Черный Карлик. Легенда о Монтрозе (сборник)

– Ваше сиятельство, извините меня, – сказал Эндерсон, – если осмелюсь рекомендовать при настоящих обстоятельствах быть посдержаннее и не слишком обнаруживать ваше благородное негодование. К несчастью, мы не можем обойтись без помощи людей, которые будут действовать на основании побуждений гораздо более низких, чем наши собственные. Без таких молодцов, как этот солдат, мы ничего не сделаем. Говоря условным языком парламентских ханжей, можно сказать, что иначе «сыны Зеруйи одолеют нас».

– Значит, опять надо притворяться, – сказал граф Ментейт. – Постараюсь так же, как до сих пор старался, следуя твоим советам. Но в душе очень бы желал этому молодцу провалиться сквозь землю.

– Мало ли что! Вы должны помнить, милорд, – продолжал Эндерсон, – что, когда укусит скорпион, рану ничем иным не залечишь, как если раздавишь на ней другого скорпиона… Но тише, нас могут подслушать.

Через боковую дверь в зал вошел хайлендер громадного роста, в полном вооружении; орлиное перо на шапке и спокойная величавость манер изобличали в нем человека знатного рода. Он медленно подошел к столу и ни слова не ответил на приветствие лорда Ментейта, который назвал его Алленом и спросил о здоровье.

– Вы лучше не говорите с ним теперь, – шепнул ему старый слуга.

Рослый хайлендер сел на пустую скамью у огня и, вперив глаза на рдеющий пепел и на крупные куски торфа в камине, казался погруженным в глубокую задумчивость. Его темные глаза, резкие черты и выражение сосредоточенного восторга на лице показывали, что предметы его мыслей производят на него глубочайшее впечатление, а окружающего он совсем не видит. Суровая строгость его взгляда, происходившая, быть может, от привычки к уединенной и аскетической жизни, в жителе равнины была бы, вероятно, приписана религиозному фанатизму; душевное расстройство этого рода в то время было не редкостью и в Англии, и в низинах Шотландии; но хайлендеры того времени были чужды подобному недугу. Зато у них были свои собственные суеверия и фантазии, которые окутывали их умы такими же непроницаемыми потемками, какими пуританство наделяло их соседей.

– Ваше сиятельство, – прошептал чуть слышно старый слуга, бочком подкравшись к лорду Ментейту, – не извольте теперь разговаривать с Алленом, он теперь находится в помрачении.

Лорд Ментейт кивнул и перестал обращать внимание на задумчивого горца.

– Я говорил, – молвил вдруг этот горец, внезапно выпрямившись и взглядывая на старого слугу, – я говорил, что приедут четверо; отчего же только троих вижу здесь?

– Да, ты так говорил, Аллен, – сказал старый хайлендер, – а вон и четвертый идет из конюшни. Слышишь, как на дворе позвякивают его доспехи? Он весь окован железом, как рыба в чешуе: и грудь, и спина, и бока, и ноги у него в латах. Как скажешь, где ему поставить стул: возле Ментейта или пониже, вон с теми честными джентльменами?

Лорд Ментейт сам ответил на этот вопрос, знаком указав слуге место подле себя.

– Ну, вот он и пришел, – сказал Дональд, видя входящего в залу капитана Дальгетти. – Надеюсь, господа, что вы пока закусите хоть хлебом и сыром, как говорится, покуда приготовят кушанья посытнее. Вот уж из гор воротится наш хозяин, и охотники, что ушли с южанами, принесут диких коз и прочей дичины, тогда Дугалд-повар и будет стряпать.

Между тем вошедший капитан Дальгетти подошел прямо к стулу, стоявшему возле лорда Ментейта, и, сложив руки на спинке стула, остановился в этой позе. Эндерсон и его товарищ тоже стояли у нижней части стола, почтительно ожидая позволения сесть, а три или четыре хайлендера, под начальством старого Дональда, бегали взад и вперед, принося на стол все нужное, или же прислуживали гостям.

Пока приготовляли закуску, Аллен вдруг вскочил, выхватил из рук слуги лампу, поднес ее к самому лицу Дальгетти и начал пристально и серьезно его рассматривать.

– Клянусь честью, – сказал Дальгетти недовольным тоном, когда Аллен, таинственно покачав головой, отошел от него, – в другой раз, коли встретимся с этим парнем, уж наверное, узнаем друг друга!

Аллен между тем подошел к нижнему концу стола, точно так же, с помощью лампы, внимательно посмотрел в лицо Эндерсону и его товарищу, с минуту постоял в глубоком раздумье, потом провел рукой по лбу и вдруг, неожиданно схватив Эндерсона за руку, не то повел, не то потащил его к пустому стулу на верхнем конце комнаты, молча сделал ему знак сесть тут и с той же стремительной поспешностью без церемонии увлек Дальгетти на противоположный конец.

Капитан, в великой досаде на подобную вольность, попытался освободиться, изо всей силы встряхнув Аллена; но как он ни был силен, ему не удалось сладить с горцем. Завязалась борьба, и гигант толкнул его с такой силой, что капитан отлетел на несколько шагов и там упал во весь рост, гремя своими доспехами на всю залу. Вскочив на ноги, он первым делом выхватил меч и бросился к Аллену, который стоял скрестив руки и с презрительным равнодушием ожидал нападения. Лорд Ментейт и его слуги вступили в дело, стараясь успокоить их, а слуги-хайлендеры тем временем схватили со стен кое-какое оружие и приготовились принять участие в свалке.

– Ведь он сумасшедший, – шепнул капитану лорд Ментейт, – он совсем безумный, что вам за охота с ним связываться?

– Если ваше сиятельство мне порукой, что он не в своем уме, – сказал Дальгетти, – что довольно заметно по его поведению и манерам, то на этом мы и покончим, ибо безумный ни обидеть не может, ни дать удовлетворения в нанесенной обиде. Но, клянусь душой, успей я пропустить внутрь кое-какую еду да бутылку рейнвейна, я бы еще померился с ним. А жалко, что он такой слабоумный, потому что из себя он молодец и отлично бы мог владеть пикой, моргенштерном[12] или каким угодно оружием.

Таким образом мир был восстановлен, и гости уселись за стол в том порядке, как прежде затеяли; Аллен же подсел снова к огню и, опять глубоко задумавшись, не вмешивался в дело. Лорд Ментейт, желая поскорее загладить впечатление неприятного случая, обратился с расспросами к старому слуге:

– Стало быть, лэрд отправился в горы, Дональд, и с ним, как слышно, какие-то англичане?

– В горы и отправился, не во гнев вашей милости, и два саксонских кавалера с ним, это точно: один будет сэр Майлс Месгрейв, а другой сэр Кристофер Холл, оба из Камрайка… так, кажется, они зовут свой округ.

– Холл и Месгрейв? – подхватил лорд Ментейт, взглянув на своих спутников. – Те самые, которых нам так хотелось видеть!

– А я, – сказал Дональд, – был бы рад-радешенек, кабы никогда их не видал; вот придут да и съедят нас живьем, со всеми пожитками.

– Что с тобой, Дональд, – сказал лорд Ментейт, – ты прежде никогда не был так скуп на мясо и пиво. А они, хоть и южане, конечно, не съедят всего скота, что пасется на здешних лугах.

– Я об этом не тужу! – сказал Дональд. – Кабы только это, никакой беды бы не было, потому что народ у нас надежный, все честные горцы, и никогда не допустят нас голодать, покуда хоть одна рогатая скотина останется между нами и Пертом. Но у нас тут затеялось дело похуже – об заклад побились!

– Об заклад! – повторил лорд Ментейт с некоторым удивлением.

– Вот то-то и есть, – продолжал Дональд, так же пламенно желавший рассказать свои новости, как Ментейт желал послушать их. – Так как ваше сиятельство и друг и родня нашим господам и все равно сейчас про это услышите, лучше уж я сам вам все расскажу. Так вот, доложу вам: ездил наш лэрд в Англию, где он бывает гораздо чаще, чем бы следовало, по мнению его друзей, и там он гостил в доме этого самого сэра Майлса Месгрейва, а у него на столе стояли шесть подсвечников, да таких, что вдвое больше тех, что стоят у нас в Дембленской кирхе; да, кроме того, они не медные, не железные, не оловянные, а все из чистого серебра… Эх, уж эти мне гордецы англичане! Сколько у них всякого добра, а что с ним делать – не знают! И стали они дразнить нашего лэрда, что никогда он ничего такого не видывал на своей бедной родине, а лэрду нельзя же было молча слушать, как они унижают его родной край, и он, как добрый шотландец, поклялся, что у него в замке еще больше подсвечников и еще лучше этих и что таких, как у него дома, не видано во всем Камберленде… Да, их сторона называется Камберленд.

– Ну что ж, это он хорошо сказал, он любит свою родину, – заметил лорд Ментейт.

– Так-то так, – сказал Дональд, – да лучше бы он на этот раз придержал свой язык, потому что, чуть только при этих саксонцах скажешь что-нибудь необыкновенное, они тебе сейчас бьются об заклад, да так-то скоро прихлопнут, что твой кузнец по наковальне. Так и нашему лэрду пришлось либо взять назад свои слова, либо прозакладывать две сотни мерков{78}. Ну, он и принял заклад, чтобы не осрамиться перед этим народом. А теперь, значит, придется платить проигрыш. Оттого, должно быть, так и тошно ему было воротиться домой.

– Да, правда, – сказал лорд Ментейт, – судя по тому, что мне известно о вашем фамильном серебре, Дональд, твой барин, наверное, проиграл заклад.

– Уж это верно. А где он возьмет деньги – ума не приложу, хоть и знаю, что он в двадцати местах занимал. Я ему советовал засадить обоих саксонских джентльменов, вместе с их прислугой, в подземелье, в башню, и там держать до тех пор, покуда сами не откажутся от заклада, да лэрд и слушать не хочет.

Тут Аллен вскочил, крупными шагами подошел к старому слуге и громовым голосом сказал ему:

– А как ты смел подать моему брату такой подлый совет? И как ты осмеливаешься говорить, что он проиграет тот или другой заклад, раз ему угодно держать его?

– Правда, правда, Аллен Мак-Олей, – отвечал старик, – сыну моего отца не подобает осуждать того, что угодно сказать сыну вашего отца, и лэрд еще в самом деле, может быть, выиграет. А только я одно знаю, что во всем доме у нас не найдется ни одного подсвечника, кроме тех старых железных веток, что торчат на стенах со времен лэрда Кеннета, да еще тех оловянных стерженьков, которые ваш отец заказывал старому меднику, Уилли Уинки; а что до серебра, так сам черт не найдет нигде ни единой унции, кроме той старой чашки вашей покойной матушки, что давно без крышки, да и одной ножки у нее не хватает.

– Молчи, старик, – сказал Аллен яростно, – а вы, джентльмены, если кончили трапезу, прошу очистить зал! Я должен все здесь приготовить к приему английских гостей.

– Уходите! – шепнул Дональд, дергая за рукав лорда Ментейта. – На него такой час нашел, – сказал он, взглянув в сторону Аллена, – что теперь нельзя ему противоречить.

Они вышли из зала. Дональд повел лорда Ментейта и капитана в одну сторону, а обоих слуг другой хайлендер повел в другую. Едва Ментейт успел войти в комнату, нечто вроде гостиной, как туда же вошли хозяин дома, лорд Ангус Мак-Олей, и его гости англичане. Встреча была самая радостная, так как лорд Ментейт был хорошо знаком с английскими джентльменами; потом он представил капитана Дальгетти, и его также лэрд принял очень ласково. Но после первых минут всеобщего возбуждения и гостеприимных приветствий лорд Ментейт мог заметить, что чело домохозяина омрачено печальной заботой.

– Вы, вероятно, уже слышали, – сказал сэр Кристофер Холл, – что в Камберленде наше предприятие лопнуло. Милиция не захотела двинуться в Шотландию, эти чуткие ковенантеры успели запугать наших сторонников в южных графствах. А мы с Месгрейвом догадались, что здесь начинают пошевеливаться, и, чтобы не сидеть дома сложа руки, явились сюда в надежде совершить кампанию в сообществе ваших килтов и пледов.

– Надеюсь, что вы захватили с собой оружие, людей и деньги тоже? – сказал с улыбкой лорд Ментейт.

– Да, с нами дюжины две конных слуг, которых мы оставили в последней пограничной деревушке, – сказал Месгрейв, – да и то с каким трудом удалось нам дотащить их туда!

– Что до денег, – сказал его товарищ, – некоторую сумму мы думаем получить здесь, у нашего друга и любезного хозяина!

Мак-Олей сильно покраснел, взял Ментейта под руку и, отведя его немного в сторону, сказал, что, к величайшему своему сожалению, сделал ужасную глупость.

– Да, я уже слышал… от Дональда, – сказал лорд Ментейт, с трудом сдерживая улыбку.

– Черт его дери, этого старика! – сказал Мак-Олей. – Все на свете готов разболтать, хотя бы это человеку жизни стоило! Но ведь даже и для вас это не шутка, милорд, потому что я именно на вас рассчитываю, надеясь, что вы, как близкий родственник и братски расположенный ко мне человек, поможете мне расплатиться с этими господами. Иначе, признаюсь вам, мне и думать нечего отправляться с вами в поход. Клянусь вам, что, если не найду другого исхода, я присоединюсь к ковенантерам, лишь бы достать денег и разделаться с англичанами. Мне и в лучшем-то случае будет довольно скверно, потому что я должен терпеть убыток, да меня же за это и презирать будут.

– Вы можете себе представить, кузен, – сказал лорд Ментейт, – я и сам теперь не в блестящих обстоятельствах, но поверьте, что я сделаю все возможное, чтобы вам помочь, как того требует наше родство, соседство и старинная дружба.

– Спасибо, спасибо, спасибо! – несколько раз повторил Мак-Олей. – Но так как и они намерены тратить деньги на пользу королевской службы, не все ли равно, кто будет платить? Все мы одному лицу служим, надеюсь?.. Но вот что, помогите мне выдумать какую-нибудь отговорку, чтобы выпутаться как-нибудь сегодня, не то придется ведь взяться за шпагу, потому что не могу же я вытерпеть, коли меня за моим собственным столом будут трактовать как лгунишку или хвастуна, тогда как Бог видит, что я хотел только поддержать честь своей фамилии, своей отчизны…

В эту минуту вошел Дональд, и выражение его лица было гораздо веселее, чем можно было ожидать, принимая в расчет предстоявшие его хозяину неприятности по части кармана и репутации.

– Джентльмены, кушать подано, да и свечи зажжены! – сказал Дональд, значительным голосом подчеркивая последние слова.

– Кой черт, что он под этим разумеет? – сказал Месгрейв, переглянувшись со своим земляком.

Лорд Ментейт глазами задал тот же вопрос хозяину дома, на что Мак-Олей ответил только недоумевающим движением головы.

В дверях произошла маленькая задержка из-за того, кому идти вперед. Лорд Ментейт решительно отказался от этой чести, которая ему подобала по старшинству титула, ссылаясь на то, что он у себя на родине, да и с хозяином состоит в близком родстве. Поэтому оба английских гостя прошли в зал первыми, и глазам их представилась самая неожиданная картина. Громадный дубовый стол был уставлен солидными мясными кушаньями, и вокруг него по порядку приготовлены были стулья для гостей. За каждым стулом стояло по хайлендеру огромного роста в полном национальном костюме и вооружении: в правой руке у них были обнаженные мечи, концом вниз, а в левой они держали пылающие факелы из можжевелового дерева. Это дерево, в большом количестве растущее в болотистых местах Шотландии, так смолисто, что, расщепленное на лучины и высушенное, у хайлендеров часто употребляется вместо свечей. Эта неожиданная и довольно поразительная картина освещалась красным пламенем факелов, при котором особенно рельефно выделялись дикие лица, странные одежды и сверкающее оружие горцев, между тем как дым, стлавшийся под потолком, образовывал над ними облачный балдахин. Гости не успели опомниться от изумления, как Аллен выступил перед ними и, указывая своим палашом на державших факелы, сказал суровым и низким голосом:

– Смотрите, джентльмены и кавалеры, какие подсвечники водятся в доме моего брата, по древнему обычаю нашего древнего рода! Ни один из этих людей не признает никакого закона, кроме воли и приказания своего вождя… Дерзнете ли вы приравнять их к богатейшим металлам, когда-либо извлеченным из рудников? Что скажете, джентльмены? Выиграли вы заклад или проиграли?

– Проиграли, проиграли! – весело воскликнул Месгрейв. – Мои серебряные подсвечники уж расплавлены и едут теперь верхом, и очень бы я желал, чтобы мои новобранцы были хоть вполовину так благонадежны, как эти… Извольте, сэр, – прибавил он, обращаясь к домохозяину, – вот ваши деньги. В настоящую минуту для нас с Холлом оно немножко накладно, но что ж делать: долг чести прежде всего…

– Проклятие моего отца на голову его сына, – прервал его Аллен, – если он примет от вас хоть одно пенни! Довольно и того, коли вы отказываетесь от своего права требовать с него долг.

Лорд Ментейт с жаром поддержал мнение Аллена, и старший Мак-Олей тотчас присоединился к ним, говоря, что вся затея была сущим вздором и не стоит больше об этом говорить. Англичане попробовали из любезности поспорить, но наконец согласились, что все это было одной только шуткой.

– Ну что же, Аллен, – сказал лэрд своему брату, – теперь ты мог бы и убрать свои подсвечники. Раз наши гости, саксонские джентльмены, видели их, нам удобнее будет обедать при свете наших старых оловянных шандалов, от которых, по крайней мере, нет такого дыма.

По знаку Аллена живые светильники подняли свои мечи вверх и, повернувшись, вышли из зала, предоставляя гостям приниматься за кушанья[13].

Глава V

…И стал он так свиреп и смел,Что сам отец его робел,Дивясь на столь жестокий нравИ странности его забав.А он в том время провождал,Что диких тварей усмирял,И достигал того, что льваПред ним склонялась голова;И леопарда грозный войСмирял он, пригрозив рукой…Спенсер

Невзирая на эпикурейство англичан, которое у шотландцев того времени вошло в пословицу, английские гости за обедом едва прикоснулись к яствам по сравнению с необычайной прожорливостью капитана Дальгетти, хотя этот храбрый воин имел случай и раньше проявить замечательную усидчивость и постоянство при поглощении более легкой закуски, предложенной им по приезде в дом, чтобы заморить червячка. Во все время обеда он не проронил ни одного слова, и только тогда, когда почти все кушанья убрали со стола, он обратился к обществу, смотревшему на него с некоторым изумлением, и пояснил причину, почему он так поспешно и все-таки так долго наедался.

Он сообщил присутствующим, что к поспешности в этом деле приучили его в маршальской коллегии в Абердине, где надо было держать ухо востро и работать челюстями вроде как кастаньетами, иначе ничего не успеешь схватить.

– А что до обилия принятой мною пищи, – продолжал капитан, – то да будет известно всей честной компании, что первейшая обязанность командующего крепостью заключается в том, чтобы при каждом удобном случае снабжать ее наибольшим количеством провианта, какое она может вместить, на тот случай, что она может неожиданно подвергнуться осаде или блокаде. По этой причине, джентльмены, когда кавалеру случается напасть на хорошую и обильную еду, он, по-моему, поступит благоразумно, если озаботится подкрепить себя, по крайней мере, на три дня вперед, ибо еще неизвестно, удастся ли ему до тех пор опять пообедать.

Лэрд Мак-Олей согласился, что это мера крайне разумная и предусмотрительная, и посоветовал ветерану прибавить к поглощенным яствам еще стаканчик виски и бутылку бургундского, что капитан тотчас и начал исполнять с большой готовностью.

Обед убрали, и слуги все ушли, за исключением одного лишь хозяйского пажа, или кравчего, который оставался в комнате и состоял на побегушках, когда нужно было за кем-нибудь послать или что-либо принести; словом, он играл роль того звонка, который в настоящее время у нас в столовой отвечает тем же целям. Разговор зашел о политике и положении страны, и лорд Ментейт убедительно попросил подробно сообщить ему, которые из кланов ожидаются на сборище сторонников короля.

– Это, милорд, – сказал лэрд, – в значительной степени зависит от того, кто поднимет знамя. Вы знаете, каковы хайлендеры: если соберется хоть несколько кланов, очень трудно заставить их повиноваться какому-нибудь одному вождю, хотя бы и из нашей же среды. Слышали мы, что будто Колкитто, то есть младший Колкитто, иначе называемый Алистер Мак-Дональд, приплыл из Ирландии с отрядом людей графа Энтрима и что они уже достигли Арднемурхана. Им бы следовало уж быть здесь, но, вероятно, они застряли по дороге, занимаясь грабежом.

– Может быть, Колкитто и годился бы вам в вожди? – сказал лорд Ментейт.

– Колкитто! – проговорил Аллен Мак-Олей презрительно. – Кому нужен этот Колкитто? На свете только один и есть человек, за которым мы пойдем, и это Монтроз.

– Но, сэр, – сказал Кристофер Холл, – о Монтрозе ничего не слышно после нашей попытки восстания на севере Англии. Полагают, что он воротился в Оксфорд, к королю, за новыми инструкциями.

– Воротился! – сказал Аллен с презрительным смехом. – Я бы вам сказал… да не стоит, скоро и сами узнаете.

– Клянусь честью, Аллен, – сказал лорд Ментейт, – ты своей угрюмостью и несносным приставанием всех своих друзей выведешь из терпения!.. Ну да я знаю, отчего ты не в духе, – прибавил он, смеясь, – должно быть, не видал сегодня Анну Лейл.

– Кого, вы сказали, я не видал? – переспросил Аллен сурово.

– Анну Лейл, волшебницу, царицу песен и стихов! – сказал лорд Ментейт.

– Дай бог никогда мне ее не видать, – сказал Аллен вздыхая, – лишь бы тот же зарок и на вас был положен.

– Почему же именно на меня? – спросил Ментейт беззаботно.

– А потому, – сказал Аллен, – что у вас на лбу написано, что вы друг друга погубите. – С этими словами он встал и вышел из комнаты.

– Давно он в таком виде? – спросил лорд Ментейт, обратясь к старшему брату.

– Дня три, – отвечал Ангус, – припадок уж проходит; завтра ему будет лучше… Что же, джентльмены, не оставляйте стаканов недопитыми. Здоровье короля Карла! Да здравствует король Карл{79}, и пусть тот ковенантский пес, который не желает ему здравствовать, отправляется в рай через Сенную площадь!

Тост был встречен всеобщим одобрением; за ним тотчас последовал другой, и третий, и четвертый; каждый был предложен в энергичной форме, и все имели политический и партийный характер. Однако капитан Дальгетти счел за нужное оговориться.

– Джентльмены кавалеры, – сказал он, – я присоединялся ко всем вашим тостам, во-первых, из уважения к здешнему гостеприимному и почтенному хозяину, во-вторых, потому, что не люблю в таких случаях придерживаться особенной точности; но заявляю, что, согласно предварительному уговору с этим благородным лордом, я удерживаю за собой право, невзирая на теперешнее мое снисхождение, хотя завтра же поступить на службу к ковенантерам, буде мне заблагорассудится.

Мак-Олей и английские гости вскочили с мест, услыхав такую декларацию, и, наверное, опять произошла бы драка, если бы в дело не вступился лорд Ментейт и не объяснил, какого рода уговор произошел между ними.

– Я все еще надеюсь, – сказал он, – что нам удастся заручиться содействием капитана Дальгетти, переманив его на нашу сторону.

– А если этого не будет, – сказал лэрд, – то и я со своей стороны предупреждаю, что ничто происходящее сегодня, ни то, что он откушал моего хлеба и соли, ни то, что отвечал на мои тосты как виски и бордоским вином, так равно и шафранной настойкой, не помешает мне расшибить ему голову до самого затылка.

– Сделайте одолжение, – отвечал капитан, – если только мой палаш не сумеет защитить моей головы, что ему не раз случалось делать в таких оказиях, которые были поважнее вашего гнева.

Тут лорд Ментейт опять вмешался и с немалым трудом таки успел восстановить доброе согласие, после чего завершили мировую еще несколькими серьезными выпивками. Однако Ментейт постарался закончить пиршество раньше того, чем было принято в замке, ссылаясь на усталость и нездоровье. Такое распоряжение несколько огорчило храброго капитана, который в числе других привычек, приобретенных в Нидерландах, нажил пристрастие к питью и способность к вмещению изумительного количества крепких напитков.

Хозяин сам проводил их в спальню, то есть в длинную галерею, где стояла одна большая кровать под клетчатым пологом, на четырех колонках, и несколько длинных плетеных корзин, поставленных вдоль стены: три из них, наполненные цветущим вереском, были, очевидно, приготовлены для гостей.

Ангус Мак-Олей отвел несколько в сторону лорда Ментейта и сказал ему:

– Вас нечего учить, милорд, как у нас в горах устраиваются ночлеги. Только мне что-то не хотелось оставлять вас на ночь вдвоем с этим немецким бродягой, и потому я распорядился приготовить постели для ваших слуг тут же, в галерее. Ей-богу, милорд, нынче такие времена, что ложишься спать с целым и здоровым горлом, способным преисправно глотать виски, а наутро, того и гляди, оно окажется разинутым вроде устричной раковины.

Лорд Ментейт искренне поблагодарил его, говоря, что это то самое устройство, о котором он сам хотел просить его, потому что, хотя он нимало не опасается неприязненных действий со стороны капитана Дальгетти, но Эндерсона желал бы иметь постоянно при себе, потому что он не совсем слуга, а нечто вроде джентльмена.

– Я еще не видал этого Эндерсона, – сказал Мак-Олей. – Вы его наняли, вероятно, в Англии?