Алиса в Стране чудес. Алиса в Зазеркалье (сборник)

– Какое именно насекомое? – не без тревоги осведомилась Алиса, поскольку хотела бы знать, есть у него жало или нет, а прямо задать этот вопрос сочла неприличным.

– Так ты не всех любишь… – начал голосок, но утонул в резком свистке паровоза.

Все вскочили как по тревоге, а с ними и Алиса.

Лошадь, которая высунула голову в окно, втянула её обратно в вагон и спокойно сказала:

– Пустяки… Надо только перескочить через ручеёк.

Все, по-видимому, успокоились, выслушав это заявление, и только Алиса почувствовала себя не очень уютно при мысли о поезде, перепрыгивающем через ручей, в то же время подумав: «Во всяком случае, мы очутимся в Четвёртом ряду. Хоть какое-то утешение». Через секунду она почувствовала, как вагон дыбом поднялся в воздух, и в страхе схватилась за ближайший к ней предмет, который оказался бородкой Козла.

Но борода эта словно растаяла, стоило Алисе ухватиться за неё, и она оказалась преспокойно себе сидящей под деревом, в то время как Комар (потому что именно с этим насекомым она разговаривала в вагоне) раскачивался на ветке, как раз над её головой, и обмахивал её, как веером, своими крыльями.

Хотя это был, конечно, необычайно большой Комар («С цыплёнка», – подумала Алиса), она уже его не боялась, после того как они так мило поговорили в вагоне.

– Так ты вообще не любишь насекомых? – поинтересовался Комар таким спокойным тоном, словно ничего не случилось.

– Люблю, но лишь тех, что умеют говорить. В моей стране таких нет.

– И что, ни одно из насекомых не доставляет тебе радости? – удивился Комар.

– Они меня совсем не радуют, потому что многих я боюсь, в особенности крупных. Кое-кого могу назвать.

– Они, конечно, откликаются, когда их называют по имени? – мельком заметил Комар.

– Я никогда не обращала на это внимания.

– Наверняка откликаются, иначе на что им имена?

– Им, может, и ни к чему, но тем, кто их этими именами обозначил, наверное, нужны. Я так думаю. Зачем вообще всем вещам дали названия?

– Этого я не могу объяснить, – сказал Комар. – Знаю лишь, что там, в лесу, ни у кого нет никаких имён, как у вас. Хочешь, устроим перекличку – но только время зря потеряешь.

– У нас есть, например, Овод, – начала между тем Алиса и загнула один палец.

– Совершенно верно, Обод, – согласился Комар. – Вон там в кустах можешь его увидеть: это деревянная качалка на круглых полозьях.

– А чем он питается? – полюбопытствовала Алиса.

– Стружками да опилками. Ну кто там у тебя дальше?

Алиса с интересом оглядела Овода и решила, что его, верно, совсем недавно выкрасили: такой он был блестящий и липкий.

– Ещё у нас есть Стрекоза.

– Посмотри на ветку у себя над головой, – предложил Комар, – и увидишь свою Стрекозу. Её тело – это сливовый пудинг, крылья – листья мальвы, а голова – пьяная вишенка.

– А чем питается она? – спросила Алиса.

– Кашей и пирожками с мясом, а гнездо себе вьёт в ящике с рождественскими подарками.

– Ещё есть Бабочка, – переключилась Алиса с насекомого из сливового пудинга.

– Взгляни себе под ноги, – пропищал Комар, и Алиса инстинктивно подтянула колени к груди. – Это сдобная Бабка: крылышки у неё из жжёного сахара, тело из куличного теста, а голова – марципановая.

– А чем она питается?

– Слабым чаем со сливками.

– А если нет чаю? – поинтересовалась девочка.

– Ну, тогда она помрёт, ясное дело, – спокойно, что очень удивило Алису, ответил её собеседник.

– Так ведь это, должно быть, очень часто случается?

– Да без конца, – не выразил никаких эмоций Комар.

Алиса молчала несколько минут в раздумье, а Комар тем временем развлекался, летая и жужжа над её головой. Наконец он опять уселся и заметил:

– Ты, вероятно, не хотела бы потерять своё имя?

– Конечно, нет, – с тревогой сказала Алиса.

– А что в этом плохого? – продолжил беззаботно Комар. – Только представь: вот вернулась ты домой безымянная, а, например, твоя гувернантка, которой нужно позвать тебя на урок, начинает кричать: «Поди сюда…» – и замолкает, потому что имени-то у тебя нет и никак тебя позвать невозможно, хоть кричи она до вечера. И идти тебе к ней поэтому совсем необязательно.

– Из этого ничего бы не вышло, – возразила Алиса. – Моей гувернантке и в голову не придёт из-за такой ерунды, как отсутствие имени, избавить меня хоть от одного урока. Даже если бы она вдруг забыла, как меня зовут, то просто назвала бы «мисс».

– Ну, если бы она сказала просто «мисс», ты вполне могла бы ей ответить просто: «Брысь!» Видишь – почти в рифму. У меня, кстати, иногда получаются очень остроумные рифмы. Меня бы очень порадовало, если бы и ты придумала рифму.

– Это была очень плохая рифма, – возразила Алиса.

Комар вздохнул тяжело, и две крупные слезы покатились по его щекам.

– Зачем острить и сочинять стихи, если это доставляет вам огорчение? – в недоумении спросила девочка.

Тут опять раздался меланхолический тихий вздох, и на этот раз Алисе показалось, что бедный Комар испустил дух. Когда она подняла глаза, на ветке никого не было. От долгого сидения на одном месте Алиса замёрзла, и поэтому она решила отправиться знакомиться с неведомой страной.

Скоро она очутилась в открытом поле, а за ним начинался лес, который выглядел куда более мрачным, чем тот, где она недавно была, и Алисе стало немножко жутко. Впрочем, немного подумав, она решительно шагнула к опушке. «Ведь не идти же назад, – сказала она себе. – Тем более что это единственная дорога к Восьмому ряду».

Прошагав немного вдоль опушки, Алиса подумала:

«Вероятно, это тот самый лес, где ничто не имеет названий. Что же будет с моим именем, когда я вступлю туда? Я вовсе не хочу стать безымянной. Впрочем, папе и маме придётся дать мне другое имя, только и всего. И скорее всего, это будет какое-нибудь некрасивое имя. Вот смеху-то будет, когда я стану искать ту, что нашла моё старое имя! Пожалуй, придётся публиковать в газетах объявление наподобие тех, что печатают, когда потеряют собаку: «Отзывается на кличку Нептун, на ошейнике – медная табличка». Или пришлось бы окликать всех встречных девочек: «Алиса!» – пока кто-нибудь не отзовётся. Только ведь, если не глупая, может и не отозваться».

Между тем Алиса вошла в лес. Здесь было очень тихо и прохладно. «Ничего, – сказала она себе. – После такой жары вовсе не худо очутиться в этом… перенестись в этот… во что? – Алису очень удивило, что слово никак не находилось. – Я хочу сказать, что после жары очень приятно побыть в… очутиться под… ну, под этими, ну как их… – Она положила руку на ствол дерева. – Как оно называется, вот это?.. Кажется, у него нет названия… Ну конечно, нет…»

Она поразмышляла с минуту и вдруг начала понимать: это действительно произошло… Так кто же она теперь? Кто? Ей необходимо вспомнить. Но, к сожалению, всё, что она могла сказать о себе после долгих раздумий, было: «Я знаю, что моё имя начинается на букву А».

В эту минуту между деревьями показалась Козуля и, посмотрев на девочку своими большими кроткими глазами, по-видимому, ничуть не испугалась.

– Пожалуйста, поди сюда! – позвала её Алиса и протянула руку, чтобы погладить.

Козуля чуть отступила в сторону и, остановившись, спросила:

– Как тебя зовут?

Голос у неё был такой мягкий, такой приятный.

«Я и сама хотела бы это знать», – подумала бедная Алиса и ответила печально:

– Никак не могу вспомнить.

– Нет, так не годится. Подумай ещё, – сказала Козуля.

Алиса, казалось, напрягла все извилины своего мозга, но из этого ничего не вышло, и она робко попросила:

– Может быть, ты скажешь, как зовут тебя, а я вспомню своё имя.

– Хорошо, но для этого нужно пройти чуть глубже в лес: здесь я не могу вспомнить.

Алиса нежно обхватила руками мягкую шею Козули, и они направились вместе в глубь леса. Благополучно добравшись до опушки, путешественницы оказались перед другим бескрайним полем. Тут Козуля вдруг высоко подпрыгнула и, освободившись от Алисиных объятий, радостно воскликнула:

– Я Козуля! А ты… боже мой, ты человеческое дитя.

В тот же миг в её прекрасных карих глазах мелькнула тревога, и через секунду, сделав огромный скачок, она во всю прыть понеслась прочь.

Алиса смотрела ей вслед и чуть не плакала от огорчения: ах как жаль лишиться вдруг такой приятной спутницы.

«Однако теперь я знаю своё имя, – быстро утешилась Алиса. – и уж теперь-то я его не забуду. Ладно, но по какой же дороге мне двигаться дальше?»

Решение, куда идти, далось без труда, потому что перед Алисой была всего одна дорога – через новый лес, а два столба с указателями в виде рук на неё и указывали.

– Ясно! – сказала себе Алиса. – По этой дороге дойду до развилки, а потом придётся выбирать: руки, я уверена, будут указывать различные направления.

Но этого, к счастью, ни разу не случилось. Алиса долго шла по дороге, не раз ей попадались развилки, но руки-указатели на столбах всегда были вытянуты в одну и ту же сторону, только надписи на них различались. На одной руке было написано: «В усадьбу Твидлдума», а на другой: «В усадьбу Твидлди».

«По-видимому, – решила Алиса, – эти господа живут в одной усадьбе. Как это мне раньше не пришло в голову? Ну, я у них не задержусь. Скажу им: “Как поживаете?” – и попрошу указать выход из леса. Мне бы только добраться до Восьмого ряда засветло».

И она двинулась вперёд, разговаривая сама с собой, пока не наткнулась за крутым поворотом дороги на двух маленьких толстячков. Они появились так неожиданно, что Алиса невольно отшатнулась, но тотчас же поняла, что бояться нечего, потому что была совершенно уверена: это хозяева Четвёртого ряда – Твидлдум и Твидлди.

Глава 4

Твидлдум и Твидлди

Они стояли под деревом рядышком, обнявшись, похожие как две капли воды, с вышитыми на манжетах буквами ДУМ и ДИ, чтобы, видимо, можно было их различить.

«Наверное, остальные буквы вышиты у каждого из них на задней стороне воротника», – подумала Алиса.

Они стояли тихо, будто неживые, и Алиса попыталась их обойти, чтобы посмотреть, действительно ли у них на воротниках сзади вышито «Твидл», но её остановил человечек, помеченный буквами ДУМ:

– Даже если ты думаешь, что мы восковые, сначала заплати. Восковые фигуры не для того делаются, чтобы на них даром глазеть. Ни в каком случае!

– Наоборот, – возразил тот, у которого на манжете было вышито «Ди». – Если ты думаешь, что мы живые, так поговори с нами.

– Я очень виновата, – только и могла выговорить Алиса, потому что в её голове, как тиканье часов, зазвучали слова старинной песенки, и она еле удержалась, чтобы не произнести их вслух:

Раз Твидлдум и ТвидлдиЗатеяли сражатьсяЗа то, что будто ТвидлдиСломал трещотку братца.Откуда Ворон ни возьмись,Большой, чернее вару:Бойцы от страха затряслисьИ вмиг забыли свару!

– Я знаю, что ты подумала, – сказал Твидлдум. – Но это не так. Ни в каком случае!

– Наоборот. – Вступил тут же Твидлди. – Если бы это было так, то могло бы быть, а если бы это могло бы быть, оно бы так и было. Но так как это не так, этого и нет. Простая логика.

– Я думала, как лучше выбраться из лесу, а то становится темно. Может, вы окажете мне любезность и поможете отыскать дорогу? – как могла вежливо попросила Алиса, но толстячки только переглянулись и ухмыльнулись.

Они были так похожи на пару школьников, только очень толстых, что Алиса не смогла удержаться и, ткнув пальцем в сторону Твидлдума, произнесла:

– Первый ученик.

– Ни в каком случае! – тут же последовало в ответ, и Твидлдум закрыл рот с таким звуком, словно захлопнул.

– Второй ученик. – Алиса указала на Твидлди, ничуть не удивившись, когда тот выкрикнул:

– Наоборот!

– Ты всё сделала неправильно с самого начала! – воскликнул Твидлдум. – Первым делом, когда приходишь с визитом, надо сказать: «Как поживаете?» – и поздороваться.

И братья сначала поцеловались, а потом протянули ошарашенной таким бурным проявлением чувств Алисе свои свободные руки.

Девочка в недоумении посмотрела на них, не зная, с кем поздороваться сначала, чтобы не обиделся другой, и в конце концов протянула им обе руки одновременно. И тотчас же братья втянули её в хоровод. Это казалось настолько естественным, что Алиса даже не удивилась, когда услышала музыку, которая, по-видимому, раздавалась с дерева – они как раз под ним танцевали, а производили её, очевидно, ветки, что тёрлись одна о другую, как смычки о струны.

Очень толстые кавалеры скоро запыхались.

– Четыре тура совершенно достаточно, – сказал, с трудом переводя дыхание, Твидлдум, и танец прекратился так же внезапно, как начался, а музыка стихла.

Отпустив руки Алисы, с минуту братья молча смотрели на гостью, а та совершенно не знала, как завязать разговор – ведь не скажешь «Как поживаете?» – если только что кружилась с ними в танце.

– Надеюсь, вы не очень устали? – решилась она наконец.

– Ни в коем случае. Спасибо, что спросила, – ответил Твидлдум.

– Это очень любезно, – поддакнул Твидлди. – Ты любишь стихи?

– Д-д-а… отчего же… некоторые, – не вполне уверенно пролепетала Алиса. – Но, может быть, вы всё же подскажете, как выбраться из этого леса?

– Что бы мне прочитать ей? – Твидлди посмотрел на Твидлдума большими серьёзными глазами, не обратив на слова девочки ни малейшего внимания.

– Я думаю, «Плотник и Тюлень» – оно самое длинное.

Твидлдум нежно обнял брата, и тот начал:

Сияло солнце в небесах…

Со всей вежливостью, на которую только была способна, Алиса осмелилась его прервать:

– Если оно очень длинное, может быть, вы сначала укажете мне дорогу? – сказала она.

Твидлди мягко улыбнулся и начал снова:

Сияло солнце в небесах –Полдневное светило –И золотых барашков блескНа волны наводило.Но странность заключалась в том,Что это… ночью было.Надувшись, на него лунаС досадою глядела,Решив, что солнце по ночамМогло б ложиться смело.«Вот наглость, – думала она. –Так портить мне всё дело».Был сух на берегу песок,Мокра вода морская…Не видно было облаковНа синеве без края.Не видно также было птиц:Их улетела стая.Гуляли Плотник и ТюленьПо бережку согласно,Над тем, что много так песку,Рыдая громогласно:– Когда бы весь песок убрать…Вот было бы прекрасно!– Что, если б семь служанок здесьСемь мётел в руки взяли? –Спросил Тюлень. – Они песокВ полгода бы убрали?..Но Плотник проронил слезуИ отвечал:– Едва ли!..– Ах, Устрицы!.. Пойдём пройтись, –Сказал Тюлень с мольбою. –И погулять, и поболтать,Внимая волн прибою.Мы можем четырёх из васЗа ручки взять с собою.Из Устриц старшая тогдаБезмолвно лишь взглянула.Из Устриц старшая тогдаТюленю подмигнула:Мол, не покину мель свою!.. –И головой качнула.Но уж четыре молодыхСпешили по дорожке,Помывшись, платьица встряхнувИ вычистив сапожки.Тут странность заключалась в том –Зачем: где взять им, бедным, ножки?Ещё четыре, и ещёЧетыре показались:Ещё, спеша, едва дыша,Из моря появлялись,Скакали через гребни волнИ за берег цеплялись.Тюлень и Плотник шли вперёд,Пожалуй, больше мили,Потом уселись на камняхИ отдохнуть решили,А крошки Устрицы на нихГлазёнки устремили.И очень смирно стали ждатьУставившись рядками.Тюлень сказал:– Пришла пораПотолковать нам с вами.Мы всем займёмся: сургучом,Судами, башмаками…О кочанах, о короляхМы с вами поболтаем,И отчего валы кипят,Как будто чайник с чаем,И есть ли крылья у свиней –Мы это всё узнаем.Но Устрицы повременитьПросили с разговором:– Нас, Устриц жирненьких, взялаОдышка в беге скором.И за согласье обождатьБлагодарили хором.– Нам нужен хлеб, – сказал Тюлень, –Он трапезы основа!Но уксус с перцем тоже здесьПолезны – это к слову…Итак, закусывать начнём –Ведь всё у вас готово?– Не нами ж! – Устриц ужас взял,Они позеленели… –Ужель любезность вся велаК такой зловещей цели?..– Как ночь ясна!.. – пропел Тюлень. –На вид вы б поглядели.Вы так любезны, что пришли…Нам с вами так отрадно…– Отрежь-ка мне ещё ломоть, –Тут буркнул Плотник жадно. –Оглох ты, что ли, братец мой?Мне на тебя досадно.Тюлень сказал:– Такой обман…Мне перед ними стыдно…Ещё заставить их бежатьТак далеко… Обидно.А Плотник только проворчал:– Тут масла и не видно.Тюлень сказал:– Как я скорблю,Как плачу я над вами…И самых крупных выбрал онС горючими слезами,Всё время носовой платокДержа перед глазами.– Надеюсь, – Плотник тут спросил, –Что вы прошлись приятно?..Ведь, может, вам уже пораИдти домой обратно?..Но так как съели всех – никтоНе отвечал, понятно.

Алиса горестно вздохнула: ей было жалко бедных Устриц, – и сказала:

– Тюлень всё-таки добрее – он даже плакал.

– Ага, зато съел Устриц намного больше, чем Плотник, – возразил ей Твидлди. – А платок держал перед собой, чтобы Плотник не мог видеть, сколько он съел и каких именно, – то есть всё наоборот.

– Это очень гадко! – возмутилась Алиса. – Теперь мне больше нравится Плотник… ведь, значит, он съел меньше, чем Тюлень.

– Он съел столько, сколько ему удалось, хотя мог бы и больше, – заметил Твидлдум.

Дело оказалось запутанным, и, подумав, Алиса начала:

– Ну, тогда они оба очень гадкие… – но вдруг замолчала и в тревоге прислушалась.

Из лесу, совсем недалеко от них, донеслись звуки – похожие на пыхтение паровоза. Но откуда в лесу паровоз? Может, это какой-нибудь дикий зверь?

– У вас случайно не водятся львы или тигры? – робко спросила она.

– Да нет, это Чёрный Король храпит, – успокоил её Твидлди.

– Хочешь посмотреть на него? Пойдём! – воскликнули братья хором и, подхватив Алису под руки, буквально потащили к тому месту, откуда раздавался храп.

– Правда, забавное зрелище! – воскликнул Твидлдум. – Когда-нибудь он этак голову себе с плеч отхрапит.

Взору Алисы предстал маленький человечек в красном ночном колпаке с кисточкой, лежавший под деревом, опираясь на него спиной и свесив голову, и храпевший что есть мочи.

– Как бы он не простудился на сырой траве. – Алиса, будучи заботливой девочкой, не увидела в этом «зрелище» ничего забавного.

– Как ты думаешь, что ему сейчас снится? – спросил Твидлди.

– Кто же может это знать? – удивилась Алиса.

– Ему снишься ты, – захлопал в ладоши Твидлди. – А если бы ты вдруг перестала ему сниться, как думаешь, где бы сейчас очутилась?

– Наверное, там же, где и сейчас…

– Ничего подобного! – отрезал Твидлди. – Ты не была бы нигде, потому что являешься всего лишь частью его сна.

– Стоит Чёрному Королю проснуться, – прибавил Твидлдум, – и ты – фить! – исчезнешь, растворишься, как дым.

– Неправда! – в негодовании воскликнула Алиса. – И если я всего лишь часть его сна, тогда что такое вы? Вот что хотела бы я знать!

– То же самое, – сказал Твидл-дум.

– То же, то же самое! – подтвердил Твидлди.

Они так кричали, что Алиса невольно приложила палец к губам и произнесла:

– Ш-ш-ш! Зачем так громко?

– А, всё-таки боишься, что он проснётся! – позлорадствовал Твидлдум. – Значит, веришь, что всего лишь снишься ему, а в действительности не существуешь.

– Нет, существую, – заплакала Алиса.

– Твои слёзы ничего не изменят – от них ты не станешь действительнее, – равнодушно заметил Твидлди. – Так что прекрати разводить сырость.

– Если б я не существовала, – улыбнулась сквозь слёзы Алиса (уж очень всё это было курьёзно), – то и плакать не могла бы.

– Ты что же, думаешь, будто слёзы твои настоящие? – презрительно воскликнул Твидлдум.

«Чепуха какая-то, – подумала Алиса. – И глупо плакать из-за этого».

Эта мысль её развеселила, и как ни в чём не бывало она спросила:

– Как вы думаете, не будет дождя? Что-то очень уж потемнело. Хотелось бы поскорее выбраться из этого леса.

Твидлдум раскрыл над собой и братом большой зонтик и выглянул из-под него:

– Нет, не думаю. По крайней мере, здесь, под зонтиком. Ни в коем случае.

– Но дождь-то ведь пойдёт с неба, а зонтик только может защитить от него, – удивилась Алиса.

– А пускай идёт, если хочет, – заявил Твидлди. – Мы ничего не имеем против. Наоборот.

«Эгоисты», – подумала Алиса и собралась уже было с ними распрощаться и уйти, как вдруг Твидлдум выскочил из-под зонтика и, схватив её за руку, воскликнул прерывающимся от волнения голосом:

– Ты видишь это?

Глаза его вдруг расширились и стали совершенно жёлтыми, а дрожащий палец указывал на какой-то маленький белый предмет под деревом.

– Да это простая погремушка, – успокоила его Алиса, внимательно рассмотрев предмет, – а ты испугался, будто это гремучая змея. Обыкновенная погремушка, да к тому же ещё и сломанная.

– Я знал, знал! – закричал Твидлдум и принялся топать ногами и рвать на себе волосы. – Конечно, она сломана.

Тут он бросил злобный взгляд на братца, и Твидлди тотчас же бросился на землю, попытавшись спрятаться под зонтиком и стать как можно незаметнее.

Алиса положила руку на плечо толстячку и сказала успокаивающим тоном:

– Стоит ли так огорчаться из-за старой погремушки?

– В том-то и дело, – в бешенстве аж завизжал Твидлдум, – что она новая! Абсолютно! Я только вчера её купил! Ах какая это была замечательная, самая лучшая на свете погремушка!

И он разрыдался, да так горько, что Твидлди готов был провалиться сквозь землю и умудрился залезть в зонтик, так что снаружи торчала лишь голова с выпученными глазами и беззвучно открывавшимся и закрывавшимся ртом.

«Совсем как рыба», – подумалось Алисе.

– Надеюсь, ты согласен драться, – раздался тут голос немного успокоившегося Твидлдума.

– Надеюсь, – ответил братец угрюмо и выкарабкался из зонтика. – Только пусть она поможет нам надеть доспехи.

И братья, взявшись за руки, на глазах ошеломлённой такими изменениями в их настроении Алисы отправились в лес, чтобы через минуту вернуться с целой охапкой домашней утвари – валиков, одеял, половиков, скатертей, крышек от кастрюль и вёдер для угля.

– Всё это нужно как-то прикрепить к нам, – заявил Твидлдум.

Задача оказалась не из лёгких, и Алисе с большим трудом удалось нацепить на толстячков все эти вещи. Прилаживая валик от кушетки к шее Твидлди, она заметила:

– Это чтобы вам не отрубили голову.

– А знаешь, – ответил он совершенно серьёзно, – это одна из самых крупных неприятностей, которые только могут приключиться во время боя. Остаться без головы.

Алиса было засмеялась, но вовремя спохватилась и сделала вид, что закашлялась, чтобы толстячок не обиделся.

– Я не слишком бледный? – заволновался вдруг Твидлдум. – Привяжи мне шлем покрепче. Вообще-то я не из трусливых, просто сегодня что-то голова болит.

Алиса благоразумно промолчала и понадёжнее закрепила у него на голове кастрюлю.

– Мне хуже, чем тебе, – раздался голос соперника. – Что-то зубы сегодня разболелись, все до одного.

– Так, может, лучше отложить дуэль? – с надеждой предложила Алиса, обрадовавшись возможности восстановить мир.

– Нет, немножко всё же надо подраться, – решил Твидлдум. – Но не очень долго. Который теперь час?

– Половина пятого, – взглянув на часы, ответил Твидлди.

– Я думаю, вполне достаточно до шести, а потом пообедаем.

– Чудненько… – как-то не очень весело согласился Твидлди. – Только она пусть не вмешивается и не подходит близко, а то я обыкновенно, когда разойдусь, луплю всех, кто под руку попадёт.

– Да и я не отстану, – в запальчивости крикнул Твидлдум.

Алиса засмеялась:

– Да вы, наверно, так всё вокруг перебьёте да переломаете, а всё из-за какой-то трещотки.

Девочка всё ещё надеялась, что благоразумие восторжествует и братья, устыдившись, не затеют драки.

– Я бы не придавал этому такого значения, – заметил Твидлдум, – не будь трещотка совершенно новой.

«Хорошо бы вот сейчас прилетел тот самый огромный Ворон», – подумала Алиса, вспомнив слова старинной песенки.

– У нас всего один меч, как ты знаешь, – обратился Твидлдум к брату. – Но можешь взять зонтик. Он такой же острый. Только давай скорей начинать, а то скоро станет темно как в подземелье.

– И даже темнее, – согласился Твидлди.

Темнело действительно так быстро, что Алиса подумала, уж не гроза ли надвигается.

– Какая огромная туча и как быстро двигается! Что это? Да у неё как будто крылья? – воскликнула девочка.

– Это Ворон! – закричал Твидлдум в страшном испуге.

И оба брата вмиг пустились наутёк, так что лишь пятки засверкали.

Алиса тоже укрылась под большим деревом в лесу, решив, что здесь Ворон ей не страшен: птица слишком велика, чтобы протиснуться между деревьями. Но лучше бы Ворон не хлопал так своими крыльями: будто целый ураган бушует в лесу. Вон чью-то шаль подхватило и понесло, как бумажку.

Глава 5

Шерсть и вода

Алиса поймала шаль на лету, а через минуту показалась и её хозяйка, Белая Королева, которая неслась, как безумная, с широко распахнутыми объятиями, так что была похожа на огромную летящую птицу. Девочка почтительно пошла ей навстречу, вытянув руки с шалью перед собой.