bannerbanner
Советская республика и капиталистический мир. Часть II. Гражданская война
Советская республика и капиталистический мир. Часть II. Гражданская войнаполная версия

Полная версия

Советская республика и капиталистический мир. Часть II. Гражданская война

Язык: Русский
Год издания: 2009
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
41 из 57

Самый простой, самый короткий путь, это – разгромить живую силу Врангеля теперь же. Он отступает, – мы не должны терять с ним соприкосновения. Он пытается уйти, – мы не должны упускать его. Он надеется укрыться, – мы должны окружить и уничтожить его.

Только быстрота похода и энергия наступления могут дать решительный успех. Каждая лишняя остановка, каждая задержка, каждая утерянная минута сейчас – тяжкое преступление, за которое придется расплачиваться у Перекопа великими жертвами.

Ближайшие дни решат судьбу Врангеля и его армии.

Не выпускать врага, преследовать его неутомимо, напрячь все силы – таков сейчас долг воинов Южного фронта. Красноармейцы, выполните этот долг до конца!

«В пути» N 136, 27 октября 1919 г.

Л. Троцкий. РЕШАЮЩИЕ ДНИ НА ЮЖНОМ ФРОНТЕ

Кипит суровая работа. Пять армий сжимают со всех сторон свои тиски. Уже противник отрезан от перешейков, и все туже смыкается вокруг него кольцо. Врангель еще не уничтожен; еще значительные силы его мечутся по разным направлениям. Но уже можно с почти полной уверенностью сказать, что судьба главных сил Врангеля предрешена. Этот большой успех, если он будет так же довершен, как начат, обеспечит нам скорое проникновение в Крым, после того как главные силы белогвардейщины, отрезанные от своей крымской базы, будут уничтожены последовательными ударами армии Южного фронта с запада, севера и востока.

Можно не сомневаться в том, что решительный натиск наш на юг распахнет перед нами крымские ворота. Наша конница должна будет позаботиться о том, чтобы не дать разбитым белогвардейцам погрузиться на французские суда. Крым, столь долго бывший крепостью Врангеля, должен стать могилой последних белогвардейцев.

Наш успех на Врангелевском фронте сразу скажется на нашем международном положении. Подписав с нами предварительный мирный договор, польское правительство в нарушение его выпустило на украинскую территорию своего слугу, Петлюру, и придало в помощь ему отряды Балаховича и Савинкова.[167] Все указания представителей Красной Армии на недопустимость такого рода действий, означающих полное попрание принятых на себя обязательств, встречают со стороны польского командования уклончивые и двусмысленные ответы. Подписав с нами мир, шляхетско-буржуазная Польша по приказу французской биржи собирается воевать с нами далее, через посредство Петлюры, Савинкова и Балаховича. Эта новая авантюра была затеяна в расчете на то, что наши силы будут целиком поглощены борьбою с Врангелем. Франко-польским провокаторам придется убедиться, что они ошиблись. Врангель доживает последние дни.

Мы сумеем показать и доказать, что если мы ценою тяжких жертв покупаем мир, то с этим миром мы никому шутить не позволим. Называется ли Петлюра Пилсудским или, наоборот, Пилсудский принимает временно имя Петлюры, – это нам все равно. Мы хотим мира, и мы сумеем получить его.

Первый ранний снег заметает южные степи. На этой белой пелене разыгрывается беспощадная схватка красных полков с самыми ожесточенными отрядами российской контрреволюции. Мы бьем. Мы побеждаем. Близится час окончательного решения.

Привет вам, братья-красноармейцы! Вся страна с замиранием сердца взирает на вас. Она знает, она верит, что к 7 ноября, ко дню третьей годовщины Октябрьской революции, вы широко откроете ей ворота в красный советский Крым.

«Известия ВЦИК» N 245, 2 ноября 1920 г.

Л. Троцкий. ТРИ ГОДА БОРЬБЫ И УЧЕБЫ

(Речь на торжественном заседании пленума Московского Совета РК и КД, МК РКП и МГСПС, совместно с райкомами, правлениями профсоюзов, фабзавкомами и коллективами советских служащих в честь 3-й годовщины Октябрьской революции 6 ноября 1920 г.)

Товарищи, три года тому назад мы стояли у порога первой пролетарской революции. Это был момент глубокого энтузиазма и вместе с тем глубокой тревоги в наших сердцах. Я переживал это время в Петрограде, большинство из вас в Москве – разница не велика. Мы сейчас проводим и посещаем народные собрания, собрания трудящихся, и можем с полной правдивостью сказать, что таких собраний, какие были в Октябре 17-го года, мы сейчас не имеем. Мы прожили три жестоких года, три года больших жертв, большого напряжения. Мы вошли в эту борьбу с великими идеалами, с великим энтузиазмом, и многим казалось, что обетованная земля коммунистического братства, расцвет не только материальной, но и духовной жизни, гораздо ближе, чем это оказалось на деле. Препятствия оказались гораздо более суровыми, чем можно было думать тогда. Рабочий класс, при всем энтузиазме 17-го года, если и не понимал ясно и отчетливо, какие испытания впереди, то предчувствовал, что он переступает роковой порог, после которого нет возврата назад, а есть только путь вперед через величайшие трудности и жертвы.

Я помню, как три года тому назад на заседании Петроградского Совета было доложено о том, что Керенский низвергнут, что его министерство низложено и что власть находится в руках Петроградского Совета. Если вы взглянете теперь в наши тогдашние газеты, то вы прочтете, что после этого заявления была буря аплодисментов, взрыв восторга и т. д. Но это не вполне верно. Это просто обычная фраза газетного отчета. На самом деле, когда я доложил от имени Военно-Революционного Комитета,[168] что власть Керенского низвергнута, и что в Петрограде – власть Советов, то воцарилось глубокое, напряженное молчание. Были затем аплодисменты, но аплодисменты выжидательные, раздумчивые. Рабочий класс Петрограда, его Совет понял, что мы сделали шаг, после которого возврата назад нет. Готовясь к борьбе, рабочий класс был охвачен неописуемым энтузиазмом. Я помню собрание в цирке Модерн. Я думаю, что мировая история не знала ничего подобного этому настроению масс. Сколько раз, когда приходилось бывать на таких собраниях, я чувствовал себя песчинкой в этом океане подъема, сколько раз с тревогой спрашивал себя: а не захлебнемся ли мы в этом революционном океане? И вот, когда этот мощный поток привел к порогу и перелился через него, то представители петроградского пролетариата раздумчиво, с тревогой встретили весть о совершившемся пролетарском перевороте. И в этом, товарищи, сказался правильный классовый инстинкт. Нутром рабочий класс почувствовал, что впереди – величайшее сопротивление, борьба, голод, холод, кровь и смерть.

После того рабочие массы растеряли много наивных иллюзий и надежд на то, что обетованная земля близка, что близко новое царство справедливости, свободы, довольства и культурного подъема, что до него рукой подать. Эти иллюзии отошли, а предчувствие новых тягот борьбы оправдалось. Вот почему наше собрание теперь уже не похоже по настроению на собрания тех незабвенных дней, в нем нет того молодого, юношеского энтузиазма, того еще некритического революционного подъема, т.-е. сплоченности души, какая была тогда. Мы сейчас этого не имеем, и не мудрено, ибо такие периоды, как Октябрь 17-го года, переживаются народом в тысячелетие раз. Но за эти три года мы стали богаче опытом политической мысли, богаче революционным закалом. Мы говорим: три года тому назад порог перейден, возврата нет. И это сознание у нас более твердо и прочно, чем когда бы то ни было. Три года, в течение которых весь мир наших врагов пытался отбросить нас назад, за тот роковой исторический порог, через который мы переступили, – эти три года пройдены. Мы оборонялись, мы не отступали. Мы были недалеки от сдачи Петрограда врагу, мы отходили спиной к Москве на востоке и юге, но мы отстояли себя, отстояли первую в мире власть рабочих и крестьян. Задача еще не разрешена, это знает каждый из нас, того нового общества, того строя, во имя которого мы боролись и боремся сейчас, еще нет, нет еще народа, который жил бы как одна счастливая братская семья, без неравенства, без обид, без нужды и взаимных огорчений. Это чувствует теперь каждый рабочий, каждая работница. Но тем не менее, – и в этом состоит наше главное завоевание, – каждый рабочий, каждая работница понимает, что возврата назад нет. И сейчас, в момент нашего трехлетнего юбилея, который я еще не называю торжеством, мы напоминаем вам, что мы стоим на фронтах перед еще недобитым врагом, и мы не знаем, нет ли за спиной у этого врага новых врагов, которые пойдут против нас. Мы стоим сейчас у мелкого порога, у крымского порога, у Перекопского перешейка, но не далек тот день и час, когда мы сможем сказать, что мы перешли через этот порог, и что весь Крым в наших руках.[169] У нас есть враги на юго-западе – Петлюра, Балахович и Савинков, которых нам подкинула польская шляхта, чтобы мы не забывали, что число наших противников неисчерпаемо, и что это будет продолжаться до тех пор, пока мы не перебросим нашу революцию и в другие страны, пока и там власть не будет в руках рабочего класса. Сейчас мы готовимся переступить через маленький порог Крымского полуострова, чтобы там свергнуть ставленника мирового империализма, на котором сейчас сосредоточены все взоры наших врагов, после чего мы получим возможность значительную часть наших сил перебросить в область труда. И мы это сделаем, ни на минуту не выпуская оружия из наших рук.

Наша обстановка сейчас лучше, чем три года тому назад, но она изменялась чрезвычайно медленно, медленнее, чем мы рассчитывали, и если бы нам тогда, три года тому назад, дали возможность заглянуть вперед, мы не поверили бы своим глазам. Мы не поверили бы, что через три года после пролетарской революции нам будет так тяжко, так сурово жить на этой земле. Но мы не поверили бы и тому, что после трех лет борьбы, которую мы провели, мы встанем тверже на свои ноги, чем когда бы то ни было. Мы все сильнее и сильнее будем расширять нашу территорию, территорию рабоче-крестьянской власти, на восток, на запад, на север и юг. За эти три года много пережито и много рассеяно детских иллюзий, но это не значит, что наша идея потускнела и наша воля и сила ослабли. Нет, мы стали тверже в нашей революционной уверенности. У нас нет того горячего полудетского энтузиазма, у нас есть глубокие рубцы и на теле и в душе, но эти рубцы являются свидетелями нашей несокрушимой воли к победе.

Читая донесение наших солдат, которых мы недавно наблюдали с тов. Каменевым, мы можем себе сказать, что великий революционный заряд, который был вложен в нашу историю рабочими Петрограда и Москвы, не мог быть израсходован. Крестьяне Воронежской, Архангельской губернии, крестьяне Сибири довершают дело рабочих Петрограда и Москвы. Я наблюдал их недавно, и несмотря на то, что с нашей стороны было много жертв, несмотря на то, что рабочие далеко не в блестящем положении, что солдаты далеко не снабжены всем, чем нужно, все-таки мы не падаем духом. Меня на ст. Мокрая окружили красноармейцы, показывая свои ноги: у некоторых на ногах были лапти, а некоторые просто обернули их мешками. Под шинелями у некоторых были летние гимнастерки, а на некоторых не было и рубах. И они, полушутя, поругивали кое-кого из снабженцев, поругивали и нас грешных, из центра. Но в них не было ни капли опасения, что мы можем быть разбиты врагами. Революция воспитала лучшие элементы для борьбы, и наша армия теперь проникнута духом рабоче-крестьянской революции, духом коммунизма. Сегодня вы могли прочитать во враждебном нам органе, в английской газете «Таймс», признание о том, что после трех лет борьбы Советская власть стоит перед нами, как они говорят, более сильной, чем она была в 1917 году. Мы не захлебнулись в потоке, который нахлынул на нас с 1917 года. Несмотря на все ошибки, мы укрепились, мы остались сильными и непобедимыми. Теперь мы здоровее и крепче, чем когда бы то ни было, потому что самая основа нашей власти крепка и здорова.

Теперь советская армия и наша страна стоят на том пути, который ведет вперед. Мы переступим не только через крымский порог: есть еще много порогов в Европе, в Азии и в Америке, через которые перешагнет стопа пролетарской революции. (Аплодисменты.) В этом походе не последнее место будет занимать питерский и московский пролетариат, и я, товарищи, не знаю другого лозунга, другого клича, которым вернее можно было бы помянуть третью годовщину нашей революции, как лозунг: «Да здравствует наш герой-рабочий Питера и рабочий Москвы!». (Аплодисменты.)

1920 г. Архив.

VI. На рельсы мирного строительства

Л. Троцкий. ФРОНТОВ БОЛЬШЕ НЕТ

(Речь на собрании секретарей московских ячеек 26 ноября 1920 г.)

В настоящее время фронтов уже нет, и приходится говорить не о военном положении, а о том, каково было положение в последнее время.

После разгрома Деникина у нас остался Врангелевский фронт. Этот фронт вырос из оставшихся армий Деникина, которые мы не сумели уничтожить ввиду усталости наших войск. Врангель засел в Крыму, и установилось состояние равновесия вплоть до войны с Польшей. Когда создался Польский фронт, Врангель вырвался из Крыма, овладел частью побережья и распространился на восток почти до Таганрога. Наши войска описывали почти правильный полукруг с радиусом в 120 – 125 верст. Врангель занимал центральное положение и бил нас по отдельным радиусам. Выгода его положения заключалась в том, что он мог держать свои силы в кулаке. Одно время была опасность, что Врангель соединится с Польшей; с другой стороны, были опасения, что он прорвется на Кавказ, где соединится с Грузией и Арменией и получит поддержку от Англии и Франции. Все это заставляло нас держать большие силы против Врангеля. Надо было нанести удар по кратчайшему направлению, а для этого надо было овладеть кусочком земли по левую сторону Днепра. Таким местечком был участок у Каховки, который мы и рассматривали, как место, откуда должен был быть нанесен удар. Там мы сосредоточили наши главные силы пехоты и 1-ю Конную армию.

Врангель пытался разбить нас по частям. У него было преимущество – центральное положение и великолепная разведка. Он имел связи всюду. (Князь Туманов писал, что они научились ставить разведку у немцев во время империалистической войны.) Благодаря этому Врангель бил нас наверняка по частям. Когда мы, можно сказать, зубами держались за Каховский плацдарм, Врангель бросился на восток, угрожая Донецкому бассейну. Южное командование хорошо поняло свою задачу и действовало в полном согласии с главным командованием. Базой Врангеля был Крым, и когда он бросался на восток или на запад, мы стремились отрезать его части от основной базы. Кроме того, мы также не хотели разбрасывать наши силы. И наша стратегия увенчалась успехом.

У входа в Крым нашим частям приходилось драться при невероятно трудных условиях. Кривошеин говорил в Константинополе, что наши части дрались геройски. Он говорил также, что мы развили бешеный артиллерийский огонь. Последнее не совсем верно; артиллерии у нас почти не было. Плохие дороги не позволяли нам подвезти тяжелую артиллерию, тогда как у Врангеля она была в достаточном количестве. Командир 30-й дивизии задумался, идти ли вперед с одной пехотой, с небольшой поддержкой легкой артиллерии; но когда была получена телеграмма о том, что 51-я дивизия подошла к Крыму, 30-я дивизия перешла на левый берег Днепра, и это решило исход кампании. Мы победили только натиском героизма и самопожертвования. Трофеи еще не все подсчитаны; зарегистрировано пока 52.000 пленных, 277 орудий, большое количество пулеметов, 7 бронепоездов, 100 паровозов, 32 автомобиля, 34 судна и 7 бронемашин.

Когда Врангель был фактически ликвидирован, явился Петлюра. Если Врангель был законным наследником Деникина, то Петлюра был незаконным подкидышем Польши. У него было 15.000 штыков и 9.000 сабель. Над Врангелем у нас был большой перевес сил, почти в два раза; против Петлюры у нас сил было меньше; но взятие нами Крыма оказало моральное влияние на нашу армию и придало ей бодрости. 15 ноября дивизии Петлюры были разбиты, остатки их подошли к польской границе и были поляками разоружены. И здесь нами взяты большие трофеи. После разгрома Врангеля и Петлюры банда Балаховича уже не имеет надежды на успех.

Теперь боевых фронтов у нас больше нет: сводки говорят об охране заводов, железных дорог и т. п. Как ни отрадно сознавать, что войны уже нет, но мы не имеем права убаюкивать себя надеждой, что передышка будет длительной. Мы мира не нарушим, но неизвестно, когда и с кем нам еще придется драться. Опыт, успехи и ошибки научили нас быть терпеливыми.

Международная революция не пришла так скоро, как мы хотели; до нее остались еще, правда не десятилетия, но и не недели. Через сколько времени настанет мировая революция – трудно сказать. Поэтому нельзя с уверенностью сказать, что кто-нибудь другой еще не попытается начать с нами войну. Местом, откуда нам может грозить новая опасность, является Батум. Полтора года тому назад велись переговоры с англичанами об аренде Батума. В аренду он не сдан, но Англия может попытаться взять его силой. Если эта политика увенчается успехом, Грузия превратится в плацдарм, куда будут брошены остатки армии Врангеля, и, таким образом, мы будем иметь нарыв на Кавказе. При всем нашем миролюбии, мы должны быть готовы к войне. Важен для нас не Батум, а Кавказский фронт. Наша дипломатия отчетливо сказала это; когда она в свою очередь запросила лорда Керзона о намерениях Англии по отношению к Батуму, то Керзон ответил нам вопросом, не думаем ли мы его занять. Что значит ответ Керзона? Мировая буржуазия была изумлена быстрым разгромом Врангеля, но после некоторого столбняка нашла новый лозунг для агитации, поставила ее на новые рельсы, распространяя слухи о новом нашем, якобы, покушении на Грузию.

Вообще на Кавказе наше положение не совсем благополучно. Греция Венизелоса была орудием Антанты против Турции; теперь при выборах партия Венизелоса получила меньшинство, и выдвигается партия германофильская, что нам более выгодно, так как она хотя и робко и неуверенно, но все же идет против Антанты. Англия и Франция при настоящих условиях не могут опираться на Турцию, но они могут пообещать ей Баку, т.-е. расплатиться с ней за наш счет. Таким образом, ясно, что на Кавказе мы идем навстречу опасностям. Но при небольшом напряжении сил мы можем подготовить этот фронт и застраховать себя в отношении Батума и Баку.

Мы переходим на хозяйственные рельсы и должны сократить армию, но сделать это надо так, чтобы не нанести ей ущерба, т.-е. надо сократить ее за счет штабов, тылов и снабженческих органов, которых у нас было очень много. Дивизии организовывались в бою, наспех. Теперь мы должны привести их в порядок. Мы можем на 2/5 сократить число едоков, сохранив число штыков и повысив квалификацию армии. Необходимо организовать курсы комсостава, которые могли бы выпустить тысячи красных командиров. Если мы проведем все эти меры, то к будущему лету будем иметь лучшую армию, чем теперь. Получив передышку, мы не ослабим, а усилим работу в воинских частях. У нас в армии было много спецов и кулацкого элемента. Мы не всегда внимательно к ним относились, но и те и другие уже переходят на нашу сторону. В общем и целом организация армии здорова, и за несколько месяцев передышки мы сумеем взять ее под контроль партийной организации.

Надо, чтобы половина партии, находящаяся в армии, поняла другую часть, находящуюся в тылу, и сомнения нет, что они объединятся.

Необходимо обратить внимание на Донецкий, бассейн, наладить там производственную и снабженческую работу и дать туда лучших работников. Надо установить теснейшую связь с профсоюзами и лучшие силы влить в хозяйственный аппарат, чтобы обеспечить успешное развитие нашего экономического строительства.

«Правда» N 269, 30 ноября 1920 г.

Л. Троцкий. ПОЛОЖЕНИЕ И ЗАДАЧИ СОВЕТСКИХ РЕСПУБЛИК ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

(Интервью)

1. На вопрос о положении на фронте я должен ответить, что у нас в данный момент нет активных фронтов. На юге ликвидирован Врангель, на юго-западе и западе – Петлюра и Балахович, на Дальнем Востоке уничтожены остатки Семенова. За три года существования Советской власти это, пожалуй, – первый момент военного успокоения. Боев нет. Оперативные донесения с фронта говорят только об организационной работе во вновь очищенных областях и о подсчете трофеев.

2. Как долго продлится этот период?

На этот счет вам следовало бы искать информации за пределами Советской Республики – в тех канцеляриях и штабах, где фабрикуются все заговоры, нападения и походы против Советской России. Мы хотим долгого и устойчивого мира, как мы его хотели до польской офензивы, предлагая большие уступки, как мы предлагали амнистию врангелевцам ввиду полной безнадежности их предприятия. Этого не захотели в Париже и Лондоне. В результате, после жестокой борьбы и неисчислимых потерь, Польша получила меньше того, что мы ей предлагали накануне ее нападения на нас. Авантюра Врангеля поглотила еще несколько десятков тысяч жизней и несколько миллиардов франков. В результате – врангелевцы уничтожены, разумеется, без амнистии.

3. В чем я вижу главную задачу момента?

В вопросах хозяйства. Я недавно, как вы, может быть, знаете, вернулся из Донецкого бассейна, где с комиссией Совета Народных Комиссаров обследовал положение угольной и металлургической промышленности. Я убедился, что теперь, когда Донецкому бассейну ничто не грозит ни со стороны Крыма, ни со стороны Кавказа, есть полная возможность вдвойне и втройне поднять добычу угля в течение ближайших месяцев. Считаю, что принятыми правительством мерами этот результат обеспечен заранее. Мы пускаем в ход могущественные металлургические заводы юга. Железнодорожный транспорт выздоравливает. Все внимание страны переносится с вопросов политики и войны на вопросы хозяйственного строительства. Мы очень заинтересованы в международном товарообмене. Но еще больше мы заинтересованы в том, чтобы нас оставили в покое. При этом условии мы можем обязаться не вынимать меча из ножен.

4. Каковы наши чисто военные задачи?

Они состоят в значительном сокращении численности армии при одновременном повышении ее боеспособности. Капиталистическая печать рассказывала своим читателям о разложении Красной Армии, об измене тов. Буденного и пр. и пр. Возможно, что в Европе или в Америке существуют еще черепа, которые продолжают верить таким росказням. На самом деле в операциях против Врангеля Красная Армия поднялась на новую ступень как со стороны стратегии и тактики, так и в отношении героизма бойцов. Особенно большие успехи сделала наша пехота. Мы вынуждены внимательно следить за военной техникой. Среди многочисленных трофеев, захваченных на Польском и Врангелевском фронтах, мы не нашли ничего такого, чем бы не располагали сами.

5. Вы спрашиваете о Кавказе и Ближнем Востоке?

Наша политики на кавказской границе такова же, как и на Днестре и на Нарове: это – политика мира. Государственные люди капиталистических стран, несмотря на все свое (тысячу извинений) тупоумие в вопросах революции и социализма, должны были понять, что наши глубочайшие интересы (политические, экономические, культурные) требуют от нас политики мира и напряженного труда.

6. Вы напоминаете мне, что Ллойд-Джордж выразил уверенность в близком падении советского режима, ввиду того, что такого рода «сумасшедший режим не может долго держаться». Позвольте, прежде всего, отметить упорство, с которым некоторые государственные люди упражняются в профессии плохих пророков. Что касается нашего «сумасшедшего режима», то действительно я очень затруднен сказать что-либо в его защиту. В самом деле, у нас во главе государства нет наследственного короля, как в благоустроенных странах. Тем самым отпадает придворная жизнь и ее облагораживающее влияние на народ. У нас нет князей, маршалов, виконтов, перов, генералов и высокопоставленных плутов в торжественных судейских мантиях. У нас нет также палаты лордов, которых господин Ллойд-Джордж в 1908 году называл паразитическими потомками бездельников и паразитов, но которые тем не менее продолжают и сейчас украшать некоторые цивилизованные государства. У нас нет банкиров, капиталистов ростовщиков, которые по всем правилам разумной и нравственной цивилизации лихорадочно наживаются во время войны. У нас даже нет профессиональных парламентариев, которые один раз в пять лет заставляют эксплуатируемые массы голосовать за одну из существующих буржуазных избирательных машин. Все законодательные и исполнительные органы Республики подчинены у нас Съезду Советов, который собирается в текущем месяце в составе тысячи рабочих и крестьян. Нашей задачей является поднять благосостояние и просвещение страны на основе равенства и солидарности всех членов общества как в труде, так и в наслаждении. Мы хотим мира и отбиваемся, когда на нас нападают. Совершенно понятно, если наш порядок кажется кое-кому «сумасшедшим режимом».

20 ноября 1920 г.

Л. Троцкий. НА ПУТЬ СТРОИТЕЛЬСТВА СОЦИАЛИЗМА!

(Речь на всероссийском совещании заведующих губженотделами)

Товарищи, мы сейчас, после периода напряженной борьбы на различных фронтах, вступаем в эпоху хозяйственного строительства. В прошлом году у нас было такое же положение. Мы также надеялись зимой прошлого года на то, что будем иметь возможность мирного хозяйственного строительства, но наши прошлогодние надежды не оправдались. После некоторого затишья нас вынудили вести большую войну с Польшей, а затем вырос вопрос о Врангеле, быстро превратившийся в международный вопрос. Врангель был признан Францией, и Крым был превращен в плацдарм, т.-е. место сосредоточения вооруженных сил и средств для войны со всей Советской Россией. Вот почему настоящий год, вместо того чтобы быть годом хозяйственной работы, экономического возрождения страны, стал годом самой напряженной военной борьбы, а стало быть, и дальнейшего истощения средств и сил Советской России.

На страницу:
41 из 57