Полная версия
Проклятие Удава
Идиллия закончилась, когда Димка учился в девятом классе.
После родительского собрания его классная руководительница попросила Светлану остаться. «О боже! Начинается!» – подумала она и не ошиблась.
– Светлана Семёновна, – начала классная, – я очень уважаю и вас, и вашего мужа, поэтому не хотела говорить в присутствии других родителей. Понимаете, с вашим сыном происходит что-то неладное: он всё время лезет драться! Причём я узнала об этом недавно и совершенно случайно, потому что никто на него не жалуется, все боятся. Он запугал даже десятиклассников, а среди них немало спортсменов-разрядников. Неделю назад избил одного десятиклассника с такой жестокостью, что мальчик оказался в больнице! В чём-то он был виноват, ребята не говорят, в чём именно, но, простите, разве Дима – судья? Или палач на окладе? Кто дал ему право вершить самосуд? И вообще, у меня сложилось впечатление, что драка для Димы – самоцель, а повод он всегда найдёт. Добром это не кончится, уверяю вас!
Несчастная мать с трудом пришла в себя и, сдерживая слёзы, обратилась к классному руководителю:
– Валентина Тарасовна, миленькая, не могли бы вы то же самое сказать моему мужу? Алёша – замечательный человек и хороший отец, но… иногда он такой наивный! Надеюсь, к вашим словам он отнесётся куда серьёзнее, чем к моим!
Через день вызванный в школу Алексей вернулся мрачнее тучи. Он бросился к сыну, схватил его за грудки и захрипел тому в лицо:
– Что ж ты творишь, сынок, мать твою!!! Да я тебя…
Договорить он не успел, приподнялся над полом и улетел на диван.
– Ш-ш-то… т-т-ты… Меня?! Ты?!!
Димка безмятежно пожал плечами:
– Я могу за себя постоять, отец.
Но тут к нему подскочила мать. Парень обомлел… Его мама! Такая вся худенькая, нежная, воздушная! Такая ранимая, беззащитная, воспитанная на бессмертным произведениях Толстого, Достоевского и иже с ними! Такая похожая на прекрасный оранжерейный цветок! Сейчас она больше напоминала разъярённого зверя, от которого нет спасения.
– Ты на кого руку поднял, тварррь! – прорычала она и залепила сыну такую пощёчину, что он свалился на пол. Потом подошла к мужу, тронула его за плечо: – Пойдём, Алеша, в спальню. Здесь дурно пахнет.
Они ушли, а Димка остался сидеть на полу, соображая, что такое произошло с родителями. Ведь он, их сын, ничего плохого не делал, наоборот, всегда защищал слабых, наказывал подлецов, восстанавливал справедливость.
Из своей комнаты вышла сестра и присела на корточки около Димки:
– Что, братик, невесело тебе?
– Отвали…
– Чуть позже. Вот ты скажи, я страшная?
– Чего?!
– Скажи, я страшная? Уродина? Может, кривая, косая?
– Ты чего, совсем того?..
– Нет, ты мне ответь, на меня страшно смотреть, да?
– Да что ты несёшь-то? Сама прекрасно знаешь, что ты одна из самых красивых девчонок школы…
– В самом деле? А почему тогда никто из мальчишек со мной дружить не хочет?
– Да я-то почём знаю?
– В нашем классе все девчонки с мальчиками дружат, даже конопатая Гуськова, даже кривоногая Матвейченко! У всех есть свой парень, и только у меня никого нет! А когда на дискотеке я подхожу к кому-то из мальчишек, он тут же убегает! Может, я заразная какая? Прокажённая?
– Олька, да ты чего… Ты лучше всех, правда…
– Тогда почему всё так складывается? Я скажу тебе, если ты сам ничего не понимаешь! Да потому, что у меня брат – терминатор! Потому что он – чудовище и его все боятся!!! Ты… ты…
Оля горько заплакала, и он чуть было не расплакался вместе с ней. Из спальни вышла бледная, как стенка, мама.
– Кому ты, доченька, пытаешься что-то объяснить? У него же вместо сердца – обычный придорожный булыжник. Пойдём к нам.
Димка остался совсем один. Слова любимой сестрёнки, её слёзы добрались до того кусочка его тела, который мама посчитала обычным булыжником. Булыжник ворохнулся и заболел. Димка впервые в жизни призадумался.
* * *
Несколько дней он ходил по школе, высматривая подходящую ситуацию. Наконец, ему повезло: трое десятиклассников зажали в углу четвёртого и измывались над ним, как хотели. Это был спокойный, тихий, какой-то беспомощный пацан, таких обычно назначают мальчиками для битья. Он имел вполне нормальный внешний вид, да и учился неплохо, и Димка никак не мог понять, почему тот опустился ниже плинтуса. Защищать такого лопуха было противно, но ситуация с сестрой требовала поступиться своими принципами.
Димка подошел к живописной группе и спросил:
– Что, как всегда, трое на одного?
– Привет, Краб! – разулыбалась троица. – Присоединяйся, будешь четвёртым!
– А ведь это не по-мужски – трое на одного!
– Да ты чего, Краб? Это же Копа-Жопа, не узнал?
– Саша Копылов нравится моей сестре. И если хоть кто-нибудь…
Троица резво отскочила от Сашки и заголосила:
– Прости, Краб! Мы же не знали! Мы бы никогда!.. Мы бы ни за что!..
– Я предупредил, – подвел черту Димка и с достоинством удалился.
Назавтра он пришел в школу пораньше – хотелось посмотреть, не произойдёт ли чего-нибудь интересного. Вскоре заявился высокий симпатичный юноша, не без труда Димка узнал в нём запуганного Копылова. На Сашке красовался новый пуловер, который очень ему шёл, модная стрижка, отутюженные брюки и невообразимо замечательная сумка завершали образ настоящего денди. Впрочем, нет, образ денди завершали глаза, из которых исчезли вечная мука и покорность злой судьбе, теперь это были глаза победителя. Оставив в раздевалке куртку, красавчик подошёл к зеркалу и элегантным движением руки поправил причёску.
Школьного народу прибавлялось, и многие, особенно девочки, с удивлением разглядывали «незнакомца». Наконец, кто-то догадался:
– Сашка, это ты, что ли? Ничего себе!
Одноклассники подходили к нему с подобострастной улыбкой, хлопали по плечу, отпускали комплименты, искоса поглядывая в Димкину сторону. Но вот и главная виновница торжества прибыла, она тоже обратила внимание на парня, который возвышался в центре фойе, как новогодняя ёлка.
Димка наблюдал с утроенным вниманием. Вот Оленька приближается к Сашке, на лице – удивление: как это, она подходит, а парень стоит спокойно на месте и не убегает! Так, уже кое-что. Озадаченная сестрёнка сбегала быстренько в раздевалку и вернулась в центр фойе. Бедная, бедная Олька! На её милом личике и недоверие, и надежда, и страх, и опять надежда: а вдруг! Димке стало не по себе. Ну, Копылов! Только попробуй Ольгу проигнорировать! Только попробуй, овца, не уделить ей внимания! Ага, похоже, уделил – Оленька расцвела, как маков цвет! Такой счастливой Димка свою сестру никогда не видел.
– Оля, ты самая красивая девочка в нашей школе! – вполне искренне восхитился Сашка.
– Спасибо, – тихонько ответила девочка, и голос ее сорвался.
На переменах Димка усердно следил за развитием событий – все шло по плану. Сашка и Оля после каждого урока бросались друг к другу, как голодные, и, освещая школу своим сиянием, без конца о чём-то говорили.
Теперь Димке надо было увидеть, что и как получится дома. Но у него в тот день было шесть уроков, а у сестры пять, и насладиться ее триумфальным появлением в семье не представлялось возможным. Однако, придя домой, он не обнаружил никого. Ладно, родители на работе, а сестра где? Школьной сумки нет – значит, домой она не приходила, наверное, с Сашкой гуляет. Прошел час, другой, третий… Вот и мама пришла с работы, позвала дочь… У Димки ничего спрашивать не стала – вот уже больше недели с ним никто дома не разговаривает. Он всерьёз забеспокоился и проклял тот день, когда ему пришло в голову устроить сестрёнке личную жизнь.
Она пришла вечером и своим счастливым визгом заглушила все родительские претензии. Бросилась кружить маму, потом повисла на отце, ругать её было бессмысленно. С того момента основной темой разговоров в семье был Саша Копылов. «Великий комбинатор» Дмитрий Алексеевич Крабник остался собой весьма доволен.
Глава 2
В целях экономии электроэнергии Ольга ложилась спать рано, но не засыпала, а работала: придумывала новые темы для своих статей, составляла тексты, чтобы на следующий день быстро изложить их на бумаге – к редакционным компьютерам её не подпускали. Выполнив намеченный план, она оглядывалась назад, в прошлое, пытаясь понять, почему так всё складывалось.
Самые яркие воспоминания раннего детства: какой у неё замечательный брат и какая сама она жуткая дура. Брата она любила гораздо больше, чем маму и папу, вместе взятых. Дети жили в маленькой комнате, а родители – в большой, которая считалась залом. Забравшись на верх двухъярусной кровати (её личное пространство), Оля, затаив дыхание, смотрела, как брат одевается, ходит, играет… Представляла себе картины, как бросается ему на выручку в случае опасности, как он удивляется её смелости и горячо благодарит. Обязательно надо было его спасать, потому что просто так он на неё внимания не обращал.
Да это и понятно: все вокруг знали, что Оля Портич – дура. Выяснилось это в детском садике. Воспитательницей у них была толстая, черноволосая, усатая тетя, имени её Оля никак не могла запомнить, отвечать ей на занятиях, хорошо выполнять задания она тоже не могла. Воспитательница нажаловалась маме, и та отшлёпала дочку, приговаривая:
– Почему на занятиях в садике ничего не делаешь, отвечай! Почему молчишь, как истукан?! Скажи матери хоть что-нибудь, дура!
Но девочка ничего сказать не могла, потому что не знала… Если б знала, она бы, может, и не молчала, может, она бы не хуже других работала!..
Мама несколько раз приходила в садик (он находился рядом с домом, и Олю не надо было водить туда за ручку), встречалась с разными тётями, и все говорили о какой-то спецшколе. Оля поняла: ей не место среди нормальных детей, но ни в какую спецшколу она не хотела, боялась.
Неизвестно, чем бы дело закончилось, но, когда Оля перешла в старшую группу, чёрная усатая тётя куда-то исчезла, а на её место пришла молодая, хорошенькая Юлия Григорьевна. Новая воспитательница очень понравилась Оле, захотелось научиться все делать так, чтобы она была девочкой довольна.
В первый же день Юлия Григорьевна вызвала её «к доске». Не успела она дать Оле задание, как ребята загалдели:
– Юлия Григорьевна, вы Олю не вызывайте, она ничего не знает!..
– Она всегда молчит!..
– Она ничего не понимает и не умеет!..
– Оля Портич – дура!
Она и сама очень хорошо знала, что дура, и на детей не обижалась. Но… Милая, красивая, лучшая на свете Юлия Григорьевна!… Что она об Оле подумает?! Уж перед ней-то девочка ни за что не хотела выглядеть дурой! Она сжалась в комочек и приготовилась… умирать. А что ещё оставалось?
Но тут воспитательница положила ей руку на голову, слегка погладила и сказала:
– Оля, посмотри внимательно на детей и скажи, кто из них самый красивый.
Задание было странное, но интересное. Оля оглядела группу и ответила:
– Самые красивые Яна Незванова и Лика Шершнёва. (Яна была жуткой задавакой, а Лика – такой же жуткой ябедой, но ведь об этом никто не спрашивал.) А мальчиков можно назвать?
– Обязательно! – улыбнулась воспитательница.
– Самые красивые Серёжа Першин и Серёжа Гладких.
– Дети, давайте похлопаем Яне, Лике и двум Серёжам за то, что они такие красивые! – Ребята похлопали. – А теперь, Оленька, скажи, кто в группе самый умный.
– Самый умный Сережа Першин. Он и самый красивый, и самый умный – можно так сказать?
– Конечно. А есть в группе еще самые умные?
– Есть. Самые умные Олеся Клянт и Владик Зоркин. А еще Владик лепит из пластилина таких зверей, что их хочется погладить и покормить, потому что они как живые! Можно было об этом говорить?
– Не только можно, но и нужно. Дети, давайте похлопаем Серёже, Олесе и Владику за то, что они умные и талантливые!
Потом по просьбе Юлии Григорьевны Оля назвала самых добрых, самых сильных, самых весёлых, ещё кого-то… Всем похлопали. Наконец, осталось трое, о которых совсем нечего было сказать. Они чуть не плакали, Оле было очень их жаль, она поднапрягла свои мыслительные способности:
– Юлия Григорьевна, а вот если человек совсем не зазнаётся, не хвастается – это как называется?
– Это значит человек – скромный.
– А это хорошо?
– Конечно. Скромность украшает человека.
– Можно я назову самых скромных?
И Ольга назвала троих оставшихся детей, и им тоже похлопали, и они сидели довольные и счастливые.
– Ну вот, дети! – торжественно произнесла Юлия Григорьевна. – Оля Портич очень хорошо рассказала мне, какая замечательная у нас группа, сколько красивых, умных, талантливых, добрых, скромных детей сейчас сидит передо мной. А теперь давайте расскажем и о самой Оле Портич.
И всё. Праздник кончился, свет померк, жить стало незачем. Но ребята молчали.
– Ну, что же вы? Кто самый смелый?
Первым руку поднял «самый сильный» Вовка Зуйков, который нередко обижал одногруппников, в том числе и Ольгу.
– Оля Портич никогда не ябедничает, не то что некоторые… – и он презрительно посмотрел на красавица Лику Шершнёву. Вслед за ним потянули руки и другие ребята:
– Оля никогда никого не обижает, значит, она добрая.
– Она не балуется.
– Она… красивая.
– Оля Портич совсем не дура, мы… плохо о ней говорили, потому что не знали… Оля, прости нас! – это сказал «самый красивый и умный» Сережа Першин, и все с ним согласились.
Весь день Оля из кожи лезла, чтобы быть не хуже других, получалось не всегда, но Юлия Григорьевна всё равно ее хвалила – за то, что так старается. Домой она летела на крыльях.
– Мама! – закричала она с порога. – Сегодня дети сказали, что я добрая, красивая и вовсе не дура! А Юлия Григорьевна меня всё время хвалила!
Мама повернула от плиты лицо, которое ничего не выражало:
– Хорошо. Старайся дальше.
Оля бросилась к брату:
– Мишка! Ты знаешь…
– Отвяжись, – буркнул любимый брат.
Она лихорадочно переоделась, забралась к себе на верхний ярус кровати, посадила перед собой куклу Катю и плюшевого медвежонка Мишу – это были её верные друзья – и всё-всё им рассказала. А потом ещё раз, в деталях, в подробностях, смакуя каждый момент этого счастливого дня. Кукла Катя и медвежонок Миша слушали её внимательно, не перебивая, не сомневаясь, не унижая. Они за неё очень радовались!
* * *
Сейчас, лёжа на жёсткой кровати на съёмной квартире в чужом городе, Ольга задавала себе непростой вопрос: как же так? До сих пор ей и в голову не приходило, что у них в семье не всё ладно. Ну да, у Мишки (или Медведя, как в шутку называли брата) было много игрушек, а у неё только кукла Катя и медвежонок Миша – ну так и что? Это же – брат, самый замечательный на свете! Любимый Медведь! Конечно, у него должно быть самое лучшее! Её нисколько не удивляло и не обижало то, что Медведю купили настоящий письменный стол, а она писала и рисовала у себя на верхнем ярусе кровати, для чего принесла от мусорного контейнера красивую квадратную дощечку, а потом ещё одну. Ей там, в своём уголке, было вполне комфортно.
Когда все садились смотреть телевизор, папа, мама и Медведь размещались вольготно на диване, а она, Оля, рядом с диваном на полу. Это был её второй личный уголок, и чувствовала она там себя хозяйкой. Она всегда довольствовалась тем, что есть, и никогда ни о чём родителей не просила. Ах, нет, было пару раз. Что она просила у мамы, из памяти выветрилось, но ответ она помнила хорошо: мы небогатые и не можем себе этого позволить. Естественно, если в семье появлялись какие-то возможности, всё доставалось Медведю, а как же иначе?
Ольга и сейчас, вспоминая своё детство и отрочество, ни за что бы не подумала, что её положение в семье было по меньшей мере странным, но её угораздило прочитать в «Ракурсе» то, что она до сих пор пропускала за ненадобностью, а именно «Факультет родительской любви». Оказалось, что в семье нельзя делать различия между детьми, любовь к одному и нелюбовь к другому, если они всё же есть, надо всеми силами скрывать, а ещё лучше – пересмотреть свою позицию. У каждого ребёнка должен быть стол для занятий (настоящий, а не дощечка на верхнем ярусе кровати) – это вообще независимо от любви. Но самое главное – с ребёнком надо заниматься! Петь ему колыбельные, рассказывать сказки, беседовать на разные темы, знакомить с окружающим миром, готовить к школе, наконец! Сначала Ольга легко оправдывала свою маму, которая ничего этого не делала – она же просто ничего не знала, ведь в местных газетах не было «Факультета родительской любви»!
Но, вспоминая детали своей жизни в родной семье, она поняла, насколько это оправдание смехотворно, и в конце концов пришла к выводу: Оля для мамы, папы и Медведя была лишним, совершенно ненужным элементом, даже чужеродным, от которого было бы счастьем избавиться.
И как теперь вернуться домой? Увы, никак.
* * *
Вот в школе ей крупно повезло. Правда, в первом классе без Юлии Григорьевны она здорово запаниковала и быстро потеряла веру в свои силы, в начальных классах училась преимущественно на тройки, четвёрки были редкостью. Зато в пятом классе по каждому предмету у них были разные учителя, и Оля сразу влюбилась в учительницу по русскому языку и литературе Марию Михайловну. Она была старенькая, седая, добрая и очень интересно вела уроки. Именно по её предметам Оля получила свои первые пятерки. Вспомнился тот день, когда она, получив самую первую пятерку, прибежала домой и, задыхаясь от счастья, закричала:
– Мама, мама! Ты не поверишь! У меня пятёрка!!!
Мама оторвалась от телевизора.
– Зачем так кричать? Пятёрку она получила! Старалась бы – вообще на одни пятёрки училась, – и снова уткнулась в экран.
Тогда Оля впервые обиделась на маму, но ничего говорить не стала, а вскоре вообще об этом забыла. У неё, можно сказать, началась новая жизнь, потому что Мария Михайловна всегда была рядом, даже тогда, когда её вообще в школе не было. Кажется, это называется эффектом присутствия. Всё чаще Оля по русскому и литературе получала пятёрки, научилась говорить громко, чётко, уверенно, появились отличные оценки и по другим предметам.
В седьмом классе она стала «зарабатывать». Как-то Мария Михайловна попросила её:
– Ты, Оленька, не могла бы помочь мне проверять тетрадки, а то глаза что-то разболелись.
– А я разве смогу?
– Научу. У тебя, девочка, врождённая грамотность и отличное чувство слова. Сможешь остаться сегодня после уроков?
С этим у Оли проблем вообще не было, потому что дома её никто не ждал. Разумеется, она согласилась помогать любимой учительнице, причём с великой радостью. После уроков они находили свободный кабинет или шли в библиотеку, а после «работы» – в школьную столовую. Учительница расплачивалась с помощницей вкусными обедами, а иногда даже покупала фруктинку: яблоко, банан или апельсин. Так вкусно Ольга не ела с детского сада.
В десятом классе у них было сочинение на свободную тему: о чём я хочу сказать людям. Оля хотела бы рассказать о Марии Михайловне, но постеснялась и написала о сибирской зиме. Нечто скромненькое, без претензий. Каково же было её удивление, когда учительница посоветовала ей отнести сочинение в газету! Оля пришла в редакцию «Собеседника» и честно призналась, что принесла своё школьное сочинение. Редактор взял, прочитал, чему-то удивился и предложил:
– Я сейчас выйду на пятнадцать минут, а ты посмотри в окно и напиши, что ты там увидела.
Ольга выглянула в окно – там три бездомных собаки носились друг за дружкой. Она добросовестно написала о собаках. Вернувшийся редактор внимательно прочел ее опус из пяти предложений, немного подумал и сказал то, чего она никак не ожидала услышать:
– Мы поставим твою «зиму» в ближайший номер, позже получишь гонорар. Он, конечно, копеечный, но за удачное начало считаться может. Хочешь поработать у нас внештатным корреспондентом?
– Я?! – удивлению Оли не было границ. – Но… это… я же ещё учусь… и… это…
– У нас немало внештатных корреспондентов среди школьников, но признаться, ты со своими собаками их всех переплюнула. Соглашайся, не пожалеешь!
Она согласилась и не пожалела. Впервые в жизни у нее появились свои деньги. На первый гонорар она купила мороженое и большую шоколадку, мороженое съела сама, прямо на улице, хотя стоял довольно морозный день, а шоколадку отнесла домой к чаю.
Летом Оле предложили поработать в редакции по-настоящему. «Собеседник» сделал ей настоящий подарок. Обычно журналисты, уходя в отпуск, сдают несколько статей про запас, в результате они и отпускные получают, и гонорар за напечатанные вещи. Но на этот раз, сдав по нескольку статей перед отпуском, они единогласно решили: ставить в газету в первую очередь работы Ольги Портич, пусть ребёнок подзаработает, а свои – уже как получится.
Всё лето Ольга моталась по городу – коллеги подкинули ей немало тем – и писала, писала, писала… Заработала она неплохо, купила себе джинсы, кроссовки и босоножки, Марии Михайловне – редкой красоты стеклянного лебедя, а остальные деньги отдала матери.
* * *
К тому времени народу в семье значительно прибавилось. Вернулся из армии Медведь, за несколько месяцев отдохнул от ратных трудов и, не успев устроиться на работу, привёл домой невесту. Тут же сыграли скромную свадьбу, потому что невеста оказалась беременна, и зажили все вместе. Оле пришлось переместиться из маленькой комнаты в большую, к родителям, ей купили раскладушку, которую на день убирали, у нее теперь не было своего уголка, делать уроки и писать статьи приходилось на кухне.
Но Оля не унывала – уж очень ей понравилась жена брата. Впрочем, понравилась она всей семье, мама сразу стала называть её дочкой. Оля немножко удивилась: её-то саму родители дочкой никогда не называли. Но тут же нашла объяснение: Ирочка-Ириска из детдома, родительской ласки она никогда не знала, к тому же она такая лапочка! Вся какая-то солнечная, радостная, тёплая…
– Надо же! – удивлялись родители. – В детдоме – и такое чудо выросло!
Но больше всех появлению Ириски радовалась Оля, потому что девушка заявила ей в первые же минуты знакомства:
– Я всегда так мечтала о сестре! Ты будешь моей любимой сестрёнкой, ладно?
И это не были пустые слова, Ириска – единственная из всей семьи – улыбалась ей, заботилась, расспрашивала о школьных делах. Она зорко следила за тем, чтобы в определённые часы кухонный стол был свободен и чист – для Оли!
Видно, в детдоме не очень добросовестные люди работали, потому что Ириска ничего не умела, маме пришлось обучать её буквально всему, вплоть до того, как правильно пользоваться веником. Но постепенно невестка стала довольно сносной хозяйкой и взяла на себя все домашние дела. Только в последний месяц беременности ей помогали мама и Оля.
Ириска после детдома и оконченной школы так и не получила никакой специальности, на работу она не стала устраиваться, да никто и не требовал, всех устраивало её положение домашней хозяйки. Медведь перебивался случайными заработками, мама работала в школе завхозом и получала не так уж и много. Основной доход семьи составляла папина зарплата – он трудился на мебельной фабрике и считался одним из лучших специалистов. Но фабрика, как и многие другие предприятия города, закрылась, а другой работы он долго найти не мог. Да тут еще и Ириска родила, причем двух здоровеньких пацанят, Ольга назвала их Олежкой и Игорьком – с полного согласия молодой мамы. Все оставшиеся в семье деньги пошли на двойняшек.
Можно сказать, «Собеседник», предоставив Ольге возможность летнего заработка, спас Портичей от голода. В одиннадцатом – выпускном! – классе она продолжала работать в газете, под вечер валилась с ног от усталости, но себе, кроме трех летних обновок, так ничего и не купила. Родители и брат воспринимали это как должное, только Ириска не уставала благодарить и от обедов всегда оставляла ей порцию.
* * *
Первого сентября, в отличие от остальных одиннадцатиклассниц, ей пришлось вырядиться в джинсы с кроссовками: это были её единственные приличные вещи. Зато в школьной сумке у неё лежали подарки для Марии Михайловны: чудесный стеклянный лебедь и номер «Собеседника» с её статьей «Любимая учительница» – летом Оля все-таки собралась с духом и рассказала миру об удивительном человеке по имени Мария Михайловна.
Школьный двор пестрел белыми фартуками и блузками, праздничными костюмами, букетами цветов, шарами, флажками, гирляндами… Гремела музыка. Оля глазами выискивала среди этого великолепия Марию Михайловну – и не находила. Она выбралась из толпы одноклассников и добросовестно прочесала школьный двор вдоль и поперек, но любимой учительницы нигде не было. Тогда она обратилась к классной руководительнице:
– Людмила Геннадьевна, не подскажете, где может находиться Мария Михайловна? Что-то я её найти не могу.
– Разве ты не знаешь? – удивленно вскинула брови классная. – Ты же… статью про неё писала!