Однажды в Тоцком. Записки контрактника. Год первый. Часть 1

В то воскресенье, дедушка рассказывал нам, как когда-то, он сам призывался в армию. Как молодые мальчишки, не достигшие восемнадцати лет, уходили на фронт. Как война забирала самых близких людей. Как бомбы вспахивали землю. И как страшен гул самолета, если знать, что это не советский лайнер.

– Помнится, мы шли в наступление. – рассказывал нам ветеран. – Чтобы добраться до противника, нам нужно было пересечь поле. Мы вышли из лесополосы и оказались на открытой местности. Противника впереди не было видно, да и по сообщению разведки – в радиусе трех километров немцев не было. Шли мы, не спеша, опасаясь, что поле может быть заминировано. Но мин на поле не было. Боятся нам тогда нужно было другого, о чем мы еще и не знали, но уже начинали слышать. Какой-то странный шум, еле уловимый, стоял в ушах. Шум этот все нарастал, а потом и вовсе превратился в гул. Небо плохо просматривалось из-за туч. Но, уже через минуту, мы в ужасе подняли головы и увидели, как сотни немецких самолетов, вылетая из-за туч, оказались над нами. Командиры кричали: «Воздух! Воздух!». Мы легли на землю и прикрыли головы руками. Конечно же, это не спасало от прямых попаданий бомб, но, если снаряд упадет рядом, был шанс, что осколками не посечет. Дальше был ад. К страшному гулу добавился, не менее страшный, свист. Это бомбы падали на нас. А затем взрывы. Бу-бух! Бу-бух!… – ветеран на секунду задумался, отведя взгляд куда-то в окно. – Сколько же наших ребят тогда погибло. Кого-то и вовсе не нашли – разорвало на кусочки. Я лежал, трясясь от страха, и боялся поднять голову. Казалось, что вот-вот, бомба упадет на меня, и я умру. В те страшные минуты я не думал ни о маме, ни о доме – я просто хотел выжить. А потом бомба упала рядом со мной… Осколками мне посекло ноги, и, немного, зацепило спину. После того, как гул, свист и взрывы стихли, на поле были слышны только крики и стоны. Я один из немногих, кому удалось в тот день выжить. Молодые девочки-санитарки, выносили нас раненых с полей. За мертвыми возвращались в последнюю очередь. Ну, а в санчасти мне налили спирту, и сказали терпеть. Так, на живую, и удаляли те осколки. Один осколок хирург мне так и не вытащил. Вот и хожу, звеню через рамки эти, как их… металлоискатели.

Вечером, этого же дня, мы курили в курилке, незадолго до отбоя. Ребята попросились в туалет, ну и сержанты разрешили нам всем выйти покурить. Ко мне подошли двое парней, тоже тюменцы.

– Слышь, друг, не уделишь минуту времени? – обратился один из них ко мне.

– Что нужно, парни?

– Тут такое дело – сержант в самоволку хочет сбегать ночью, а гражданки нет. Твои штаны ему, как раз, по размеру. Дай трикошки на ночь.

– Мои штаны останутся при мне.

– Да че тебе, в падлу, что ли? – ребята были настойчивы.

– Короче, пацаны, если нужно, пусть сержант сам подойдет, а не просит кого-то другого. Вам, лично, какой интерес с этого? Никакого? Тогда почему вы за него просите? Я уже сказал, что мои штаны останутся при мне. Сержант мне добра не делал, и знать я его не знаю, как и вас, так что делиться с ним личным я не собираюсь.

– Что, не дашь?

– Я все сказал.

Парни ушли недовольные нашим разговором.

Те сержанты, что командовали нами, по ночам бегали в самоволку. Пока мы спали, они брали наши вещи, переодевались, прыгали через забор и растворялись среди гражданского населения. Я, принципиально, не хотел давать ни одному из сержантов свои вещи, так как вели себя эти ребята, по отношению к нам, совсем не дружелюбно. Они кричали, показывали свою крутость, в общем, смотрели на нас с высока. Так почему же я им должен был угождать?

Ну, а те двое ребят, что подходили ко мне, быстро нашли того, кто им не стал возражать и отдал вечером свои вещи.

На следующий день приехали очередные покупатели. Эти серьезные, крепкие вояки, приехали из Москвы. Покупатели отбирали крепких парней для прохождения дальнейшей службы в морской пехоте. Я, легкий как пушинка и тонкий как соломинка, им явно не подходил. А вот Юрку, что был крепче меня, отобрали.

– Сегодня вечером, Мишаня, меня заберут. – сказал мне Юрка, после собеседования с военными.

– Не получится, значит, вместе нам служить. – с досадой сказал я.

– Выходит, что нет. – Юрка дружески похлопал меня по плечу.

Конечно же, шанс, что мы будем служить с Юркой вместе, был очень мал, но мы верили, что все получится. Не получилось. Вечером друга увезут, а я останусь ждать в военкомате, когда за мной приедут мои покупатели.

После обеда Юру и других ребят, кого отобрали москвичи, повели переодеваться. Через час ребята вышли в военной форме. Черные сапожки, новенький бушлат, шапка с голубым отливом – Юрку было не узнать.

– Ну, ты даешь! – восхищался я своим другом.

– А то! – Юра демонстративно задрал нос вверх.

– Выходит, братан, на два года с тобой прощаемся? – не хотел я расставаться с другом.

– Время быстро пролетит, Мишаня. Я уверен.

Нам дали возможность покурить с ребятами, кого отправляли сегодня вечером. Чуть позже, в ворота военкомата заехал автобус, который повезет парней на ж/д вокзал.

Мы с Юркой крепко обнялись и расстались на два года. Тогда я еще не знал, что увижу своего школьного друга намного раньше…

Тоскливо как-то. Друг уехал. Теперь в военкомате я был сам по себе. Конечно, с некоторыми ребятами я уже успел познакомиться, но я уже привык, что Юрка всегда был рядом.

Прошло еще три дня.

Очередные покупатели были из Оренбургской области. Казалось, что им без особой разницы кого брать – брали всех подряд.

– Будешь в мотострелках служить? – спросил меня младший лейтенант, прибывший из-под Оренбурга.

– А как у вас там с дедовщиной? – проявил я интерес.

– Нет никакой дедовщины. По выходным кино и музыка. На каждом этаже тренажеры. Сказка, пацан, а не служба!

Ну, раз сказка… Я особо не раздумывал, так как сидеть в военкомате уже порядком надоело.

– А куда именно мы поедем? – спросил я у лейтенанта.

– В Тоцкое.

В этот же день нас повели переодеваться.

Помню, как мы стояли вдоль длинного коридора и по очереди заходили в дверь складского помещения. Туда ребята заходили в гражданской одежде, а выходили в военном обмундировании. Пока очередь медленно продвигалась, из склада постоянно доносились чьи-то крики. Из склада вышел высокий мужчина в военной форме. На вид офицеру, а это был майор, было лет сорок. Он окинул всех нас недовольным взглядом и пошел по коридору быстрым шагом. По пути он наткнулся на одного из призывников, который стоял спиной к майору и не увидел, как тот подошел сзади. Как только майор поравнялся с новобранцем, он, со всей дури, толкнул парня двумя руками, отчего тот рухнул на колени.

– Свали с дороги, бл… дь! – прорычал на бедного парня майор.

– Что вы делаете?! – возмутился паренек.

– Что ты сказал?! – майор явно был недоволен тем, что ему кто-то возразил.

Резкий удар майора, рукой в живот, заставил паренька согнуться.

– Сопливый еще, чтобы тявкать на меня! – огрызнулся майор и пошел своей дорогой.

Оказалось, что именно этот майор выдавал вещи на складе, и именно его недовольные крики мы и слышали. Выдача обмундирования временно приостановилась, пока майор не вернулся. Видимо ходил курить, так как от него шел резкий запах табачного дыма, как и запах алкоголя. Глядя на этого майора, мне уже начинала не нравится служба в армии. Но деваться некуда. Может так только в начале?

Подошла моя очередь получать обмундирование.

– В углу мешок с биркой. Напиши там свою фамилию и складывай туда свои вещи. Поживей! – бурчал недовольный майор.

Я разделся до трусов, подписал на бирке свою фамилию и сложил в мешок свои вещи. Позднее родители заберут этот мешок домой.

– Трусы тоже снимай! Идиоты, бл… дь! – кричал на меня майор.

Трусы тоже пришлось снять и положить к остальным вещам.

– Сюда проходи и получай свои шмотки.

Я прошел к столу, где уже были сложены по размеру вещи. На медосмотре с нас снимали мерки и делали записи в военный билет. Стоило взглянуть в мой военник, и сразу было видно, какой размер моих сапог, головного убора, мой рост и прочее.

Я взял вещи и начал одеваться.

– Живее, бл… дь! Не на прогулке! – подстегивал меня майор.

Живее… Знать бы еще, как и что нужно надевать. В руках у меня было белое нательное белье. Все на пуговицах – воротник, ширинка и нижние части штанины и рукавов. С этим разобрались. Потом одеваем х/б. Штаны, затем китель, тоже все на пуговицах. Затем сапоги…

– Бл… дь, взял свои шмотки и вышел нахер в коридор одеваться! – рычал пьяный майор.

Я не стал провоцировать майора. Взял свои вещи в охапку и вышел с ними в коридор, на ходу уронив шапку. Когда я вернулся за шапкой, майор замахнулся, чтобы ударить меня. Я быстро нырнул за шапкой, увернулся от удара майора и отпрыгнул в сторону.

– Да, что вы делаете-то?! – возмутился я.

– Ты мне еще потявкай, щенок, бл… дь! – выругался майор и вернулся к своему столу.

Я продолжил одеваться в коридоре. Вещей было довольно много. Помимо того, что я уже перечислил, у меня еще были теплые ватные штаны, бушлат, варежки (их называли «трехпалки», так как от обычных варежек их отличал отдельный кармашек для указательного пальца, чтобы солдат мог стрелять), плащ-палатка, вещмешок и солдатский ремень с, покрашенной в зеленый цвет, бляхой. Еще были пара носок и портянки. Портянками мы еще пользоваться не умели, поэтому все надевали носки.

Когда я одевался в коридоре, мимо проходил незнакомый мне сержант.

– Куда вас, парни? – спросил сержант у меня.

– Говорят в Тоцкое. – ответил я ему.

Сержант ухмыльнулся и сказал:

– Веревку с мылом сейчас дать?

– Не понял.

– Что непонятного? Говорю, что лучше сейчас повеситься, чем это сделать там. Тут хоть транспортировку груза двести оплачивать не придется.

Сержант улыбнулся своей черной шутке и пошел своей дорогой.

– Шутник хренов. – недовольно прошептал я, глядя в спину уходящего сержанта.

Слова этого сержанта не выходили у меня из головы. Почему он предлагал повеситься? Неужели в этом Тоцком настолько все плохо? Или этот сержант захотел нас припугнуть, чтобы служба медом не казалась? Как бы то ни было, а слова этого злого шутника никак не оставляли меня в покое. Что за вояки такие, хоть бы один добра тебе пожелал, так нет же! Майор этот ударить все норовит. Сержант повеситься предлагает. А дальше что? Застрелиться предложат? Не нравилось мне все это. Ой, как не нравилось.

А дальше, история повторилась, точно также, как и с Юркой – вечером за нами приехал автобус, и повез на ж/д вокзал.

ПОЕЗД

Ну, вот мы и на ж/д вокзале. До того, как мы сядем в поезд и покинем дом на два года, осталось всего пара часов.

В военкомате нам выдали вещмешки – в них мы загрузили те вещи, которые на себя не одели. Еще нам раздали сухой паек, в картонных коробках рассчитанный надвое суток. С сухпаем вообще интересная штука получается – каждый раз, когда офицер с сержантом едут за новыми призывниками, они рассчитывают заработать на солдатских сухпаях. Происходит это так – ни одна хорошая мать не отправит своего любимого сыночка в дорогу без какого-либо провианта. «Сынок же двое суток будет в дороге голодать! Ой, матушки, надо собрать чего в дорогу!» И наши мамы собирают нам: курочка, яйца, отваренный картофель, помидорчики, огурчики – это стандартный набор для дальних поездок на поезде. У большей половины новобранцев были те продукты, которые я перечислил выше. Ну, и по мелочи – чай, конфеты, дошираки с заварным пюре. Если кому в дорогу старики ничего не дали, то свои же ребята обязательно поделятся и не оставят голодными. На крайний случай – никто, практически, без денег в дороге не ехал. Если не взял с собой еды, то купишь чего-нибудь на вокзале. Так вот, офицер прекрасно знает, что новобранец не останется голодным, если не съест, положенный ему, сухпай. Именно поэтому, офицер не будет вам разрешать открывать в дороге сухой паек, мотивируя это тем, что еще рано – надо немного подождать. Ага, подождать – когда приедем, вроде как уже и не нужен он вам. Когда же вы прибудете на свое место прохождения службы, сухой паек, как бы невзначай, заберет у вас офицер. Вы же не будете в этом возражать – вас все равно в столовой накормят. Офицер же продаст сухпай в какой-нибудь охотничий магазин и поделит деньги на пару с сержантом (может и не поделит). А сухой паек, скажу я вам, стоит совсем не дешево. Однако тогда мы не понимали, почему в поезде нам не разрешали открывать коробки с сухим пайком – да потому, что офицер не хотел, чтобы мы съели часть его «зарплаты». Об этом я еще напишу подробней в главе «Самара».

И так, мы сидим в зале ожидания. Ребята просили телефон у офицера и сержанта, чтобы позвонить родителям домой и сообщить о нашем скором отбытии. Никто не знал заранее, когда нас увезут из военкомата. Вернее никто из нас этого не знал – военные же прекрасно это знали, но не обязаны были сообщать об этом нашим родителям. Ну да ладно.

Я тоже позвонил своей маме. Мама приехала с отцом через двадцать минут. Ну, а дальше, все как вы видели в фильмах – бойцы садятся в поезд, улыбаются, машут руками. Мамки наши плачут, а отцы сжимают руку в кулак, мол « Давай, сын – не подведи!». Как то так. Правда, когда поезд тронулся, и я увидел слезы своей мамы, на душе стало жутко грустно, тоскливо как-то. Ну, какая мать не будет тревожиться за своего сына, когда отправляет его служить в армию?

Поезд отъехал от вокзала и начал набирать скорость. Позади остались родные, друзья. У кого-то остались любимые девушки, половина из которых, не дождутся своих парней. У каждого из нас осталось за спиной что-то дорогое, что-то родное и близкое, с чем мы прощались на два года.

В вагоне мы ехали не одни – некоторым гражданским не повезло купить билеты на соседние с нами места. Почему не повезло? Ну, вот представьте, что вы едите в отпуск, либо же домой. Ехать вам двое суток. А с вами по соседству едут восемнадцатилетние лысые дурачки, которые, непременно, тайком от офицера, купят водочки с пивком и будут всю ночь шарахаться по вагону, шуметь, бегать поссать и покурить – в общем, спать вам точно не дадут. А ведь были среди нас и те, кто гитару с собой из дома прихватил – так что молитесь, чтобы у этого парня, хотя бы, слух был музыкальный и голос не противный.

Ехали мы в вагоне-плацкарте. Я взял себе верхнюю койку в четырехместном закуточке. Пока все вещи попрятали по полкам, получили белье постельное – настала пора спать. Офицер прошелся по вагону и строго наказал нам не шуметь:

– Чтобы в туалет на цыпочках ходили! Услышу, что кто-то не спит – по приезду на гауптвахту отправлю!

Ну да, как же, на гауптвахту он отправит! В то время уже не было такого понятия как гауптвахта. Да и применить дисциплинарное взыскание к новобранцу, который еще не принял присягу, никто не имеет право. Правда, мы тогда этого не знали, а потому охотно поверили младшему лейтенанту про гауптвахту. В ту ночь мы спали тихо…

Утром началось движение. Муравейник, не иначе! Все снуют туда-сюда. Очередь в умывальник кончается, чуть ли, не у соседнего вагона. Кто хитрее был, тот встал пораньше, умылся и снова лег спать. По всему вагону шуршала фольга с газетой – ребята мамкин провиант доставали.

Я спрыгнул с кровати, влез в китайские резиновые тапочки, взял полотенце и пошел к умывальнику.

– Кто последний? – спросил я у паренька, что ближе всех стоял к туалету.

– Хрен его знает. За мной еще пятеро занимали.

Ждать, пока вся очередь пройдет, я не стал и пошел в соседний вагон, где были одни гражданские. Как и ожидалось, в соседнем вагоне стояло всего два паренька – тоже наши.

– Здорово парни. – поприветствовал я ребят. – За вами тоже пятеро занимали?

– Да нет, нас всего двое.

Я узнал этих двоих – это те парни, что подходили ко мне в военкомате и хотели, чтобы я отдал свои штаны сержанту. Думаю, что и они меня признали. Какое-то время мы стояли молча – ждали, когда выйдет гражданский из туалета. Наконец из туалета вышел пожилой мужчина. Один из парней зашел в умывальник, и мы остались в маленьком тамбурочке с невысоким, худощавым пареньком – тот, кто говорил со мной в военкомате.

– Ты с какого района? – обратился парень ко мне.

– С Зареки.

– А я с Обороны. Серега меня зовут.

Сергей протянул мне руку в знак знакомства, и я ее пожал.

– Миша. – сухо представился я.

– В туалете мой кореш – Толян. Мы с ним вместе, с одного района. У тебя какое место в вагоне?

– В середине, слева. Не помню номер.

– Мы с Толиком почти в самом начале. Подтягивайся к нам, Мишаня. Покушаем, на вечер сообразим чего-нибудь. Пообщаемся.

Умывшись, я решил перекусить. Как и всех, меня мама не обделила и пожарила в дорогу курочку. Мы сели с ребятами за стол, выложили свои продукты и дружно позавтракали. После завтрака я пошел покурить в тамбур, по пути заскочив к своим новым знакомым – Толику и Сергею.

– О, Мишаня! А мы как раз к тебе собирались. – улыбнулся мне Сергей.

– Айда, покурим, пацаны. – предложил я парням.

Мы вышли втроем в тамбур. Я достал пачку сигарет, Серега же достал «беломор».

– Давай лучше «дунем», Мишка! – расплылся в улыбке Серега.

Я не стал возражать. Толик достал из кармана маленький полиэтиленовый сверток, в котором был замотан кусочек плана. За минуту Сергей сколотил «пятку» и мы втроем раскурили папиросу.

– Как же вас в военкомате на анализах не спалили? – спросил я у ребят.

– У меня братан старший служил. – выдыхая клуб густого дыма, отвечал Толик. – Он сразу предупредил, что в военкомате могут мочу на анализ взять. Так что мы с Серегой «чистыми» призывались.

До обеда я просидел в закутке у Толика с Серегой. Мы рассказывали друг другу байки, анекдоты. Смеялись над каждой мелочью. Когда была остановка в каком-то городе, мы два раза бегали за мороженками на станцию. Потом меня разморило, и я пошел к себе спать. Ближе к вечеру мы снова собрались с парнями и на ближайшей станции купили пива. Сержант с младшим лейтенантом, к тому времени, сами уже напились и тихо посапывали в своих кроватях.

Два дня дороги для нас пролетели очень быстро. Я перезнакомился со всеми парнями в нашем вагоне. Даже с гражданскими успел выпить и познакомиться. Для нас это было как очередные проводы в армейку, только теперь без родных и близких. Когда сержант с лейтенантом возмущались нашей пьянке, мы просто наливали им в дорожные стаканы пивка, и вручали, заранее приготовленную, бутылку водки – этого хватало, чтобы наши надзиратели не ворчали, как минимум еще на полдня. Мы же были предоставлены сами себе.

Единственное, что мне не давало покоя в той поездке, так это наш сосед напротив – он спал на втором ярусе, справой стороны вагона. Когда я проснулся в первый день – этот парень спал. Мы обедали – он валялся на кровати и смотрел в потолок. Вечером паренек оставался на своем месте – там же на кровати. Черт, да я даже не помню, чтобы он в туалет ходил. И, что еще настораживало в нем, так это то, что он даже не раздевался, когда спал. В вагоне было душно и мы все разделись до нательного белья, этот же парень продолжал оставаться в кителе. На второй день я решил подойти к этому парню, чтобы познакомится.

– Привет, друг. Тебя как звать? – как можно дружелюбней обратился я к странному пареньку.

– Альберт. – с неохотой отозвался тот.

– Альберт, меня Миша зовут. Я смотрю, ты ничего не ешь. У тебя кушать нечего? Давай к нам, у нас полно жратвы.

– Спасибо, я не голоден.

– Ну, может, курехи тебе дать?

– Я не курю.

– Ну, айда, хоть с нами попьешь. Там и шоколад вкусный есть. А, Альберт?

– Спасибо. Но я ничего не хочу.

С этими словами Альберт отвернулся от меня в сторону окна, давая понять, что больше не хочет со мной общаться.

«Чудной какой-то» – подумал я тогда про того паренька. Ни ест, ни пьет. Умываться не ходит. Спит в одежде, несмотря на то, что в вагоне очень душно.

– Да оставь ты его. – говорили мне ребята.

И я оставил. Чего приставать к человеку, если он не хочет с тобой общаться. Хотя вечером я, все же, отломил кусочек шоколада и отдал его Альберту. Хоть Альберт и не хотел брать шоколад, но я настоял:

– Ты уже второй день ничего не ешь. Скушай хоть это.

– Спасибо. – тихо поблагодарил Альберт, взял шоколадку и снова отвернулся от меня.

Больше я к нему не подходил.

За два часа до приезда в Самару, сержант прошелся по вагону и приказал собрать вещи.

– Скоро будем в Самаре. Собирайте свои шмотки. Ничего не забываем.

За час до прибытия, мы уже сидели наготове – одетые, с вещмешками за спинами и коробками сухого пайка в руках.

Интересно, какая она – Самара?

САМАРА

Самара. Я еще никогда не видел таких необычайно красивых вокзалов. Самарский ж/д вокзал меня сразу впечатлил. Мы с парнями, разинув рты, смотрели из окон прибывающего поезда на огромную стеклянную конструкцию синего оттенка. Стеклянный купол играл с лучами солнца золотыми светлячками, отчего был больше похож на церковный. Я потом не раз буду приезжать в Самару, и, привыкши, не буду окидывать вокзал восхищенным взглядом, но в тот день я радовался как дитя. Для меня увидеть что-то новое, достопримечательность другого города, о котором слышал, но не видел – это словно как у первооткрывателя. Исследуя жадно глазами каждый метр этого сооружения, я все больше забывал о том, куда же все-таки мы едем. Создавалось впечатление, что мы приехали на экскурсию, на слет, в какой-нибудь полевой лагерь, да неважно куда, но только не в армию.

Поезд остановился, и мы, уже готовые десантироваться, толпились в узких проходах плацкартного вагона, распихивая, неуклюже, друг друга своими вещмешками.

– Выходим! Строимся сразу на платформе в три шеренги! Никто не закуривает! – Кричал нам из тамбура мл. лейтенант.

Мы послушно двинулись к выходу и начали строиться на платформе, как и было приказано, лицом к поезду. Наконец все сошли с трапа. Последним выходил сержант.

– Значит сейчас, мы идем в вокзал. Никто не разбредается. Идем в колонну по одному! Сержант Заварзин замыкающий. Все туалеты, сигареты, киоски и т.д., все это потом. Вопросы есть?

– Никак нету! – соизволил кто-то отчеканить из строя.

– Вот и молодцы. А теперь – напра-во! Справа по одному, шагом марш!

И мы двинулись. Сначала в подземный переход, оттуда по узкой лестнице вверх к вокзалу. Впереди уверенным шагом, заведомо зная куда идти, с гордо поднятой головой шел мл. лейтенант. Мы же, как только очутились внутри вокзала, снова открыв рты, начали озираться по сторонам. Красота! Всего двое суток в дороге, а окружающие ларьки, которые мы каждый день видели по двадцать раз, манили так, словно мы их год не видели. На какое-то мгновение я вернулся в реальность того, что мы не на экскурсии. Окружающие нас люди смотрели на нас кто с удивлением, кто с улыбкой, кто-то вообще, взглянув украдкой, тут же про нас забывал. Но нам было не до них. Завораживающий своими размерами изнутри вокзал нас словно пленил. Кафельный пол, вымытый до блеска, скрипел под ногами резиновыми подошвами. И, если с внешней стороны вокзал весь «наглухо» затонирован, то изнутри же наоборот – открывается вид на город. За окнами движение шло полным ходом – автобусы, троллейбусы, маршрутки, таксисты все бились в пробках, сигналя друг другу, не желая никому уступать.

Уже в вокзале мы поднялись на второй этаж, где нас ждал абсолютно пустой зал ожидания. Вход в зал был огорожен цепью, рядом стоял мужчина средних лет в строгом темно-сером костюме с бейджиком на груди «администратор». Мл. лейтенант подошел к нему, пожал руку и что-то сказал. Администратор услужливо снял цепочку и жестом руки пригласил нас пройти в зал ожидания.

– Так, молча заходим, рассаживаемся. Вещмешки под сиденья, либо в ногах. Никто не прыгает с места на место. Потом, когда разрешу, поменяетесь.

Мы зашли и начали рассаживаться. Зал ожидания представлял собой, аккуратно поставленные в ряд, сваренные меж собой, металлические стулья с пластиковыми сидушками. Больше ничего не было. Коробки с сухпайками, вещмешки мы закинули под сиденья.

– Кто проголодался, можете вскрыть одну коробку сухпайка на четверых. – сказал нам лейтенант.

Наконец-то, мы дождались, когда нам разрешили вскрыть эти загадочные коробки. Всю дорогу в поезде, мы мечтали открыть и посмотреть, что же там упаковано. И, вот, таможня дает добро! Мы разбились по четыре человека и, словно подарок на новый год, открывали свои коробки. Внутри была банка тушенки, паштет, две упаковки каши – перловая и гречневая, печенье, повидло, растворимы чай (в пакетиках, типа «Юппи», если кто помнит), сухое горючее в таблетках и установка, для подогрева пищи. Я выбрал упаковку перловой каши с мясом. Разжигать огонь в вокзале, естественно, никто не позволил, и мне пришлось кушать кашу так. Знаете, это не та каша, которая в банках продается, армейская намного вкуснее. В той упаковке, действительно было мясо. Было очень вкусно. Прикусывая не сладкими печеньками, которые, почему-то, называли галетами, я уплел всю упаковку каши. Потом мы мазали повидло на галеты – для нас, своего рода, десерт. Чай в пакетиках, со странным названием «Емеля», мы слопали всухую, так как воды, чтобы развести желтый порошок с лимонным вкусом, у нас не было.