Снимите меня с креста

Вдруг всё потемнело,

Тумана пелену не превозмочь.

Бывало разве, что б с рассветом

Я встречала ночь?

В покое бледном лилии заснули,

Какая наступает тишина,

И нет уже безумной боли…

Исчезли безутешные желанья…

Рубин в израненной груди

Не причиняет мне страданья!

Душа трепещет, покидая тело,

Которое становится всё легче.

Но почему вслед за душой

Оно взлетать не захотело?…

***

Взмахну крылом

В последний раз.

Закройте занавес скорее,

Я навсегда улетаю от вас…

2014 г.

Правда колет…

Прежде были.

Нынче нет.

Не могилах

Наш портрет.

Крышу крыли.

Да вразброд.

И запили.

Не везёт.

Не ценили,

Что в руках

Что осталось,

То в бегах.

Разбивая зеркала,

Задрожали.

Что ль пора?

Выли ночью

На луну,

На неточность.

На страну.

Крыли матом

Площадя,

Под собратом

Накладя.

Рыб поймалось

Ровно три.

Расплескалось,

Что внутри.

Заграбастал

Их один

Пастырь.

Хватит до седин.

Прежде был он.

Нынче нет.

На могиле

Лишь портрет.

Развращались

До зари.

Возвращались

Упыри.

Планку ниже

Опусти.

Нам же выше

Не расти.

Правда колет.

Ложь в цене.

Море крови

На войне.

Оглядись-ка:

На войне

Ты вдвойне

Сейчас в цене.

12.02.2017 г.

Уже готовлюсь исповедать…

Уже подводятся итоги

Предначертанием дорог,

Которые топтали ноги,

Мотая жизни краткий срок.

Уже готовлюсь исповедать

Руке покорную главу,

Чтоб легче было переехать

Из мира, где пока живу.

Мир этот с радостью оставить

Под силу стойким чудакам,

Привыкшим на ходу подправить,

Но не любившим тарарам.

Уже подводятся итоги.

Молитвы разучить мне, что ль.

Вчера я промочила ноги,

Доколь мочить ещё? Доколь?

Уйду…

Меня не оценили здесь.

Уйду в края иные.

Туда, где не кирует спесь

И головы пустые.

Туда, где не влечёт толпу

Месть, крест и жажда крови.

Туда, где лесть подальше пну

С парнаса пустословий.

Как фанатичен сей каприз.

Позывы идеальны.

Ведь знает верх, что там, где низ,

Идут бои без правил.

Песок в часах переверни.

Перетекают плавно

На дно эпохи наши дни.

Хоть с нами бог, бесславно.

И лишь оценят меня там

В созвездье звездопада,

Когда, мелькну на зависть вам,

Поймёте, что так надо…

26.02.2017 г.

Я хочу уже вернуться…

Я хочу уже вернуться.

Нынче ждёт меня дорога.

Я хочу опять разуться

У отцовского порога.

Сколько лет ни ожидает

Вдалеке от мест родимых,

Столько зим не покидает

Грусть – печаль молитв глубинных.

Я хочу уже остаться.

Но зовёт меня дорога

Обтесаться, поскитаться.

Подожди ещё немного.

На дороженьку присяду

На скамейку у подъезда.

«Отче наш» я трижды кряду

Прочитаю… и поеду…

14.02.2017 г

Навстречу солнцу по дороге…

Навстречу солнцу по дороге

Среди кустов, пожухлых трав,

Хромая, волочим мы ноги,

Промокшие в пылу забав.

Навстречу солнцу, опуская

Глаза в росу. Так слепит ведь!

Бредём, бредём мы, словно стая

Зверей замерзших. Гонит смерть

Её дыханье ледяное

Прочь от ночи – навстречу дню.

Навстречу солнышку. Не скрою:

Хоть один лучик в ад возьму…

5.10.2015 г.

О, высь божественных начал…

О, высь божественных начал,

Прими нас грешными без веры.

Даруя нам земной причал,

Не ошибись с весами меры.

Чем грешен тот, кто не постит

Лишь в дни особых очищений?

Чем грешен тот, кто не гостит

В плену у бренных искушений?

О, высь божественных начал!

Тобой любуется не каждый.

Лишь тот к тебе в душе воззвал,

Кто испытал духовной жажды…

Глядела дева злобно на луну… Басня-притча

Глядела дева злобно на луну.

А та ей молча отраженье отсылала.

Кричала дева громко в вышину:

Что ты, старуха, злобно мне сказала?

Луна, напуганная дерзостью такой,

Назад ступила. Спряталась за тучи.

А дева, яростно взмахнув рукой,

Вослед – шаг и ещё один, другой…

И сорвалась с высокой кручи.

15.01.2016 г.

Я Ей молюсь…

Я Ей молюсь – стоя пред образами.

В них неба синь купается в реке.

Я Ей молюсь, стоять могу часами

Иль с грузом лет, иль сбросив, налегке.

Я Ей молюсь – усыпана рассветом

С наивных детских до преклонных лет.

Я так живу – от снега до букета.

Природа! Не ветшает твой Завет!

15.12.2014 г.

Библейский круговорот

Круговорот библейский был,

Но вскоре Он воскрес, а ты забыл.

Что, углубляя каждый год

Тот безудержный оборот,

Тревожа раны неизбежно,

К нему относишься небрежно.

Он – человеком стойким был.

Хоть в памяти у нас воскрес, но вечного

Покоя ждёт, как ты, который,

Втянутый в Библейский хоровод,

Не к повторению, к покою всё идёт, идёт.

Но не прийти тебе к покою,

Пока Его спокойствие – нам всем чужое,

А это ведь подобно чистому разбою…

Его ты тело ешь и кровь его ты пьёшь…

И как идти нам всем вперёд,

Не разорвав цикл-хоровод?

Представь, что Он – прообраз твой

И каждый год тебя все предают и пнут:

Сценарий войн,

А Он в нём – Ты… воскрес ли после столькой маеты…?

Бессмертие

Бессмертием полны мечты адепта.

Мечты пустые. Словно сон во сне.

И внесена, как клейкой лентой, лепта

Во грёзы – свет в чужом окне.

Надрыв от вер – разочарованье

В конце земного торжества.

И будет биться до отчаянья

За жизнь, которая в надежде на бессмертие

В безмолвии прошла.

2014 г.

Всё так же…

Всё так же щебечут птицы

Всё так же цветёт сирень.

Насквозь отрешённые лица

В такой же промасленный день.

Всё то же рассказано было.

И песни поются всё те.

Я впереди всё забыла.

И ничего – позади…

Прочтут в ускоряющем темпе.

В могилу спешат – на пожар —

Меня уронить грудкой пепла,

Местечко поставить под пар.

Всё то уж рассказано было.

И песни поются всё те.

Я впереди всё забыла.

И ничего – позади…

10.09.2016 г.

Снится сон

Мне каждую ночь снится сон. Страшный очень.

Я камень огромный. Вода меня точит.

По каплям удары. И звонкое эхо

Под сводом пещеры разносится смехом.

В плену безысходности горькие вздохи.

Летучие мыши. Их жалкие крохи

Ласкающей тьмы шелестящим крылом

Во сне убаюкают тающим сном.

10.10.2016 г.

Ей жизнь, что ли, стала не в радость…

Девчонка пишет о смерти.

Ей жизнь, что ли, стала не в радость

Но, к счастью, смертельные дверцы

Сыграют с ней малую шалость:

Они перед ней не откроют

Ни тайн, ни предчувствия смерти.

Расстроят бедняжку, расстроят…

Прошу вас, ей, люди, не верьте,

Что смерть нас срывает, как будто

Цветы для букета. Иль косит.

Она – раскалённее трута,

Нас выжжет – сорняк в огонь бросит…

22.05.2016 г.

Ёмким шмоном скатилась под ноги звезда…

Ёмким шмоном скатилась под ноги звезда.

От мозгов до пяты Ахиллеса

Замыкая и рвя провода, провода

В глине-тесте второго замеса.

На разрыв, на изгиб и на воющий рёв

Проверяя сирену желаний,

Топором разрубая поленницы ртов.

И пилой – по стезе оправданий.

Ёмкой дрожью за шкирку встряхнут.

Омовением – в чан, тоже ёмкий.

Сути дохнут. Желанья – не мрут.

Наркота. После – тяжкие ломки.

18.03.2016 г.

О, Мать матерей…

На хрупкие плечи взвалила.

На нежные руки взяла.

Откуда в ней силушка-сила.

Откуда в ней столько тепла.

Откуда в ней столько надежды

На лучшую долю свою.

И светлы, и чисты одежды

Её, хоть живёт не в раю.

Всё выдержит – беды и радость.

Всё вынесет – правду, и ложь,

И горечь обиды, и сладость

Несбыточных тающих грёз.

Украдкой смахнёт свои слёзы,

Улыбкою лик осветит.

И души согреет в морозы,

Тех души, по ком ад скорбит.

Из нас каждый сможет ведь тоже

Честней всех и искренней стать.

И страхи тогда переможет,

Которые призваны лгать.

Пусть каждый из нас Ей поможет.

Утешит, облегчит стезю.

О, Мать Матерей, светоч Божий,

Тебе эту песнь я пою…

26.07.2017 г.

Терзает душу неохота…

Терзает душу неохота.

Желаньям говорю я: Нет!

Хотелось мне когда-то что-то.

Имела и клала в буфет.

Теперь забитые все полки.

Наследством или барахлом?

Там есть цыганские иголки

И даже старый ржавый лом.

Терзает думы неохота.

И мыслям новым ходу нет.

А было в них когда-то что-то.

Остался лишь один секрет…

30.08.2017 г.

Благословляю вас, друзья…

Благословляю вас, друзья

На подвиг. Подвиг ратный.

Чтоб правдою жила земля

Колосьями богата.

Благословляю вас на смерть,

На жизнь благословляю.

Коль не судьба вам умереть —

Пожить в счастливом крае.

Мы женщины – надёжный тыл.

Но если будет надо.

О, друг, ещё ты не забыл,

Как встала в строй солдатом…

30.07.2016 г.

Бегу, взлетаю, пробую крыло…

Бегу, взлетаю, пробую крыло

Над разморённой ото сна Землёй.

Гляжу: дрожит Хароново весло,

Пронзая воды Стикса подо мной.

Кружит, кружит змеёй водоворот

Пред перевозчиком погибших душ,

Кого-то увлечёт в пучину вод,

Не довезёт до Адприбрежных кущ.

Бегу, взлетаю, пробую крыло.

Взрывает воды Стикса гейзер. Глянь:

Душа, что опустилася на дно,

Себе сказала: Ну-ка, встань!

09.11.2015

Я вся – природное явленье…

Я вся – природное явленье,

То буря, то гроза, то штиль.

Все говорят, что Бога я творенье.

Спасибо, придаёт мне сил.

Я вся – природное явленье,

То радуга, то солнце, то луна.

И жду Его благословенье,

Но нет прекрасней жизни сна…

Как бабочка на огонёк…

Как бабочка на огонёк —

На свет в конце тоннеля

Лечу, лечу, встречай, мой Бог…

Нелепая затея.

И вот останками крыла

Машу, машу и знаю,

Какой же светлой жизнь была.

Встречаю тьмы я стаю.

Как бабочка на огонёк…

Ослеплена, обожжена…

Свет. Красен уголёк.

Исход. Вокруг стена.

22.09.2016 г.

Путник

Теплом занавешенных окон

Согреется путника взгляд.

Дождь, сырость. Наш странник промокнет.

Стучит во все двери подряд.

Да кто ему только откроет?

Напуганы скверной молвой,

Что, дескать, кругом только воры.

А путнику бы на постой.

Укрыться в уют тёплой печки.

Стучит во все двери подряд.

Там в красных углах горят свечки.

Святые с иконок глядят.

И путник идёт молча дальше.

И путник идёт за село.

Жалея: пришёл бы он раньше,

Когда ещё было светло…

10.01.2019 г.

***

Идём мы не к вершине. Нет.

И бога нет и ада нет.

И нет чертей и рая.

Мы в это всё играем.

Нас рассечёт дамоклов меч.

Его поставили стеречь

У каждого порога.

Той ниточки немного…

Проза

Снимите меня с креста

Пролог

И был в глазах моих испуг,

Когда глядела, как распятый

В стенаньях человечьих мук

Смотрел в лицо мне, бородатый.

Взор опустила – слышен хрип.

Смотри. Смотри же! – разрешила.

Лишь подавила в горле всхлип.

Гляди. Гляди же! – так решила:

Пусть я умру в твоих глазах,

В зрачках, расширенных от боли.

И буду я на образах,

В окладах, на крестах, в неволе.

Хоть сверху Бог или Аллах,

Доколь терпеть тебе… доколе?

Перед тобою я в слезах,

Как отраженье твоей доли.

Внизу колышется толпа

Людской рекою вожделённой

Вокруг креста, вокруг столпа

Людской рекою невлюблённой.

Твои я раны залечу

Нерукотворной плащаницей.

А палачей предам мечу,

Мечу любви в моей деснице.

Прошёл в глазах моих испуг.

Смотри. Смотри же, как с улыбкой

Тебя сниму с креста, мой друг,

Признаю пытку не ошибкой.

Признаю злом. Злом, злом,

Тем, что жестокости обучит,

Чтоб неугодных всех потом

Вот так же мучать, мучать, мучать.

К нам опускаясь на луче

В лучах рассветных не распятый,

Ты не скупись для нас речей,

О, мой учитель бородатый.

Хоть не затмишь собой поток,

Идущий из глубин вселенной,

Ты в образах, мой друг, пророк,

А я – оклад второстепенный.

Ты мне однажды приказал,

А я ослушаться не смела,

Когда глазами всё сказал.

Вперёд же, приступай. За дело.

Глава 1

В приходе, куда после окончания Тамбовской духовной семинарии прибыл нести православное служение, чтобы прививать христианские ценности местному населению, молодой отец Павел с супругой Ириной, происходили странные события. За последние пятнадцать лет сменилось пять батюшек. Двое с семьями, оставив всё имущество, отбыли внезапно в неизвестном направлении, двое – повесились, один – утопился.

Получив напутствия и укрепившись в вере, готовый сражаться с самим дьяволом, молодой человек рьяно приступил к исполнению нелёгких обязанностей…

Селение, где предстояло нести православный крест семье новоиспечённого священника – проживать и трудиться во славу Господу Богу, – являло собой старинную, коими изобилует русская земля, забытую властными структурами всех уровней глубинку, радующую взоры поселян резным ажуром наличников и расписными, в петушках, ставнями.

Все заборы были выкрашены одинаковой ярко-зелёной краской, завезённой однажды в местный сельмаг, правая половина которого предназначалась для промышленных изделий, а левая – для продовольственных товаров.

Не менее старинная деревянная церковь, сверстница села, гордо возвышалась на высоком берегу извилистой речки, в положенные часы оглашая округу на многие километры малиновым звоном надраенного до нестерпимого блеска колокола; по неведомо чьей прихоти возведён был храм не в центре поселения, как обычно принято, а на отшибе.

Приход был невелик. Молодёжь активно уезжала в город и не баловала родные пенаты своим присутствием даже летними погожими днями.

Живописное место привлекало, разве что, редких любителей уединиться: заядлых грибников и рыболовов.

Старики, умирая, покидали покосившиеся бревенчатые хибарки и переезжали поближе к церкви, за увитую хмелем и жимолостью кладбищенскую ограду, чтобы под светлыми кронами деревьев наслаждаться вечным покоем и трелями лесных пичуг.

Кладбище располагалось шагах в пятистах от церкви, в полутенях белоствольной берёзовой рощи, а на полпути от церкви до дощатого сарайчика, притулившегося на самой окраине села и служившего одновременно молодёжным клубом, домом культуры и кинотеатром, находился небольшой уютный домик, где и поселились Павел с Ириной.

После года несения службы батюшка Павел стал отцом прелестной крошечной дочурки, в отличие от светлоглазых и русоволосых родителей рыжеволосой и кареглазой. Супруги списали данный факт на дальнего родственника по материнской линии. Назвали девочку Еленой, Леночкой, Ленусей.

Семья молодого отца почти ничем не отличалась от большинства других молодых семей: скромный быт, бессонные ночи у постели малышки, шквал ежедневных забот.

До рождения ребёнка Ирина пела в церковном хоре, состоящим из двух голосистых певуний, которым сама и руководила. После родов жена попа всецело посвятила себя дочери. В редкие свободные часы занималась разведением цветов и небольшим подворьем.

Священник же пристрастился ловить рыбу и раков, которые в изобилии водились в чистой речной воде, питаемой в пяти километрах выше по течению родниковыми источниками, освящёнными, признанными целебными и посещаемые паломниками.

Раз в неделю, нагрузив рюкзак пластиковыми бутылками, отправлялся Павел за святой водицей. Иногда его подвозили на лодке, но чаще он шёл пешком вдоль берега, цепляя на одежду колючки и репьи.

Службы велись им с превеликим удовольствием и усердием. Они – его любимая работа, любимое занятие и неотъемлемая часть жизни. В Бога верил искренне. Но было одно, что Павел исполнял из рук вон плохо.

Когда приходилось ему исповедовать, он краснел до корней волос, отводил глаза и разглядывал облупившуюся на стенах краску. Румянец настолько ярко окрашивал нежные щёки батюшки, что исповедующиеся, особенно те, что моложе, сами начинали смущаться. В итоге Павел перестал задавать вопросы, исповедь превращалась в короткий или длинный монолог в зависимости от желания выговориться и красноречия его автора, и когда последний выдыхался, заканчивалось таинство. Павел машинально отпускал грехи.

Так в круговерти житейских хлопот и круговороте Библейских страниц пролетело четыре года. И, казалось, закончилось повисшее над приходом проклятие…

Глава 2

Опять тот же сон! Павел проснулся затемно. Чтобы не разбудить жену, тяжело посапывающую рядом, принудил себя лежать тихо, хотя левая рука затекла и ныла. Усиливающиеся неприятные ощущения заставили Павла начать осторожно двигаться, растирать и пощипывать не затёкшей рукой кончики пальцев, ладонь, локоть, поднимаясь выше к плечу и шее.

Он снова видел тот же самый сон, который стал регулярно тревожить мужчину сразу после Пасхи!

Хриплый голос взывает:

– Сними меня. Сними меня с креста.

Звонкий голос вторит:

– Я иду. Потерпи немного. Я тебе помогу.

Очертания двух силуэтов.

Один – высоко на кресте – мученик, истекающий кровью и жизнью.

Другой – идущий навстречу первому – поднимается по узкой тропке в занимающихся лучах невидимого Божества.

События каждого последующего сна в убыстренном темпе прокручиваются с самого начала и продолжают сон предыдущий, приближая спасителя к страдающему.

Сегодня два человека находились друг от друга почти на расстоянии вытянутой руки.

Нарушенное кровообращение заставило батюшку призадуматься. Вообще-то на кресте Христа по Писанию уже давно нет. Снят и точка. Разве что, помянут в отношении него орудие казни в предпраздничные весенние дни и довольно.

Кто же тогда висит на нём, просит, умоляет? Больно, ой, как больно ему! Павлу сейчас тоже неприятно испытывать онемение вперемежку с мурашками и нытьём в плече. А каково распятому? И каким образом спаситель снимет мученика с креста, если под рукой ничего подходящего нет: ни лопаты, ни какого иного приспособления?

Поймав себя на мысли, что рассуждения принимают греховный оборот, далеки от заученного и отдают, в нарушении всех канонов и данных обетов, ересью, Павел заёрзал. Не найдя в себе сил лежать более, аккуратно вылез из-под одеяла, встал с кровати – так, что чутко спящая жена не проснулась: несколько часов назад вставала, чтобы успокоить плачущую малышку, поэтому сейчас не слышала ничего, только повернулась на другой бок. Кроватка дочки стояла рядом с супружеской кроватью со стороны жены.

Павел накинул на себя байковую рубашку, влез в спортивные брюки, обвисшие на коленях, надел шерстяные носки и тапки, пошёл на кухню. В комнатах холодало. Печь почти остыла. За окном тьма непроглядная. Часы показывали четыре часа. Обычно Павел вставал в шесть – полшестого.

Поёжился, сходил в сени за дровами. Растопил печку. Глядя на занимающийся огонь, попытался отвлечься от сна, но не смог.

Согрел чайник. Есть пока ещё не хотелось. Выпив две кружки горячей воды без сахара, опустил голову на стол и задремал…

Глава 3

– Сними меня. Сними меня с креста.

– Я иду. Потерпи немного. Я тебе помогу.

И вот они рядом, и их уже можно разглядеть во всех подробностях. Из-под ржавых гвоздей сочится алая кровь, расплывающаяся по дереву тёмными подтёками. Сухая пена пузырится вокруг перекошенного от нечеловеческих мук и жажды рта распятого. Волны конвульсий пробегают по измождённому телу того, кому уготована участь вечного мученика.

Другой, в серой хламиде, подпоясанной верёвкой, касается руками обнажённых обезображенных посиневших ступней, щиколоток, обнимает их, целует, обильно орошая слезами пергамент кожи и… поворачивая голову, смотрит прямо в глаза Павлу.

Не ожидая такого исхода, подпрыгнув на табурете, Павел проснулся. Услышал тупой звон будильника, упал на колени и начал быстро-быстро креститься.

Это был он, он, Павел, спасителем распятого Христа, глядевшим самому себе прямо в глаза, отражаясь в них, как в зеркале, а вопросительный взгляд пронизал до самой глубины, которая вдруг дала о себе знать ощутимыми спазмами всего внутреннего содержания и содержимого.

Прочитав полушёпотом молитвы, которые, по его мнению, были наиболее уместны в данном случае, и почувствовав под собой опору в виде табурета, Павел вновь призадумался. Как в такой ситуации можно помочь несчастному?

Идея осенила готовую взорваться голову незамедлительно. Нужно не покладая рук подкопать землю вокруг креста, потом расшатать его и, взвалив на спину, напрягшись, что было мочи, плавно опуститься на колени, дабы аккуратно положить рядом на землю. Только бы хватило сил!

Скептически оглядев своё округляющееся тело с намечающимся животиком и без тени развитых косых, поперечно – полосатых и иных видов мускулатуры, криво усмехнулся. Такой подвиг ему не под силу. Тяжёлый дубовый крест с Христом придавит насмерть. А кто потом будет вытаскивать гвозди, поить, реанимировать?

Нет, так не годится. Вдруг и впрямь понадобится его мужская сила.

Чем чёрт не шутит!

Нужно бы не лениться и незамедлительно приступить к занятиям спортом, пробежкам; за гантелями, что ли, съездить в райцентр. Сегодня у Павла выходной день – в храме затеян косметический ремонт, а с наблюдением за ним прекрасно справляется на добровольных началах дьячок и звонарь Петруха, в молодости снискавший славу озорного гармониста и ловеласа.

Батюшка решил не откладывать задуманное – отправиться с первым же рейсовым автобусом в город. До остановки на шоссе минут сорок ходьбы.

Пройдя в спальню, тихонечко, стараясь не разбудить дочь, прошептал жене на ухо:

– Мне нужно съездить в город.

Спросонья Ирина только мотнула головой. Скорее всего, она не услышала или услышала, но не поняла, о чём он говорит. Поэтому Павел оставил записку на кухонном столе. Накинул непромокаемый плащ с капюшоном, надел резиновые сапоги – незаменимые вещи в сельской местности, и вышел под моросящий дождь.

Подпираемый верхушками деревьев, тяжело карабкаясь на нескончаемую гряду туч, кособоко и трагично вставал неприглядный рассвет.

Чтобы сократить путь до шоссе, мужчина пошёл лесом, пробираясь по едва приметной тропке и стряхивая на лицо и руки с веток противные разнокалиберные капли. Но здесь хоть можно идти, поскольку не заасфальтированная по сей день автомобильная дорога с осени по весну представляет собой сплошное месиво – справиться с ней могут только трактор да вездеход.

Сентябрь выдался проливным и злым. Колючие дождики сыпали один за другим резко и резво, мучая и без того невзрачную действительность неуютным тревожным барабанным перестуком.

Впереди мелькнула полянка. А немного правее… Павел остановился, пытаясь издали рассмотреть то, что наполовину скрывали сырая пелена и редкий кустарник.

– О, Боже. За что?

На дереве, раскачиваясь, висела собака. Большая собака, очень большая. Или ему так показалось, поскольку Павел никогда не видел распростёртых и подвешенных за шею собак.