Джен

Майкла мы дома не застали, он был в каком-то клубе. Вот будет парню сюрприз, когда увидит меня в их доме, распивающим чай или коньяк с его мамой…

Глава 12

В понедельник утром я долго стучал в дверь кабинета Джен, но на стук никто не отзывался.

– Джен сегодня не придет, – сказала проходившая мимо секретарша.

– Почему? Она взяла отгул?

– Какой отгул? Ты разве не знаешь, что у нее случилось?

– Нет.

– Ее сын попал в автомобильную аварию.

– Что?!

– Всех подробностей я не знаю. Известно, что он ехал в машине со своими дружками, ну с этими, музыкантами. За рулем сидел Френсис, он был пьяным. Не справился с управлением и врезался в автобус. Водитель и пассажир на переднем сиденье целы – их спасли воздушные мешки, а Майкл сидел на заднем сиденье. Говорят, с ним все очень серьезно…

– В каком он госпитале? – я полез в карман за ключами от машины.

…Мелькали дорожные указатели, столбы, зеленые газоны на холмах.

Вскоре я шел по коридору отделения ICU – для критических. Там ярко горели лампы, бибикали приборы.

Джен сидела на стуле, в сером платье, распатланная, неподвижная, как мумия, держала в руке ладонь сына. Когда я вошел, лишь слабо повела головой в мою сторону и снова устремила взгляд на Майкла.

Гудели, рыкали компрессоры, нагоняя кислород: одна трубка была вставлена Майклу в рот, другая входила справа между его ребер в легкое. Он лежал с вытянутыми руками, до пояса прикрытый белой простыней. На его неподвижном лице желтели смазанные йодом вздутые свежие раны. Выкрашенные в зеленый и красный цвет волосы были слипшимися.

Стоит ли говорить о том, что некоторые события настолько стремительно нарушают обыденный ход нашей жизни, что наше сознание просто не успевает угнаться за ними, требуется время, чтобы к ним приспособиться и привыкнуть.

Подошла медсестра: посмотрела на датчики, проверила капельницу и, сделав запись, удалилась.

Я постоял за спиной Джен. Все-таки не зря она была против дружбы Майкла с Френсисом. Предчувствовала, что это к добру не приведет. Чертов Френсис! Убийца!

Подойдя к дежурной медсестре, я попросил информацию о пациенте Майкле Леви, представившись его родственником.

– Кровоизлияние в мозг средней степени, без перелома черепа. Сломаны три ребра с прободением легкого. Он в состоянии комы уже почти семь часов. Каков врачебный план? Продолжаем наблюдать, доктор пока не считает нужным хирургическое вмешательство. Но если снова начнется кровотечение, тогда срочно придется делать операцию.

– И как долго он может находиться в коме?

– Кто знает? Может, с минуты на минуту проснется, а может так пролежать и неделю. По-всякому бывает… – медсестра взглянула мне в глаза, и в ее взгляде я прочитал прогноз, самый страшный из всех возможных, о котором вслух не говорят…

Я вышел в зал ожидания и сел в кресло. В двери отделения вскоре вошла какая-то женщина в длинной юбке и шляпке, лицом и фигурой отдаленно похожая на Джен, – видимо, ее сестра Сара. Побыла там какое-то время и вышла.

Затем туда быстро вошла молодая женщина в парике, полноватая, с красивыми чертами лица. Я решил, что это Ракел – ее дочка.

Затем в ICU вошел доктор Шварц. Приблизительно через полчаса он вышел и, увидев меня, сидящего в кресле, брезгливо скривился.

Я глядел ему вслед, и злая мысль шевельнулась в моем сердце. А ведь Джен столько лет была его любовницей! При этом целый год флиртовала со мной. И легла со мной в постель – из какой-то своей женской прихоти!

А если ее сын погибнет? Или выживет, но навсегда останется инвалидом? Я припомнил Маргарет, что с ней творилось после смерти ее сына! Да и вообще: что я здесь делаю? Какое отношение имею к ее горю? Мне надо готовиться к последнему экзамену. У меня самого забот – по горло. Нужно разобраться со своей жизнью.

Я сел в машину и завел двигатель. Я долго держал пластмассовую головку ключа, вставленного в замок зажигания. Говоря начистоту – я же никогда не любил Джен. Просто томился душевной скукой, одиночеством. Нужно было скрасить серые холостяцкие будни, хоть чем-то себя развлечь. Играл роль влюбленного принца… Фея-лебедь, Одетта, слетевшая корона…

Возле меня остановилась машина. Водитель спросил, не отъезжаю ли, не освобождаю ли место. Я внимательно посмотрел на него.

– Нет, не отъезжаю, – выключил двигатель. Снова вернулся в отделение для критических.

Судя по показаниям приборов, состояние Майкла ухудшилось. Возрос риск нового кровоизлияния. Медсестра чаще подходила к нему, проверяя датчики.

Лицо Майкла стало серее прежнего. И какая-то странная, холодная тень стала покрывать его.

Вокруг его кровати стояли несколько женщин и мужчин, судя по всему, самые близкие родственники.

Джен вся сжалась в комочек. В маленький серый комочек…

* * *

Не хочу вспоминать тот день, когда в похоронном доме, где собралось невероятное количество людей, раввин говорил о том, что даже Господь плачет сегодня, потому что Майкла больше нет с нами.

Раввин стоял за кафедрой, седобородый старик в черном костюме и шляпе. Он говорил на английском, иногда переходил на идиш или иврит.

А за окнами похоронного дома шел проливной дождь, и казалось, этот дождь будет лить и лить, пока не зальет всё вокруг и всё не уйдет под воду.

Отряхнув сложенные зонтики, в похоронный дом входили новые люди. Было много молодежи и детей. Было и несколько мне знакомых лиц – сотрудников госпиталя. Но большинство пришедших я не знал.

– Майкл был отличным парнем, добрым и скромным, честным и веселым, – говорил раввин. – Но Всевышний так рассудил, решив забрать Майкла от нас к Себе. И теперь весь Дом Израиля страдает, потому что Майкл больше не с нами. Ведь уход даже одного еврея – это трагедия для всего народа, и теперь наш народ разрушен, как некогда был разрушен наш Храм…

Раввин то и дело умолкал, его голос все чаще дрожал, было видно, что ему сейчас очень трудно все это говорить и подбирать слова утешения, потому что перед ним, завернутый в белую материю с вышитой серебристой звездой, стоял гроб, в котором лежал двадцатилетний парень.

Плачь, раввин, плачь! Ищи слова нашего примирения с жизнью и с Богом. Тебе тоже трудно сейчас. Потому что нет ответов у нас – за что и почему гнев Божий порой к нам так силен и страшен, сильнее Его великой милости к нам…

После молитвы мужчины подошли к стоявшему на тележке гробу и медленно покатили его к распахнутым наружным дверям, туда, где лил нескончаемый дождь.

Джен вели за гробом под руки две женщины. Она так кричала, что у меня до сих пор (даже когда я пишу эти строки) стоит в ушах ее крик и я вижу ее изуродованное мукой лицо.

Черное платье и распахнутый плащ съехали набок, черная шляпка слетела с ее головы в лужу. Джен наклонилась, чтобы шляпку поднять, затем вдруг села на корточки и кричала, кричала, обхватив голову руками.

Майкл! Майкл!..

Глава 13

Я пытался разузнать об этой трагедии все, что мог. Складывалась вот такая картина.

В тот злосчастный день Майкл вывихнул себе руку, поэтому за рулем его машины оказался Френсис. Водительские права у Френсиса были, но опыт вождения – минимальный. Они возвращались ночью из какого-то клуба в Гарлеме. Погода была дождливая, дорога скользкая. Вот парень и не справился с управлением. Причем скорость он не превышал, скрытая камера перед поворотом на Третью авеню показала, что «Тойота» Майкла ехала на допустимой скорости. На повороте водитель резко притормозил, машина пошла юзом, и ее, развернув, бросило на встречную полосу, по которой ехал автобус…

Френсис и Фрэя сидели спереди, были пристегнуты ремнями, вдобавок их уберегли воздушные мешки. А Майкл – сзади, пристегнут не был.

Френсис был абсолютно трезвым – ни алкоголя, ни травы, никакой другой наркотической дряни в его крови не обнаружили.

В общем, никто не виноват. Никто. Нет виновных. Так бывает. Но один – в могиле, а другой – в следственном изоляторе тюрьмы.

Возможно, обвинений Френсису не предъявили бы и его, недолго подержав и во всем разобравшись, освободили, если бы… он вдруг не заявил, что умышленно убил Майкла! И стал доказывать следователям, что намеренно создал аварийную ситуацию, специально развернул машину так, чтобы попасть под автобус и чтобы Майкл погиб.

Зачем он это сделал? Каковы мотивы? Якобы на почве ревности – ревновал Фрэю к Майклу. Еще Френсис уверял, что он член банды «Латин Кингз».

Допрашивают Френсиса, пытаются определить степень его вменяемости и разобраться, что в его словах правда, а что нет. Допрашивают Фрэю. Прокуратура запросила в нашей клинике распечатки записей моих сессий с Френсисом. Так что следователи теперь читают всю его историю за последний год, как он хотел вступить в банду, резал себе руки и играл в панк-группе.

А для меня все было ясно и так: ни любовный треугольник, ни «Латин Кингз» к случившемуся не имеют отношения.

Во-первых, Фрэя лесбиянка и, по ее словам, с парнями ее связывала только дружба и музыка. Во-вторых, ни в какую банду Френсис не вступал. И в-третьих, он просто плохо водил машину.

Узнав, что Майкл погиб, Френсис был в шоке, испытал страшное чувство вины. Но вместо того чтобы трезво оценить ситуацию и понять, в чем он виновен, он стал придумывать истории с целью обмануть следствие. Он решил, что должен быть наказан тюрьмой, чтобы искупить свою вину. А потом и сам поверил в это и теперь верит, как фанатик, и от своих слов ни за что не откажется.

* * *

Все мои однокурсники, получив дипломы, суетились в поисках работы. Рассылали резюме, собирали рекомендации.

Я же свои поиски отложил на неопределенный срок. Полученный диплом с золотистой печатью валялся где-то в ящике вместе с неоплаченными счетами за коммунальные услуги и первым счетом долга за учебу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Непонятно, почему именно этой птице – кукушке, а не, скажем, журавлю или вороне, выпала честь угнездиться в американском психиатрическом сленге. Так, психически больного на жаргоне называют – «ку-ку»; психиатра – «ку-у доктор»; дурдом – «ку-ку хауз» или «гнездо кукушки».