Народные русские сказки

Опустился он на заповедных лугах прекрасной царевны и начал в бочонок поколачивать – и полезло оттуда войско несметное: и пехота, и конница, и артиллерия с пушками, с пороховыми ящиками. Сила так и валит, так и валит. Добрый молодец спросил коня, сел верхом, объехал свою армию, поздоровался и скомандовал поход. Барабаны бьют, трубы трубят, войско с пальбою идет. Увидала царевна из своих теремов, страшно перепугалась и посылает своих бояр и генералов просить мира. Добрый молодец велел схватить этих посланных; наказал их грозно и больно и отослал назад: «Пускай-де сама царевна приедет да попросит замирения». Нечего делать, приехала к нему царевна; вышла из кареты, подходит к доброму молодцу, узнала его и обомлела, а он взял кнут-самобой, ударил ее по спине. «Была, – говорит, – девица, будь теперь кобылица!» В ту ж минуту обратилась царевна кобылицею; он накинул ей узду, оседлал, сел верхом и поскакал в королевство своего старшего брата. Скачет во всю прыть, шпорами в бока садит да тремя железными прутьями погоняет, а за ним идет войско – сила несметная.

Долго ли, коротко ли – вот и граница; остановился добрый молодец, собрал свое войско в бочонок и поехал в столичный город. Едет мимо королевского дворца, увидал его сам король, засмотрелся на кобылицу: «Что за витязь едет! Этакой славной кобылицы в жизнь свою не видывал!» Посылает своих генералов торговать того коня. «Ишь, – говорит молодец, – какой король у вас зоркий! Этак по вашему городу нельзя и с женой молодой погулять; коли на кобылу позарился, так жену и подавно отымет!» Входит во дворец: «Здорово, братец!» – «Ах, а я тебя не узнал!» Пошло обниманье-целованье. «Это что у тебя за бочонок?» – «Для питья, братец, держу; без воды в дороге нельзя». – «А ковер?» – «Садись, так узнаешь!» Сели они на ковер-самолет, младший брат тряхнул за один конец, и полетели выше леса стоячего, ниже облака ходячего – прямо в свое отечество.

Прилетели и наняли квартиру у родного отца; живут, а кто таковы – отцу с матерью не сказываются. Вот вздумали они задать пир на весь крещеный мир, собрали народу тьму-тьмущую, трое суток кормили-поили всех безданно, беспошлинно, а после стали спрашивать: не знает ли кто какой дивной истории? Коли знает, пусть сказывает. Никто не вызвался: «Мы-де люди не бывалые!» – «Ну так я расскажу, – говорит младший брат, – только чур не перебивать! Кто три раза перебьет меня, того без пощады казнить». Все согласились; вот он и начал рассказывать, как жил старик со старухою, как была у них курочка да несла самоцветные камушки, как связалась старуха с приказчиком… «Что ты врешь!» – перебила хозяйка; а сын продолжает дальше. Стал рассказывать, как курочку зарезали; мать опять его перебила. Дошло дело до того, как старуха хотела детей извести; тут она снова не вытерпела. «Неправда! – говорит. – Может ли это случиться, чтобы мать да на своих родных детей восстала?» – «Видно, может! Узнай-ка нас, матушка; ведь мы твои дети…» Тут все открылось.

Отец приказал изрубить старуху на мелкие части; приказчика привязал к лошадиным хвостам: лошади бросились в разные стороны и разнесли его косточки по чисту полю. «Собаке собачья и смерть!» – сказал старик, роздал все свое имение нищим и поехал жить к старшему сыну в его королевство. А младший сын ударил свою кобылицу наотмашь кнутом-самобоем: «Была кобылица, будь теперь девица!» Кобылица обратилась прекрасною царевною; тут они помирились, поладили и повенчались. Свадьба была знатная, и я там был, мед пил, по бороде текло, да в рот не попало.

ЦАРЬ-МЕДВЕДЬ

Жил себе царь с царицею, детей у них не было. Царь поехал раз на охоту красного зверя да перелетных птиц стрелять. Сделалось жарко, захотелось ему водицы испить, увидал в стороне колодец, подошел, нагнулся и только хотел испить – царь-медведь[152] и ухватил его за бороду: «Пусти», – просится царь. «Дай мне то, чего в доме не знаешь; тогда и пущу». – «Что ж бы я в доме не знал, – думает царь, – кажись, все знаю… Я лучше, – говорит, – дам тебе стадо коров». – «Нет, не хочу и двух стад». – «Ну, возьми табун лошадей». – «Не надо и двух табунов; а дай то, чего в доме не знаешь».

Царь согласился, высвободил свою бороду и поехал домой. Входит во дворец, а жена родила ему двойни: Ивана-царевича и Марью-царевну; вот чего не знал он в доме. Всплеснул царь руками и горько заплакал. «Чего ты так убиваешься?» – спрашивает царица. «Как мне не плакать? Я отдал своих деток родных царю-медведю». – «Каким случаем?» – «Так и так», – сказывает царь. «Да мы не отдадим их!» – «О, никак нельзя! Он вконец разорит все царство, а их все-таки возьмет».

Вот они думали-думали, как быть? Да и придумали: выкопали преглубокую яму, убрали ее, разукрасили, словно палаты, навезли туда всяких запасов, чтоб было что и пить и есть; после посадили в ту яму своих детей, а поверх сделали потолок, закидали землею и заровняли гладко-нагладко.

В скором времени царь с царицею померли, а детки их растут да растут. Пришел, наконец, за ними царь-медведь, смотрит туда-сюда: нет никого! Опустел дворец. Ходил он, ходил, весь дом выходил и думает: «Кто же мне про царских детей скажет, куда они девались?» Глядь – долото в стену воткнуто. «Долото, долото, – спрашивает царь-медведь, – скажи мне, где царские дети?» – «Вынеси меня на двор и брось наземь; где я воткнусь, там и рой». Царь-медведь взял долото, вышел на двор и бросил его наземь; долото закружилось, завертелось и прямо в то место воткнулось, где были спрятаны Иван-царевич и Марья-царевна. Медведь разрыл землю лапами, разломал потолок и говорит: «А, Иван-царевич, а, Марья-царевна, вы вот где!.. Вздумали от меня прятаться! Отец-то ваш с матерью меня обманули, так я вас за это съем». – «Ах, царь-медведь, не ешь нас, у нашего батюшки осталось много кур и гусей и всякого добра; есть чем полакомиться». – «Ну, так и быть! Садитесь на меня; я вас к себе в услугу возьму».

Они сели, и царь-медведь принес их под такие крутые да высокие горы, что под самое небо уходят; всюду здесь пусто, никто не живет. «Мы есть-пить хотим», – говорят Иван-царевич и Марья-царевна. «Я побегу, добуду вам и пить и есть, – отвечает медведь, – а вы пока тут побудьте да отдохните». Побежал медведь за едой, а царевич с царевною стоят и слезно плачут. Откуда не взялся ясный сокол, замахал крыльями и вымолвил таково слово: «Ах, Иван-царевич и Марья-царевна, какими судьбами вы здесь очутились?» Они рассказали. «Зачем же взял вас медведь?» – «На всякие послуги». – «Хотите, я вас унесу? Садитесь ко мне на крылышки». Они сели; ясный сокол поднялся выше дерева стоячего, ниже облака ходячего и полетел было в далекие страны. На ту пору царь-медведь прибежал, усмотрел сокола в поднебесье, ударился головой в сырую землю и обжег ему пламенем крылья. Опалились у сокола крылья, опустил он царевича и царевну наземь. «А, – говорит медведь, – вы хотели от меня уйти; съем же вас за то и с косточками!» – «Не ешь, царь-медведь; мы будем тебе верно служить». Медведь простил их и повез в свое царство: горы всё выше да круче.

Прошло ни много, ни мало времени. «Ах, – говорит Иван-царевич, – я есть хочу». – «И я!» – говорит Марья-царевна. Царь-медведь побежал за едой, а им строго наказал никуда не сходить с места. Сидят они на травке на муравке да слезы ронят. Откуда не взялся орел, спустился из-за облак и спрашивает: «Ах, Иван-царевич и Марья-царевна, какими судьбами очутились вы здесь?» Они рассказали. «Хотите, я вас унесу?» – «Куда тебе! Ясный сокол брался унести, да не смог, и ты не сможешь!» – «Сокол – птица малая; я взлечу повыше его; садитесь на мои крылышки». Царевич с царевною сели; орел взмахнул крыльями и взвился еще выше. Медведь прибежал, усмотрел орла в поднебесье, ударился головой о сыру землю и опалил ему крылья. Спустил орел Ивана-царевича и Марью-царевну наземь. «А, вы опять вздумали уходить! – сказал медведь. – Вот я же вас съем!» – «Не ешь, пожалуйста; нас орел взманил! Мы будем служить тебе верой и правдою». Царь-медведь простил их в последний раз, накормил-напоил, и повез дальше…

Прошло ни много, ни мало времени. «Ах, – говорит Иван-царевич, – я есть хочу». – «И я!» – говорит Марья-царевна. Царь-медведь оставил их, а сам за едой побежал. Сидят они на травке на муравке да плачут. Откуда не взялся бычок-др….нок, замотал головой и спрашивает: «Иван-царевич, Марья-царевна! Вы какими судьбами здесь очутились?» Они рассказали. «Хотите, я вас унесу?» – «Куда тебе! Нас уносили птица-сокол да птица-орел, и то не смогли; ты и подавно не сможешь!» – а сами так и разливаются, едва во слезах слово вымолвят. «Птицы не унесли, а я унесу! Садитесь ко мне на спину». Они сели, бычок-др….нок побежал не больно прытко. Медведь усмотрел, что царевич с царевною уходить стали, и бросился за ними в погоню. «Ах, бычок-др….нок, – кричат царские дети, – медведь гонится». – «Далеко ли?» – «Нет, близко!»

Только было медведь подскочил да хотел сцапать, бычок понатужился… и залепил ему оба глаза. Побежал медведь на сине море глаза промывать, а бычок-др….нок все вперед да вперед! Царь-медведь умылся да опять в погоню. «Ах, бычок-др…нок! Медведь гонится». – «Далеко ли?» – «Ох, близко!» Медведь подскочил, а бычок опять понатужился… и залепил ему оба глаза. Пока медведь бегал глаза промывать, бычок все вперед да вперёд! И в третий раз залепил он глаза медведю; а после того дает Ивану-царевичу гребешок да утиральник и говорит: «Коли станет нагонять царь-медведь близко, в первый раз брось гребешок, а в другой – махни утиральником».

Бычок-др….нок бежит все дальше и дальше. Оглянулся Иван-царевич, а за ними царь-медведь гонится: вот-вот схватит! Взял он гребешок и бросил позадь себя – вдруг вырос, поднялся такой густой, дремучий лес, что ни птице не пролететь, ни зверю не пролезть, ни пешему не пройти, ни конному не проехать. Уж медведь грыз-грыз, насилу прогрыз себе узенькую дорожку, пробрался сквозь дремучий лес и бросился догонять; а царские дети далёко-далёко! Стал медведь нагонять их, Иван-царевич оглянулся и махнул позадь себя утиральником – вдруг сделалось огненное озеро: такое широкое-широкое! Волна из края в край бьет. Царь-медведь постоял, постоял на берегу и поворотил домой; а бычок-др….нок с Иваном-царевичем да с Марьей-царевной прибежал на полянку.

На той на полянке стоял большой славный дом. «Вот вам дом! – сказал бычок. – Живите – не тужите. А на дворе приготовьте сейчас костер, зарежьте меня да на том костре и сожгите». – «Ах! – говорят царские дети. – Зачем тебя резать? Лучше живи с нами; мы за тобой будем ухаживать, станем тебя кормить свежею травою, поить ключевой водою». – «Нет, сожгите меня, а пепел посейте на трех грядках: на одной грядке выскочит конь, на другой собачка, а на третьей вырастет яблонька; на том коню езди ты, Иван-царевич, а с тою собачкой ходи на охоту». Так все и сделалось.

Вот как-то вздумал Иван-царевич поехать на охоту; попрощался с сестрицею, сел на коня и поехал в лес; убил гуся, убил утку да поймал живого волчонка и привез домой. Видит царевич, что охота идет ему в руку, и опять поехал, настрелял всякой птицы и поймал живого медвежонка. В третий раз собрался Иван-царевич на охоту, а собачку позабыл с собой взять. Тем временем Марья-царевна пошла белье мыть. Идет она, а на другой стороне огненного озера прилетел к берегу шестиглавый змей, перекинулся красавцем, увидал царевну и так сладко говорит: «Здравствуй, красная девица!» – «Здравствуй, добрый молодец!» – «Я слышал от старых людей, что в прежнее время этого озера не бывало; если б через него да был перекинут высокий мост – я бы перешел на ту сторону и женился на тебе». – «Постой! Мост сейчас будет», – отвечала ему Марья-царевна и бросила утиральник: в ту ж минуту утиральник дугою раскинулся и повис через озеро высоким, красивым мостом. Змей перешел по мосту, перекинулся в прежний вид, собачку Ивана-царевича запер на замок, а ключ в озеро забросил; после того схватил и унес царевну.

Приезжает Иван-царевич с охоты – сестры нет, собачка взаперти воет; увидал мост через озеро и говорит: «Верно, змей унес мою сестрицу!» Пошел разыскивать. Шел-шел, в чистом поле стоит хатка на курьих лапках, на собачьих пятках. «Хатка, хатка! Повернись к лесу задом, ко мне передом». Хатка повернулась; Иван-царевич вошел, а в хатке лежит баба-яга костяная нога из угла в угол, нос в потолок врос. «Фу-фу! – говорит она. – Доселева русского духа не слыхать было, а нынче русский дух воочью проявляется, в нос бросается! Почто пришел, Иван-царевич?» – «Да если б ты моему горю пособила!» – «А какое твое горе?» Царевич рассказал ей. «Ну, ступай же домой; у тебя на дворе есть яблонька, сломи с нее три зеленых прутика, сплети вместе и там, где собачка заперта, ударь ими по замку: замок тотчас разлетится на мелкие части. Тогда смело на змея иди, не устоит супротив тебя».

Иван-царевич воротился домой, освободил собачку – выбежала она злая-злая! Взял еще с собой волчонка да медвежонка и отправился на змея. Звери бросились на него и разорвали в клочки. А Иван-царевич взял Марью-царевну, и стали они жить-поживать, добра наживать.

ПРИТВОРНАЯ БОЛЕЗНЬ

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь с царицею, а детей у них не было; стали они со слезами бога молить, чтоб даровал им хоть единое детище, – и услышал господь их молитву: царица забеременела. В то самое время понадобилось царю надолго отлучиться из дому; простился с женой и отправился в дорогу. Много ли, мало ли прошло времени, родила царица сына Ивана-царевича – такого красавца, что ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать. Рос он не по годам, не по дням, а по часам, по минутам – как тесто на опаре киснет; вырос такой сильномогучий богатырь, что всякий стул под ним ломается, и просит царицу, чтоб приказала сделать ему железный стул, и тот с подпорами.

Вот воротился царь домой; царица обрадовалась, встречает его и сказывает, какого она ему сына родила – сильного, могучего богатыря. Царь не хотел верить, чтоб мог такой сын от него народиться; сделал пир, созвал всех князей, и бояр, и думных людей; спрашивает их: «Научите, что мне делать с неверной женой – топором казнить ее или вешать?» Один думный сенатор отвечает ему: «Чем казнить да вешать, лучше сослать ее с сыном в дальние страны, чтоб об них и слуху не было». Царь согласился, и тотчас выслали их из того государства.

Вышла царица с Иваном-царевичем за городские ворота. «Любезная матушка! – говорит он. – Сядь – отдохни здесь, а я от отца моего пешком не пойду». Вернулся назад и просит у царя лошади. «Ступай в заповедные луга; там пасутся мои табуны – выбирай себе любого коня». Приходит Иван-царевич в заповедные луга, начал коня выбирать: на которого руку положит – тот и издохнет. Выбежал к нему пастух: «Э-эх, Иван-царевич! Ты здесь не выберешь по себе коня. Возьми-ка вот этого для матери, а для тебя есть добрый конь на острову; там растут двенадцать дубов, под ними выход[153] есть, в том выходе стоит конь на двенадцати цепях, за двенадцатью дверями и за столькими ж замками; каждый замок в пятьдесят пуд». Иван-царевич благодарствовал на том пастуху, брал одного коня и держал путь к матери; сажал ее на того коня, а сам возле пешком шел.

Много ли, мало ли ушло времени – увидали они двенадцать дубов. Побежал туда царевич, открыл выход и начал ломать и двери и замки; только что конь услыхал по себе богатыря – тотчас стал помогать, копытами цепи, двери разбивать. Подходит Иван-царевич к коню, надевает на него богатырский прибор[154] и выводит в поле чистое; сел верхом и начал пытать своего коня. Мать ему говорит: «Сын мой любезный! Завел меня в такие пустые, безлюдные места, да и покинуть хочешь». – «Нет, матушка! Я тебя не покину; а коня пытаю». Раскинули они на острову палатку, жили и питались, чем бог послал.

Однажды говорит Иван-царевич: «Государыня моя матушка! Благослови меня в дальнюю дорогу. Чем тут жить, лучше поеду – отыщу себе державу». Поехал он и долами, и горами, и темными лесами; выезжает на ровное место и видит впереди – словно гора воздымается. «Дай подъеду!» Подскакал поближе, глядь – а то лежит богатырь убитый. «Эх, – думает царевич, – славный был богатырь, да какой-то злодей сгубил: может, сам-то и ногтя его не стоит!» Подивовался-подивовался и хотел было ехать дальше; вдруг мертвый богатырь отзывается: «Что ж ты, Иван-царевич, только посмотрел на меня, а ни слова не вымолвил? Ты бы спросил меня, я б тебе добро посоветовал. Вишь ты, младой юноша, и сам не ведаешь – куда едешь, а едешь ты прямо к Огненному царю: не доезжая до его царства верст тридцать – уж огнем жжет! Столкни-ка мое туловище да возьми мой щит и острый меч-кладенец. Как станешь подъезжать к огненному царству и начнет тебя огнем жечь – ты закройся моим щитом и не бойся жару, а приедешь к самому царю – он тебя встретит с обманом; смотри, в обман не давайся, бей его один раз, а убьешь – меня не забудь!»

Иван-царевич взял щит и меч-кладенец, поскакал-полетел к Огненному царю, на всем скаку ударил его раз; Огненный царь наземь пал и кричит: «Бей еще!» – «Русский богатырь не бьет два раза, а раз да горазд!» Убивши царя, бросился его осматривать и нашел у него мертвую и живую воду. Взял ту воду и поехал к мертвому богатырю; соскочил с своего доброго коня, поднял голову богатыря, приложил ее к туловищу и спрыснул мертвой и живой водою. Богатырь встал; назвались они братьями и пошли путем-дорогою. Говорит богатырь: «Давай изведаем силу – чья возьмет?» – «Эх, брат! Не надоело тебе лежать в чистом поле тридцать три года; а я не хочу пролежать и единого. Лучше разъедемся в разные стороны!» И поехали они по разным дорогам.

Иван-царевич приехал к своей матери, рассказал ей, как победил Огненного царя, и зовет ее с собой: «Поедем, государыня матушка, в его царство». – «Ах, Иван-царевич! На что ты убил его? Ведь Огненный царь мне сват». Поехали они в то царство; жили сколько-то времени, вздумалось царевичу на охоту ехать, а мать его достала мертвую и живую воду, нашла Огненного царя, подкатила его голову к туловищу и давай взбрызгивать. Огненный царь открыл глаза и говорит: «Ах, любезная свашенька, долго ж я спал». – «Спать бы тебе отныне и до веку! Мой сын-злодей тебя до смерти убил. Как бы нам его извести?» – «А вот как: только он вернется – ты сделайся больна и скажи ему, что в таком-то царстве, куда ворон костей не заносит, есть одномесячные яблоки и от тех яблоков всякая хворь проходит. Пусть-ка достанет».

Сын вернулся домой – мать больна лежит, посылает его за одномесячными яблоками. Иван-царевич оседлал своего доброго коня и стрелой полетел в то царство далекое, куда ворон костей не заносит. А там царствовала девица-красавица, и был у ней пир большой. Выглянул из окна один из гостей и говорит: «Приехал к вам младой юноша: конь под ним аки лютый зверь, сбруя и все приспехи богатырские словно жар горят». Встречала его царевна середи двора широкого, сама снимала с доброго коня; взялись они за белые руки и пошли во дворец. Села царевна на золотой стул, а русский богатырь сам себе место найдет. «Не будешь ли гневаться? – говорит Иван-царевич. – Ведь я с просьбой приехал». – «Говори: что надобно? Все тебе в угоду сделаю». Он ей сказал свою нужду. Тут они долго пировали и забавлялись, после того обручились и дали слово крепкое, чтоб ей за другого замуж нейти, а ему на другой не жениться. Пора Ивану-царевичу и в путь отправляться; невеста-красавица навязала ему одномесячных яблочков, пошла провожать и говорит ему: «Я слышала – ты большой охотник; подарю тебе двух собак. Эй, Тяжелый и Легкий! Служите царевичу, как мне служили; коли что над ним приключится – лучше и назад не бывайте!»

Едет Иван-царевич домой; мать увидала и говорит свату: «Вон наш разлучник едет!» Тотчас заперла Огненного царя за кипарисные двери, а сама на постель легла. Входит Иван-царевич во дворец и отдает матери одномесячные яблоки. Вдруг собаки бросились к кипарисной двери и начали грызть; мать говорит: «Сын мой любезный! Какую привел ты охоту? Мне и без того мочи нет, а они дверь грызут». Царевич закричал на своих собак – и они улеглись возле него.

На другой день поехал он с своей охотой позабавиться, а мать кинулась свата отпирать и просит его извести как-нибудь сына. Пошел Огненный царь к озеру, на песчаные берега, злого змея караулить. Мало ли, много ли дожидался – выходит змей на берег, лег и заснул. Огненный царь одним взмахом отрубил ему голову, вынул зелье[155] и понес к сватье; отдает ей: «На, – говорит, – напеки с этим зельем лепешек и покорми сына».

Иван-царевич вернулся домой и просит у матери: «Нет ли поесть чего?» Она отвечает: «Мочи моей нет, ничего не готовила, только лепешек напекла – возьми и кушай на здоровье!» Только он взял одну лепешку – собака из рук ее вырвала. «Ну, сынок, завел ты охоту – не дадут и куска съесть!» – «Я, матушка, другую возьму». Взял еще – другая собака и эту вырвала. Взял третью, откусил и тут же помер. Мать соскочила с постели, отперла кипарисную дверь и выпустила свата. «Ну, – кричит, – извели, наконец, нашего злодея!» Выковырнули у Ивана-царевича глаза и бросили его в колодец, а сами стали жить да веселиться.

Собаки бились-бились около колодца, вытащили Ивана-царевича и понесли к нареченной невесте; а ей уж сердце сказало, что нет его на свете; вышла она далеко к нему навстречу, взяла его на свои белые руки, понесла во дворец и написала к своей сестре, чтобы та прислала новые, лучшие глаза и воды живой и мертвой. Начали его лечить, живой водой вспрыскивать. Иван-царевич встал: «Ах, моя милая невеста! Как долго я спал». – «Спать бы тебе вечным сном, кабы не я!» – отвечала невеста и рассказала все, что с ним мать сделала.

Пожил он у ней несколько времени и собирается домой. Говорит ему царевна-красавица: «Иван-царевич! Не давайся в обман матери». Он оседлал коня и едет домой. Мать узнала его и закричала: «Опять едет мой злодей, и две собаки впереди бегут!» Заперла своего свата за кипарисную дверь, сама села под окно и горючьми слезами обливается. Иван-царевич въехал на двор, соскочил с коня и пошел к матери; собаки за ним и бросились дверь грызть. «Матушка! – говорит царевич. – Подай мне ключ от этой двери». Она мялась-мялась, не хотела ключа отдавать, разные отговорки приводила: и ключ-то потерян, и отпирать-то незачем! Иван-царевич сам нашел ключ, отворил дверь – а за дверью сидит в креслах Огненный царь.

Закричал царевич своей охоте: «Тяжелый и Легкий! Возьмите Огненного царя, отнесите в чистое поле и разорвите на мелкие части!» Собаки схватили его и разорвали на мелкие части: не только человеку кусков не собрать, даже птице не сыскать! Потом Иван-царевич сделал тугой лук и кленовую стрелу и говорит матери: «Пойдем теперь в чистое поле!» Пришли они в чистое поле; царевич натянул свой тугой лук, положил одаль: «Становись, матушка, рядом со мною; кто из нас виноват, того кленовая стрела убьет». Мать прижалась к нему близко-близко. Сорвалась стрела и попала ей прямо в сердце.

Иван-царевич поехал к своей невесте; пристигла его в пути-дороге темная ночь. Усмотрел он вдали огонек, поехал в ту сторону – стоит избушка, а в избушке старуха сидит. Завел с нею разговор о том, о сем; старуха ему и сказывает: «Есть у нас в озере страшный змей о двенадцати головах, все людей пожирает. Нынешнюю ночь вывезут к нему на съедение самоё царевну: так вышло по жребию!» Иван-царевич не ложился спать, со полуночи пошел на то озеро. Царевна стоит на берегу и во слезах говорит таковы речи: «Лютый змей! Пожри меня скорее, кончи мои мучения». Распахнулось у ней покрывало, и узнал Иван-царевич свою невесту, и она его признала. «Ступай отсюдова, – говорит ему царевна, – не то лютый змей и тебя съест!» – «Не пойду, – отвечает Иван-царевич, – мы с тобой обручились, чтобы вместе жить, вместе и помереть». Вот лезет из озера змей о двенадцати головах: «Эх, красная девица! Да у тебя заступа есть. Ну что ж! В моем брюхе и заступе будет место». – «Ах ты, проклятый змей! – сказал Иван-царевич. – Ты прежде пожри, тогда и хвались». Вынул свой острый меч, раз махнул – и снял с него шесть голов; в другой махнул – и остальные сбил. Потом Иван-царевич поехал с своей невестою в ее царство, обвенчались и жили долго и счастливо.

ЧУДЕСНАЯ РУБАШКА

Служил в полку бравый солдат, получил из дому сто рублей. Проведал про то фельдфебель, занял у него деньги; а когда пришло время рассчитываться, то вместо всякой уплаты дал ему сто палок в спину: «Я-де твоих денег не видал, а всклепал ты на меня затейкою![156]». Солдат осердился и бежал в темный лес; лег было отдохнуть под дерево, глядь – летит шестиглавый змей. Прилетел, расспросил солдата про его житье-бытье и говорит: «Чем тебе по лесу таскаться, наймись ко мне на три года». – «Изволь!» – отвечает солдат. «Ну, садись на меня». Солдат стал навьючивать на змея весь свой скарб. «Эх, служивый, зачем берешь с собою эту дрянь?» – «Что ты, змей! Солдата и за пуговицу больно бьют, так как же ему свой скарб покинуть?»

Змей принес солдата в свои палаты и наложил на него такую службу: «Сиди у котла три года, огонь разводи да кашу вари!» А сам улетел на все это время по свету странствовать. Работа нетрудная: подложит солдат дров под котел и сидит себе – водочку попивает да закусками заедает, а водка у змея не то что нашенская – из-под лодки,[157] а куда забористая! Через три года прилетел змей. «Что, служивый, готова ли каша?» – «Должно быть, готова! Огонь у меня во все три года николи не погасал». Змей съел весь котел за единый раз, похвалил солдата за хорошую службу и нанял его на другие три года.