Дневник электрофикатора

22 июля 1933 года.

После работы я поспешил на железнодорожный переезд, что бы встретить там Оксану. Я знал, что каждый вечер она этим путем возвращается домой. Мне пришлось долго её там ждать. Мимо проезжали телеги груженные пшеницей, но Оксаны не было. Уже совсем стемнело, погнали пастухи череду в село, а Оксаны всё не было. Небо было чистое, взошла Луна, я ж не оставлял свой пост, ибо мне хотелось её увидеть. Я её не видел с того самого дня, когда она приходила к нам, но мысль о ней не покидала меня ни на минуту. Что б я не делал, а её образ стоял передо мной, её глаза смотрели мне прямо в мои глаза. Совсем стемнело, я уже стал сомневаться, возможно, она прошла раньше или другой дорогой.

Но вот в слабом лунном свете, я увидел одинокий силуэт, который показался мне очень знакомым. Сердце застучало у меня так, что едва не выскакивало с груди. Я ступил к ней навстречу.

– Здравствуйте, – сказал я.

– Здравствуй, – она мне.

– Вы так поздно возвращаетесь?

– Бо роботы багато. – в руках она несла сумку с заработанными продуктами. Я предложил ей понести сумку. Она согласилась, ибо, видно, очень устала за день. Мы разговорились. Я узнал, что она училась в школе, очень ей нравилось там, но после смерти папы она не ходила в школу, так как нечего было есть, а мама болела. Очень любила она читать книги и перечитала все, которые были у них в библиотеке: народные сказки, Кобзаря Шевченко, "Тараса" Бульбу Гоголя. Я провел её до самого дома, мне не хотелось расставаться, но она сказала, что ей надо идти отдыхать, ибо завтра ей снова идти к людям на заработок. Я спросил у нее разрешения встретить завтра после работы. Она не возразила против этого. Домой я летел, словно, на крыльях, такой радости мне не довелось испытывать. Я снова начинал сочинять стихи. Виски стучали у меня в такт моим шагам

Завтра, Завтра я встречу тебя.

Завтра, завтра я увижу тебя.

Завтра, завтра я услышу тебя.

Счастья мне большего не надо.

24 июля 1933 года.

К сожалению, я не смог встретить Оксану на следующий день, ибо меня вызвали в управление стройки и сказали, что бы я ехал с Михаилом Ивановичем в Москву выбивать там оборудование и материалы для стройки, ибо положение критическое, если руководство не справится с этим, то будет отвечать со всей строгостью. В наше время это означает, что их посадят. Я был очень расстроен таким положением дел, ибо срывалось наше свидание с Оксаной, и что она подумает обо мне. Меня не радовал даже тот факт, что я еду в Москву. Но что мне оставалось делать. Я согласился, тем более, что надо было выручать Михаила Ивановича, который так много сделал для меня.

27 июля 1933 года.

Приехали в Москву. Дорогой с нами ехал один из специалистов из бывших. Он вытянул из сумки бутылку "рыковки" ( В тридцатых годах стала производиться 30 градусная водка, которую назвали так вследствие того, что тогда главой государства, после смерти Ленина, был Александр Иванович Рыков, еще ее называли "полурыковка", ибо говорили, что Рыков немного злоупотреблял водкой под 60 градус.) Они с Михаилом Ивановичем выпили, а я отказался, и потом Илья Петрович стал изливать свою душу. Всячески поливал грязью нынешний строй. Вот недавно он решил поехать в свое бывшее поместье. Он ехал туда инкогнито, хотел только посмотреть, что сталось с его малой родиной, и, если получится, то взять некоторые вещи, в частности, некоторые книги из семейной роскошной библиотеки. То, что он увидел, его поразило. Видно, после нашествия татар не было такого погрома.

– Я не понимаю, зачем было громить дворец, ведь можно было его отдать под какое-то учреждение. Это же настоящие варвары!– возмущался он – они вырубили весь парк, в котором была столетняя дубовая роща, посаженная его прадедушкой, участником войны с Наполеоном, поломали беседки и скульптуры древнегреческих богов. Библиотека была разграблена, как сказал один из ихней прислуги, с которым я тайком встретился, книги пошли в печку.

– Но , может, людям холодно было.– Пытался возразить Михаил Иванович.

– Да ведь там были редчайшие книги – Пушкин, Державин, Ломоносов, Крылов, древние рукописи. И всё в огонь. Разве можно так жить – жить одним днём, лишь бы набить своё брюхо, а о духовно не думать.

– Придет время, подумаем и о духовном, – возразил Михаил Иванович.

– Кто подумает? Если цвет русской культуры уехал за границу. Бунин, Куприн, Цветаева, Теффи, Аверченко и еще много известных людей сейчас выброшены из страны за ненадобностью, потому как пролетариату не нужна культура, им только жрачка и водка нужна.

– Не все выехали, остались и в России еще известные писатели, – возразил уже я, ибо мне этот разговор становился совсем неприятным.

– Кто же тут остался?

– Например, Демьян Бедный.

– Ох, разве это поэт, это скоморох, который танцует под дудочку правительства.

– А Алексей Толстой.

– У него одни амбиции, а пишет он очень примитивно.

– Почему же примитивно? Вот недавно я прочитал его роман "Гиперболоид инженера Гарина" Замечательная вещь.

– Конечно, замечательная вещь, потому что там побеждает пролетариат, это же мечта наших кремлевских идиотов.

– Ну, ты, Петрович, не слишком критикуй, а то не ровен час…

– Плевать я хотел, ибо страна катится в пропасть.

– А вот мы с мамой ходили на спектакль "Белая гвардия" Михаила Булгакова, очень хорошая вещь, талантливо написано, читал я в рецензии.

– Так этот же спектакль запретили потом, как и другие пьесы Булгакова.

– Я этого не знал.

– Вот так ваша власть отнеслась к единственному толковому произведению без всяких политических лозунгов.

– А почему же запретили?

– А потому что белогвардейцы стали в народе почитаться, как настоящие герои. Фотографии Шервинского, Николки, Лариосика и другие героев пьесы стали раскупаться тысячными экземплярами в газетных киосках.

– Да, наши девушки в классе тоже покупали, и хвастали одна перед одной, у кого артист лучше.

– Вот тогда кремлевские правители испугались такой популярности, и что бы чего-нибудь не вышло, они запретили спектакли Булгакова.

Мне нечем было уже крыть, и я полез на верхнюю полку спать, а они еще долго спорили о политике. Коснулись, конечно, и коллективизации. Илья Петрович говорил о скором бунте, ибо народ уже доведен до крайности – мы сидим на бочке с порохом, и стоит только спичку поднести, что бы она взорвалась. На этом я уснул, и уже ничего не слышал.

29 июля 1933 год.

Мама была очень рада моему приезду, но вместе с тем огорчена, ибо боится за меня – в мое отсутствие приходили два раза люди в штатском, интересовались, где я. Мама ответила, что не знает, куда я уехал и вестей от меня не получает. Михаил Иванович сказал, что бы я пока сидел дома, а он сам разведает обстановку.

30 июля 1933 год.

Михаил Иванович пришел с Главка не в настроении, ибо наряды-заявки на поставку оборудования где-то утеряны (очередной демарш наших врагов), и теперь надо ждать окончания года, что бы сделать новую заявку. Вот она наша советская бюрократия. Михаил Иванович за голову схватился. Конечно, она полетит у него первая. Вспоминаю анекдот из прошлого. Наполеон вызывает своих маршалов после проигранной битвы, и спрашивает у них, почему они проиграли битву. Выходит тогда маршал Мюрат и говорит, что мы проиграли из-за нескольких причин: во-первых, нам не подвезли боеприпасы, во-вторых… Достаточно – сказал Наполеон, – все остальные причины несущественны. Так и в нашем случае. Последним окажется Михаил Иванович. Мне жалко на него было смотреть. Мы весь вечер думали, что же нам делать, решили – идем завтра к Наркому Серго Орджоникидзе.

3 августа 1933 года.

На прием к Серго Орджоникидзе мы, к сожалению, не попали. Во всём виновата наша бюрократия, ибо нам сказали в Наркомате тяжелой промышленности, что нам надо записаться на прием в секретариат, а там рассмотрят наше обращение и тогда дадут нам направление к кому надо обратится, прежде чем мы попадём на прием к Серго Орджоникидзе. Понятное дело, что на такую волокиту уйдет не один день. Это нас совсем не устраивало.

– Надо искать выход, – задумчиво сказал Михаил Иванович, когда мы вышли из наркомата.

– Може, будем ждать, пока товарищ Орджоникидзе будет выходить из здания Наркомата? – внес предложение я.

– Вряд ли мы его дождемся.

– Почему?

– Во-первых, его может и не быть сейчас в здании, во-вторых, они работают здесь допоздна, а в-третьих, я уверен, что у них есть здесь другие выходы, куда они выходят, что бы сесть в автомобиль.

– Что ж тогда делать?

– Надо искать выход.

– Какой?

– Слушай, вот ты в поезде говорил о поэте, забыл как его фамилия?

– О Демьяне Бедном.

– Точно. Я слышал, что он всегда людям помогает в трудных ситуациях. Тем более, что он сам родом с Украины, с Херсонской области. Вот бы связаться с ним.

– Думаю, что это возможно.

– Каким образом?

– Так наши дачи когда-то были рядом. Я лично встречался с Демьяном Бедным.

– Так поехали тогда на дачу, что бы встретится с ним.

– Я ж не уверен, что дача Демьяна Бедного сейчас там же находится, и сам ли он там находится. Он редко туда приезжал. Но я знаю, где живет его дочь Ульяна на Тверской улице, мы с ней хорошо знакомы, часто вместе отдыхали на даче летом.

– Так поехали тогда к ней.

Мы к ней и поехали тотчас, но дома её не застали. Поэтому мы вернулись домой ни с чем.

8 августа 1933 года.

Всё получилось, как мы и планировали. На следующий день мы встретились с Ульяной Придворовой, и она пообещала помочь нам.

Я приехал к ней через день, и она сказала, что в воскресенье она будет ехать с отцом на дачу, так что можете приехать к ним в гости, и всё тогда ему расскажите. У нас не было иного выхода, ибо походы Михаила Ивановича в секретариат не принесли никакого результата.

Ефим Алексеевич встретил нас очень радушно: "О, земляки приехали. Как я рад вам. Давненько не встречался я с гостями с родной земли. Скучаю я за ней, но времени нет, что бы поехать." Затем он пригласил нас к столу, пить чай, который принесла нам Ульяна. После того, как мы рассказали ему о своей проблеме, то он пообещал помочь землякам, хотя работы у него полно. Даже здесь на даче у него на столе лежит куча писем. Люди пишут со всей страны, и просят его о помощи. По мере возможности он помогает, а возможности у него есть, ибо он вхож практически во все кабинеты власти. Вот недавно ему и орден Ленина вручили, за те заслуги, которые имеет перед народом. Потом он нам стал рассказывать интересные истории. В частности, много рассказывал о встречах с Ленином, ведь они в Кремле жили рядом. И Ленин очень ценил его поэзию. Мне понравился, особенно, его рассказ об том, как они с комендантом Кремля Мальковым решили угостить Владимира Ильича рыбой, ибо кремлевский паек состоял только с пшена. Так они поехали с комендантом на озеро и бросили туда гранату. Потом только собрали рыбу и привезли в Кремль, правда, Владимиру Ильичу сказали, что это рыбу я наловил. Со временем, истину Ленин узнал и немного поругал меня с Мальковым, и взял слово, что бы не занимались в стране браконьерством даже ради Председателя Совета Народных Комиссаров. К советам Владимира Ильича он прислушивался, и это он предложил написать ему стихотворение, которое стало песней "Проводы".

…Не ходил бы ты, Ванюша, в солдаты,

В Красной армии чай найдутся,

Без тебя большевики обойдутся.

Сильные были у меня стихи, которые призывали на борьбу. Недаром ведь один высокий чин белогвардейский говорил, что у нас, то есть "Белого движения есть два врага – это Владимир Ленин и Демьян Бедный.

Еще был интересный случай с Яковом Свердловым. Они заспорили, кто из них лучший стрелок. Остановили машину и стали стрелять по фарфоровым изоляторам на телеграфном столбе. Я промазал, а Свердлов попал. Правда, он потом так расстроился, что нанес ущерб государственному имуществу. Пришлось заехать в сельсовет, взять специалиста, что бы заменил изоляторы. С ним он тут же расплатился.

Вот такой у нас получился прекрасный день с великим поэтом и человеком. Он на прощание сказал, что бы мы подошли вечером к Ульяне, а он ей по телефону сообщить результат. Возвращались мы с дачи в прекрасном расположении духа. Особенно, Михаил Иванович сиял от радости, таким я его давно не видел.

9 августа 1933 года.

Ефим Алексеевич сдержал свое слово, и вот завтра на 10 часов 30 минут Серго Орджоникидзе ждет нас на приеме в своем кабинете. Михаил Иванович очень волнуется.

– Что я ему скажу?

– Скажите всё как есть. Объясните ему всю обстановку на нашей стройке, что из-за недопоставки оборудования мы не сможем по плану провести электрификацию железной дороги.

Это даже немного успокоило его. Он тщательно побрился, привел свой внешний вид в порядок. И готов к встрече с высоким гостем.

10 августа 1933 года.

В назначенное время мы пришли в Наркомат тяжелой промышленности. Нас там встретил секретарь и провел в кабинет Наркома тяжелой промышленности. Мы подождали, пока в кабинете находился другой посетитель, волновались. Наконец вышел солидный мужчина с коричневым портфелем. Секретарь зашел в кабинет Орджоникидзе, через время вышел, и пригласил нас в кабинет. Нарком сидел за длинным зеленым столом и что-то писал. Пригласил нас сесть, и когда закончил писать, обратился к нам.

– Слушаю вас.

– Мы вот приехали с Запорожья, – начал Михаил Иванович – Занимаемся электрификацией железной дороги.

– Какие у вас проблемы.

– Понимаете, в этом году по плану должна быть электрификация участка Запорожье – Кривой Рог закончена в декабре этого года. – поддержал его я.

– Но нам не поступает оборудование. – Закончил снабженец.

– Почему?

– Говорят, что нет заявки на оборудование. Хотя мы все заявки давали и были включены в план.

Орджоникидзе дал задание секретарю, что бы тот позвонил в Госплан и там разобрались с заявками. Секретарь вышел, и он обратился к нам.

– Рассказывайте как там у вас дела на Украине?

– Дела идут нормально, построили Днепрогес, теперь делаем электрификацию, новые заводы у нас строятся. – сказал Михаил Иванович.

– А вот с продовольствием тяжело сейчас там. В магазинах пусто, на базарах дорого. – меня Михаил Иванович дергал за руку, что бы я остановился, но я не мог удержать того, что накипело. – Людям нечего есть, некоторые так истощали, что едва передвигаются самостоятельно. Едят что попало даже кошек, собак и даже лягушек.

– Вы тоже лягушек ели?

– Нет.

– А что же вы ели?

– Мы рыбу ловили, раков и нам паек хоть какой-нибудь да давали.

– Вот видите, молодой человек, вы рыбу ловили, раков, не сидели, сложа руки, потому и имели пропитание. От человека зависит его жизнь, хотя скажу откровенно, что тяжелый год мы пережили. Засуха в Поволжье, Северном Кавказе, Юге Украины вызвала это бедствие. Как могли мы старались помочь районам, потерпевшим от стихийного бедствия. Уже в январе 1933 года Центральный Комитет принял постановление снизить план поставки зерна с Украины почти на тридцать миллионов пудов. В конце 1932 года мы заключили договор с Персией, Канадой и Австралией на поставку 140 миллион тонн зерна, которые и получили в 33 году, большая часть которого пошла на Украину.

Возможно, этого было мало, что бы нормально накормить страну, но больше у нас средств не было. Сами ведь видите, сколько у нас сейчас строек по стране, взять даже ваше Запорожье, где строятся алюминиевый завод и завод ферросплавов, что бы получать металл такой необходимый для нашей военной промышленности. Ведь как сказал Ленин.

– Государство лишь тогда чего-то стоит, когда оно может себя защищать. – вставил я свое слово.

– Совершенно верно, молодой человек, мы сейчас в первую очередь думаем об обороне страны, ибо находимся в окружении врагов.

В это время зашел секретарь и сказал, что наших заявок на оборудование нет.

– Не может такого быть, я лично привозил заявки! – разволновался Михаил Иванович.

– Не волнуйтесь, товарищ, мы разберемся с этим. Где делись заявки, и кому-то будет плохо. Сейчас наша задача заключается в том, что бы оборудование пошло к вам. Вы знаете, какое оборудование должно вам идти?

– Да. Силовые трансформаторы, быстродействующие автоматы, ртутные выпрямители, еще различная мелкая электроаппаратура.

– Понятно. Кто производит это оборудование?

– Сейчас я посмотрю в своих записях, вообще-то, я помню и по памяти, но лучше прочитаю.

Михаил Иванович достал свои бумаги и стал читать.

– Вот. Трансформаторы и автоматы изготавливает Московский завод им.Куйбышева, ртутные преобразователи изготавливает Ленинградский завод электротехники, прочие аппараты изготавливает мастерская электрооборудования.

– Понятно. Дайте ваш список моему секретарю, он напишет письма на соответствующие заводы и отправит их почтой, что бы те включили их себе в план.

– Товарищ Орджоникидзе, – обратился Шевчук – понимаете, почтой это будет долго, а вдруг еще затеряется…

– Не затеряется.

– Я хотел сказать, можно мы сами отнесем письма на предприятия, так будет быстрее и надежней.

– Если вы так хотите, то подождите в приемной, пока напечатают письма.

– Спасибо, товарищ Орджоникидзе.

– Вам спасибо, что болеете за государство.

Мы вышли в приемную и сели на стулья в ожидании писем. В кабинет зашли новые посетители.

11 августа 1933 года.

Письма были у нас в портфеле, но вот как доставить их на заводы возникли проблемы. Заводы в Москве были мне знакомы, а вот в Ленинград как отправить. Михаил Иванович принял решение ехать лично в Ленинград, а я тем временем пойду по заводам Москвы. Мы пошли на вокзал, купили билеты, и я посадил Михаила Ивановича на поезд, а сам отправился на завод им. Куйбышева. Там долго меня не пускали в заводоуправление, но когда я показал письмо от Наркома, то меня провели прямо к директору завода.

Должен сказать, что письмо не обрадовало директора завода. Он говорил, что у него нет никакого материала для изготовления дополнительных трансформаторов, тем более эти трансформаторы специальные, тяговые они. Мы только начали производить такие трансформаторы – конвейер не налажен, и в такой короткий срок он просто физически не может вложиться.

Но подпись под письмом, видно, убедила его сделать невозможное.

15 августа 1933 года.

Все дела мы в Москве утрясли, завтра едем …( едва не написал домой, насколько я уже сросся со стройкой) в Запорожье. Михаил Иванович тоже договорился в Ленинграде, хотя там сначала его в штыки, но он убедил, обещали в ноябре поставить первые два ртутные выпрямители. Вот только успеем ли мы его к декабрю смонтировать и наладить, ведь как говорил Яков Ильич с ними у них на Кавказе было очень много мороки. Ничего сделаем, лишь бы поставили. Я тоже в Москве справился по всех объектах, был даже в бывшем своем цехе. Там много перемен – всё начальство сменили после того случая, да и много новых рабочих набрали. Но были и те, с которыми я работал. Встретили меня, как настоящего героя, который приехал с передовых позиций строительства нового общества, пообещали сделать все необходимые нам приборы и аппараты в кратчайший срок, а еще наградили меня живностью, что бы мы хорошо там питались. Дело в том, что у них на ферме кролики уже хорошо обосновались, дали приплод, и они мне вручили двух крольчих и самца, что бы мы тоже там их разводили. Я, конечно, поблагодарил их за это и взял, буду везти в Запорожье.

16 августа 1933 года.

Мы снова в поезде, который нас мчит на юг Украины. Мама с папой проводила нас, смахнула слезу рукой, но Михаил Иванович успокоил ее, сказал, что я нахожусь там под постоянным присмотром, и он в обиду меня не даст. Мама наложила нам еду на дорогу, малиновое варенье, свежих огурцов, а я в парке нарвал травы для моих кроликов, ведь путь у них будет не близкий. Ведут они себе в клетке хорошо, мама пожертвовала для них свою плетеную корзину. Грустно было расставаться, но вместе с тем я предвкушал радость от предстоящей встречи с Оксаной.

Интересное дело получается: с другой девушкой встречаешься, много общаешься, ничего не проскакивает, а тут только встретился пару раз, проводил два раза домой, и уже тебя всего переполняют чувства самые необычные, самые красивые, и кажется, что без этой девушки ты не мыслишь свою жизнь. Хочется ее увидеть, быть с ней рядом. Вот и колеса стучат сейчас: у-ви-жу, у-ви-жу, у-ви-жу. Проехали Курск, проехали Харьков. Поля, поля, поля. Пшеницу, ячмень убрали, только стерня осталась, а кукуруза, подсолнухи еще стоят, как часовые. Урожай должен быть хороший. Думаю о нашей встрече. Не обиделась ли тогда на меня, ведь я обещал, но не пришел, обстоятельства так сложились. Я ей ведь тоже везу подарки. Захватил ей книжки: рассказы Горького, Лондона и Чехова, а еще сборник стихов Демьяна Бедного, которые он нам подарил, когда мы были у него в гостях.

19 августа 1933 года.

Прибыл наконец-то на Подстепную. Пока меня не было, стройка выросла– здание тяговой подстанции почти закончили, и начали строительство жилого домика для обслуживающего персонала. С Сережей встретились очень тепло. Он тотчас угостил меня вкусной ухой, а затем зарезал большого арбуза. На мой вопрос :"Где взял?" – только подмигнул хитро глазами и сказал:"Места надо знать." Арбуз был красный и очень вкусный, мне не приходилось еще таких пробовать. После обеда мы занялись устройством для привезенных кроликов. У нас добавилось людей на стройке: во-первых, стоял вагончиков контактников, которые рыли котлованы и устанавливали опоры контактной сети, во-вторых, стоял вагончик военизированной охраны, которые с боевым оружием охраняли стройку, ибо уже были случаи воровства на тяговой подстанции. К сожалению, за заботами и своим устройством, я не смог пойти в село, что бы увидеть Оксану. Ничего завтра увижу.

22 августа 1933 года.

На нашей стройке, пока не было меня, произошло немало изменений. Сергей рассказал, что приезжала к ним какая-то комиссия из самой Москвы, человек десять. Они ходили по нашей стройке, что-то обсуждали очень громко, употребляя даже не литературные выражения, затем пошли на перегон в сторону Апостолово. Наш прораб затем рассказал, что комиссия была очень недовольна тем, каким темпом у нас идет строительство, обвиняли в халатности, беспечности и даже саботаже. Как результат – у нас сменилось руководство стройки, добавили людей, но от этого толку мало, так как с материалами большие перебои. Правда, мы не стоим, когда нет материала – копаем котлованы под опоры, на которых будем устанавливать разъединители, трансформаторы, изоляторы и прочую аппаратуру.

Вчера не удалось встретить Оксану, то сегодня вечером пошел домой к ней. Взял с собой Сергея. Оказалось, что она немного приболела, и уже несколько дней не ходила на заработки к хозяину. Но ко мне она вышла, в лучах заходящего солнца она была ещё прекрасней. У меня всё нутро запело, когда я её увидел. Мы поздоровались с ней, Сергей отошел от нас, что бы могли поговорить с ней. Вообще-то должен сказать, что Сергей настоящий друг, который тебя всегда понимает, всегда тебе поможет и не оставит никогда в беде. Я извинился перед Оксаной за то, что не смог тогда придти к ней, ибо уехал в командировку. Она сказала, что она не в обиде, ибо она знает, что меня не было на стройке. Я спросил откуда она знает, она ответила, что это её секрет. Мне от её слов стало так хорошо – значит, она интересовалась мной, значит, я ей совсем не равнодушен, значит, я могу на что-то рассчитывать. Затем я вручил ей книги, которые привез из Москвы. Она меня очень поблагодарила, но, когда открыла рассказы Чехова, то немного огорчилась.

– Та тут же не по-нашому написано. – сказала она. – Якись незрозумили буквы.

Я ей сказал, что между украинским и русским языком совсем небольшие различия – буквы "и" и "ы" различны да еще "э" и "е" да твердый знак "ъ". Так что совсем не будет трудно освоить чтение на русском языке. Она согласилась со мной и была очень благодарна. Еще я поинтересовался, как её здоровья и не надо ли чем помочь с лекарствами. Оксана сказала, что у неё болит только горло, но заболевание её проходит, ибо она лечится какими-то травами, которые ей готовит мама. На этом мы расстались, и мы с Сергеем пошли домой.

25 августа 1933 года.

Нам прислали машину, и мы Сергеем ездили в Апостолово на склад за материалами. Конечно, автомашина – это не лошадь и мы хорошо её загрузили цементом, песком и кирпичом, а она шла легко, словно, пустая, оставляя за собой столп пыли. Все люди смотрели нам вслед, махали рукой, видно, не часто они видят такое чудо. Причем мы сделали несколько ходок, делаем запас, ибо местные жители говорят, что скоро начнется сезон дождей, и тогда будет очень трудно проехать по дорогах.

Вечером Сергей предложил мне пойти в некоторые места под покровом ночи, что бы разжиться арбузами. Я ему сказал, что это же не хорошо воровать, но он меня успокоил, мол, там так много арбузов, что крестьяне все равно их все не уберут, а мы им просто поможем. Я согласился, и мы пошли, ночь была темная, но Сергей хорошо уже знал дорогу, и шел уверенно и спокойно. Когда подошли к баштану, то замерли, некоторое время лежали, молча в бурьянах, правда, у меня сердце едва не выскакивало от страха, что нас поймают. Но Сергей держал себя уверенно. Затем мы ползком заползли на баштан, выбрали по несколько арбузов, и так же ползком выползли оттуда, а потом крадучись пошли домой. Добрались благополучно, но я сказал, что в следующий раз я не пойду воровать. Лучше пойти и договорится с крестьянами, в крайнем случае, деньги заплатим.