Млечные истории – I

– А что тогда зимой? Ад остывает? Раз Светило не греет. Полгода остывание и полгода разогрев? Получается, помирать лучше зимой?

– Получается так, – Фрагуст забил в трубку первую щепотку табака. – У зимних покойников, считай, похороны два раза. Сначала замороженными под еловыми ветками и снегом лежат. А как земля весной отойдёт, к ним ещё раз приходят, чтоб окончательно закопать.

– Давай дальше, – продолжал Шрамган. – Брат с Сестрой приблизительно оттуда же, откуда и Светило поднимаются, однако не горят. Холодные они.

(Тут Шрамган имел в виду две луны, что тоже сами по себе ходят по небу.)

– Так вон и камень в огне не горит. Короче, понятно, что ничего непонятно. Сермяг, ты-то чего сейчас молчишь? – царь даже стукнул ладонью по жерди, вопрошая.

– Боюсь, если что-то скажу, вы меня завтра на «остров сумасшедших» отправите, – еле заметно улыбаясь, ответил Сермяг.

– Да ну брось. Это уж надо что-то сказануть такое… несусветное. Тебе, Сермяг, размеры своего ума не нужно доказывать.

– Говори, не бойся, – резко подшутил Шрамган.

– Тогда лучше всем сесть и разлить ещё, – предложил Сермяг.

Фрагуст сел обратно за стол, отложив пока трубку и кисет в сторону.

Подняли, сплотили, опрокинули, занюхали, заели.

– Почти всё находит свои объяснения, если предположить, что земля круглая, – с таинственной интонацией произнёс Сермяг и стал внимательно наблюдать за реакцией друзей.

Царь с воеводой замерли в ошеломлении.

– Надо понимать, ты сейчас не про блин. Шар? – уточнил Шрамган.

– Про невообразимо большой шар, – утвердительно кивнул Сермяг.

Фрагуст, вместо каких-нибудь слов, издал ртом протяжный и неприличный звук, который больше подходит для отхожего места, нежели для стола. И тут же оба ошарашенных в два голоса залились молодецким смехом.

Прибежал Колб, запрыгнул на лавку рядом с хозяином и стал смотреть на смеющихся, тем же взглядом, что и Сермяг. Собака и человек сидели парочкой, с идентичными выражениями морды и лица. А всем известно, что собака, сильно любящая своего хозяина, начинает мордой на него походить.

Смех усилился втрое, когда Фрагуст указал Шрамгану на эту картину. Видимо, давно хорошенько оба не смеялись и вот прорвало. Загибаясь от смеха, ещё что-то жестикулировали друг другу, что добавляло мощи. Иногда уже просто давились смехом. Шрамган с его несоответствующей мимикой выглядел страшновато.

Звонко, пышно, без стесненья хохот разлетался по округе. Улетал по реке до того берега, сквозил по лесу, заскакивал на угор.

– Это они там без баб так смеются?

– Да, с бабами-то, может, чуть и поскромнее было бы.

Обменялись несколькими словами двое сотников, шедших по краю угора.

На небольшом спаде своего смеха Фрагуст, вытирая слёзы с глаз, смог выдавить из себя:

– Слушай, вы с Колбом, когда рядом, весьма похожи! Умереть, не встать.

– Естественно, – согласился Сермяг. – Столько лет не расстаёмся. Всё время вместе. Так ведь, Колб. Скажи им.

Пёс лизнул щеку хозяина, после чего они нежно прижались головами, ухо к уху.

– Сила любви что вытворяет. Твои черты перенял, – тоже прослезившись от смеха, смог изречь Шрамган. – А умел бы говорить, сейчас бы следом за тобой про шар нам с Фрагом впарил!

Очередной приступ смеха.

Через некоторое время, немного наконец-то успокоившись, Фрагуст снова взял в руки трубку и продолжил набивать её табаком. Вернул себе способность к рассуждениям:

– Да-а, дружище. Ты, конечно, не раз удивлял, но сегодня это что-то особенное. Земля – шар! А мы сверху ходим, значит, по этому шару, и нам повезло, что мы сверху. А то ходили бы под наклоном. И что, если нам идти в какую-нибудь сторону, то земля под ногами станет загибаться под уклон? А ещё дальше пойдёшь, вообще скатишься?

– Тут я пока промолчу. Вижу, вам сейчас и этого хватит, – ответил Сермяг. – Скажу лишь: спрашивал я у людей, которые очень далеко ходили. Ничего такого там они не замечали.

– Сермяг, ну вот я родился очень далеко отсюда, – Шрамган тоже оправился от смеха. – Ещё дальше, чем те, у которых ты спрашивал. Отлично всё помню. Ходили прямо. Давай как-нибудь снарядим корабль, поплывём! Может и сможем отыскать мои родные места. Уж тебе ли не будет интересно. Фрагу диковин всяких заморских привезём. Тигра, например.

Понятное дело, про путешествие было сказано не всерьёз.

– Э-э! Ну-ка, ну-ка! Устроили тут! – возмутился Фрагуст. – Я здесь царь или кто? Засобирались! Не будет такого. Одного меня оставить?! Что, с дерева упали? Шиш там вас вискандские галеры мимо себя пропустят. Размечтались. Захватят, всё отнимут вместе с кораблём. А потом, вон как батю.

– Это я так, Фраг, в мечтах. Не гоняй. Хотя очень хочется в родной деревне оказаться. Мать увидеть… может быть. Да много кого повидать. Меня вот только признать теперь сложно. По знакомым местам прогуляться. Каждое дерево, каждый камень, речка рядом – всё в памяти. Эх! Даже примерно не представляю, где свою родину искать. Правда, шансы узнать ещё имеются… Но с этим шаром, Сермяг, ты перегнул неслабо.

– Конечно! – Фрагуст поспешил вернуть тему о шаре, чтоб поскорей уйти от темы морских путешествий. – Тогда бы и горизонт закруглялся.

– А ты залезь на гору и оттуда посмотри, – возразил Сермяг.

– И что? Это вот ты прошлым годом, в конце лета, в горы уходил, восемь дней где-то шастал… Так ты до самого верха залезал что ли?

– Ну не до самого. Мне хватило того, докуда долез. Взбираться ещё выше – становилось уже трудно дышать.

– Сейчас скажет, что закругляется, – Шрамган внимательно смотрел на Сермяга.

– Мне показалось, что да. Еле заметно, но закругляется. Жаль, линейки с собой не было. У меня есть такая, на маховую сажень. Ещё раз говорю: если иметь в виду невообразимо большой шар, многие вопросы отпадают. И я вам тут сейчас ничего не доказываю. У меня у самого вопросов столько, что башки не хватает.

– Ну, сам посуди, Сермяг, – решил привести кое-какие свои толкования воевода. – Есть верх, есть низ. Вот если яблоко на стол положить, оно кататься будет. С края скатится, упадёт. А шар твой, он где? В воздухе висит? И что на той стороне шара, снизу? Деревья вверх корнями, верхушками вниз растут? И птицы спиной к земле летают?

– Бред какой-то, – присоединился Фрагуст. – Реки, моря… вся вода утекла бы. А без воды и деревья не растут, и вообще ничего не может быть.

– Ладно! Уломали. Сейчас буду содержимое ваших голов дальше плющить. Приготовьтесь, – с заманчивой хитрецой Сермяг посмотрел на друзей.

– Так, подожди! Сбегаю ещё за кувшином. Чувствую, надо будет сразу внутренности-то наших голов смазать, – царь, словно мальчик на побегушках, быстро сгонял до избы. На обратном пути, ещё не добежав до стола, громко сказал: – Теперь давай!

– Так вот, вопросы верха и низа тоже более-менее находят ответы, если вообразить, что всё, где бы оно ни находилось, падает в сторону центра этого шара. То есть низ со всех сторон сходится в одну точку, а верх, наоборот, расходится во все стороны.

Фрагуст повернул взгляд на Шрамгана:

– Ты всё понял?

Тот лишь присвистнул.

А Сермяг ещё добавил:

– Там, на другой стороне шара, птицы летают так же, как и у нас. Переверните шар. Сейчас кто-то там сидит и думает, что это он наверху, а мы снизу.

– Ещё не легче, – Фрагуст разлил по чаркам остатки прежнего кувшина и доразлил из нового. – Слушай, твоя разумность иногда доходит до сумасшествия. Может, там, на горе, к тебе иноземцы прилетали? На лодке с крыльями. На-ка лучше нашего!

Царь пододвинул чарку.

– Ага! Значит, вспомнилось как-никак про тот остров, – посмеялся Сермяг.

– Не-не, ты что! Тебя, даже если ты сдвинешься умом, мы никуда не отправим.

– И на том спасибо.

Ритуал потребления горлодёрки повторился, нисколько не отличаясь от всех предыдущих разов. После чего у царя дошло-таки дело до раскуривания трубки и он подошёл к костровищу зажечь приготовленную лучину.

– По твоим суждениям, если я пойду, допустим, вон туда, – сказал Шрамган и наобум махнул рукой, – буду идти, идти, идти… то когда-нибудь я появлюсь здесь с обратной стороны?

– О как! Ну, белибердень же полная, Сермяг! – воскликнул Фрагуст, разогнувшись с зажжённой лучиной в руке.

– Возможно. Но я же не утверждаю, что так и есть на самом деле. Я лишь предполагаю. Но вопросы-то и в самом деле хоть как-то по полочкам начинают раскладываться. При этом самому не верится. Столько уже всего передумано.

– Может, у тебя и раскладывается, а у меня сейчас полная каша, – Фрагуст вернулся к столу, раскуривая трубку. – Колб, а у тебя? – потрепал пса за ушами.

Колб прижмурился, сложил уши и задрал нос.

День давно уже перевалил за половину и двинулся в сторону вечера. Полуденное тепло пошло на спад. Светило над краем угора подбиралось к гребню западных гор. Костёр потрескивал поленьями. Дым, не шарахаясь по сторонам, уходил вверх. Над берегом резвилась пернатая мелочь. Иногда слышалось, как шальная рыбина плеснётся в реке.

Фрагуст стоял молча, почти без движений, лишь струйками выпускал дым в небо, взгляд тоже был направлен вверх.

Вместе с дымом выскочило короткое:

– М-да.

Двинулся в сторону берега. Пройдя костровище, остановился и повернулся, посмотрев на Сермяга:

– Послушай, друг мой премногодумный. Твои эти догадки, они непонятное только дальше отодвигают. Было непонятно тут, недалеко… А теперь, как ты говоришь, у тебя тут разложилось. Так, леший задери, теперь стало непонятно там дальше. Да ещё сложнее, ещё невообразимее. Без твоего этого шара… вот оно, здесь, плоское… смотри и не понимай. И это проще. А ты нагородил нам, и теперь не понимай дальше и больше, чем было.

– Фраг, ты уже сам говоришь непонятно. Повторить то сможешь, чего наплёл? – прозвучало очередное подшучивание от Шрамгана.

– Смогу. Наверное. Да ну вас! Пойду ловушки проверю.

Царь пошёл к реке, туда, где мостки над водой. Колб увязался за ним. Воевода и будоражитель умов остались сидеть друг напротив друга.

– Слышь, Сермяг, ты сегодня сам себя превзошёл. Правильно, хоть и запутанно, Фраг сказал – нагородил ты нам чего-то запредельного. Может, это и есть то самое, неправильное, что наконец-то довелось от тебя услышать? – криво улыбнулся Шрамган. – Что и думать, не знаю. Нужно время.

Сермяг, подавшись вперёд, вытянул правую руку. Положил её на плечо товарища. Тот сделал тоже самое, зеркально.

– Мне не с кем поделиться думами, кроме вас двоих, – сказал Сермяг, глядя другу прямо в глаза. – Терпите. У меня ещё много чего есть. На разные темы.

Тут донёсся короткий и не совсем уверенный рык Колба. Друзья повернули головы. Пёс сейчас не бежал рядом с Фрагустом, а, остановившись на полпути, сидел с ушами торчком и вытянутым носом, взгляд был устремлён на лес, в сторону по течению реки. Фрагуст продолжал идти к берегу, дымя трубкой и опустив глаза в землю.

– Твой меч где? – спросил Шрамган.

– Рядом, на лавке.

Оба продолжали смотреть на Колба.

– А Фрага?

– У меня за спиной, на жерди висит.

Вдруг Колб повернулся уже к ним, вскочил на лапы и залаял. Друзья синхронно обернулись в противоположную сторону, не меняя позиции «рука на плече друга». С угора к ним бежал со всех ног один из новобранцев.

– Так, ну этот-то наш, – промолвил Шрамган, расцепившись с Сермягом и выйдя из-за стола.

– Воевода, там лодка плывёт с того берега, прямо на вас. В лодке один человек, – выпалил подбежавший новобранец.

– Ты кто? – спросил воевода.

– Эффьёнгорафсын. Из приморских я. Меня Паря Горбатый послал, как самого быстроногого.

Говорил новобранец, надо отметить, также быстро, как и бегал.

– В боевой обстановке с таким именем нельзя. Быстрее прибьют, чем выговоришь. Будешь Эфом, – сказал Шрамган, снова кинув взгляд на Колба.

Пса явно что-то беспокоило. Он оставался там же, попеременно поглядывая и в сторону леса, и на прибежавшего новобранца. Фрагуст дошёл уже до места, где заканчивалась прошлогодняя трава и начинался песчаный берег. Там лежали запасные плетёные ловушки и он остановился возле них.

– Колб не прибежал тебя обнюхать, – продолжил Шрамган разговаривать с молодым бойцом. – И в лес смотрит. Тут что-то не так. Похоже, одним человеком в лодке не обойдётся. Вот что, Эф. Давай-ка обратно, таким же быстроногим. Кто на угоре есть, всех сюда. И пусть Паря срочно вызовет тревожный отряд из лагеря. Условный сигнал он знает.

– Понял.

Эф, рванув с места, умчался.

А Колб зарычал на лес уже откровенно. Шерсть на спине поднялась дыбом. На полусогнутых лапах, крадучись, он двинулся в направлении, где лес выходил к берегу.

– Меч на пояс, пику в руки и держись у меня за спиной, – в ускоренном темпе скомандовал воевода Сермягу и, взяв царский меч, двинулся за Колбом. Сделав пару шагов, окрикнул:

– Фраг!

– Что? – отозвался тот.

И в этот момент из леса выбежали четверо вооружённых людей. Однозначно не из новобранцев. Один лучник и трое при мечах. Те, что мечами, ещё и с малыми круглыми щитами в руках. У каждого за поясом по дополнительному мечу. Полностью облачены в чёрное.

Кто такие и откуда взялись – тут не до рассуждений. И намерения у них явно враждебные. Они как выбежали из леса, сразу разделились по двое: лучник и ещё один побежали на Фрагуста, а двое других, очевидно, решили перекрыть дорогу всякому, кто захочет царю помочь.

Колб первым рванул в атаку, толком даже не выбрав себе кого-то из четверых.

Шрамган ринулся прямиком к Фрагусту, прекрасно понимая, что через какие-то мгновения дорогу ему перегородят. Он уже оголил оба меча: свой меч в правой руке и царский в левой. За ним бежал Сермяг с длинной пикой в руке, на ходу закидывая через голову ремень с мечом в кожаных ножнах.

– Фраг, покушение, беги прыгай в воду! – скороговоркой почти в одно слово, насколько мог быстро прокричал Шрамган.

Царь сразу вразумил суть происходящего и уже вбегал на мостки. Из оружия при нём имелся лишь обычный хозяйственный нож, коим отбиваться от лучника и воина, вооружённого мечом, не стоит даже пытаться. Вопросы чести и достоинства тут не стояли, речь шла о жизни. Поэтому, понятное дело, бежать было незазорно. Выживем – там разберёмся.

Лучник выскочил на берег к самой воде и остановился на песке, не добежав до мостков больше двадцати шагов. Быстро прицелившись, выпустил стрелу. Берег реки в этом месте загибался и мостки у лучника были как на ладони, а даксарский царь сейчас являлся для него флангово бегущей мишенью.

И лучник эту бегущую мишень, на первом выстреле, малость переоценил с упреждением.

Фрагуст заметил просвистевшую перед носом стрелу и в его личных скоростных возможностях вскрылись потайные резервы. Вдобавок он приловчился на бегу использовать пружинящие свойства жердей, из которых были сделаны мостки, и это ещё добавило ему прыти. Оба эти фактора суммарно благоприятствовали теперь уже недооценке упреждения на втором выстреле. Вторая стрела пролетела за спиной Фрагуста.

Тот из нападавших, что был в паре с лучником, с маху заскочил на мостки, даже немного при этом пролетев над водой, и ринулся за убегавшим.

Лучник же, как оказалось, во всей этой четвёрке был главным, потому как ещё и командовал на ходу.

В эти мгновения на поляне, один из другой пары налётчиков уже стоял в боевой стойке на пути Шрамгана, а на второго нападал Колб. Второму пришлось отстать от напарника, что совершенно не добавляло оптимизма первому. Пёс всё время пытался обежать врага и напасть сзади, из-за чего тому приходилось беспрерывно вертеться.

– Вы что за уроды?! – с такими словами Шрамган подбежал к приготовившемуся противнику. Во вражьих глазах Шрамган увидел, что тот прекрасно знает, кто сейчас перед ним.

Вообще же Шрамган в этих глазах много чего прочитал. О, сколько он в своей жизни уже видел этих взглядов! Сколькие из смотревших на него такими глазами сейчас тот свет топчут. А остальные, кто был пощажён и которые отделались лишь увечьями. Сколько их было: тех и других? Бывало, в каждые семь дней приходилось драться. Если бы кто-то из фанатов, что остались теперь без кумира (а у Шрамгана была постоянная группа болельщиков), вёл статистику и имел точную цифру выигранных боёв – думается, Шрамган и сам бы ошибся в попытке эту цифру угадать. Ошибся бы человек на пятнадцать, а то и двадцать, и обязательно в сторону занижения. Он не бахвал, чтобы лишних приписывать. Сбросил бы многих из списка побеждённых. Особенно тех, кто дрался с ним по принуждению и кто продолжает иногда в памяти приходить. Оставил бы только настырных и неадекватных отморозков, да тех, кто слишком многое из себя возомнил, возжелав на его смерти заработать. Таких убивать было почти не жалко.

Всю карьеру гладиаторскую бонус за победу над великим Шрамом непрерывно рос. Как невидимая и назойливая шаровая молния, этот бонус супостатный постоянно висел где-то рядом, преследовал и не давал расслабиться. Сам себе поклялся: «Убивший меня да не разбогатеет».

(Индивидуальные клятвы Шрамган практиковал.)

И как же хотелось ему от этой дурацкой шаровой молнии избавиться, от этого вечного прессинга. Вдохнуть свободно, когда уже никто не будет проявлять смертельную алчность в твою сторону.

Перед последним боем, в котором лицо на две части распополамили, ажиотаж разогрелся доселе невиданный. Бойца против Шрамгана выставили, которого несколько лет специально под него готовили. Не давали им сойтись раньше времени, дабы претендент смог достичь уровня чемпиона. Иначе чемпион убил бы его до срока, устранил бы взращиваемую для себя опасность, да ещё и не при максимальной выручке. Чёрный Череп – такое прозвище дали тому, кто должен был сорвать куш для своих хозяев. Или Че-Че, как сокращённо прозвали его поклонники.

Меч для него изготовили по специальному заказу у самого искусного на то время во всей Вискандской империи оружейника. И, видимо, звёзды на небе сошлись как-то по-особенному в дни, когда мастер корпел над изготовлением этого меча, или силы какие неведомые в той кузне скопились, словом, меч получился на славу. Не манерный, как у высоких чинов, а самый что ни на есть боевой. Мастер, когда отдавал своё произведение заказчикам, признался, что это лучший меч за всю его жизнь. И тут же дал мечу имя – Клык Дракона. Через четверть года мастер отошёл в мир иной, унеся с собой кое-какие секреты, а Клык Дракона стал штучным экземпляром, без возможности повторить.

Так вот, один только раз Шрамган видел в глазах своего противника уверенность. В день, когда перед ним стоял Чёрный Череп с Клыком Дракона в руке. Одинаковый ростом и шириной плеч, такой же длиннорукий. Число боёв, а соответственно и побед, у Че-Че было меньше, но этот недостаток вполне компенсировался наличием у него более совершенного меча. Клык Дракона немного длиннее (насколько позволяли правила поединка) и намного прочнее того меча, с которым вышел на бой Шрамган. Поэтому силы, можно сказать, были равны.

Толкотня из желающих увидеть бой началась у стадиона ещё с полудня. В итоге огромное, самое вместительное сооружение современного мира к началу действа было забито до отказа. Приёмщики ставок потирали руки. Все предварительные выступления, служившие для разогрева публики, были освистаны.

Кстати, не лишним будет ещё добавить, что перед главным боем столетия – как окрестили эту схватку ещё задолго до намеченного дня – в разных частях Вис-Цеи случались стычки между поклонниками Шрама и Че-Че. Даже с поножовщиной, и даже со смертельными исходами.

Схватка длилась долго, зрители неистовствовали, гладиаторы несколько раз расходились отдышаться и облить себя водой. Но поражения великого Шрама, уповавшие на это, в тот день так и не дождались. Развязка боя произошла внезапно. Трибуны ахнуть не успели. В пару мгновений Шрамган оказался с раскроенным лицом, а Че-Че с распоротым животом и надрубленной шеей.

Столько времени бились, бились… и вдруг – раз-два. И вот они стоят друг напротив друга, соображая, кто же победил.

Злополучный удар Шрамгану был нанесён снизу, так, что шлем слетел с головы. Осознав, что враг тоже потерял боеспособность, раненый чемпион отошёл на безопасное расстояние, сделав около десяти шагов назад. Там понял, что оба глаза целы, а всё, что ниже, вместе с подбородком, просто не чувствовал. Сорвал с предплечья тряпичную косынку и подвязал ею подбородок. Но косынки этой явно не хватило, а ещё раздобыть ткань можно было только из-под кожаной сублигарии, которая без раздумий была развязана и брошена на песок.

В тот момент Чёрный Череп, одной рукой придерживающий низ живота, чтоб ничего оттуда не вываливалось, а другой рукой подпирая голову, клонившуюся набок, опустился на колени с окончательным признанием своего поражения. Он поднял глаза, будто во что-то всматриваясь. Можно было подумать, что перед ним в воздухе сейчас что-то витало. Возможно, бог смерти сам лично стал проявляться в расплывчатой пелене и Че-Че принялся что-то бормотать ему на непонятном языке.

Шрамган же, сквозь красный туман в глазах, проследив за противником, вроде как уже и уяснил про свою победу, но при условии, что нужно выжить после полученного ранения. Сняв с себя единственный матерчатый элемент одежды, Шрамган ниже пояса остался без ничего (если не считать те поножи, что защищали голени). О срамоте при полных трибунах он думал тогда меньше всего. Разорвав ткань на куски (стараясь, чтобы хоть как-то получались полоски), обмотал голову со лба и до шеи, оставив узкие щели для глаз и рта. Ткань сразу пропиталась кровью. В таком виде подошёл к Че-Че.

У того, казалось, уже закатывалось сознание. Он сидел, подогнув под себя ноги. Глаза его сделались шире, когда к нему приблизился Шрамган. Может, Че-Че уже не врубался в действительность. Не понимал где находится и что произошло. И то единственное видение, что незримо для остальных витало перед его глазами, сильно удивило, вдруг проявившись в более-менее разборчивом изображении. Кто ж знал, что бог смерти на самом деле имеет вид голого ниже пояса мужика с перемотанной багряными тряпками головой.

Шрамган не стал добивать противника, снял с него шлем и бросил на песок, попытался посмотреть в лицо, но это мало что дало. Всё в глазах размывалось красно-чёрными тонами. Но забрать у побеждённого Клык Дракона смог. Лучший меч современности обрёл нового хозяина и теперь по праву будет принадлежать только ему.

Более ничто Шрамгана на месте боя не держало, он повернулся и, пошатываясь, двинулся к уже открывшимся воротам. На трибунах некоторые из зрителей отрывали от своих одежд полоски ткани и бросали на арену. Нашлись и такие, кто кинул свою тунику целиком и в знак солидарности тоже оставался голым. Ну и, конечно же, было много криков, свиста и аплодисментов.

После того как Шрамган скрылся под трибунами, Чёрный Череп всем телом повалился на песок и ещё через какие-то мгновения душа его оставила.

Карьера гладиатора для Шрамгана на этом завершилась.

Вернёмся к тем четырём «уродам», что осквернили поляну неожиданным своим появлением, и тем более своими действиями. Один из них, а именно тот, что стоял сейчас перед Шрамганом, свой бой, пожалуй, проиграл ещё до начала. Он не бросил щит на землю, чтобы взять ещё один меч во вторую руку, как у соперника. Видимо, намеревался больше защищаться, чем нападать. А кроме того, что он узнал чемпиона, в глазах ещё то многое читалось: что не рассчитывали они Шрамгана здесь застать; что Клык Дракона впервые довелось узреть на близком расстоянии и что, скорее всего, уготовано ему от сего артефакта как минимум пострадать или как максимум умереть; что напарник не может отбиться от назойливого пса и должен бы сейчас стоять рядом, плечом к плечу с ним; что лучник просто обязан был поразить даксарского царя с первых двух стрел, оставить добивать жертву напарнику и мигом прибежать сюда. И самое последнее, что вопросом отражалось в его глазах: что делает на рыбалке длинная боевая пика?

Шрамгану сейчас необходимо было как можно быстрее, чуть ли не на ходу, устранить со своего пути этого, уже пожалевшего обо всём на свете, супостата. Чтобы ринуться дальше, Фрагусту на помощь. В глазах-то вражина проиграл, но бежать-то от боя не собирается. Теперь ему бежать поздно. А бросить оружие на землю – тут, вероятно, внутри что-то ему не позволило. Решил, что посопротивляется, уповая на чудо.

Долго возиться Шрамгану с ним не пришлось. Применил свою излюбленную, обычно не дававшую сбоев, тактику нанесения противнику быстрых, нарастающих повреждений. Пара ложных финтов, пара ловких действий мечами и уже порезаны пальцы на рукояти вражеского меча. Буквально следующим же махом Клык Дракона чиркнул по левому бедру. Противник рефлекторно убрал порезанную ногу и сразу получил удар в правое колено шипованным башмаком. Деморализация убийцы-неудачника стремительно нарастала. Бедолага просто-напросто не успевал за Шрамганом. Любые его удары – хоть руби, хоть коли – прерывались на корню или всего лишь резали воздух. Помощи ждать не приходилось и из-за скоротечности происходящего понимание близкого и неминуемого конца пришло очень быстро – как только было проколото правое плечо и действовать мечом стало совсем невмочь. Следом и щит был потерян. Без пары мгновений мертвец, сначала увидел, как его щит супротив воли отодвинулся в сторону, а потом и вовсе стал падать на землю, хотя он его из руки не выпускал. И только сообразил, что щит падает вместе с кистью его руки, тут же почувствовал, что и Клык Дракона стремглав побывал в его груди.