Сон рыжего кота

Анна Аксинина, Татьяна Аксинина

Сон рыжего кота

Посвящается Сергею, автору картины «Сон рыжего кота»

Наталья

– Нет, ты войди в мое положение… ты пойми меня… выслушай меня…не перебивай меня, пожалуйста…

Женька кругами ходила по комнате, отчаянно жестикулируя, задавая вопросы, на которые не было необходимости отвечать. Я не собиралась перебивать подругу. Кто, как не я, знает её с нашего детсадовского детства. Пусть выговорится.

Евгения, наконец-то, остановилась напротив меня.

– Наташ, ну что ты молчишь?

– Слушаю тебя.

– Ты согласна?

– Я не понимаю, зачем тебе эта очередная авантюра? Ты что подождать не можешь, пока закончится суд?

– Суд закончится! Да, высохну, превращусь в старуху, пока суд закончится! Я уже превратилась в старуху!

«Хороша, старуха. Всем бы такую старость». Женька встряхнула головой. Заколка, еле удерживающая гриву волос, соскользнула, и черные волосы волной рассыпались по плечам. Подруга изящно нагнулась за заколкой и выпрямилась с грацией пантеры. Тонкими пальцами она собрала волосы в пучок и продолжила речь.

– Димка специально тянет с разводом, уверена, он и суд подкупил, и свидетелей подходящих нашел. Гад, а не человек. «Я – Доставалов, любого достану!» – и кулачище свой демонстрирует.

– А раньше тебе это нравилось.

– Да, пока он для меня все доставал, для семьи нашей. Дура была, думала, нашла идеал – сильный, состоятельный, заботливый, щедрый. Мне так надоели эти слабые нищие мужички, готовые сидеть на шее жены годами! А этот при первом знакомстве сразу дорогущие часы на руку надел: «Такой женщине не подходит этот немодный браслет». Как предложение сделал, тут и думать нечего – бегом в ЗАГС! Я как свет в окне увидела: машина новая, украшения настоящие, шубы, салоны красоты, отдых за границей. А наш дом за городом, а квартира! Я и не сомневалась, что бизнес надо объединить. Годик, другой – а потом куда все делось? Осталось одно сплошное хамство. Я-то понимаю, что его щедрость «пошла налево», но доказательств у меня нет. Я только заикнулась про развод, а тут из него дерьмо-то и поперло! Орал: «В чем пришла, в том и уйдешь!» Как будто я не продавала свою квартиру, не вкладывала свои деньги в дело. Конечно, моя доля тогда была меньше, но все вместе – совместно нажитое имущество.

– Да-да, ты уже сто раз мне объясняла!

– Так что, будь любезен – развод и раздел по закону! Он руки распускать начал – а я его вещички из квартиры выставила и замки сменила. Он-то думал, что я, как покорная курица ему сама шею подставлю. Не на такую напал! Не ожидал, что я буду сопротивляться. Следить за мной вздумал. Он хитер, но я хитрее.

– Мало тебе, Евгения, синяков, что твой благоверный тебе наставил.

– А что – синяки? Я справку взяла. Так что за каждый синячок он мне заплатит. Отсужу я у него свою долю. Не захотел добровольно мне мою часть выделить, отдаст больше! Адвокат у меня классный, пусть повертится Доставалов, как уж на сковородке. А меня он ни за что на турбазе не найдет. Лариска будет молчать, как рыба. Турбаза им с мужем принадлежит. Поживу у них недельку, другую. Места там красивейшие! Лес, речка! Надо же мне стресс снять.

Своим низким грудным голосом, своим напором, ароматом потрясающих новых духов и метанием взад-вперед Женька меня буквально загипнотизировала. Она способна уговорить кого угодно, но я ещё слегка иронизировала.

– Догадываюсь, как ты собираешься стресс снимать.

– Ты что подумала? Я этими мужиками сыта по горло. У меня на мужиков иммунитет на ближайшие два года. Ну, пусть не два, а год или полгода. А именем твоим назовусь, чтоб этот гад не выследил.

Женька присела передо мной на корточки и снизу вверх жалобно и как-то по-детски посмотрела мне в глаза.

– Жалко тебе? Обещаю, что буду вести себя, как паинька.

– Хорошо, уговорила.

Женька подскочила, распрямилась и вскинула голову и руки вверх, как язычник, приветствующий небеса.

– Ура! Я знала, что ты согласишься. Для всех я там буду Иконникова Наталья Николаевна.

– Поздравляю!

– Наташа, а может, и ты съездишь со мной?

– Поеду, и кем я там буду? Шапошниковой Евгенией Анатольевной?

– Нет, не Шапошниковой, но мы придумаем что-нибудь.

– Спасибо за приглашение, но я не поеду, работы много, да и не хочется.

– Наташа, сколько можно жить прошлым! Зачем ты постоянно копаешься в себе? Забудь всё, начни жизнь с чистого листа.

– Закрыли тему. Уезжай на свою базу отдыха, пока я не передумала.

– Ладно. Пока!

Женька вспорхнула и убежала. Я выключила компьютер, не было настроения дописывать статью.

Я сидела на диване и смотрела на портрет Кирилла. Какое красивое, умное, волевое лицо! У него загар путешественника и спортсмена, высокий лоб, зачесанные назад седые волосы, высокие скулы, ровный прямой нос, кожа почти без морщин, только две глубокие складки от носа к губам, твердая линия подбородка, глубокие проницательные глаза. Через три месяца будет два года, как его не стало. Слезы полились по щекам. Если бы я не оставила его одного в тот злосчастный вечер! Зачем я согласилась пойти на банкет? Вечно будет стоять перед глазами эта картина. Я выхожу из дома, оборачиваюсь. Силуэт Кирилла в освещенном проеме двери.

« Приятного вечера, моя дорогая!»

Банкет устраивал коллега по случаю защиты диссертации. Кирилл приболел, и отказался идти. Он настоял, чтобы я пошла одна. И я пошла, потому что думала, что у мужа небольшая простуда.

Господи! Я сидела за столом, слушала музыку, пила вино, танцевала, а он лежал на полу, и некому было ему помочь. Врачи сказали, что он умер сразу, как упал. Но я им не верю. Если бы я была дома, то все было бы иначе. Я вызвала бы «скорую», сделала бы массаж сердца, искусственное дыхание, я видела, как это делают, по телевизору. И мой Кирилл был бы жив.

Слезы застилают глаза. Холодный туман того октябрьского вечера ложится но мои плечи, сковывает моё сердце. После смерти Кирилла я не хотела жить и серьёзно собиралась покончить с собой. Сейчас и понимаю, что это было проявлением не только отчаянья от потери любимого, но и слабости, страха перед жизнью.

Три года счастливой семейной жизни, три года полного растворения в интересах этого талантливого, многогранного, всеми уважаемого человека, ученого с мировым именем, директора института истории и археологии. Аспиранткой я смотрела на него как на Бога, став женой – как на полу-Бога. Моя должность на кафедре в университете была чисто номинальной, преподавала я раз в неделю, читала лекции по теме своей диссертации о Пазырыкской культуре древнего Алтая. Зато я всегда была при Нем, как секретарь, референт, корректор, повар, собеседник, партнер по танцам, любовница, сиделка (надо было бы ему тогда еще раз полежать в больнице – да теперь не исправить!), – все, что Ему потребуется. Я чувствовала, что необходима ему, как воздух. Но и он был мне необходим так же. Он давал мне такое яркое праздничное ощущение жизни! До сих пор от одних воспоминаний во мне начинают звенеть какие-то струны.

…Первая экспедиция на алтайское плато Уймон. Пять дней пути, и вот мы, кучка городских жителей, оказываемся в отрыве от всех благ цивилизации. Вокруг – простор, до самого горизонта нет ни строения, ни даже телеграфного столба. Курганы, которые мы собирались раскапывать, оказались совсем не холмами, а просто ямами в земле, обозначенными кругами из камней. Их ещё надо было хорошенько поискать. Кирилл – начальник экспедиции, он решает все. По его слову, движению рук, как по волшебству распаковывается груз, появляются щиты, каркасы, строем встают палатки, кухня гремит посудой, уже через час готов обед, а через два часа первая группа выходит на разведку местности. Днем было жарко, ночью довольно холодно, но я долго стояла, глядя в звездное небо. От тишины звенело в ушах. Звезд было столько, словно кто-то манную крупу рассыпал. И я подумала, как мне повезло, что я попала в эту экспедицию, что я работаю под началом такого замечательного человека. И совсем уж сумасшедшая мысль, а как повезло его жене, но мне-то такого мужчину не встретить… И тут прочертилась яркая полоска – звезда упала.

Там всё и началось – на плато Уймон. Наш бурный роман вызвал массу пересудов, но Кирилл пообещал, что все будет хорошо. И сделал. Развод прошел в стороне от меня, после регистрации косые взгляды прекратились мгновенно. В марте мы взяли две недели и поехали на Кавказ кататься на горных лыжах. Это было фактически свадебное путешествие. Я сомневалась, что освою новый для себя спорт, и сначала так и было. Кирилл попытался меня учить, я падала, ноги не слушались. «Ничего, я погуляю, позагораю, подышу чистым воздухом, а ты катайся один», – жалобно лепетала я. «Нет, я понял, тебе нужен учитель со стороны». И несмотря на мои возражения, пригласил мне штатного инструктора. Я выучилась крутить повороты в технике параллельных лыж за 1 день. «Почему так вышло?» – удивлялась я вечером. «Потому, что ты меня слишком любишь, и боишься разочаровать. Ты всё время была напряжена, а на лыжах надо расслабиться и получать удовольствие». И, как всегда, он был прав. Разговор происходил в сауне, он делал мне массаж спины, а потом я – ему…

Медовый месяц у нас, по-моему, никогда не кончался. Было много работы, административной и научной: доклады, конференции, статьи. Вдруг выдавался свободный вечер, мы шли в кафе. Кирилл непременно дарил мне цветы, мы ужинали, танцевали, беседовали. Однажды встретили старого знакомого Кирилла. Он отошел поздороваться с ним, вернулся с улыбкой. «Представляешь, он спросил, не боишься, что жена узнает? Не подумал, что ты и есть моя жена». Любое мое высказанное желание воплощалось. Увидеть гейзеры и вулканы – поедем в отпуск на Камчатку, хочешь на выходные в Стокгольм – сейчас закажу билеты, понравилось колье у знакомой – выбери себе лучше, ты хотела бы водить машину – вот тебе машина и инструктор.

Я не ощущала никакой разницы в возрасте, не было в Кирилле никакой усталости, напротив, ему всегда было интересно жить, познавать, видеть новые места. В Греции ему непременно надо подняться на Олимп, на Кипре – нырять с катера в отрытое море, в Чемале – сплавиться на плоту по горной реке Катунь. Выставка фотографии, премьера балета, нашумевший фильм или книга – ему до всего было дело. Я даже никогда не задумалась, что у нас нет детей, у меня не было для этого времени. Кирилл наполнял мою жизнь от края до края.

И вдруг все оборвалось!.. Онемела душа, застыло сердце. Как-то механически я участвовала в похоронах, поминках, отвечала на какие-то слова каких-то коллег, друзей, родственников. После 9 дней я мечтала остаться в одиночестве, побыть со своим горем в тишине и покое. Но приехавшие из Калининграда первая жена и дочь Кирилла, бесцеремонно расположились в нашей квартире. Мать и дочь были очень похожи друг на друга и внешне и по характеру, дочь старше меня на 5 лет и толще на все десять. Пока не уехали другие приезжие родственники и друзья, они вели себя скромно. А потом совершенно распоясались, начали двигать мебель. На мои вежливые вопросы, не пора ли им ехать домой, они рассмеялись мне в лицо: «Завещания нет? Значит, будем делить недвижимость. Пока до суда в этой комнате можете оставаться, а там – деньги платите или будем продавать и делить. И, кстати, тут счета пришли, гоните вашу долю, а то выселим за неуплату». Я кинула на стол все деньги из кошелька и ушла в спальню.

Всю ночь проплакала, не сомкнула глаз. А утром собрала сумочку с документами и чемодан, первым делом уложила большой портрет Кирилла, остальное брала кое-как, сумбурно. Главное было – убежать, скрыться от этих ужасных женщин. Я поехала в наш загородный дом, думая больше о том, что там умер Кирилл. По дороге меня тормознул ГИБДД-шник. Я не была пристегнута, а когда вышла из машины, оказалась, что украли задний номер. Машину забрали на штраф-стоянку. Я привычно схватила сотовый, и меня как током ударило: «Некому звонить! Кирилла больше нет…».

От поста в наш коттеджный поселок полных 3 километра, я тащилась пешком с чемоданом. Зазвонил телефон, остановилась, достала. Это оказался Тюря – Федор Федорович Тюрин, назначенный позавчера на должность завкафедрой, чего никогда не допустил бы Кирилл, а с его мнением всегда считались. Елейным тоном мой новый начальник осведомился, почему я не на лекции? «А какой сегодня день?» – ужаснулась я. «Среда, естественно». «Простите, я плохо себя чувствую», – униженно забормотала я. «В следующий раз, предупреждайте, Наталья Николаевна, а то за срыв занятий, знаете, что бывает?» Боже, почему никого из любимых учеников Кирилла не назначили на эту должность?! Костю Седых, Ивана Терпугова или Сашу Солдатченко? Кто надавил и поставил надо мной этого идиота, выскочку и карьериста?! Он всегда завидовал Кириллу, его научному авторитету, забрал себе его лекции, а теперь ещё будет мстить мне. «Следующего раза не будет. Всё, я у вас больше не работаю», – ледяным тоном выдала я, дала отбой и выключила телефон. Я торопилась скорей скрыться от всех, как улитка в раковину. Тяжело дыша, добралась до дома, долго не попадала ключом в замок калитки, не могла унять дрожь в руках.

Достигнув, наконец, своей цели, я застыла в дверях комнаты возле чемодана. Дом поразительно изменился с тех пор, как я последний раз здесь видела Кирилла живым. Он выглядел пустым, нежилым и мрачным. Кто-то (может, даже – я сама) завесил зеркала и стеклянные дверцы шкафов тряпками: наволочками, шторками. Было холодно, неуютно и оглушающее тихо. Пахло пылью. В голове не укладывалось, что я смогу здесь жить. «Да, не смогу. А надо ли?» – Промелькнула мысль.

С трудом сбросив оцепенение, я прошла к столу, распаковала чемодан и вынула фотографию Кирилла с черной ленточкой наискосок. Поставила на стол, села и наплакалась вволю. Я плакала и говорила с Кириллом, никто мне не мешал, не надо было суетиться. Так за столом и заснула. Проснулась от холода, зубы стучали, но я не пошла в подвал растапливать котел, как это делал Кирилл, а включила масляный электрический обогреватель и, закутавшись в плед, легла на диван. Решение пришло ко мне во сне или в полусне, на границе между сознательным и бессознательным. Последнее, что попалось мне на глаза, – бутылочка со снотворным Кирилла на тумбочке возле дивана. Я встала наутро с четким представлением, что мне надо сделать. К черту всё: квартиры, машины, работы, заботы – всю суету и мелочи! Жить без Кирилла, да еще и с этим мучительным чувством вины, просто не стоит.

Появилось пронзительное ощущение свободы и невесомости. Лишь кое-какие детали отвлекали меня. Надо вскипятить воду и остудить? Нет, это слишком долго, сойдет и сырая, ведь расстройство желудка мне уже не грозит. Надо ли открыть дверь, чтобы не ломали? Нет, не надо, я же оставляла ключи жене сторожа, чтобы по обычаю «смыть за покойником», вымыть пол. Надо ли написать записку? Неохота. И так ясно будет: стакан, таблетки, закрытые двери. Все, я села за стол, размешала горсть таблеток, сосредоточенно созерцая их кружение и постепенное превращение в мутную водичку. Все готово. Я посмотрела в лицо Кирилла. Взгляд моего любимого мужа показался мне печальным и строгим. «Прости меня, Кирилл, дорогой, мне невыносимо оставаться здесь без тебя!»

И тут в дверь позвонили, я так вздрогнула, что чуть со стула не упала. Кто бы там ни был, я не открою. Настойчивый звонок упорно возвращал меня в реальность. За окнами темнел вечер то ли четверга, то ли пятницы. «Не надо было свет включать!» – Подумала я в досаде. – «Кто-то, видимо, заблудился и хочет спросить дорогу. Пусть доедет до сторожа». Я не собиралась открывать двери, я мысленно была уже по ту сторону черты, отделявшей меня от всего земного. Не дождавшись моего отклика, в дверь застучали. Чтобы избавиться скорей от досадной помехи, я пошла к двери, в которую уже колотили ногами.

– БУХ-БУХ-БУХ! Наташа, открой!

Женька, это могла быть только она! Я растерялась. А она била ногами по двери и кричала, пока я ей не открыла.

Женька ворвалась в дверь, растрепанная, запыхавшаяся, и без всяких предисловий выложила с порога то, для чего она приехала ко мне.

– Наташа, я должна тебе признаться, что 3 года была любовницей твоего мужа.

Я не сразу поняла, о чем речь. Я ослышалась? Может она сказала: «Здравствуй, Наташа, почему телефон отключила?»

– Что… ты… сказала?

Она повторила. Небо упало на мою голову, ноги ослабли, я осела на стул. Все наши отпуска, выходные и праздники пронеслись передо мной в обратном порядке от острова Крит в начале этого лета до первой экспедиции на Алтай. В комфортабельные гостиницы, на скромные турбазы, в суровый палаточный быт – Кирилл всегда брал меня с собой. И мы не просто всегда были вместе, Кирилл вообще не проявлял внимания к женщинам кроме меня.

– Нет, не верю! Не может быть!

– Прости меня, если сможешь, я обманывала тебя все время, когда вы были женаты. Я любила его!

– А Кирилл, он тебя любил?

– Да, конечно!

– И что ему мешало расторгнуть брак со мной, нелюбимой, чтобы жениться на тебе?

– Наташа, но я была замужем, и не хотела разводиться. И потом ты – моя подруга. Мне было стыдно, но я ничего не могла с собой поделать.

– Но как вы встречались? Я не понимаю, он все время был со мной!

– А ты в Сосновку одна ездила.

– Один раз всего…

– А командировки! Он никуда не ездил. Вернее, уезжал, но возвращался раньше, чем ты думала. Мы снимали квартиру, и жили там. А ты думала, что он в командировке.

– Уходи! Я не могу тебя видеть!

– Наташа, ударь меня, если хочешь. А хочешь, я перед тобой на колени встану.

– Убирайся, бесстыжая! – Я почувствовала, что готова её убить, а не то, что ударить.

– Ухожу, ухожу. Постарайся нас понять и простить.

Когда Женька ушла в тот вечер, я долго не могла придти в себя. В гневе я швырнула приготовленный стакан в портрет Кирилла. Хорошо, что Женька успела уйти, задушила бы эту подлую тварь собственными руками. Я не спала всю ночь. Я металась по комнате, как зверь по клетке. Они растоптали то, что для меня было свято. Я ненавидела их обоих.

Утром я начала новую жизнь, жизнь без Кирилла и без Женьки. Я не думала больше о смерти. Я взялась за свои проблемы: узнала дорогу в ГИБДД, наняла адвоката по гражданским делам и риэлтора для размена квартиры. Неожиданно для меня исчез с горизонта Тюря, он был просто временно назначен на это место, а Костя Седых, став завкафедрой, сразу предложил мне увеличить учебные часы, дописать начатое в прошлом году методическое пособие и съездить в Швецию с докладом. Я с головой ушла в работу, не жалея ни сил, ни времени. Без Тюрина обстановка на кафедре снова стала нормальной, коллеги ободряли и поддерживали меня. Больше из-за необходимости работать с молодежью, чем по внутренней потребности, я сменила прическу, обновила гардероб. Стала выглядеть и чувствовать себя моложе, современней. Я даже постаралась простить Кирилла и купила новую рамку для его фотографии, но поставила её с глаз подальше, на полочку в шкафу.

Женьке я не звонила, не говорила о ней с общими знакомыми. Она тоже не звонила и не попадалась мне на глаза. Я уже привыкла обходиться без подруги детства. И так прошло три месяца. Как вдруг морозным январским днем она подкараулила меня возле машины и выкрикнула:

– Я всё тебе наврала!

– Что наврала? Опять наврала? Мы же не разговаривали с октября…

– Наврала про Кирилла, тогда, в октябре. Я к твоему мужу на пушечный выстрел не подходила. Чем хочешь поклянусь!

– Евгения!..

Потом мы обе рыдали в моей машине, даже стекла запотели. Я рассказала, как хотела покончить с собой. А она – как выдумала эту историю, чтобы спасти меня, потому что мой телефон не отвечал целые сутки, и никто не знал, где я: ни дома, ни на работе, ни у друзей.

Как я могла ей отказать сегодня?

Сергей

С вечера было душно. Сергей открыл настежь двери в сад, но вязкая жара заползла в комнату, давила, не давала дышать полной грудью. Он долго не мог заснуть. Сергей ворочался на старом неудобном диване. Старый диван скрипел, впивался в бока пружинами и комками. Диван всегда стоял в кабинете деда. Дед говорил, что этот диван в три раза старше Сергея. После смерти деда Оксана перестроила весь дом, как сама считала нужным, купила новую мебель. Но кабинет деда Сергей не разрешил трогать. Он никогда не спорил с женой. Но в этот раз ни кнутом, ни пряником Оксана не смогла добиться своего и нехотя уступила.

Кабинет стал его убежищем, собственным углом, где старая мебель, помнившая руки деда, согревала ему душу, где можно было мысленно попросить совета и получить верный ответ. Постепенно Сергей из спальни, обустроенной женой в стиле модерн, перебрался в кабинет. Оксана не возражала. Она всё чаще оставалась ночевать в городе. Они не ссорились, не ругались, но могли неделями не встречаться. Иногда жена внезапно наезжала с сумками еды, накрывала с виноватым видом стол. Они спокойно ужинали, обменивались незатейливыми вопросами, разговаривали о погоде. И молчали оставшийся вечер.

Почему он женился на Оксане? Вернее, согласился на брак с ней. Он учился тогда на пятом курсе института. Дед сильно болел в тот год. Он сдавал с каждым днем. Ему было 86 лет. Сергей понимал, что это конец. Сергей страшился одиночества, он боялся остаться один в этой жизни. Родители Сергея погибли в автомобильной аварии, когда ему было 3 года. Как ни старался, он не мог вытащить из своей детской памяти образ мамы. Ему казалось, что он помнил её руки, когда она прижимала сына к себе, гладила по головке. Возможно, он выдумал себе эти воспоминания. Сергей всегда жил с дедом. Дед был для него всем: и отцом и матерью и лучшим другом.

Возможно, их объединяла похожая судьба, они оба познали в полной мере горечь потерь. Дед сам вырос без родителей. Дед остался без отца, когда ему было меньше года. А мать умерла в Гражданскую войну от тифа. Он тоже её не помнил. Деда вырастила и воспитала сестра его отца – Ольга. Ольга, как и он, потеряла всех своих близких в той кровавой мясорубке. Ольга была ему, как мать. Это были незапамятные счастливые времена, когда они жили в этом доме большой дружной семьей: Ольга, дед, его жена Нина, сын Саша, невестка Кира и маленький Сережка. Сам он знал об этом только по рассказам деда. Сначала дед лишился Ольги, потом жены, а затем погибли вместе сын и невестка: пьяный водитель на «КАМАЗе» протаранил на перекрестке их старенький «Жигуленок».

Дед был знаменитой личностью. Сергей Сергеевич Краевский, известный журналист, он разыскал стихи своего отца, погибшего в Первую мировую войну. Прадед издал два томика своих стихов под псевдонимом Сергей Краев: один в тринадцатом году, второй – в четырнадцатом, перед самой войной. Хрупкие строчки о любви затерялись в кровавом урагане тех лет. Сергей Сергеевич долго искал и, наконец, купил у букинистов едва ли не единственные сохранившиеся книжечки стихов Сергея Краева. Он переиздал стихи, написал повесть о жизни и любви своего отца. Ни сам автор стихов, когда доверял бумаге свои мысли и чувства, ни его сын-журналист, когда скромным тиражом первый раз издал стихи в восьмидесятых годах минувшего века, не могли предположить о бурном шквале популярности, обрушившейся на скромного погибшего поэта.

Помог счастливый случай. Некая исполнительница русских романсов, проживающая во Франции, спела с цыганским надрывом «Зимнюю женщину». Хит сезона начали крутить на радио и телевидении. Дед предъявил свои наследные права на стихи и после годовой тяжбы выиграл дело. Он получил компенсацию, которая едва покрыла его расходы на поездки в Париж. Но скандал привлек внимание прессы. Два томика стихов прадеда Сергея, его полного тёзки – Сергея Александровича Краевского, переиздаются до сих пор. Известные композиторы современности пишут песни на эти стихи, и песни становятся шлягерами. Чем же затронули души современников лирические стихи офицера, погибшего сто лет назад? Искренностью? Или силой своей любви?

Лунный свет полнолуния заливал комнату. Сергей всматривался в портрет Натали, написанный его прадедом. Он не был профессиональным художником, он запечатлел свою любимую не как реальную девушку, а скорее как идеальный образ. Портрет висел на противоположной стене кабинета. Дед любил, открывая глаза утром, смотреть ей в глаза. Её любил тот Сергей Краевский, его прадед, в её честь были написаны ставшие популярными его стихи.

Любовь приходит из вечности. Она не спрашивает согласия на свой приход. Она вечна и нетленна, как то, откуда она пришла. Все мужчины семьи Краевских любили Натали. Прадед написал её портрет, когда ей было 17 лет. Дед однажды встретился с ней, когда ему было 30 лет, а ей 48 лет. Эта встреча произвела на него неизгладимое впечатление. Он в жены взял Нину, отчасти за её отдаленное сходство с Натали, которую он любил до последнего своего дня. Современный Сергей любил её по единственному портрету, оставшемуся от неё…