Тайны герцогини Эйвонли

Эти слова, достоинство, с которым Джастин их произнес, спокойный голос и страдание, отразившееся в его глазах, ранили Люсинду в самое сердце. Бремя вины сделалось невыносимым, когда она осознала, какую боль причинила ему своим необдуманным поведением. Люсинда и сама не понимала, почему не открыла мужу всю правду. Нужно было рассказать о дочери, но она все не решалась, а теперь уже поздно. Герцог либо вернет девочку той женщине, которая так дурно с ней обращалась, либо отдаст ее в другую семью, где будет еще хуже.

Нет, она не расстанется с дочерью! Люсинда провела со своей девочкой всего две недели, но никому не отдала бы ее, даже если бы знала, что приемные родители окружат Анджелу заботой и лаской.

Джастина она любила не меньше, однако его чувства к ней не оставляли выбора. Надо было сказать, что она уходит, что ее былая надежда на счастливый брак разбита, однако эти слова замерли на губах.

– Ступай в свои покои и переоденься. Это платье – неподобающий наряд для герцогини, – сухо произнес Джастин. – Я рад, что ты жива и здорова, Люсинда. Уверен, нам с тобой удастся наладить семейную жизнь.

– Да, Джастин. Я снова прошу прощения.

– Я велел прислуге подать ланч через час. Пожалуйста, не заставляй меня ждать за столом.

– Конечно, Джастин. – Люсинда вдруг почувствовала, что ее гордость тоже задета. Герцог повел себя как цивилизованный человек и держался с ледяной вежливостью, но лучше бы уж он накричал на нее… – Еще раз прошу меня извинить за причиненное беспокойство.

Джастин не ответил – лишь слегка склонил голову. Люсинда сделала реверанс и вышла из гостиной.

Разумеется, челядь сгорала от любопытства – всем хотелось узнать, где пропадала хозяйка. Тем не менее Люсинда прошествовала мимо слуг в гордом молчании. Элис была в ее покоях – похоже, занималась уборкой. Увидев госпожу, она поспешно сделала книксен.

– Простите, миледи! – Девушка выглядела взволнованной. – Его светлость обыскал ваши покои и запретил мне сюда заходить, а сегодня я вошла, и оказалось, что некоторые вещи нужно постирать и погладить – они валялись на полу…

– Поможешь мне переодеться, если найдется неизмятое платье?

– Вот этот утренний наряд совсем не пострадал.

– Тогда можешь не спешить с остальными, – улыбнулась Люсинда.

– Боюсь, герцог дал волю гневу, миледи.

– Понятно. Это все из-за меня. Тебе от него тоже доставалось?

– Иногда. Но я не в обиде на него, миледи. И очень рада, что вы вернулись!

– Элис, а если я попрошу тебя об одной услуге, ты согласишься мне помочь?

– Да, миледи, – без колебаний сказала девушка. – Я сделаю для вас все, что угодно.

– Герцог ничего не должен об этом знать. – Люсинда снова ласково улыбнулась ей. – Не беспокойся, в этом не будет ничего предосудительного. Возможно, я попрошу тебя просто передать кое-кому письмо, когда придет время.

– Конечно, миледи, можете на меня положиться. Никто об этом не узнает, жизнью клянусь!

«Наверное, служанка вообразила, что у меня есть любовник», – с грустью подумала Люсинда. Если она все же осмелится доверить Элис письмо, придется посвятить ее в свою тайну, но пока нужно соблюдать осторожность.

Люсинда твердо решила не расставаться с Анджелой – уж лучше она уйдет от мужа и будет самостоятельно зарабатывать на жизнь. Но ни одна благородная дама не наймет в качестве гувернантки или компаньонки женщину с незаконнорожденной дочерью. Остается работа швеи, тяжелый труд на мельнице или в поле. Она не может рассчитывать даже на место прислуги в приличном доме.

Джастин боится скандала – именно поэтому он предложил ей сохранить брак и попытаться построить отношения, удобные для обоих. Но Люсинда все еще питала робкую надежду, что, когда гнев и разочарование немного забудутся, он, возможно, снова увидит в ней привлекательную женщину. Терпеть его холодность было невыносимо, но мысль о том, чтобы с ним расстаться навсегда, причиняла еще больше страданий.

Люсинда утерла глупые слезы. А чего она ожидала? Должна была понимать, что муж не простит ей безрассудное бегство. Он считал ее простодушной и невинной девушкой, а теперь она для него – обманщица, желавшая утаить свое постыдное прошлое.

По крайней мере, у нее есть крыша над головой, и она вольна распоряжаться денежным содержанием, которое герцог Эйвонли любезно предоставил ей по условиям брачного договора. И все же страх, что Джастин рано или поздно раскроет ее обман, не отступал.

Она и так уже слишком жестоко ранила мужа. Но ведь она любит его всей душой, пусть он и не верит в это. Если она снова убежит, Джастин окончательно придет к выводу, что она его никогда не любила, и тогда развод будет неминуем.

Люсинде отчаянно хотелось вернуться в тот день, когда Джастин сделал ей предложение. Она бы объяснила, почему не может стать его женой, и герцог простил бы ее. Но незаконнорожденного ребенка он все равно бы не принял.

Выбора нет. Муж не должен узнать, что у нее есть дочь.

После ланча Джастин долго скакал верхом по округе, не щадя лошади. Когда Люсинда спустилась к столу, она была так прекрасна и безмятежна, что герцог невольно залюбовался ею и почувствовал, как в нем загорелось желание. Он выбрал эту женщину себе в жены, и ее признание ошеломило его и повергло в смятение. Ведь он считал Люсинду невинной юной леди и объяснял ее сдержанное поведение в Хэрроугейте природной скромностью и намерением лучше узнать его. Теперь стало ясно, что он ошибался. Перед свадьбой она даже не намекнула на внебрачного ребенка, Джастину и в голову не приходило, что его невеста не девственница. Можно ли верить в ее историю об изнасиловании? Усомнившись всего на мгновение, герцог отмел этот вопрос, признав его подлым. Пусть поначалу Люсинда не была с ним откровенна, это не повлияет на его отношение к мерзавцу, который ее обесчестил! Страдание, отразившееся в глазах супруги, когда она рассказывала о той ужасной ночи, – доказательство ее невиновности. Если бы Люсинда назвала ему имя злодея, Джастин убил бы его.

Задохнувшись от ярости, герцог принял решение отомстить негодяю, который надругался над беззащитной шестнадцатилетней девушкой.

Жаль, что Люсинда не сохранила письмо от шантажиста. В противном случае автора легко удалось бы вычислить, а так придется искать иголку в стоге сена. Кто мог подбросить ей письмо в день свадьбы? Как этот человек узнал тайну, которую отец Люсинды позаботился надежно скрыть?

Разумеется, утаить беременность от всех на свете было невозможно – на родах присутствовали врач или повитуха, и кто-то из бабушкиных слуг помогал им. Вот с них и следует начать, если он намерен затеять расследование.

А хочет ли он узнать о прошлом Люсинды больше?.. Джастин нахмурился. Люсинда имеет право на свои тайны, но все же она его жена, и ее шантажируют, а он обязан защищать ее – и не только для того, чтобы сохранить фамильную честь. Даже если шантажист получит деньги, ничего не закончится – мерзавец потребует еще, такова природа этих тварей. Единственный способ избавиться от шантажиста – или от шантажистки? – ответить угрозой на угрозу. Нужно напугать автора письма до потери сознания – и не важно, мужчина это или женщина. А если не поможет, он перейдет к действиям.

В надежности сыщиков, нанятых для поисков Люсинды, Джастин не сомневался: им можно доверять. Теперь он отправит их в дом ее бабушки, а если той уже нет в живых, пусть найдут ее бывших слуг. Открывать сыщикам тайну жены Джастин не собирался. Он лично расспросит слуг, врача, повитуху – всех, кто мог присутствовать на родах Люсинды.

Она сказала, ее ребенок умер. Но так ли это? Джастин помрачнел, представив себе вариант развития событий. Мистер Сеймур не позволил бы Люсинде растить бастарда. Вполне вероятно, он велел сказать ей, что дитя родилось мертвым, а сам отдал его приемным родителям. То есть круг людей, вовлеченных в эту историю, расширился: кто-то, знавший о тайном усыновлении, мог затеять шантаж, прослышав, что мать ребенка выходит замуж за весьма состоятельного человека. Несомненно, именно это и заставило крысу выползти из норы. При мысли об этом Джастина переполнило негодование. Затем он почувствовал укол совести, вспомнив, что и сам был слишком резок с Люсиндой. Но тогда его терзали ревность, разочарование и боль, ведь он узнал, что его юная супруга вовсе не добродетельная девица, каковой он ее считал. Разумеется, он не сдержался. Пообещал, что не станет на нее сердиться, и нарушил слово, дав волю гневу. Выслушав Люсинду, он сразу смирился с тем, что она поведала, ведь в конце концов, все это случилось до того, как они познакомились. Но потом вдруг нахлынули несвойственные ему эмоции, и он разозлился. Почему? Однажды он хотел взять в жены вдову, и ее отношения с первым мужем ничуть его не заботили. Отчего же он так разгневался, узнав, что Люсинда не девственница?

Откуда эта ревность? Ведь брак с Люсиндой изначально не был любовным союзом. Джастин осознавал, что не прав, но был не в силах простить Люсинду за то, что она не доверилась ему с самого начала. Он смотрел в глаза жены и задыхался от сердечной боли, потому что в ее глазах была мольба о том, чего он не мог ей дать. Порой боль утихала, и тогда ему казалось, что у них обоих осталось достаточно уважения друг к другу, чтобы стать благополучной семейной парой. Однако сейчас ему требовалось побыть одному.

У герцога были дела в Лондоне, и он решил тем же вечером сказать Люсинде, что уедет из поместья дней на десять. За это время Джастин рассчитывал справиться со своими чувствами. Он вернется, и тогда они начнут все заново. Для них обоих так будет лучше – построить приемлемую совместную жизнь, вместо того чтобы пережить болезненный развод.

Приведя таким образом мысли в порядок, герцог с облегчением вздохнул и, пришпорив лошадь, поскакал к дому. Слуги ничего не должны заподозрить – хватит с него пересудов. Он выпьет чаю с Люсиндой в малой гостиной, как будто ничего не случилось. Романтическую любовь Джастин считал мифом. К тому же отдать кому-то свое сердце означает обречь себя на страдания, а для брака достаточно уважения и симпатии. Необходимо было поскорее оправиться после абсурдного приступа ревности и стать сдержанным и заботливым мужем, каким он и представлял себе всегда главу семейства.

Вечером, когда Люсинда, расчесывая волосы, сидела за туалетным столиком в своей спальне, раздался стук в дверь, и Джастин попросил разрешения войти. Впустив мужа, она поймала его взгляд, который показался ей странным. Герцог молча стоял и смотрел на нее несколько мгновений. Люсин-де почудилось, что в его глазах мелькнуло желание обнять ее. – Она обрадовалась, что Джастин решил положить конец их ссоре, однако его слова лишили ее надежды.

– Прости за беспокойство, Люсинда, но за ужином я не мог с тобой поговорить, поскольку не хотел, чтобы нас слышала прислуга. Завтра я уеду в Лондон по делам. Пообещай, что ты останешься здесь и не вызовешь лишних пересудов своим поведением.

Его суровый тон задел Люсинду за живое.

– Я уже извинилась за свое поведение. Ты не веришь, что я искренне раскаиваюсь?

– Я пока не до конца разобрался в самом себе, и мне нужно осмыслить то, что я от тебя услышал. Вернусь дней через десять или раньше, и у нас будет бездна времени, чтобы получше узнать друг друга. Возможно, мы поспешили со свадьбой.

– Я так и сказала, когда ты сделал мне предложение.

– Мне казалось тогда, что я все знаю о тебе. Но, как выяснилось, я ошибался.

– Да, я понимаю. Ты имеешь право на гнев и отвращение. Я попросила у тебя прощения за то, что скрыла свое прошлое, но я такая, какая есть и какой была до нашей свадьбы. – Люсинде тяжело дались эти слова, но она не отвела взгляда и не склонила голову. – Клянусь, я не сделала ничего, чтобы привлечь внимание мужчины, который меня обесчестил.

– Ты назовешь мне его имя?

– Зачем?

– Возможно, именно он тебя шантажирует. Ты не думала об этом?

– Нет… – растерялась Люсинда. – Я вообще не думала о том, кто мог отправить мне то письмо.

– Правда? – удивился Джастин. – Но ты же понимаешь, что этот человек не отступится? Если получишь второе письмо, немедленно отдай его мне.

– Хорошо. – Люсинда потупилась. – Но первое было без подписи.

– Разумеется. Однако мы могли бы найти зацепку в самом тексте. Как он был написан? Грамотно?

– О, я не помню… Да, пожалуй, очень грамотно, ровным, разборчивым почерком, без помарок и ошибок.

– Значит, автором вполне мог быть друг твоего отца. Кто еще знал твою тайну, Люсинда?

– Родители, врач, принимавший роды, бабушка… и ее слуги. Я не сомневаюсь, что слуги обо всем знали.

– Конечно, знали. Но мало кто из слуг умеет грамотно изъясняться и тем более писать. Стиль послания сужает для нас круг подозреваемых.

– Еще у бабушки были друзья. Возможно, она с кем-нибудь обсуждала мою историю. – Люсин-да вскинула глаза на мужа: – Почему это так важно?

– Потому что я должен быть готов к новой попытке шантажа. Ты не будешь иметь с ним никаких дел. Я сам все улажу, ты слышишь меня?

– Да, конечно.

– Прекрасно. Тогда не будем больше возвращаться к этой теме без необходимости. – Джастин шагнул к жене, и на секунду ей почудилось, что он сейчас прикоснется к ней или поцелует, но герцог всего лишь взял с туалетного столика флакончик духов и поднес его к носу. – Запоминающийся аромат. Когда мы тебя искали, я порой заходил в твою спальню, вдыхал его, и мне казалось, что ты рядом, Люсинда.

– Еще раз благодарю за то, что позволил мне вернуться.

– Ты моя жена. Как я мог не позволить?

Под его пристальным взглядом у Люсинды сильнее забилось сердце. Если бы он сейчас заключил ее в объятия, она обвила бы его руками за шею и пылко ответила на поцелуй, а потом рассказала бы о дочери. Но Джастин отвел взгляд, поклонился и молча покинул ее спальню.

Люсинда несколько мгновений смотрела на закрывшуюся дверь, после чего опустилась на краешек кровати и поняла, что у нее больше нет сил сдерживать слезы. Какое-то время они беспрепятственно катились по щекам, затем она осушила соленые ручейки ладонью. Нечего себя жалеть, нужно подумать о будущем. Если она хочет сохранить существование дочери в тайне от Джастина, придется посвятить в свои планы Элис. Служанка – честная девушка, она будет передавать Анджеле послания, гостинцы и утешать малышку, если мама в какой-то день не сможет прийти.

Прежде чем вернуться к мужу, Люсинда устроила дочку в маленьком лесном домике на окраине поместья, поручив ее заботам своей старенькой няни, которая уже много лет жила в одиночестве, после того как получила отставку у миссис Сеймур. Люсинда отыскала ее, обо всем рассказала и привезла на землю Эйвонли.

– Какая хорошенькая, но совсем худышка! – заохала няня при виде маленькой Анджелы. – Конечно, милая, – сказала она Люсинде, – я буду присматривать за твоей доченькой ради тебя. Мне не понравилось, как с тобой обошелся отец. Он поступил жестоко, сказав, что ребенок умер. И я бы сделала все, чтобы тебе помочь, но меня тотчас уволили, обвинив в дурном влиянии на тебя.

– Это было несправедливо!

– Что было, то было, теперь это дело прошлое, а для нас сейчас главное – позаботиться о малютке. – Няня заулыбалась и хотела погладить девочку по головке, но та, настороженно засопев, попятилась, будто ждала подзатыльника.

– С ней очень плохо обращались, – вздохнула Люсинда. – Ты уж не наказывай ее слишком строго, няня. Она быстро всему научится.

– Конечно, научится. Я никогда не наказывала тебя, Люсинда, и этой малютке тоже нечего опасаться. Но хорошие манеры ей так или иначе придется усвоить, ведь она твоя дочь.

– Сейчас я не смогу уделять ей много времени, муж мне не позволит.

Няня грустно взглянула на Люсинду:

– Ты не открыла ему правду? Если герцог хороший человек, он непременно позволит тебе видеться с дочерью и найдет для нас приличное жилище.

– Со временем я все расскажу ему, но пока это должно оставаться тайной.

– Что ж, так тому и быть, – вздохнула няня и неодобрительно покачала головой.

Несмотря на это, Люсинда не сомневалась, что старушка будет заботиться о девочке как о родной дочери и никогда не предаст ни ее, ни свою бывшую воспитанницу.

Вероятно, Элис тоже выразит неодобрение, но Люсинда все равно решила ей довериться, поскольку у нее не было выбора.

Возможно, когда Джастин приедет из Лондона, им удастся снова стать друзьями, и тогда она поделится с ним своими секретами.

Потушив свет, Люсинда долго лежала без сна, пытаясь унять беспокойные мысли. Если муж узнает, что она не до конца раскрыла ему свою тайну, он точно возненавидит ее.

Джастин никак не мог уснуть. Он прихватил с собой в спальню графин бренди, понадеявшись, что стаканчик-другой любимого напитка поможет ему расслабиться, но не тут-то было. Желание заключить жену в объятия и страстно целовать ее разгоралось все сильнее. Сегодня вечером герцог при виде Люсинды понял, что сгорает от страсти и хочет, чтобы она стала его женой не только на словах. Почему нельзя положить конец ссоре, просто забыв обо всем в объятиях друг друга?

Джастин вспомнил слова отца: «Не забывай, что у тебя есть долг перед самим собой и перед семьей. Любые чувства, кроме чувства долга, всегда следует держать под спудом, ибо, вырвавшись на волю, они тебя уничтожат. Наш род столетиями, поколение за поколением, оберегал свою честь и достоинство как главнейшие добродетели. Не смей нарушать преемственность». Сейчас отец сказал бы, что его, Джастина, долг – расторгнуть брак, отослать Люсинду с глаз долой и жениться на девице с безупречной репутацией. Но Джастин не мог так поступить. Он был зол и ранен в самое сердце, но, несмотря на боль и негодование, страстно желал свою прекрасную супругу и был обеспокоен ее дальнейшей судьбой. Он не позволит тому, что случилось, разрушить жизнь их обоих. Нужно привести мысли и эмоции в порядок, немного остыть, и единственный способ это сделать – некоторое время побыть одному, вдали от Люсинды. Если они останутся в одном доме, он не сумеет спокойно пройти мимо ее спальни.

Глава 3

Люсинда вышла из дома засветло, сразу после того, как, стоя у окна, проводила взглядом Джастина, уезжавшего в двухколесном экипаже. Утро выдалось прохладное, и поверх платья самого простого кроя она накинула теплый плащ. С собой прихватила печенье и сдобную булочку, которые подали ей к завтраку. Анджела уплетала такие лакомства за обе щеки – наверное, потому что впервые попробовать сладкое ей довелось совсем недавно. Люсинда уже выслушала нянино ворчанье – старушка потребовала не закармливать девочку, – но материнское сердце разрывалось от чувства вины за то, что дочь росла в таких ужасных условиях, и ей очень хотелось побаловать малышку.

Люсинда мечтала жить с Анджелой в одном доме и самостоятельно ее воспитывать, пусть даже придется сказать, что это не ее ребенок, а дочь покойной родственницы. Однако и такой вариант развития событий был невозможен.

С этими невеселыми мыслями Люсинда дошла до лесного домика на окраине поместья, и Анджела, высмотрев ее из окна, бросилась навстречу. Люсинда раскрыла ей объятия, подхватила на руки и покрыла мокрое от слез личико поцелуями.

– Я думала, ты никогда не придешь! – всхлипнула девочка, с укором глядя на нее. – Ты обещала мне печенье!

– Я принесла! – заулыбалась Люсинда и снова чмокнула мокрую щечку. От девочки пахло душистым мылом, а в красивом платьице, купленном для нее Люсиндой, она выглядела очаровательно и уже не казалась такой худышкой – хорошее питание дало о себе знать. – Няня с тобой обращалась ласково?

– Да… но я хочу быть с тобой! – сообщила Анджела и, засунув в рот большой палец, обиженно уставилась на Люсинду.

Та, засмеявшись, вытащила пальчик у девочки изо рта.

– Не делай так, пожалуйста, милая, а то откусишь. Маме нужно много трудиться, чтобы вы с няней могли переехать в хороший дом. Я буду приходить к тебе, когда смогу, радость моя, но ты должна себя хорошо вести и слушаться няню.

– Она слушается, – улыбнулась подошедшая няня.

Перед тем как поставить девочку на землю, Люсинда снова поцеловала ее в щечку. Анджела тотчас побежала играть с разноцветными кубиками – няня сохранила детские игрушки своей бывшей воспитанницы.

– Прости, няня, я не могла прийти вчера вечером – боялась, что мое отсутствие будет замечено.

– Значит, ты так и не сказала ему про ребенка, – осуждающе покачала головой старушка. – Ох, не навлекла бы ты на себя беду, Люсинда.

– Я не хочу огорчать мужа. Он и так злится на меня, с тех пор как я объяснила, почему сбежала в день свадьбы. Но все же он хочет сохранить брак.

– А ты? Чего хочешь ты?

– Я… я люблю его, – дрогнувшим голосом призналась Люсинда. – Я люблю их обоих – Джастина и свою девочку. Как же мне выбрать между ними?

– Так, может, и выбирать не придется, если ты расскажешь мужу правду?

– Он не примет Анджелу. Как можно на это надеяться?

– Что ж, тебе ничто не помешает навещать дочь, пока у меня есть силы ее опекать. Но годы-то идут, мне уж почти шестьдесят, а когда малютка подрастет, ей понадобятся хорошее образование и дом поприличнее.

– К тому времени я что-нибудь придумаю, но пока умоляю тебя позаботиться о ней!

– Тебе не нужно меня ни о чем просить, милая. Я уже полюбила эту девчушку как родную дочь. Как тебя, когда ты была малюткой.

– Я знаю, няня, поэтому и пришла к тебе за помощью.

– А где сейчас твой муж?

– Уехал по делам в Лондон. Он думает, что нам обоим нужно время залечить раны. Мое признание его ошеломило.

– А представь себе, каково ему будет узнать, что у тебя есть дочь и ты ее прячешь от него? – Няня вздохнула. – Будь поосторожнее, детка, не вызови подозрение частыми отлучками к нам. Но давай-ка покончим с болтовней – поиграй с ребенком, пока есть время. Мало-помалу она привыкнет, что ты приходишь совсем ненадолго.

– Привыкнет, няня, – грустно кивнула Люсин-да. – Даже если бы она жила со мной в замке, у меня, к сожалению, не было бы возможности проводить с ней дни напролет.

– Да, так уж у вас, у богатых, заведено – малыши растут в детских комнатах и редко видят родителей.

– Нянюшка, ты такая грозная! – невольно рассмеялась Люсинда. – Вот теперь моя душа спокойна: пока ты рядом, Анджеле нечего бояться!

В замок Люсинда вернулась за полдень, и от нее не укрылся любопытный взгляд экономки – той наверняка показалось странным долгое отсутствие герцогини.

– Погода просто замечательная, поэтому я гуляла дольше обычного, – небрежно сказала ей Люсинда. – Велите подать чай в малую гостиную.

– Слушаюсь, ваша светлость.

– Пожалуйста, миссис Манн, называйте меня мадам или миледи. Я не привыкла к таким громким титулам.

– Как пожелаете, мадам. Чай приготовят незамедлительно. – Экономка направилась к лестнице, но по пути обернулась: – Час назад заезжала мисс Ланчестер. Я сказала ей, что вы отправились на моцион.

– Ах, как неудачно получилось, – расстроилась Люсинда. – Мне так хотелось с ней повидаться…

– Мисс Ланчестер пригласила вас к себе на чай нынче вечером.

– С удовольствием принимаю приглашение! Я переоденусь, а вы прикажите приготовить карету. Чай подавать не нужно – я выпью его с мисс Лан-честер.

– Но вы, должно быть, проголодались, мадам. После завтрака прошло много времени.

– О… утром я взяла с собой печенье и сдобу. Люблю, знаете ли, долгие прогулки и пикники на свежем воздухе. Будьте любезны, попросите повара подавать мне на завтрак лишнюю булочку и побольше бисквитов или пару круассанов. И еще фруктов – яблоки, если у нас есть, и прочее, чтобы я могла брать их в качестве второго завтрака с собой на прогулку.

– Да, миледи. Как пожелаете.

Было очевидно, что миссис Манн нашла просьбу хозяйки весьма удивительной. Благородные дамы не разгуливают часами без сопровождения и уж тем более не едят на людях. Но Люсинду плохо скрытое неодобрение экономки лишь позабавило.

Анджела перед уходом Люсинды из лесного домика расплакалась и цеплялась за ее юбку, не желая отпускать маму. Няня сказала, что девочка успокоится, как только она уйдет: «Детишкам не нравится, когда их родители уходят, но они быстро забывают о своем огорчении и переключаются на игры. Анджела скоро привыкнет отпускать тебя без слез. Мы начнем с ней потихоньку учиться читать, и она уже не будет так скучать». Люсинду эти слова немного утешили – в конце концов, у няни большой опыт в таких делах. Старушка привезла с собой несколько книжек, куклы и кубики, но вскоре Анджеле их будет не хватать для дальнейшего развития. Люсинда подумала, что в родовом гнезде Эйвонли наверняка есть детская комната, надо будет вечером спросить у миссис Манн и посмотреть, что оттуда можно взять для дочки, – в детских всегда хранятся старые книги и игрушки.

Настроение у Люсинды заметно улучшилось, когда она поднималась в женские покои. Открывать свой секрет Джейн она уже не собиралась, хотя была готова к этому вчера, но тогда ей помешало неожиданное появление лорда Ланчестера.