда Бетховен стал известным композитором, он был в числе тех, кто с негодованием опровергал слухи, которые распускались по поводу причастности Сальери к смерти Моцарта. Он называл эти слухи полным абсурдом и ни минуты не сомневался в невиновности Сальери. А ведь Бетховен тоже был великим композитором, почему же Сальери не завидовал ему, занимаясь с ним с огромным усердием? Вот поэтому нет никаких сомнений в том, что Сальери всегда был на стороне Моцарта.

Если уж говорить откровенно, то в жизни Моцарта была куда более неприятная история. И связана она с его учеником, которого он обучал композиции, – Францем Ксавером Зюсмайером. Тем самым, который, пользуясь черновиками Моцарта, закончил его «Реквием» и которому некоторые остроумные современные исследователи целиком приписали авторство, чего он не отрицал. Обучаясь музыке у Моцарта, Зюсмайер успевал и ухаживать за его женой Констанцией, сопровождая ее в поездках в Баден, где она постоянно лечилась. За полгода до смерти Моцарта Констанция родила сына, которого она назвала Францем Ксавером – также, как Зюсмайера. В Бадене она находилась и после рождения ребенка, а приехала в Вену лишь за две недели до смерти Моцарта.

Несомненно, смерть мужа потрясла Констанцию, и какое-то время она не могла оправиться от этого потрясения. Но мало-помалу вернулась к нормальной жизни и, несмотря на свое хрупкое здоровье, пережила Моцарта… на 40 лет. Даже успела еще раз выйти замуж за датского дипломата. Впоследствии, издавая письма Моцарта, Констанция изрядно потрудилась, вымарывая те места, которые ее компрометировали. Она целиком изъяла все, что касалось ее отношений с Зюсмайером. А ребенка, названного в честь своего любовника Францем Ксавером, после смерти Моцарта, когда Зюсмайер коварно ее покинул, переименовала в Вольфганга Амадея. Так что все концы в воду. Можно ли после всего этого говорить о коварстве Сальери, когда близкие люди поступали с ним подло и бесчестно? И если и есть кто-то, кто виновен в смерти Моцарта, то это совсем не Сальери.

Наступит ли когда-нибудь то время, когда люди перестанут видеть в смерти Моцарта убийство? Скорее всего, никогда. Потому что любая смерть великого человека в молодом возрасте всегда воспринимается как вопиющая несправедливость и, в конце концов, как убийство.