Крайний случай

Вырядившись, как басмачи, матерые волки Крайнего Севера ввалились в комнатушечку мастера. Все были в поношенных грязных куртках и штанах, кто в серых валенках, кто в утепленных сапогах, и все в побитых, поцарапанных касках с эмблемой нефтяной компании, надетых на старые принесенные из дома ушанки. Рядом с Сергеем стояло еще четверо: Алик, скуластый молодой парень с открытым взором; Ринат, среднего роста, круглолицый, с хитринкой в глазах; Халил, высокий, уверенный в себе человек, такой, что его уверенность передавалась другим; Алексей Николаевич, худощавый дедок, пенсионер, бывший буровик.

– Гена, бери охотничьи лыжи и марш проверять товарный трубопровод, – начал распределять задания Игорь. – Там упало давление. По этому поводу был телефонный звонок. Не дай бог порыв. Сразу зарплата к чертям полетит. А теперь к плану. Халил и Ринат, садитесь на ППУ*, и вперед, на куст, на отбивку уровней. Сергей, Алик и Алексей Николаевич – на вахтовку. Объехать скважины, снять показания, собрать пробы…

На участке Игоря порядка ста двадцати работающих скважин и примерно столько же неработающих. За каждую он в ответе головой, вот и объяснял ситуацию, вдохновляя на подвиги:

– Сегодня у нас шикарное стечение обстоятельств: две машины и пятеро работающих в день. Сами знаете, что обычно двое-трое. Надо использовать момент и сделать максимум. Вечером выйдут ночники и продолжат. Так что хвост пистолетом, впряглись и до вечера не расслабляться.

Алик, Алексей Николаевич и Сергей по скользким ступеням залезли в вахтовку и поехали.

Первый куст. Неспешно орудовали станки-качалки. Вокруг труб, возвышавшихся в полчеловеческого роста, сталактитами настыл лед. И немудрено, поскольку в них течет вода, закачиваемая в нефтяные пласты под огромным давлением.

Все трое, выпрыгнув из вахтовки на свежий снег, сразу направились к спутнику – небольшому железному домику, через который проходит вся добываемая на кусте нефть, где производится ее учет и контроль, где в начале освоения этих земель и нужду справляли, прячась от мороза.

На входной двери спутника пугал трафарет: «Проветрить 20 минут». Но если все делать, как написано, то до вечера не управишься. Таких спутников на участке более тридцати.

– Здесь вентиляторы надо ставить, – каждый раз ругался по поводу этой надписи Николаевич. – Что же, отсюда перчатками газ выгонять? Мать их всех, не дай бог, искра промелькнет – ведь заживо сгорим в этой печи…

Сергей вслед за Аликом зашел в спутник и сразу ощутил под ногами исходящие от железного пола знакомые тяжелые вибрации, такие же, пожалуй, ощущали лилипуты, разгуливая по груди великана. Выталкиваемая из-под земли смесь газа, нефти и воды под напором насосов пульсировала в ритме сердечных сокращений. Он оглядел оборудование, в приказном порядке самими же покрашенное, и, вспомнив, как махал кистью, высказался:

– Ведь на всем экономят. Нет, чтобы специальную бригаду нанять. Так нас же заставили красить. Платить не надо. Халява. Везде халяву любят…

– Нечего стоять трепаться. Идите пробы отбирайте. Я тут и один управлюсь, – сказал Алик, записывая карандашом на испещренный лист бумаги показания приборов.

Сергей и Николаевич пошли к станкам, неся в руках нехитрое оборудование. Сергей взял самую обычную старую пластиковую бутылку из-под пива с рваным отверстием в боку. Этим отверстием он насадил бутылку на открытый обрезок трубы, приваренный к магистрали, и повернул краник. Зашипело, засифонило. В бутылку понемногу потекла коричневая жижа. Сильно запахло газом.

– Интересно, кто придумал такие примитивные приспособления? – высказался Сергей, немного отстраняясь, чтобы не забрызгаться. – Ведь такая известная компания могла бы и солидно все обставить. Такие бабки зарабатывают! А все потому, что еврей сибирскую нефть качает…

– Да кому это надо, кроме нас? Наверняка люди сами доперли. Потому что деваться некуда. В пригоршню же не будешь пробы собирать. А работу выполнять надо, – заворчал Николаевич. – Это только недоразвитые негры могут работать таким образом. Все отдано на откуп баранам, а не мыслящим людям…

Сергей собранные пробы переливал в типичную стеклотару, где раньше держали алкоголь. Заполненные нефтью бутылки ставил в пластмассовый товарный ящик, рассчитанный на двадцать поллитровок…

Вот так и прошли по всем скважинам.

– Это ты вчера за бутылками ездил? – спросил Сергей.

– Да. В лаборатории девчонки только успели их помыть и посушить. Сорок штук оттуда привез, – ответил Николаевич.

Внимание привлек один из насосов.

– Вот тебе и сальник, – сказал Николаевич, показывая на место, где под действием качалки скользил туда– сюда шток глубинного насоса. – Набивка уже вылазит. Слабое место…

– Надо менять, – согласился Сергей. – А то как выдавит его, так опять будем в минус сорок в фонтане купаться. Помнишь, как задвижку давлением сорвало? Она же, как ракета, улетела, хорошо хоть никого не задела. Потом нефть сверху душем опустилась, а я только новую телогрейку получил…

Он говорил, ругался, но не стоял на месте, переходил от скважины к скважине, брал отрезки труб, надевал их на небольшие штыри переключателей и двигал туда-сюда. Отрезки труб служили рычагами. Они лежали возле каждой качалки, будто нельзя было сразу сделать все по уму…

Первый куст отработан. Все трое пошли к вахтовке, забрались в нее и поехали дальше…

Такая работа. Приезжаешь на место, выпрыгиваешь из салона с высоты примерно в полметра, делаешь, что требуется, забираешься в машину – и дальше. Остановок за день достаточно, работа до того однообразная, что иной раз нагоняет тоску. Спустя годы кажется, что все гайки и задвижки можно крутить с закрытыми глазами, в любом состоянии опьянения…

Николаевич на ходу стоял в салоне вахтовки и придерживал за ручку входную дверь, боясь, что та откроется.

– Да брось ты ерундой заниматься, а то начальство увидит, и припишут тебе в обязаловку дверь держать, а ремонтировать ничего не будут. Садись, – сказал в конце концов Сергей.

Кусты отличались лить защищенностью лесом от ветра, числом станков-качалок, звуком проходящей через спутники нефти. В большинстве точек добываемая жидкость совершенно неромантично журчала…

Тары-бары-растабары стали все чаще возникать и в вахтовке.

– Эх, бедновато на кустах, – вздохнул Сергей, покачиваясь на ухабах.

– Деньги до нас не продавливаются. Они же сверху поступают, и на каждом все более низком уровне их становится меньше и меньше, – дал свое обоснование ситуации Николаевич. – Это где-то в офисах ремонты делаются, плитку кладут да компьютеры покупают, а у нас как было при социализме, так и осталось. Ведь столько скважин набурили, что и сейчас им ума дать не могут. А может, бурили так…

– Вот и наши парогреи, – сказал Алик.

Машина притормозила, и троица в очередной раз спрыгнула на твердую почву.

Средь густого облака пара, то появляясь из него, то исчезая в нем, деловито разгуливал Ринат. Пар с резким свистом вырывался из «копья» – трубы, нацеленной на замерзшее оборудование.

– Как дела? До обеда-то управитесь? – спросил Сергей.

– Вряд ли. Только первую скважину заканчиваем, – ответил Ринат. – Замерзла сильно. Все парим, и никак. Пробки льда лезут и лезут.

Он ушел к ППУ, вернулся с небольшим компьютером и через металлизированный шнур подключил его к скважине. На небольшом экранчике выскочила информационная кривая, похожая на кардиограмму. До поверхности смеси нефти с водой в этой точке было более километра, а давление в трубе равнялось девяти с половиной атмосферам.

– Хорошо придумали. Все данные остаются в памяти компьютера и доводятся до начальства без искажений. Эти приборы недавно появились, – старался перекричать шипение пара Ринат. – Не то что раньше, чтобы узнать уровень нефти, по устью трубы ладонью хлопали, били и отсчитывали секунды до возврата эха. Потом по скорости звука определяли расстояние…

– Кое-что из оборудования и в низы продавливается. Эх, дед, все бы тебе языком трепать, – сказал Сергей и похлопал Николаевича по плечу.

– Вспомню, как приходилось вручную отбивать скважины на участке, так вздрогну. За неделю весь фонд пройти! Во-первых, то бумага потеряется, то карандаш сломается, – продолжал Ринат. – Во-вторых, да идет оно к лешему, сойдет и на глазок…

Тут его внимание привлек Николаевич, отправившийся в тыл станка-качалки, на котором велись работы.

– Ну-ка иди на хрен оттуда! – понеслось вслед деду. – Запустим, потом пойдешь. Всякое может быть. Это же железо. Ты там вообще не должен находиться.

Ринат обернулся к Сергею и посетовал:

– Горе с этим пенсионером. Хоть много лет на Севере, а в нашем деле он – начинающий. Быстрее бы истекли его полгода, которых ему не хватает до губернаторской пенсии.

– Поговорить любит, треплет языком что попало. Все уши прожужжал, – согласился Сергей. – Но, с другой стороны, жалко бедолагу. Всю жизнь пропахал, а толку ни на грош. Где ж она, достойная старость?

Степенно подошел Халил:

– Что-то много времени мы угробили на этом станке. Оборудование сильно промерзло. Пришлось насос останавливать. Возможно, и на других качалках то же самое. Надо поторопиться. Завтра ППУ могут и не дать. А если морозы ударят? Задел не подготовим, вот тогда посидим, поговорим…

Алик подтянул шланг к следующей скважине и принялся обдувать ее паром, Ринат схватил полное ведро кипятка и давай поливать им оборудование (но об этом опять молчок, а то ППУ не будут давать), да и остальные забегали…

Сергей вышел на границу кустовой площадки, к электрической подстанции, и сразу окунулся в белое безмолвие, о котором он мечтал когда-то, перечитывая Джека Лондона. Никакого движения. Не видно ни полетов птиц, ни следов зверей. В глубь неподвижного непроглядного серо-зеленого леса, где даже ветка не шелохнется, уходили покосившиеся столбы линии электропередачи. Продолжал падать снег, но уже не так густо, как утром. Он оглянулся – позади медленно вращались маховики, напоминая о работе. От них исходит тихий шуршащий шум моторов. Он поднялся по железным ступеням подстанции…

У каждого своя доля. Сергей, Алик и Николаевич оставили Халила и Рината рядом с ППУ и их проблемами, сели в вахтовку и поехали дальше. Николаевич опять разговорился:

– В моем общежитии сплошной бардак. Черт-те кто шляется по комнатам. Просят то на бутылку, то на сигареты, то на шприцы. Задрали. Кто бы порядок навел? Могут и в четыре часа ночи постучаться. А мне утром на работу… Бомжей развелось. Да как тут не обомжиться? Здесь лет пять надо работать – не больше. И проходи реабилитацию на Кипре не меньше года. Но кто этим будет заниматься? Вот мы все тут и опускаемся. Поработай в таких условиях, и психология бомжистой становится. Да и здоровье садится основательно. Что с этим поделать?

Сергей слушал Николаевича и понимал, что в его словах есть доля правды: «Конечно, дед имел в виду не прямое значение слова «бомж», как лицо без определенного места жительства, а внешнее сходство. И тут есть о чем задуматься. Вот Пашка, друг, попал в колонию. После выхода его из заключения встретились. Тот был в гражданской, нормальной одежде, а держался, как на зоне: ссутулился, голова спряталась за плечи, взгляд настороженный. Жизнь накладывает отпечаток. Но, как говаривал Жванецкий: «Мы этого не замечаем, не замечаем, не замечаем…»

Тем временем Николаевич, любивший поговорить, когда есть свободные уши, зацепил другую тему:

– А вы знаете, почему нам никак зарплату поднять не могут? Государственные законы не позволяют. Хозяева и рады, но не могут. Ведь если они много нам платить будут, то сразу инфляция начнется. Рубль опять кубарем полетит, да цены на продукты подпрыгнут. Вот государство и строжит. Не сметь…

Сергей и Гена удивленно переглянулись.

– Ты б, Николаевич, закусывал иногда…

– Нет, я серьезно…

– Меньше корпорационную прессу читай…

В этот день качалки работали исправно, и это было видно издалека. Трубы без инея, шток блестит…

Время к обеду. Возвратились на базу. Операторы и мастер принялись строчить отчеты о работе. Должности хоть рабочие, но все больше бюрократии становится, чтобы крайнего легче было искать. Потом операторы достали свои сумочки, а Игорь обратился к Сергею:

– Не доставай сумочку, поехали со мной, надо еще раз давление посмотреть на коллекторах.

– Так обед же, поесть надо.

– Ничего, по пути в столовую заедем, там и перекусишь вместе со мной, а с провизией твоей ничего не случится: брось в холодильник за окном, завтра съешь.

Сергей знал, что в таких случаях лучше не спорить, а то расчетка в конце месяца не больно порадует, да и надеялся он, что в ближайшем будущем мастер его выдвинет на повышение по разрядам…

По пути они обсуждали, что работы и требований становится все больше и больше, а зарплата не растет. Отдельно Игорь напомнил о своей многотрудной жизни:

– Вам-то что? Отработал да спать. А у меня ночные и праздничные дежурства, которые дополнительно не оплачиваются. Отрабатываю на хозяев, как проститутки перед бандитами. Могут вызвать на работу посреди ночи. Да и к технике безопасности отношение ныне очень серьезное. Мастера тут одного уволили, всех рабочих в бригаде премии лишили, а остальных по всему предприятию заставили пересдавать экзамен только за одно замеченное нарушение…

Игорь глянул на Сергея, подумал: «Как бы где не всплыло то, что я говорю», – и добавил:

– Но вместе с тем я считаю, что все требования правильные, и привыкнут люди, и будет все как положено. Ведь инструкции не зря написаны. За ними жизни человеческие.

Небольшая столовая. Раньше в ней бывало столько народу, что хвост очереди на улицу выходил. Теперь такое случалось крайне редко. За раздачей томилась в ожидании клиентов пара поварих. На прилавке стояли ряды компотов, заветрившиеся зимние салаты, винегреты. В поддонах желтело жидковатое картофельное пюре, манили рыхлые котлеты, куриные окорочка да вчерашние булочки-витушки с маком…

Игорь сел с мастерами. До Сергея донеслось:

– Все понемногу улучшается. Бардака меньше. Меньше людей, которые без дела шастают…

Живот после съеденного не болел, изжоги не было, да и голод до конца рабочего дня о себе не напоминал, наперекор шутливым напутствиям ребят из бригады…

После обеда курили на улице. Игорь вспомнил детство.

– Дорога в школу пролегала через спортивный городок военной части, и я, проходя мимо, любил зацепиться за турник. Сделаю «солнышко» разок-другой и – в школу. Возвращаюсь – сделаю пару кульбитов на брусьях и – домой. Солдаты с восхищением смотрели, как я вертелся на их спортивных снарядах. Но как-то захотел выпендриться.

Замыслил крутнуться на турнике, держась за перекладину одной рукой. Но кисть не выдержала, подломилась, пальцы разжались, и я вниз головой полетел к земле. Благо, что в волейбольной секции приземляться научился. Смягчил удар руками, подогнул голову, на плечо, кувырок… прыжок… и на ноги, под всеобщее «Ах!»…

Мой отец долгое время служил офицером в Германии. Мотоциклы «Ява» тогда были в большом дефиците, но мне он купил такую машину. И я не щадил ни ее, ни себя. Любил лихачить. И как-то раз нарвался на встречный УАЗ.

За несколько мгновений до столкновения продумал все возможные варианты и решил, что лучше врезаться в правую фару, а приземлиться на ровный участок обочины на границе с кюветом. Отпустил руль, высвободил ноги и после удара полетел. Три кувырка, подпрыгнул, ощупал себя. Цел…

Вот только спустя годы после тех кувырков у меня шея побаливает, и рука плохо гнется, но это не мешает работать. Умею быстро принимать решения и «кувыркаться», а это нынче ценится. Кстати, недавно получил в пользование, для работы, английскую рацию.

Удобная штука. Для оперативности вещь необходимая. Не надо к телефону ехать. Еще обещают наши вагончики заменить, а те, что есть, – в ремонт. Хотя мне кажется, что их уже не восстановить. Их же из чего попало собирали. Им уже лет десять как минимум.

– С водителем нам повезло, исполнительный, везде возит, – вспомнил Сергей.

– При чем тут повезло? Просто я его машину всегда заказываю. На эту вахтовку спроса нет. Смотри, какая старая. Но водитель хороший. Можно сказать – редкостный.

– Я тебе откровенно скажу. Нам скважины надо осматривать два раза в день. Водилам, что были у нас раньше, неохота беспрерывно ездить по кустам. Происходило много скандалов. Они говорили: «Что я вам – такси?» А нашему брату порой спорить себе дороже, и зачастую не ездили мы второй раз. Если в этот момент скважина останавливалась, то до следующего осмотра на морозе она сильно промерзала. Потом затрахаешься ее запускать, и нефть теряли…

– Да я что, не знаю? Сколько говорено на эту тему…

А в это время на базе участка отобедавшие Халил,

Алик, Ринат и Алексей Николаевич вспоминали прошлое. Гена слушал.

– …Я приехал в эти места в октябре. Сразу бросили на промысел. Вокруг лес и снег, метель и холодища. Шло мощное освоение. Не утихал шум техники. Высилось множество буровых вышек. Ночью – светло от прожекторов. Нашей бригаде дали железный сарайчик, где даже печки не было. Благо хоть кровати с матрасами. Спали в фуфайках, натянули на себя все, что было теплого. На следующий день быстрее буржуйку делать. Уже вечером развели в ней огонь. Наварили супа и бич-каши…

– Мы в таком же вагончике жили, и как-то зимой погас свет, застыли качалки, похолодели электрические печи. Вначале волновались за нефть, как бы трубы не перемерзли. Потом смотрим: самим бы выжить. Вагончики быстро выстыли, и в них стало холоднее, чем снаружи. Пришлось под открытым небом всю ночь жечь костры и прыгать, чтобы согреться. Пообморозились. А утром подача электричества возобновилась, приехало начальство, задобрило…

– Морозы раньше были не в пример нынешним. Гораздо сильнее. Помню, как дало ниже минус пятидесяти. Аж дымка низкая повисла, словно тучи к земле придавило тяжестью неба. И в товарной трубе стала образовываться ледяная пробка. Уже тогда нефть с водой шла. Причем пробка норовистая была. Мы с ней больше двух месяцев воевали. Вырежем участок трубы, пробьем лед, заварим отверстие, пустим нефть. Через пару часов замерзло. И опять по новой…

– Ох, да в любую погоду на буровой. По зиме, бывало, не успевали от теплого балка и на сотню метров отойти, как лицо прихватывало. Но как дружно жили! Двери в квартиры никогда не запирали. Такого не было, чтобы человек вышел на трассу, и никто его не подвез. А как гуляли, какие песни пели! Тогда, в отличие от нынешнего времени, буровик шел с высоко поднятой головой…

– Тогда даже инструмента на месторождениях не было. Что из дома привезешь, тем и работаешь. Только фуфайки выдавали. Даже валенки сами покупали…

– В поселке тоже не сладко было. Тарахтела единственная дизель-электростанция. Зима. Включали все электронагреватели, какие имелись. И вскоре прибегал электрик. Кричал: «Выключите хоть часть тэнов! Станция глохнет! Мощности не хватает!» Приходилось выключать и ждать, пока потеплеет от дыхания. Поэтому радовались, как дети, когда вдоль дороги поставили столбы электропередачи. Ждали, что вот-вот будет нормальное электроснабжение. Мечтали о телевизоре. Выдумывали лучшее название для будущего города: Нефтеозерск, Снежногорск…

– А как воду поначалу возили с озера, а потом водовозками из соседнего города?! А как с мешками за продуктами за сто двадцать километров ездили, затаривались и обратно?! Чего только не было. И ведь все переживали за общее дело. Вот первый начальник нашего управления частенько приезжал в бригаду и говорил: «Ребята, давайте работайте хорошо. Запомните, что ведро нефти стоит ведро пшеницы». Сколько стоит нефть и пшеница, мы не знали, но боевой дух поднимался. А он беспокойный был человек. Бывало, едем на автобусе, он видит, что задвижка возле дороги стоит, выбегает и к ней прямо по снегу, проваливаясь по пояс. А там к трубе ухо прислоняет и слушает: есть нефть или нет.

– Раньше как было: скорей, скорей. Сутками пропадали на работе. Если в день где-то два-три часа поспишь – это хорошо. А то вообще спать не приходилось: приехал домой, чаю попил – и опять сюда. А одно время поселок был на грани гибели. Авария по электроэнергии случилась, тепла нет, и морозы стояли сильные. Решался вопрос об эвакуации женщин и детей на «землю». Даже чай утром невозможно было попить. Вода, припасенная в банках, замерзала в квартирах. Спали в тулупах, в валенках, в шапках, под матрасами. Как это все перетерпели, непонятно. Молодые. Интересно все было…

По пути из столовой на базу своего участка Игорь с Сергеем заехали проверить, как работает на скважинах их участка бригада подземного ремонта, а затем направились замерять давление в трубопроводе товарной нефти.

Остановились на заснеженном поле, посреди которого торчало множество штырей с подписанными табличками и загородок, внутри которых виднелся металл. Очень похоже на небольшое кладбище с памятниками. Вот только покойнички и надписи другие. Закопаны нефтяные, газовые, водяные трубопроводы. От каждого свой наземный выход. Подписано: «Перемычка», «Дренаж», «Врезка»… Стволами сломанных деревцев темнели выходы кабелей, обернутые в полиэтилен.

Игорь вместе с Сергеем вылез из вахтовки. Они пошли по глубокому снегу от таблички к табличке. Шарили по этому кладбищу в поисках нужной трубы, но так ее и не нашли.

– Видимо, под снег ушла. Поехали в другое место, – сказал Сергей…

Отъехали в сторону, а там еще один памятник за загородкой – будочка, внутри которой сквозь щель между дверцами виднелся манометр. На дверцах висит замок, а ключа с собой, как обычно, нет.

– Надо с манометра снег обмести веточкой, а то его сильно припорошило. Тогда, может, и разглядим, что он показывает, – предположил Игорь.

Сергей и Игорь разбежались в разные стороны, оставляя за собой глубокие впадины следов. Закачались, затрещали деревца.

Через узкую щель отломанной от сосенки веткой Игорь смел снег с манометра и разглядел его показания. Девять с половиной атмосфер. Порядок. Можно возвращаться.

– А сколько у нас считается нормальным болеть? – спросил Сергей, вспомнив о дырявой вахтовке.

– Один раз в год – это терпимо, – ответил Игорь. – Ну, смотря какие болезни. Есть ведь не только простуда, а радикулит или язва. Всякое бывает. Но мне приходится крепиться. Уйдешь на больничный – можно тринадцатой лишиться…

Вот и опять на базе. Игорь остался. Сергей с Халилом, Геной и Алексеем Николаевичем отправился на вахтовке на повторный объезд скважин.

На сто семьдесят третьем кусте слесари облепили станок-качалку. Звонко работали в две кувалды. А в остальном все по-прежнему…

Вечерело. Три часа дня. Качающиеся балансиры погружались в туман полутьмы. Усилился ветер, но по-прежнему вокруг царствовала глухая тишина леса. Снег и сосны. Маленькие деревца росли уже на самых подступах к промышленной территории. Молодняк. Они в конце концов отвоюют эти места…

В спутниках светло, тепло, кажется, что можно спокойно работать в любой мороз. Успокаивающе гудела вахтовка…

– Вот раньше, при тех ценах, здесь хорошие зарплаты были. Всей семьей, вчетвером, в отпуск и обратно – только на самолете. Там на такси. И денег хватало. Сейчас не хватает.

– Вот смотри, что получается. Мое дело за работой насосов следить, чтобы они были исправны, и остальная техника работала. А что там эти насосы качают, я к этому отношения не имею. Это наверху смотрят. А нашу зарплату привязали к конечному результату, к добыче нефти. Разве это справедливо? Раньше за замеры и пробы нам доплачивали. Сейчас мы делаем то же самое, но эти доплаты сняли…

– А ведь скажешь о наболевшем, так и уволить могут. Ни за что ни про что. Я-то ничего не боюсь. Начальство трясется за свои места. Как бы чего не всплыло. А устроиться на работу больше негде…

– …А куда уходить? Профессию можно менять, пока молодой. В нашем возрасте надо смотреть, как бы не прогадать. Вот один мой знакомый ушел в Пурпе. Получать стал 19 тысяч в месяц. Неплохо. Но там, видать, смотрят, откуда люди бегут, взяли да подравняли зарплату. Теперь он 14 тысяч получает и думает, как бы назад…

– А мой сосед в Нижневартовск уехал и возвращаться не думает…

– Поздно подался на Север, – каялся Алексей Николаевич.

– Я вот приехал в девятнадцать лет, – сказал Халил. – Если бы не девяносто первый год и не девяносто восьмой, то можно было спокойно жить. Тогда же спать легли – нормально все было. Проснулись – наполовину раздетыми. А сейчас что делать? Ждать, пока опять разденут? Вот тебе и государство. Помню, как знакомые поехали отсюда за машинами. Но пока ехали, цена на автомобили в два раза поднялась. Слов нет – одни междометия. У них на дорогу денег нет, не то что доплачивать. Хорошо хоть генеральный выручил…

– Вот что ты, пенсионер, тут делаешь? – вдруг обратился Халил к Алексею Николаевичу, хитро подмигнув Сергею и Гене. – Не хватает тебе пенсии, вот и работаешь.