Беларусь в Первой мировой войне 1914-1918 гг.

Ратники ополчения делились на два разряда. Порядок призыва ратников 1-го разряда на сборные пункты, медицинский осмотр и прием на службу, довольствие и обмундирование, отправление принятых по назначению осуществлялись по тем же правилам, что и для призыва нижних чинов запаса в части действующей армии.

В ратники ополчения этого разряда зачислялись лица до 38-летнего возраста, имевшие льготы от призыва в войска, а также уволенные из постоянных войск. Сформированные из них дружины привлекались к несению гарнизонной службы в пунктах постоянного квартирования войсковых частей, выступивших в поход к театру военных действий. Они несли охрану железных дорог и коммуникаций оборонного и стратегического назначения, службу в крепостях, а также использовались для пополнения контингента войск действующей армии через запасные батальоны.

В ратники ополчения 2-го разряда зачислялись льготные при ежегодных призывах в армию, а также уволенные из частей войск и из запаса по негодности к строевой службе, но способные носить оружие. Данная категория ратников после обучения так же, как и 1-я категория, привлекалась к несению караульной службы, выполнению других служебных обязанностей, но не направлялась на пополнение войсковых частей действующей армии.

На командные должности в части государственного ополчения назначались «обязанные службой в ополчении лица офицерского звания» с соответствующим должности военным образованием. Причем на высшие должности (начальников бригад, штабов, командиров дружин) утверждались штабами военных округов по кандидатским спискам, составленным в мирное время Главным управлением Генерального штаба (ГУГШ); на должности командиров конных сотен, саперных полурот, рабочих рот, начальников отдельных команд – в дни призыва уездными воинскими начальниками по согласованию со штабами военных округов[34].

Формирование ополченской части осуществлял ее командир. Предельный срок формирования был установлен двухнедельный со дня прибытия в пункт формирования последней партии укомплектования.

Из-за недостатка офицеров при формировании ополченских частей возникали сложности с назначением на командные должности, особенно на должности низшего звена. Об этом свидетельствуют сообщения уездных воинских начальников в штабы военных округов. Так, в Вильно и Двинск телеграфировали из Минска, Мозыря, Речицы, Игумена, Слуцка, Борисова, Лепеля, Новогрудка, Пинска, Гродно, Бобруйска, Мстиславля, Чаус, Черикова, Быхова[35]. В связи с этим последовали указания ГУГШ призвать всех отставных офицеров, «не перешедших предельного возраста», «если их зачисление в ополчение не противоречит установленным требованиям», а также принять на учет и зачислить в ополчение всех офицеров, перешедших предельный возраст, но годных к службе по состоянию здоровья и пожелавших добровольно служить в ополчении[36]. 2 августа 1914 г. об этом сообщалось губернаторам и это позволило решать вопросы с недостающим контингентом офицерского состава, так как прибыло много добровольцев – старших и младших офицеров, желавших поступить на службу в ополчение. Например, с заявлениями о «добровольном желании поступить на службу в ополченские части» обратились к гомельскому воинскому начальнику «отставные» генерал-майоры Стадницкий и Гриневич, полковники Масловский и Архаров, подполковники Трезвинский и Ушаков; к бобруйскому воинскому начальнику – «изъявившие желание служить в ополчении, перешедшие возраст» полковники Данилевский, Касаткин, Хлопецкий и Белугин, подполковники Цебулевский и Слобицкий. К полоцкому воинскому начальнику с «прошением» принять на службу в ополчении обратились, «несмотря на предельный возраст», генерал-майор Кусаков, полковник Терлецкий и поручик Михайлов. В Гродненское губернское воинское присутствие добровольно поступили на учет и были призваны в распоряжение уездных воинских начальников полковники Марциновский и Петров, подполковники Лючинский и Бобицкий. В Дриссенское уездное воинское присутствие Витебской губернии «явились призванные из отставки на службу в государственное ополчение» полковники Надольский и Савков. Патриотические настроения и чувства «отставных» хорошо видны в документах тех лет. Так, в своем обращении к командующему 1-й армией подполковник Г. А. Марков написал: «Будучи совершенно здоров и физически силен, находиться в отставке в лучшую годину нашей жизни я не в силах, потому прошу о принятии меня на службу…»[37].

Кроме многочисленных добровольцев офицеров и генералов запаса, заявления о добровольном призыве в действующую армию и на службу в дружинах государственного ополчения подавали бывшие в отставке служащие полиции, студенты, гимназисты и учащиеся[38]. Например, добровольцами в действующую армию поступили вышедшие в отставку чины Минского городского полицейского управления прапорщик А. В. Голомбиевский, подпрапорщики Е. С. Антипов и М. И. Милюк, зауряд-прапорщик Н. П. Сальников, унтер-офицер Ф. П. Оскерко, помощник пристава Б. М. Клишевский, канцелярский служитель Ф. Г. Тумилович; из Рогачевской учительской семинарии «добровольцами ушли на войну» четыре воспитанника: Маршин Юлиан, Мозоляко Николай, Мацулев Алексей и Шпаковский Николай. Находясь на фронте, они поддерживали контакты с директором семинарии М. Ф. Назарьиным, сообщали о фронтовых буднях[39]. По этно-конфессиональному и социальному составу среди ополченцев преобладали православные крестьяне-белорусы. Были также представители дворянства, купечества, мещан и чиновничества.

На должности младших офицеров в дружинах государственного ополчения назначались вольноопределяющиеся ратники с образованием 1-го или 2-го разряда, а также не проходившие службы в войсках, но имевшие образовательный ценз. Уже 17 августа губернатор Минской губернии А. Ф. Гире сообщал начальнику штаба Двинского военного округа о том, что «во всех ополченских частях командиры имеются»[40].

Обмундирование ополченских частей и команд осуществлялось «попечением» интендантств. Причем, согласно «Положению об устройстве государственного ополчения», в качестве обмундирования использовалась «второсрочная мундирная одежда», которая осталась после обмундирования частей действующей армии. Обувь выдавалась из «войсковых и интендантских запасов».

Снаряжение производилось также из «наличия оставшегося в войсковых складах», в том числе «отмененных образцов», «выслуживших табельный срок», а также из специально созданных запасов снаряжения для ополченских частей в пунктах их формирования[41].

Немалые трудности возникали при экипировке ополченских частей. Обмундирование и снаряжение ополченские дружины, согласно мобилизационному расписанию, должны были получать от назначенной для каждой из них части войск при выступлении последних в поход к местам сосредоточения и развертывания для боевых действий. Из-за «экстренного» выступления войск оставшееся обмундирование не было передано дружинам, а оказалось запертым в цейхгаузах (складах), которые были вскрыты только по распоряжению главного начальника снабжения армии и в присутствии специально созданных комиссий. Годное обмундирование, снаряжение и принадлежности для обоза немедленно были переданы ополченским частям по акту. Однако этого оказалось недостаточно. Последовал целый ряд обращений в штаб Двинского военного округа из Минска, Могилева, Гродно с просьбой отдать распоряжение интенданту округа об отпуске недостающего[42]. В сложившейся ситуации имели место случаи, когда командиры ополченских частей обмундировывали личный состав за свой счет. Так поступил командир 400-й Минской дружины в Бобруйске полковник Кириаков. Он, «помня присягу и долг выступить в поход 9 августа», обмундировывал дружину за собственные средства. Сообщая об этом командующему 1-й армией генерал-адъютанту П. К. фон Ренненкампфу, он просил «приказания выслать деньги», так как «свои наличные были уже истощены совершенно»[43]. 15 августа начальник штаба Двинского военного округа, признавая, что «почти все формирующиеся и формировавшиеся ополченские части не получили полностью обмундирование, снаряжение, седла», просил окружного интенданта «сделать соответствующее циркулярное распоряжение о пополнении ополченских частей названными предметами»[44].

Мобилизация перевозочных средств (лошадей, повозок и упряжи) производилась одновременно с пополнением и формированием войсковых частей. В этом также имелись некоторые сложности: неполной была поставка лошадей, не хватало повозок, седел и сбруи. Дополнительными поставкой и закупкой эти недостатки устранялись. Основными поставщиками выступали частные хозяйства, главным образом помещиков и крестьян, а также мещан. Сложнее было с оснащением обозами ополченских частей. Согласно «Положению об устройстве государственного ополчения», оно производилось повозками «произвольного образца», лошадьми и сбруей, поставленными от населения по «военно-конской и обозной повинности».

Однако при поставке коней, подвод и упряжи для частей действующей армии всё лучшее уже было отобрано. Поэтому комиссиями при проверке дополнительно поставляемого многое забраковывалось. Например, в Могилевской губернии населением Сенненского уезда для ополченских дружин было поставлено 1347 упряжных лошадей, 532 парные повозки и 736 комплектов упряжи. Но из-за низкого качества принято было только 638 комплектов упряжи. Свое неудовлетворение поставками повозок и упряжи для ополчения населением Гомельского уезда выразил командир 398-й Могилевской дружины в донесении Гомельскому уездному по воинской повинности присутствию. Причем ком-дружины просил выслать «недостающие предметы упряжи» и деньги на «необходимый ремонт телег». Об этом он одновременно сообщал Могилевскому губернатору, которого просил «сделать распоряжение о скорейшем удовлетворении дружины предметами обозного снаряжения и приведения его в должный порядок». Населению Чаусского уезда предписывалось дополнительно поставить для 11-го обозного батальона 75 «парных дышловых» повозок и 150 комплектов «дышловой» упряжи, в действительности же комиссией были признаны годными только 17 парных дышловых и 58 «оглобельных с пристяжкой» повозок. Недобор упряжи составлял 97 комплектов, причина – «неимение в уезде достаточного количества годной для поставки упряжи»[45].

Недостающие предметы для обозов ополченские части закупали у помещиков и зажиточных мещан, а также у крестьян. Так, дворянин Витольд Славинский, владелец поместья Заречно-Толочинской волости, сдал 24 лошади для обоза за 3339 руб.; граф Аполлинарий Хребтович, дворянин А. В. Воронкович, С. Л. Здравский и другие – по три лошади[46].

Материальной частью: артиллерией, снарядами, патронами боевого комплекта и для прохождения курса учебной стрельбы, а также предметами вооружения ратников ополченские части должны были снабжаться в пунктах формирования из заготовленного еще в мирное время.

Поставка технических средств (автомобилей и мотоциклов) на сдаточные участки производилась с 9 часов утра 21-го по 26 июля. Поставщиками по заранее составленным учетным спискам являлись зажиточные владельцы – помещики, купечество, мещане. Количество поступивших в основном легковых автомобилей было незначительным. Например, на сдаточные пункты в Гродно поступило 29 автомобилей и 7 мотоциклов; в Минске – 28 автомобилей и 13 мотоциклов. Имели место случаи признания комиссиями при осмотре поступившей техники непригодной для войск и возвращения ее владельцам. Распределялись технические перевозочные средства, как правило, в штабы управления войсками[47].

Следует сказать и о том, что в дни мобилизации случались уклонения от призыва, особенно среди лиц иудейского вероисповедания, путем устройства в тылу, неявки на призывные пункты и нанесения вреда своему физическому состоянию (удаление до десятка зубов), вследствие чего медицинской комиссией при обследовании призываемые признавались негодными к службе в войсках[48].

Кроме того, в первые дни мобилизации имело место проявление социально-классового антагонизма, выразившегося в буйствах и погромах, насильственных акциях мобилизованных крестьян по отношению к помещикам, особенно там, где были застарелые конфликты на почве потрав и захвата сенокосов, лесных порубок и т. и. Также недовольство мобилизованных было вызвано запретом властями продажи спиртных напитков и закрытием всех казенных и частных лавок в местах расположения сборных пунктов и по пути следования мобилизованных. Это явилось причиной массовых беспорядков, сопровождавшихся погромами и разграблением винных лавок и погребов. Так, в Витебской губернии, где пьяная толпа ратников и запасных с сопровождающими их родственниками численностью около 8-10 тыс. человек, «чинившая по пути следования разгромы и насилия», прибыв в Лепель «серьезно угрожала общественному порядку». В Полоцком уезде партия ратников в 60 человек, по сообщению уездного исправника витебскому губернатору, следуя через селение Сухой Бор, «напала на казенную винную лавку, вскрыла окна и забрала часть вина». Велижский уездный исправник в рапорте витебскому губернатору докладывал об ограблении казенной винной лавки в Велиже и селе Верховье запасными и ратниками с участием мещан и крестьян.

Подобные случаи имели место и в других белорусских губерниях. Особенно это проявилось там, где местные власти не были к этому подготовлены. Например, в Лепельском уезде Витебской губернии отсутствовала охрана питейных заведений, не всегда были подготовлены подводы для перевозки мобилизованных, не обеспечено сопровождение следовавших колонн полицией. Погромы помещичьих имений и винных лавок происходили в Мозырском, Новогрудском, Игуменском и Сенненском уездах. Всего за период с 19 по 25 июля в белорусских губерниях призывниками с участием местных крестьян было разгромлено 43 помещичьих имения, два фольварка, 67 казенных и частных винных и продовольственных лавок и складов[49].

Все эти разбойного и преступного характера действия совершались под влиянием морально-психологического заблуждения во вседозволенности и безнаказанности в условиях военной обстановки. Для наведения порядка власти принимали экстренные меры, вплоть до применения оружия и военно-полевых судов[50]. Только в Мозырском уезде около 90 человек были заключены в тюрьму, один по приговору Минского военно-окружного суда казнен. Часть погромщиков успела уйти в войсковые части, где также привлекались к полевому суду командующим 1-й армией генералом П. К. фон Ренненкампфом, четыре обвиняемых были повешены[51].

Следует сказать, что в белорусских губерниях совершенные мобилизуемыми акции погромного характера были немногочисленны по числу участников в них и ликвидировались усилиями местных властей. Куда более масштабные «беспорядки» происходили в глубинных губерниях Российской империи. Например, в Казанской губернии – в 12 уездах, в Омской – в шести уездах. В Омском военном округе, по сообщению начальника округа военному министру, «беспорядки среди запасных возникли во многих местах округа, особенно резко в Змеиногорском, Барнаульском, Кузнецком и Бийском уездах», «главное внимание сосредоточено на подавлении беспорядков в Барнауле», где было «большое число запасных, доходящее до тридцати тысяч»[52].

Военный министр В. А. Сухомлинов уже 24 июля телеграфировал командующим войсками Казанского и Омского военных округов «безотлагательно принять самые решительные меры к немедленному подавлению беспорядков и восстановлению полного порядка самыми энергичными и быстрыми действиями»[53]. Для подавления взбунтовавшихся мобилизованных военными властями направлялись значительные силы – сотни 5-го Сибирского и 7-го Оренбургского казачьих полков и других казачьих подразделений. В Барнаул для руководства подавлением беспорядков был командирован генерал-майор А. С. Полянский[54].

Мобилизация среди населения белорусских губерний после объявления войны в основном прошла успешно и в установленные сроки. Этому способствовали как заранее отработанные мобилизационные планы и мероприятия, связанные с мобилизацией, так и целенаправленная официальная пропаганда, внедрявшая в массовое сознание идею о справедливом оборонительном характере войны со стороны России, призывавшая к единению и верноподданичеству «царю и Отечеству» и сумевшая вызвать (на первых порах) патриотические настроения среди всех слоев населения. Для правительственных кругов и местных властей это было особенно важно, так как белорусские губернии являлись форпостом Российской империи. Дислоцировавшиеся и пополненные здесь войсковые соединения и части действующей армии, сформированные дружины государственного ополчения одними из первых выдвигались в места сосредоточения и развертывания для начала военных действий.

По нашим подсчетам, в белорусских губерниях к началу августа 1914 г. сформировались 52 дружины государственного ополчения, восемь ополченских конных сотен, семь ополченских рабочих рот и 27 крепостных рабочих рот[55].

Только в Минской губернии в соответствии с мобилизационным расписанием необходимо было создать 23 дружины и три конных сотни. Численный состав дружины, как правило, составлял до 1 тыс. человек.

В основном дружины государственного ополчения по объявлении мобилизации в белорусских губерниях сформировались до середины августа 1914 г. По имеющимся сведениям, их количественный состав по уездным городам был следующим:

в Минской губернии: в Минске, Бобруйске, Новогрудке, Пинске и Речице сформировалось по три дружины; в Борисове, Игумене и Мозыре – по две; в Слуцке – одна;

в Могилевской губернии: в Гомеле – три; в Рогачеве и Сенно – по две дружины; в Быхове, Горках, Климовичах, Могилеве, Мстиславле, Орше, Чаусах и Черикове – по одной;

в Витебской губернии: в Невеле – две дружины; в Витебске, Двинске, Дисне, Лепеле, Люцине, Полоцке, Свенцянах и Себеже – по одной;

в Гродненской губернии: в Гродно и Волковыске – по две дружины, в Слониме – одна[56].

Обучение ратников ополчения начиналось уже по прибытии первых партий в пункт формирования дружин, конных сотен и других подразделений офицерами с помощью унтер-офицеров, ранее проходивших войсковую службу. При этом ратники, мобилизованные из запаса, ранее проходившие строевую подготовку, обучались по сокращенной программе.

В соответствии с мобилизационным расписанием № 20 ГУГШ дружины, а также конные сотни и рабочие роты, сформированные в белорусских губерниях, были распределены следующим образом:

Примечание: таблица составлена автором по: РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 1836.

После того как дружины государственного ополчения в основном были сформированы, обмундированы и снаряжены, они выступали в поход к местам назначения. Например, 392-я Минская дружина, сформированная в Речице, прибыла в Люблин (Царство Польское); 368-я Минская дружина, сформированная в Новогрудке, находилась в Лыке (территория Восточной Пруссии); 537-я Могилевская, сформированная в Чаусах, выступила в поход к месту назначения – станция Радзивилишки Либаво-Роменской железной дороги; 4 августа из Черикова выступила в поход 538-я Могилевская дружина, 397-я Могилевская дружина 8 августа выступила в поход из Быхова в Кобрин Гродненской губернии; 377-я Витебская дружина, сформированная в Лепеле, частями (поротно) была направлена в Лиду и на станцию Рожанка также Гродненской губернии. По прибытии в пункты назначения дружины, конные сотни несли караульную службу, службу по охране железных дорог, мостов, этапов транспортов, военных гуртов скота.

Необходимо отметить, что император Николай II и военные власти Российской империи до последнего проявляли осторожность в подготовке к военным действиям. Даже в последние предмобилизационные дни они надеялись на разрешение конфликта дипломатическим путем. Генерал-квартирмейстер Ю. Н. Данилов 15 июля (за три дня до объявления мобилизации), ставя в известность начальника штаба Варшавского военного округа о намерении, «если это окажется возможным, перевезти 5-ю кавалерийскую дивизию и 2-ю и 3-ю отдельные кавалерийские бригады», просил «уведомить о желательных пунктах высадки, имея в виду, что выдвижение 5-й кавалерийской дивизии на границу с Германией до объявления мобилизации по политическим соображениям нежелательно»[57]. 19 июля, уже после объявления мобилизации, он телеграфно просил начальников военных округов «немедленно подтвердить, что до получения особой телеграммы открытие военных действий с нашей стороны недопустимо… несоответствующим общей обстановке, требующей избегать пока актов, могущих повлечь перерыв продолжения дипломатических переговоров»[58].

Войсковые соединения и части, дислоцировавшиеся на территории белорусских губерний, пополненные в дни мобилизации по штатам военного времени, были выдвинуты в места сосредоточения и развертывания для начала военных действий. Они влились частично в состав 1-й армии (командующий генерал П. К. фон Ренненкампф) и 2-й армии (командующий генерал А. В. Самсонов), образовавших Северо-Западный фронт (главнокомандующий генерал Я. Г. Жилинский), направленный против германских войск, сосредоточенных в Восточной Пруссии. Часть войск с крепостью Брест-Литовск была влита в состав 5-й армии (командующий генерал П. А. Плеве), входившей в Юго-Западный фронт (главнокомандующий генерал Н. И. Иванов), направленный против Австро-Венгрии.

Дружины государственного ополчения согласно мобилизационному расписанию намечалось распределить следующим образом: 10 ополченских частей – в 1-ю армию, девять – во 2-ю, пять – в 4-ю, пять – в 5-ю, одну – в 8-ю армию. 14 дружин были назначены в распоряжение начальника Минского военно-окружного управления, семь дружин – в распоряжение начальника Двинского военно-окружного управления[59].

Еще в период сосредоточения армий в Ставке Верховного главнокомандующего (генерал-адъютант Великий князь Николай Николаевич) назревало решение о скорейшем переходе в наступление обоих фронтов с целью поддержки французов ввиду готовившегося против них главного удара германцев. Начало наступления на Северо-Западном фронте намечалось к 14-му дню мобилизации, что отвечало сроку, установленному военной конвенцией с Францией, а на

Юго-Западном фронте – на 19-й день мобилизации, когда могла быть развернута только 1/3 русских войск при почти полной неготовности тыловых учреждений обеспечить длительное наступление[60].

Следует отметить, что по причине слабой развитости сети железнодорожного сообщения в Российской империи пополнение войск мобилизованными, их выдвижение в места развертывания значительно затягивалось. Имели место случаи, когда на укомплектование частей, дислоцировавшихся на территории белорусских губерний, в дни мобилизации не прибыло пополнение из центральных и отдаленных губерний. Так, на укомплектование 9-го железнодорожного батальона в Барановичи не прибыли две партии: Мелитопольская – 118 человек и Самарская – 100 человек[61]. В 12-й обозный батальон, формируемый в Бобруйске, не поступили 610 человек из Ченстохова. Сообщая об этом в штаб Двинского военного округа, уездный воинский начальник просил разрешения дать людей в обозный батальон из «излишка запасных разных категорий», которых насчитывалось 700 человек. Разрешение было получено[62]. Обозный батальон пополнился мобилизованными из местного населения.

Еще сложнее было с перевозкой войск из сибирских военных округов и Приамурья. Об этом сообщалось Главным штабом из Петрограда по «прямому проводу», «секретно» в Ставку Верховного главнокомандующего: «Вследствие разницы пропускной способности железных дорог к западу и к востоку от Байкала на четыре пары и учитывая важное значение прибытия эшелонов с пехотой в район театра военных действий, направил одновременно с 1-м Сибирским корпусом 12-ю и 14-ю Сибирские дивизии с их артиллерией»[63]. Из-за слабой пропускной способности железной дороги произошло значительное скопление войск, нарушился порядок их продвижения по Восточно-Сибирской железной дороге: половина 1-го Сибирского корпуса, 13-я Сибирская дивизия, Забайкальская казачья бригада; затем – вторая часть 1-го Сибирского корпуса, 12-я и 14-я Сибирские дивизии. Это, в свою очередь, повлекло непоследовательность прибытия 5-го Сибирского корпуса, одна дивизия которого уже проследовала, а 6-я Сибирская должна была следовать только после 6-го Сибирского корпуса[64]. Создавшуюся путаницу командование объясняло «стремлением скорейшего направления на запад эшелонов» с войсками. Таким образом, дивизии сибирских корпусов начали прибывать на фронт только в октябре, когда войска Северо-Западного фронта, в состав которых были направлены соединения и части, дислоцировавшиеся и пополненные мобилизованными на территории белорусских губерний, уже перешли в наступление и вели боевые действия в Восточной Пруссии. Соединения и части (19-й армейский корпус), влившиеся в состав 4-й и 5-й армий Юго-Западного фронта, вступили в сражения на территории Польши и Галиции.

Таким образом, мобилизация в белорусских губерниях в начале Первой мировой войны прошла оперативно и в установленные сроки. В целом чины запаса и ратники ополчения проявили дисциплинированность и законопослушание, свою верность присяге, «царю и Отечеству». Известие о начале войны населением белорусских губерний было воспринято как суровая реальность, угроза государству. Преобладали патриотические настроения, желание помочь православным сербам, выступить в защиту славянства. Этому способствовала пропагандистская агитация деятельности государственных органов, церкви, образовательных и общественных организаций. По неполным сведениям, из белорусских губерний летом 1914 г. было мобилизовано до 150 тыс. человек. Мобилизованными пополнились по штатам военного времени соединения и части, дислоцировавшиеся на белорусской территории, сформировались новые полки действующей армии и дружины государственного ополчения, подразделения тылового снабжения. В ряде уездов имел место «излишек» мобилизованных. Это позволило воинским начальникам пополнить части и подразделения, не дожидаясь пополнений из отдаленных губерний Российской империи. По причине неразвитости сети железных дорог на огромной территории страны (особенно в Сибири и Приамурье) затягивались по срокам как мобилизация, так и доставка на фронт пополненных мобилизованными дислоцировавшихся там частей и соединений. В конечном счете соединения и части из белорусских губерний, в «спешном» порядке выдвинутые в места сосредоточения, составили неполный комплект формируемых 1-й и 2-й армий Северо-Западного фронта и 4-й и 5-й армий Юго-Западного фронта, одними из первых двинутых Верховным командованием в соответствии с франко-русской военной конвенцией в наступление.