Крайний случай

– Мужики, быстрее «скорую» вызывайте! – раздался тревожный крик. – Опять сотрудница траванулась!

«Скорая» прибыла минут через десять. Пока врач откачивал пострадавшую, медсестра спросила:

– Что здесь произошло?

– Да в кабинете Скунса побывала, к этому женщины очень чувствительны…

– У вас что тут, живой уголок?

– Не то слово – конюшня. Зайдите, сами поймете.

Медсестра зашла в кабинет Скунса и… выскочила оттуда. Она судорожно хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Через секунду закатила глаза и бревном рухнула рядом со своей больной.

– Ну и дела, – только и произнесла собравшаяся вокруг публика.

Из кабинета выглянул улыбающийся Скунс и, увидев два бесчувственных тела, спросил:

– Что случилось? Опять сокращение?

Тут в дальнем конце коридора появилась главная бухгалтерша организации. Она в сопровождении охранника направлялась к кассе. Ее глаза искрились радостью, каблучки бойко стучали, под мышкой она держала толстенный пакет.

– Петровна, неужели деньги дали? – этот вопрос эхом пробежал по коридору.

– И зарплату, и отпускные, – весело ответила бухгалтерша, приближаясь к месту трагедии.

Тут Скунс, который нет чтобы исчезнуть в своем кабинете, переполненный чувствами, пошел обнимать бухгалтершу, поскольку у него начинался отпуск, и на ближайшие выходные имелись билеты в Сочи. Несчастная не смогла уклониться от его в общем-то невинных нежностей и, вдоволь нанюхавшись, легла рядом с первыми двумя жертвами, по служебной привычке продолжая крепко сжимать пакет с деньгами.

– Да что же это сегодня? От радости, что ли, валятся? – начал было Скунс.

– Слушай, шел бы ты к себе в кабинет, от греха подальше. Мойся хоть иногда, – раздалось из толпы.

Скунс исчез… Белые халаты забрали жертв, и если первые две быстро оклемались, то бухгалтерша попала в реанимацию, где долго жила на аппарате искусственного дыхания и капельницах. В этот же день шеф лично зашел в его кабинет и, стараясь не дышать, объявил Скунсу о лишении премиальных и увольнении. Зарплату и отпускные в организации выдали только через полмесяца. Скунсу пришлось сдавать билеты на самолет, путевки пропали…

В холодном поту Сам очнулся. И теперь он моется и стирает свои вещи по крайней мере один раз в год – накануне отпуска и повесил табличку «Стучать» на двери своего кабинета, слегка приоткрыв которую после стука, смотрел, кто пришел…

Перевоспитание

«Чужое мнение – копейка, если это не мнение своего начальника…»

Жора не любил махать лопатой, поэтому его автомобиль простоял под снегом до весны*. Всю зиму он перегораживал вход в подъезд настолько, что жильцы, возвращаясь домой, едва проскакивали в узкую щель между Жориной «старушкой» и таким же нахальным микроавтобусом.

Но Жоре было решительно наплевать на общество, он ревностно следил, чтобы на его машину кто-то ненароком не облокотился. А если такое происходило, то Жора, завидев следы на поверхности своего автосугроба, вычислял: кто это мог быть.

Он перебирал в памяти лица соседей по подъезду и случаи, когда кто-либо портил ему настроение, выбирал кандидатуру возможного обидчика и начинал мстить. То пакет с мусором поставит под дверь, то окровавленные перья куропатки за неимением куриных кинет под машину, то гвоздь под колесо или пустую стеклянную бутылку…

Можно назвать такие действия подлыми, но Жора придерживался другого мнения: зуб за зуб, глаз за глаз. И тут уж неважно, чей глаз или зуб, главное, чтобы ответ был и кто-то пострадал…

Во второй половине весны снег сошел, Жора завел машину. Мотор прочихался и неровно загудел. На сердце потеплело. Не зря годы отдал Северу…

Солнце встало рано, и его лучи, отражаясь от поверхности луж, напоминали о скором отпуске. Легкая эйфория, сравнимая с состоянием после стаканчика горькой, утяжелила его правую стопу, и Жора незаметно для себя чрезмерно притопил педаль газа.

Машина бежала по лужам, вздымая волны и облака брызг, как скоростной катер. Жора окатывал проезжающие автомобили грязью и испытывал при этом примерно те же сладостные чувства, как в тот момент, когда соседям под дверь мусор подкладывал.

Впереди возник прохожий. Он вышел на дорогу, обходя лужу на тротуаре.

– Ишь ты, козел, ноги замочить боится, во все светлое выпендрился, да еще и в шляпе, – ругнулся Жора. – Точно – Шляпа. Идет как фон барон. А на-ка, попробуй весенней распутицы!

Он проехал мимо пешехода, не снижая скорости, окатил того грязной талой водицей, прибавил газу и исчез за ближайшим поворотом. Сердце захлебнулось восторгом. Знай наших! Здесь город трудовой – нечего ходить, как на праздник. Вкалывать надо, а не одежки демонстрировать…

В цехе стол трещал от ударов. Народ забивал козла. Жора ринулся в гущу трудовых будней.

– Как выходные провел? – спросили его.

– Нормально. Вот машину запустил. Пока не ездил, пешеходы совсем совесть потеряли. Прутся прямо по дороге. Учить их надо. Я сегодня окатил одного интеллигента, а то выфрантился и идет, как будто начальник. Меня не обманешь – начальники на машинах ездят.

– Обрызгал и обрызгал. Садись, четвертым будешь, а то скоро Семеныч заявится, и начнется пахота. Хорошо хоть машина у него сломалась. Пешком идет.

Тут пружинная входная дверь с силой распахнулась.

– Это чья там зеленая «шестерка» стоит? – на все помещение прокричал раскрасневшийся Семеныч.

Позади смачно хлопнула дверь, ставя в конце его грозного вопроса жирный восклицательный знак.

Все кто, был поблизости, в том числе и Жора, посмотрели на своего шефа. Тот стоял перед ними в шляпе, плаще неопределенного цвета, из-за облепившей его грязи, и брюках, напоминавших сапоги сантехника. И самое огорчительное, что Жора узнал в нем своего прохожего…

«Влип», – подумал он.

Взгляды забойщиков козла сосредоточились на Жоре. В них сквозила усмешка.

– Что молчите, оглохли? Спрашиваю, чья там зеленая «шестерка»? Кто это меня так уделал? Все равно узнаю. Хуже будет, – грозно повторил вопрос Семеныч.

– Е-мое, Семеныч, ей-богу, не хотел. Сам знаешь, лужи кругом, – оправдывался Жора.

– Ты что же, тише ездить не можешь? На работе так не разбежишься. Ничего, теперь побегаешь. Иди за мной, – приказал Семеныч и направился в свой кабинет…

Жора выкупил испорченный Семенычев плащ, его жена постирала Семенычевы брюки. Вдобавок к тому Жора подарил начальнику хрустальную вазу и картину. И даже более того, он стал возить шефа на своей «шестерке» и на работу, и по личным делам. Сослуживцы посмеивались и говорили между собой: «Как шестерит!» Но этим дело не ограничилось.

Перед пешеходами Жора теперь робел, опасаясь окатить грязью еще какого начальника. Соседям перестал пакостить, потому что времени и сил на это не оставалось. Ведь не дай бог, Семенычу не угодишь, он может и прошлое вспомнить…

(На Крайнем Севере машины угоняют редко. Не лень. Гнать некуда в маленьких северных городах, соединенных с землей единственной трассой с постами ГАИ. Вот и ставит народ свои автомобили где придется).

Удар вежливости

«Если нервы перегорают, как спички, то может весь коробок черепной вспыхнуть…»

В очереди стояло человек пять покупателей, словно специально собравшихся именно сейчас, когда умудренная жизненным опытом жена ядовитыми разговорами раскочегарила своего мужа Жору так, что тот побежал за свежими огурчиками, словно дьяволом одержимый. По телевизору транслировали его любимый футбол, на столе выдыхалось недопитое пиво, продавщица двигалась, как лунатик, а тут еще женщинка, первая в очереди, все никак не могла оторваться от окошка киоска: то ей, понимаешь, пару помидорчиков, то граммов триста фиников, а то и, бес ее забодай, штучки четыре груши… и конца и краю не видно.

«Дурдом какой-то! Как долго. А говорят, что денег нет», – занервничал Жора.

Он начал переминаться с ноги на ногу, будто мошка покусывала его под штанами, пальцы забегали по карманам, перебирая старую шелуху от семечек. Его стало распирать неопределенное раздражение, требовавшее выхода, как вдруг сзади раздался голос:

– Уважаемый, вы последний?

Жора обернулся. Перед ним блестели очки. Остального он не разглядел, потому что слово «уважаемый» подействовало не хуже удара дубиной из-за угла. Его обалдевший взгляд заскользил дальше и остановился на замусоленной болонке, воспитаннице дворников, обыденно лакавшей воду из лужи. Жоре показалось, что она по-дружески подмигнула ему… Тем временем Очки, истолковав молчание как утвердительный ответ, продолжали:

– Скажите, пожалуйста, который час?

Вежливость у Жоры давно застряла рыбьей костью в горле. Он судорожно сглотнул, и воспоминания укололи его…

Когда-то, по молодости, прямо у порога дома его встретил отец, узнавший о вырванных страницах из дневника, затертых двойках, подделанных пятерках и регулярных прогулах сына. Он, с трудом сдерживая гнев, участливо спросил:

– Как отучился, дорогой? Что-то ты поздно сегодня.

Жора привычно доложил:

– Очень устал, папа, кушать хочу. Шесть уроков и факультатив! Пятерка по математике и русскому.

Воспитание ремнем красными крестами перечеркнуло любовь к учтивости…

Его дружок из профессионального училища любил подойти неагрессивно и милым голоском произнести, поднося к его лицу раскрытую открытку:

– Понюхай, как классно пахнет!

Жора простодушно наклонялся. Дружок с диким хохотом захлопывал бумажные створки и сдавливал его нос своими сильными пальцами…

Вспомнил Жора и мощные щелчки, которые ему проставляли за проигрыш в карты. Приглашение под тренированные пальцы звучало культурно:

– Наклони лоб, пожалуйста, я не больно прощелкаю…

В общем, Жора всегда сталкивался с вежливостью, таившей в себе западню. Даже ночи перестали приносить ему отдохновение. Жена поворачивалась спиной, ласково говоря:

– Извини, дорогой, мне что-то нездоровится…

Но самую большую душевную боль причиняла ему вежливость начальника. Тот любил звонить домой в выходные и делал это с дьявольской точностью, как раз в тот момент, когда Жора забывал отключить телефон после упоительных бесед своей жены с подругами.

– Жора, здравствуй. Как отдыхаешь? – начинал начальник и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Приезжай, пожалуйста, на работу. Через час жду…

…И вот, видя вежливого субъекта, Жора задумался: «Сколько можно такое терпеть? Это же не вежливость, а какое-то извращенное хамство, надругательство…»

Он так сильно душевно возмутился, что в этот раз решил противодействовать не исподтишка, а открыто. Стиснул кулак и заехал вежливому типу точно в челюсть, так, что очки слетели с его якобы ничего не замышляющих глаз. В удар он вложил все свои многолетние безответные накопления в области культуры общения.

Очередь, естественно, заволновалась, глядя на распростертое тело, которое впоследствии так и не поняло, за что на него обрушилась кара небесная. А Жора подошел к окошку, купил пива вместо огурчиков и удалился со словами «Обмануть хотел, а еще очкарик!» Этим же вечером он попал в психиатрическое отделение.

Бумеранг

«Неприятности не липнут, они возвращаются…»

– Ненавижу этот ветер, – пробурчал Жора Литробол, замаявшись отбиваться от летящих окурков и сплевывать песок, залетавший в его приоткрытый рот.

Он выпил лишку. Когда-то в такой ситуации он спешил домой, поджимая ноги, заводя их крест-накрест, и терпел до последней крайности. Но литры пива, протекшие через него, вымыли тонкие чувства. Теперь он не торопился – вокруг было множество открытых подъездов. Собственно, Литробол достиг той степени безразличия, что мог облегчиться там, где приспичит. Хоть посреди улицы или двора, напоминавшего сегодня аэродинамическую трубу. Так он и поступил, направив струю по ветру…

Внезапно позади него возник приближающийся силуэт, похожий на верткую летучую мыть. И только Литробол повернулся, собираясь продолжить путь, как летун достиг его лица и плотно, как противогаз, обтянул.

Оказалось – порванный полиэтиленовый пакет…

– Вот невезуха! – высказался он, вытирая лицо. – Мусор бросают, где ни попадя.

А двумя днями ранее…

Окрыленный тем обстоятельством, что жена на работе, Литробол летел домой с пакетом, где лежали сахар, колбаса, жирная селедочка и бутылочка водки. В компании он не нуждался, она долю снижала, а так, в одиночестве, не надо следить: кто выпил, а кто не допил. В общем, почистил он рыбку, выпил водочку, а пакет с селедочным рассолом, вспомнив далекое детство, надул, перевязал ниткой и запустил с пятого этажа как воздушный шар, поддав на прощание ему поощряющий шлепок. Долго он наблюдал за пакетом, поплевывая с балкона и стряхивая сигаретный пепел. Потом забросил окурки вместе с пустой упаковкой от сигарет на балкон соседу снизу и зашел в комнату…

Утром на улицу высыпали дворничихи. Они бегали за пакетом, пока не надоело…

Днем ветер утих, и пакет замер. На селедочный дух прибежал бездомный пес и с голодухи разодрал упаковку…

Вечером в тех местах бесцельно шатался наркоман Токся. Настроение у него было хуже некуда. В кармане лежала туба клея «Момент» для галлюцинаторного улета, но не было пилотского шлема. Сердце встрепенулось, когда он его заметил. Поднял, глянул на дыры, проделанные в пакете бездомным псом, горестно выдохнул и прошептал:

– Люди как собаки. Нет, чтобы просто выбросить вещь, так обязательно порвут. А ведь, похоже, моего размера был…

Ночью хулиган Шайкин вышел на промысел. Он любил задирать запоздавших прохожих. Особое удовольствие получал от того, что проделывал свои делишки поблизости от центрального опорного пункта милиции. Завидев покачивающего горожанина, Шайкин оставил компанию в засаде и пошел на сближение. Он уже начал привычное:

– Слышь, мужик, греби отсюда. Знаешь, есть такой вид спорта – гре…

«Бля» так и осталось недосказанным.

Шайкин ступил на пакет, обильно смазанный селедочным жиром. Он взмахнул руками, пытаясь ухватить равновесие, и со всего маху полетел вниз. Падение остановил своей тренированной головой, погнув стальную трубу недавно покрашенного заборчика. Мужик пошел дальше, а компания принялась тормошить Шайкина, который и через много лет после этого случая кроме «бля» сказать ничего не мог…

И вот, наконец, поднявшийся ветер подхватил этот многострадальный пакет и швырнул его в лицо хозяину, Жоре Литроболу. Он, конечно, не узнал свою селедочную упаковку. А вот дома в зеркале с удивлением заметил на лбу прилипший кусочек бумаги. Оказалось – записка. И поскольку Жора соскучился по чтению, так как регулярно читал только расчетки по зарплате, то обратил внимание на текст.

– Сахар – один килограмм, колбаса – один килограмм… – вслух читал Литробол и вдруг, узнав знакомый почерк, ударил себя ладонью по лбу и громко вскрикнул: – Черт возьми! Да это жена мне ее дала, чтоб не забыл чего. А масло-то я не купил!

Он кинулся было в коридор, да тут вспомнил, что по поводу масла скандал уже был. Но как этот листок попал на его лоб, Литробол так и не понял. И еще долго спрашивал сам у себя: «Неужели два дня ходил с запиской на лбу?»

Шашлык

«Дразнить соседей куском жареного мяса да и кушать его в отхожем месте не принято, но нечто похожее иногда случается…»

В канализационном колодце нежно журчали стоки, вызывая легкую истому у дружной компании, расположившейся прямо над его крышкой для приготовления шашлыка. Лес надоел на работе, здесь же, в окружении пятиэтажек, и до постели рукой подать. Помойка, видневшаяся в отдалении и издававшая вездесущий запашок, казалась настолько родной, что не перебивала аппетит. А мусор и собачьи экскременты на обнажившейся от снега земле стали незаметны после первых бутылок пива.

Раздались смачные тюки топора и веселый гомон гостей. В мангале заскакал огонь, и дым устремится в квартиры. Чуть позднее к нему примешался запах шашлыка, который вызвал у жильцов разные впечатления.

Безработный пенсионер, недавно выписавшийся из кардиологического отделения, истекая слюной, вскричал:

– Шашлычка бы. Что ж они под окнами жарят?

Он открыл холодильник, достал бутылку водки и по– младенчески к ней присосался. Затем припал к водопроводному крану и забылся…

Юная любительница домашних животных оторвалась от игр с коллекцией плюшевых собачек и устремилась в ванную, крича:

– Мама, а почему мы не делаем шашлыки?

Мама оторвалась от стирки, вспомнила, что на обед ничего нет, пошла к мужу, с самого утра лежавшему на постели и бездумно переключавшему телевизионные каналы.

– Вставай, боров. Дети шашлыков хотят. Беги за мясом.

Давно объезженный муж рысаком поскакал в магазин…

Земляки родом из одного азербайджанского села справляли день рождения.

– А тэпэр я провозглашаю тост за здоровье прадэда именинника, – сказал один из гостей. – Пусть его жизнь будэт, как прэжде, правильно приправлена и промаринована, нэ так, как тот шашлык, дым от которого мы сэйчас вдыхаем…

Вечно пьяный бывший моряк курил на балконе и исподволь посматривал на происходящее внизу. После схода с палубы его постоянно покачивало, и он не понимал, как при такой качке можно жарить шашлыки.

– Мужики, вы мангал-то придерживайте, а то опрокинется! – рявкнул он вниз и завернул такое морское ругательство, что компания на минуту почтительно умолкла…

Дрыхнувший после ночной смены работяга принялся жевать одеяло. К вечеру пододеяльник годился только на тряпки…

У женщины на девятом месяце беременности начались схватки. Спустя сутки, к удивлению ее бледнолицего мужа, родился негритенок.

– Прокоптился, – оправдывалась жена…

Бабуля, уловив запах горящего мяса, вспомнила о включенной духовке и громко крикнула:

– Котлеты-то горят!

Она по-девичьи шустро выскочила из комнаты и крепко столкнулась с дочкой, к которой приехала в гости. Отпружинив, наступила на хвост коту. С того времени кот метил все вещи бабули, до которых только мог добраться…

Пожарного от запаха дымка охватило беспричинное беспокойство. Он стал нервно пощелкивать новенькой зажигалкой с эмблемой известной нефтяной компании. Где-то на третьем десятке таких действий она потухла навсегда.

– Правильно говорили ребята – дешевка, – произнес пожарный, приоткрыл балконную дверь и метнул испорченную вещь вниз.

Зажигалка спланировала точно в мангал. Раздался глухой хлопок, пламя взвилось, как при сожжении еретиков. Часть мясных рядов снесло.

И надо же такому случиться, что именно в этот момент младший школьник, живший на самом верхнем этаже, вышел на балкон с пакетом мусора и по привычке метнул его вниз.

Последующие события по масштабам были похожи на извержение вулкана.

Дружная компания оставила мангал и с ругательствами кинулась в подъезды дома искать хулигана. Безработный сцепился с одним из компании, как в старые добрые времена. Пожарный загасил другого…

Азербайджанец сердито выговорил:

– Вначале шашлыки научитес дэлат.

Дружная компания бросилась в драку, но за спиной жителя гор оказалось девять его родственников…

Младший школьник подошел двери и проговорил:

– Никого нет дома.

С тех пор дружная компания готовит шашлыки только в лесу. И хотя там и нет тех удобств, что рядом с канализационным колодцем, но зато спокойно.

Без горячей воды

«Муж для жены – как молниеотвод. Он также не является причиной небесных разрядов, но вынужден принимать их на себя»

В ванне, под струями нежной теплой воды, мылась аккуратная квартироплателыцица Соня. Муж Леня Караулов, которого она величала исключительно по фамилии, как обычно зовут по кличке собаку, томился в неге пенистого пива и крабовых палочек. Вдруг до него донесся крик, заставивший задребезжать стеклянные висюльки на люстре:

– Караул!!!

Леня, услышав свое давно сокращенное женой наследуемое семейное наименование, мигом соскочил с дивана и побежал в ванную комнату, думая, что соседи опять травят тараканов и те через вентиляционное отверстие прыгают на благоверную. По пути схватил стоящий на боевом дежурстве баллон с дихлофосом.

Он ворвался в ванную комнату, отдернул занавески и в силу супружеской угодливости, не мешкая, направил струю дихлофоса туда, где предполагал встретить пронырливых насекомых. И уже в облаке отравы увидел свою дрожащую Соню с намыленной головой. Она судорожно вращала кран горячей воды.

– Что случилось, ки-и-и-са? – взволнованно пролепетал Леня и, убоявшись содеянного, уронил баллон на пол.

– Горячая вода кончилась! – горестно вскрикнула ослепленная шампунем Соня и, распознав по запаху дихлофос, добавила:

– Караул! Ты что, совсем офонарел? Моей смерти ищешь? Да я тебя сейчас…

Она наудачу махнула рукой, жаждя попасть по щеке мужа. Тот увернулся, но наступил на баллон с дихлофосом, пытаясь удержать равновесие, ухватился за еле висевший умывальник и рухнул вместе с ним на пол. Причем умывальник упал сверху.

– Милый, что с тобой? – вопросила обеспокоенная шумом Соня.

Она омыла холодной водой свое лицо, вылезла из ванны и давай шлепать мужа по щекам. Леня открыл глаза и скрипуче застонал. Жена показалась ему чертом после грез короткого беспамятства.

– Заткнись! Смотри, что наделал, – упрекнула мужа Соня. – Да что же этот умывальник на твою дурную башку не свалился?

– Что произошло-то?

– Случилось то, что правильно мне советовали не выходить за тебя. Вся молодость – тебе, плешивому коту, под хвост. От тебя одни неприятности и бедлам. Это ты горячую воду перекрыл, признавайся?

– Киса, ради бога, это же, наверное, повсеместное отключение началось.

– Ах да, то, о чем давно говорили… Вставай, нечего пострадавшего изображать. Иди воду грей.

Соня вытерлась, оделась в халат и закружила по квартире, распространяя запах дихлофоса. Леня поставил умывальник на место и задрожал, перенося полное ведро воды из ванны на кухню. Он водрузил ведро на конфорку и включил плиту.

– Ты собрался ждать, пока этот чан согреется? Чайниками кипяти! Когда они научатся объявления на подъездах вешать, что воду собираются отключать? – грозно сотрясала воздух Соня. – Каждый год не успеешь то белье достирать, то помыться…

Вскипело с десяток полных водой чайников, прежде чем она ополоснулась в тазике, бывшем для нее что кружка от сервиза. Она скакала по ванной, выискивая удобные положения. И эти потуги на чистоплотность были вполне естественны, как естественна была летом пустота кранов с горячей водой.

– Еще целый месяц! – взвыл Леня. – Что же, у них инженеров нет, чтобы придумать, как воду не отключать?

Он подошел к телефону, набрал номер диспетчера и гневно спросил неизвестного на другом конце телефонной линии:

– Что же вы квартплату задрали, мы аккуратно рассчитываемся, а сервиса никакого?

– А мы не зарабатываем больше оттого, что вы больше платите. Вы оплачиваете снятие с нас государственных дотаций. Вот с правительства и спрашивайте, – ответил незнакомец и положил трубку.

Раздался звонок в дверь. Леня открыл и в шоке застыл на месте. Там стояла соседка в халате, ее голова напоминала верхнюю часть украшенного взбитыми сливками торта, только без розочек.

– Караул! Извините, я думала вы на работе. У вас горячая вода есть? – спросила она. – Вот голову намылила, а у нас, похоже, горячую воду отключили за неуплату. Ныне ж квартплаты такие, что не знаешь, на что остаток получки тратить, чтобы до конца месяца жильцом остаться. А сами-то экономят. Горячая вода не такая горячая, как раньше! Не такая-я-я! И напор-то не тот…

– Успокойся, соседушка, у всех воду отключили. Да и в баню идти не советую: бани нынче своих котельных не имеют, закрыты.

Тут на плите загудело ведро.

– Заходи к нам, мы уже воды нагрели. Жена дома, пообщаетесь. Соня! – позвал Леня, думая, что этот визит поможет задобрить благоверную.

Женщины прошли в ванную, а Караул еще не успел закрыть дверь, как из другой квартиры вышел сосед.

– Слышь, Леонид, у тебя керосина нет? – спросил он. – Тараканы словно взбесились: лавиной ко мне в квартиру прут. Может, мигрируют оттого, что трубы без горячей воды похолодели.

Тут он повел носом:

– Да не ты ли травишь?..

Пока мужчины разговаривали, соседка помылась, и Соня пригласила ее на кухню. Леня присоединился к женщинам. Там они отведали борща и вермишели с сосисками. Выпили понемножку под тосты: