«Я родился в России». Юрий Бернадский

Глава « Не ради выгоды, славы и призов…»

Ю. Бернадский вошел в русскую литературу, как поэт тонкой поэзии, поэзии мысли, растворенной в жгучей смеси ощущений и настроений. Поэзии онтологических, укорененных гуманистических идей – читаешь, и «словно лики проплывают // Языческих богов», и душе становится радостно и светло, словно вдруг оказался пред вратами рая: «Ч – Ю. Бернадский. тобы жить в России, надо быть героем // И пахарем, а не впадать в тоску»

В его стихах – вера в Счастье, Радость и Любовь, он признает их единственным прибежищем человека как во всех испытаниях, так и в поисках земли обетованной – удовольствия и наслаждения Удивительно ласкающие слова для любви и молитвы, подкупающие своей прямотой, искренностью и невинностью

Такой удельный антропоцентризм Бернадского, ставящей во главу творчества антропофила – человека, и воспевающей геофилию – землю, на которой он трудится, – его остро не хватает современной культуре, запутавшейся в своих экзистенциалистских рефлексиях, флерах и мнимых святостях:

Он высоким октановым числом вводит в поэтический реестр «божественное начало» – систему библейских нравственных ценностей. И приходят на ум слова Блеза Паскаля: ««Существует достаточно света для тех, кто хочет видеть и достаточно мрака для тех, кто не хочет»…

У него все получается – он творчеством своим, а не славословием и буквализмом восхищает и покоряет – своей солнечной эмоциональностью, своими вопросами миру, своими ответами миру. Обыденный мир он осветляет мифопоэтической оболочкой, вспахивает в житейских землях ту борозду светлого смирения, которого люди ищут в вере, свободе и просвещении:

Его нельзя заподозрить в неискренности, в добывании славы наигрыванием на худших струнах человеческого сердца. История его тревожной души и судьбы есть история падений и восстаний – веры и отрицания, добродетелей и пороков, любви и разочарования, легкомысленной игры и глубокой серьезности, что и отразилось в сочинениях поэта в глубоких и ярких красках:

Ведь сам Бернадский и его поэзия не имеют ничего общего ни с шаманским гнозисом, ни с экстатическим рассольным «эго», меняющих наизнанку слово и мысль, делающих их нагими, бесцветными, «земными низинами» а наоборот, и прежде всего, это – чарующая своей необыкновенностью и несхожестью ни с каким явлением обыденного мира магия звука, слова и смысла:

Словно вкушаешь молодильные яблоки Гесперидова сада и ощущаешь, что опрокидывается на тебя полный ковш живой воды, берущей начало в новозаветных преданиях. А память вытаскивает из своих дальних сусеков высказывание Ф. Ларошфуко, точно выражающих суть описываемого состояния: «Ветер задувает свечу, но раздувает костер».

Высвечивая мифопоэтическую изнанку обыденного мира, изгоняя из него буквализм – это театральное гетто – Бернадский диагностирует надежду человека не с филологически трепетными изысканиями, а с болью, слепящим светом и гальваническим прорывом в потаенные уголки души, поднимает на высоты запредельные мысль (авторское осмысление):