Виселица для ослушников. Уральский криминальный роман

Фомин поморщился.

– Выключите, пожалуйста.

Савелий Иванович усмехнулся.

– Не нравится трепотня?

– Увы, – ответил Фомин и развел свои огромные ручищи.

Хозяин, дотянувшись до пультика, нажал одну из кнопок и аппарат с погасшим экраном умолк.

– Так-то будет лучше… Во всех отношениях: и на мозги никто не будет капать, и сосредоточеннее потечет между нами беседа.

– А о чем? – В глазах Низковских засветился неподдельный интерес. – Что-то новое узнали и хотите поделиться?

– Не успел… к сожалению… Поэтому… Да, прежде нам предстоит обустроиться…

– Не понял, Александр Сергеевич? – Фомин вновь обвел взглядом комнату. – Что-то вам надо, да?

Фомин кивнул.

– Не вижу компьютера.

– Нам с женой он без надобности… У дочери был стационарный, но забарахлил. Предлагал оттащить в мастерскую. Дочь, назвав рухлядью, а компьютеру, в самом деле, не меньше десяти лет, мое предложение не приняла, заявив, что не стоит выбрасывать деньги на ветер.

Фомин покачал головой.

– Жаль, очень жаль… Мог бы послужить нам, точнее, мне.

– Постойте, – хозяин встал с дивана, – в дочериной комнате должен быть ноутбук, если только она не забрала с собой… Вряд ли… Проверю… – Он вышел и через минуту вынес устройство, поставил на столик со стеклянной столешницей. – Вот… Подойдет?

– Вполне возможно. – Фомин придвинул столик поближе к дивану, поднял крышку, подключил к электросети, нажал левую кнопку. Ноутбук, тихо зашумев, стал загружаться. – Похоже, в рабочем состоянии… Все отлично… Проверю способности к видеозаписи… Я – тот еще чайник, но попробую настроить… Так… так… так… Отлично… неплохая картинка… Будет еще лучше, если включите верхнюю люстру… – Хозяин встал и щелкнул выключателем. – Совсем другое дело… Как в кино. – Савелий Иванович, недоумевая, следил за манипуляциями детектива и никак, судя по всему, не мог понять, зачем ему всё это. – Повезло… Мог, конечно, и без этого… Но когда есть возможность прибегнуть к помощи современных цифровых технологий, то грех не воспользоваться. Хотел взять видеокамеру и штатив, но возни с ними много. А тут – удобно.

– Кажется, понимаю…

– Что именно?

– Ну… Это… Заснять на видео нашу беседу. Ведь так?

– Совершенно верно.

– Но зачем?

– Чтобы иметь доказательство, что…

Низковских недовольно спросил:

– Какое доказательство? Разве я виляю хвостом?

– Нет, но… Всё может быть…

– Мне не доверяете? – Обидчиво спросил хозяин.

К удивлению Савелия Ивановича, детектив согласно качнул головой.

– Возможны с моей стороны неприятные вопросы, на которые есть надежда получить честные ответы.

– Значит, все-таки не доверяете… – Определенно и с обидой в голосе заметил хозяин.

– В какой-то мере… Привык никому не доверять, даже в определенных обстоятельствах самому себе. – Детектив грустно усмехнулся и ущипнул себя за мочку левого уха. – Иначе не могу… Безоглядное доверие может обойтись мне боком… Вам не стоит обижаться. Профессия у меня вот такая мерзопакостная… Впрочем, видеозапись мне нужна не только в качестве возможной доказательной базы, а и для того, чтобы потом с материалом было удобнее работать. Упустил в первый раз что-то, посмотрел второй и третий раз. Картина восстановлена. Восстановлена в том виде, в каком записана… Однако… Если вы возражаете, то я…

Низковских прервал.

– С чего возражать? Мне скрывать нечего… Моя совесть чиста… Записывайте, если это вам на пользу… Мне просто неприятно – вот и всё.

– Еще как на пользу! Лучше любого протокола, который я не имею права вести, так как не являюсь официально уполномоченным властью лицом. К тому же намного надежнее самой совершенной записной книжки.

– Не стоит убеждать, Александр Сергеевич: раз надо, значит, так тому и быть.

Фомин, настроив картинку (чтобы в кадре одновременно были видны оба), включил видеозапись.

– В порядке напоминания, Савелий Иванович: в ходе вашего предыдущего рассказа, в моем офисе я, практически не прерывал вас своими вопросами…

– Но я рассказал всё-все.

Фомин согласно кивнул.

– Но после того, как я внимательно и дважды просмотрел тогдашнюю видеозапись, у меня возникли вопросы к вам.

– Слушаю и готов ответить.

– Кстати, забудьте о ноутбуке. Ведите себя так, как будто мы просто сидим и болтаем.

– Хорошо… Понял.

– Вопрос первый: когда конкретно исчез ваш сын?

– Ну… День и число не знаю до сих пор… Приблизительно в конце августа, где-то двадцать восьмого или двадцать девятого.

– Эту дату вам назвала ваша бывшая жена, то есть Светлана Львовна?

Низковских отрицательно замотал головой.

– Она особо со мной не церемонится и информацией не делится. Не та женщина, чтобы…

– Тогда почему вы называете эти числа?

– Встречался с дружками сына… Ну и один из них сказал, что последний раз видел Димку именно тогда, в какой-то из тех дней. Точно он не помнит.

– Вы не знаете, опрашивала дружков полиция или нет?

– Об этом – ни слова.

– Понятно… Второй вопрос: где вы лично были в названные вами дни исчезновения сына?

Низковских с нескрываемым изумлением смотрел в глаза детективу.

– Но, Александр Сергеевич, вопрос странен. Особенно, если учитывать, кто спрашивает.

– Спрашивает исполнитель, а заказчик должен ответить.

– Простите, вы прекрасно знаете.

Фомин возразил:

– Мои знания не в счет… Хочу услышать сейчас и от вас, Савелий Иванович… Это очень важно…

– Вы своими глазами видели…

Фомин жестко спросил:

– Повторяю еще раз: где вы были в названные дни?

– Там… В санатории Министерства обороны… В Севастополе… Неподалеку от бухты «Омега», где с вами и познакомился.

– По путевке были?

– Да.

– С какого и по какое включительно число?

– С десятого августа и по третье сентября.

– Двадцать восьмого или двадцать девятого августа вы никуда не отлучались?

– Только на пляж… Да, вспомнил: именно двадцать девятого была экскурсия на знаменитую тридцать пятую батарею.

– Кто может подтвердить?

– Что «подтвердить»?

– То, что вы были на экскурсии.

– Многие, Александр Сергеевич.

– Например?

– Пашка Объедков… Из Курской области… Участник антитеррористической операции на Северном Кавказе… Говорят, что та операция успешно и давно завершена, но Пашка рассказывал, что выезжать в горы опасно, даже в городе передвигались на БэТээРах. Не безопаснее и на блокпостах. В одно из нападений Пашку хорошо бандиты шмякнули. Теперь инвалид второй группы, а ему всего двадцать пять лет. До сих пор колошматят кавказцы наших вояк.

– А насчет двадцать восьмого?

– Он же. В одной с ним палате обитал. Сутками ему мозолил глаза.

– А еще?

– Ну, не знаю… Разве что процедурные сёстры, строго исполнявшие назначения врача. С этим в санатории строго.

– Я понял.

– Ваши вопросы удивляют.

– Почему? – Спросил детектив и уточнил. – Для меня, например, вопросы до безобразия банальны. В тысяча первый раз задаю.

– Как догадываюсь, пытаетесь прощупать меня по части алиби.

– Возможно.

– Но это же абсурд, Александр Сергеевич!

– В чем видите «абсурд»?

– Для чего мне что-то делать в отношении сына?

– Не знаю, Савелий Иванович.

– Вот! Я тоже не знаю. И еще: если бы была моя причастность, то какого хрена, извините, обратился к вам за помощью, при этом неся материальные потери? Дурью маюсь, хотите сказать?

– Цели ваши пока мне не ясны, поэтому ничего сказать не могу. Единственное, что мне подсказывает практика детективной деятельности, – у заказчика не всегда бывают благими намерения.

– Хотите сказать, что устраиваю эту катавасию с исчезновением сына для отвода глаз?

– Почему бы и нет, Савелий Иванович?

– Извините, но от вас эти глупости слышать как-то не совсем…

Детектив решительно возразил:

– Глупостью и не пахнет. Я скажу откровенно: вы могли где-то спрятать сына…

Низковских не переставал изумляться.

– Допустим… Что дальше? И, главное, зачем?

– Попробую объяснить, хотя мне не пристало этим заниматься. Поскольку сын, как вы сами говорили, не только страдает от алкоголизма, но и балуется наркотиками, постольку вы решили принудительно вырвать из ему привычной среды, изолировать от влияния дружков, а также от семейной нездоровой, как вы можете считать, атмосферы, от царящей семейной вседозволенности. Дмитрий – человек абсолютно безвольный – подчинился вам и…

– И что дальше? Где я могу парнишку прятать?

– Не знаю. Но не исключаю, что Дмитрий Низковских помещен вами в один из закрытых реабилитационных центров…

– Мною?!

– Совершенно верно.

– Ерунда!

– Нет, не ерунда, Савелий Иванович.

– В Ирбите ничего такого нет, в окрестных городах – тоже.

– Да, в Ирбите нет, но вот в Екатеринбурге есть. Допустим, скандально известный центр «Екатеринбуржцы – без наркотиков», где пациентов избивают, более того, приковывают к кроватям, чтобы те не шебутили.

– Уверяю вас: я ни с какими центрами не связан; лично я сына никуда не закрывал.

– Если не вы, то кто? Ваша бывшая жена, то есть Сергиевских Светлана Львовна?

– Нет, не думаю… Если бы она хотела, то давно бы сделала это.

– Но всякому терпению, даже материнскому, может прийти конец.

– Не верю. Знаете, почему?

– Нет, не знаю, но хотел бы узнать.

– Потому что эта дама слишком занята собой и, по большому счету, судьба Димки ей по барабану… Да-да, я не оговорился. Димке требовались не бабки, которыми мать откупалась, а внимание. Это внимания как раз и не было.

– Однако вы, насколько помню, рассказывали, что хотели Димку забрать к себе, даже в суд обращались, чтобы изменить его проживание…

– Совершенно верно.

– Но именно мать, которой сын, как вы только что выразились, по барабану, воспрепятствовала, для чего, как я понял, воспользовалась связями в определенных кругах ирбитского общества. Как это увязать?

– Всё просто. Как та пресловутая собака, лежащая на сене: сама, дескать, не ам, но и другим не дам. Эгоизм, доведенный до маразма.

– Пожалуй, с вами соглашусь…

– Конечно!

– В той части соглашусь, что Светлана Львовна никуда не помещала Дмитрия. Она бы вела себя иначе, в том числе и по отношению к вам. А вот вас в этом, точно, подозревает. Отсюда ее такая в отношении вас дикая злоба. Я так думаю.

– Её подозрения ни на чем не основаны. Бесится, потому что дура конченая. Не берите в голову.

– Нет, я должен брать и это в голову.

– Зачем вам такая морока?

– Вы, как вижу, против.

– Уверяю: пустая трата времени.

Фомин категорически возразил:

– Не думаю… Признаюсь: попробовал уже получить информацию из названного мною реабилитационного центра. Пока не получилось. Но обязательно получится… И, знаете, будет очень неприлично, если мне станет известно, что именно вы, а не кто-то другой, упрятал туда сына и вы так долго и так настойчиво водили меня, опытнейшего сыщика, за нос. Должен разочаровать: докопаюсь до истины.

Низковских кивнул.

– Я тоже этого хочу, очень хочу.

– Чего именно вы хотите?

– Я знаю, что никаким боком не причастен к исчезновению сына, меньше всего в этом заинтересован, но больше всего хочу, чтобы вы установили истину. Мне она нужна куда больше, чем вам. Поэтому и обратился к вам, а не в полицию.

– Кстати. Что прокуратура? Какая-то реакция после вашего обращения последовала?

– Мне ничего неизвестно.

– М-да… Народ в прокуратурах пунктуален… Сказано, что ответ будет через месяц, вот и пусть ждут и не дергаются.

– Правда, полиция…

Фомин насторожился.

– Что «полиция»?

– Может, как-то и связано с моей жалобой в прокуратуру…

Фомин вдруг стал проявлять нетерпение, поэтому торопливо прервал:

– Что «связано»?

– Несколько дней назад меня вызвали на опознание обнаруженного трупа какого-то мужика с признаками, как они любят выражаться, насильственной смерти. Переволновался. Всё зря. Не Димка это. И по возрасту, и по внешним признакам – ничего близкого.

– Внимательно смотрели?

– Еще как! Но нет, на двести процентов не Димка.

– А как бывшая жена? Приходила на опознание?

– Была… Нахамила всем… Досталось капитану полиции, дознавателю, проводившему процедуру опознания. Угрожала пожаловаться полковнику Морозову, что потревожили попусту ее особу.

– А полковник Морозов – это кто? Не из областного ли главка?

– Нет, наш начальник городского УВД.

– Не знаком… Жаль… Но обязательно найду повод и познакомлюсь. Интересно, что за гусь?

– Рядовой состав, как я слышал, не очень жалует своего начальника.

– Новичок?

– Да, нет. Несколько лет назад в Ирбите появился, после окончания, как говорят, Свердловской юридической академии и сразу со студенческой скамьи был назначен начальником нашего уголовного розыска. Застрял у нас. Знакомый (мой однополчанин), прослуживший до выхода на пенсию много лет в полиции, считает, что благодаря «мохнатой лапе» метил вскоре смыться в Екатеринбург, но та самая «мохнатая лапа» вскоре погорела на чем-то, и Морозов лишился поддержки.

– Но все равно карьеру сделал.

Низковских кивнул.

– Сделал, но не ту, на которую рассчитывал.

Фомин остановил видеозапись. Достал из кармана флешку, вставил и скачал видеофайл. Убедившись, что на флешке запись сохранена, безвозвратно удалил основной файл с ноутбука. И только после этого технику выключил.

Привык детектив не оставлять за собой следов.

Глава 6. Детектив окунается в провинциальную жизнь

Визит

Фомин по-молодецки, то есть бодро, спрыгнул с скрипучей и расшатанной кровати. Взглянув на часы, ахнул: уже половина девятого. Невероятно, ибо обычно в шесть уже на ногах, но факт. От усталости? Нет. Особенных трудов вчера не совершил. Сладко спалось, возможно, из-за того, что был понедельник и в гостинице царила непривычная тишина? Странно и другое: никаких снов, поэтому спал безмятежно, как сурок в зимнюю пору. В эти годы редкая ночь проходит без сновидений, но, может, сны были, но к утру выветрились из памяти? Попытался порыться в голове – пусто. Проделав несколько легких гимнастических упражнений и даже попрыгав чуть-чуть, принял прохладный душ, а потом приступил, как он выразился, к завтраку аристократа, а он, то есть тот самый завтрак, состоял из того, чем вчера вечером запасся в ближайшем продуктовом магазинчике: кусок внушительных размеров натуральной ветчины (он большой и ему много надо), якобы, местного производства (поверил заверениям симпатичной молодой продавщицы и даже подарил ей улыбку), пластиковый стакан сметаны и пол-литровую бутылку кефира, из описания на них узнал, что также производитель местный (со слов жены ему было известно, что продукция Ирбитского молочного завода в Екатеринбурге идет просто нарасхват) и, наконец, румяная большая плюшка.

Позавтракав, подошел к окну. На улице – туман, сквозь который с трудом пробиваются солнечные лучи. Похоже, подумал он, и этот октябрьский день будет погожим. Стелющийся по земле туман? Так к десяти часам и в помине не будет. Покидая гостиничный номер, надел-таки утепленную куртку. Уральская погода капризна и измениться (уж он-то знает) может в любую минуту.

Куда держит путь Фомин? Прямо по курсу, намеченному им еще вчера. Он – свободен от формальных обязательств перед кем-либо (великое его, как частного детектива, преимущество), однако идет-таки в городское УВД, чтобы представиться тамошнему начальству, любому, которое окажется на месте. Вреда, как он считает, никакого, а польза, при случае, возможна. Он – не гордый. К тому же тешит (сидит в нем глубоко внутри) себя надеждой, что-нибудь разнюхать по части дела, которым занимается. Да и… Если вдруг попадет в историю, то для оперативников УВД не будет новостью его нахождение в Ирбите. Так сказать, какая-никакая, но страховка.

Он медленно идет по улице… Да, кстати, что за улица? Осмотревшись, не нашел ни одного указателя. И некого спросить – ни одного прохожего. Ага, вот: пожилая женщина толкает впереди себя коляску. Он останавливает.

– Извините, можно спросить?

– А о чем? – вопросом на вопрос откликнулась женщина, поправляя на голове теплый платок.

– Что за улица, по которой я иду?

– Командировочный?

– Верно.

Женщина, слегка покачивая коляску, сказала:

– Улица Ленина.

– А не знаете, как называлась до революции семнадцатого года?

– Знаю. Это была улица Торговая.

– Так и подумал, но не был уверен.

– Легко догадаться, – женщина усмехнулась, – слева и справа еще те дома, дореволюционные, купеческие. Посмотрите, какая архитектура, – не дома, а игрушки. Умели тогда строить… Не коробки однотипные, как сейчас… Стоят по двести-триста лет. И еще простоят, если заботиться о них. Что сегодня строят? Кирпич, еще не положенный в стену, крошится… Тяп-ляп, короче… А вам что надо? Что ищете?

– Городское управление полиции.

– А-а-а… Это на Володарского, а раньше – улица Веселая… Наверное, по причине того, что питейных заведений было много… Веселую переименовали в Володарского, хотя, я читала, что он, как и все революционеры, вовсе был невеселым человеком, а лютым по отношению к своим классовым врагам, невинной кровушки попил изрядно.

Понимая, что женщина попалась словоохотливая и может долго рассказывать командировочному про свой город, Фомин позволил себе прервать.

– Не подскажете, как короче пройти?

Женщина рассказала и рукой показала. Настолько точно, что он легко нашел. Впрочем, Фомин был в управлении. Давно, больше десяти лет назад. Тогда его на машине возили. Все равно плохо ориентируется: когда тебя возят, и когда ты пешком таскаешься – это не одно и то же.

Типичное современное кубическое трехэтажное здание с высоким крыльцом. Фомин вошел. Внутри, как и везде в подобных учреждениях, ничего нового. Подошел к оконцу дежурной части. И спросил молодого парня, быстро что-то строчившего на листе бумаги:

– Доброе утро. – Не дождавшись реакции на приветствие, командировочный продолжил. – Могу пройти к начальнику управления?

Парнишка с двумя маленькими звездочками на погонах, не поднимая головы, сказал:

– Принимает по четвергам, а сегодня вторник.

– Я не по личному вопросу…

– А по какому?

– По служебному, лейтенант, сугубо по служебному.

– Идите… Примет, если повезет.

– Морозов на месте?

– Идите, говорю, – раздраженно ответил парень, так и не оторвавшись даже на секунду от бумаги, которая лежала перед ним.

Фомин подумал: «Не люди, а манекены… Такого легко можно заменить роботом и будет даже лучше».

Поднялся на второй этаж, Нашел дверь, отличающуюся от других тем, что сверкает лаком. Вошел. Одна из женщин в приемной подняла голову и тут же спросила:

– Вы к кому?

– Мне интересен Морозов, ваш начальник.

Женщина усмехнулась.

– Вам, да, может быть интересен, а вы ему – вряд ли.

Притворившись невинным барашком, поинтересовался:

– Почему? Мне сказали, что полковник Морозов у себя…

– У себя, но сегодня неприёмный день. Приходите в четверг.

– Не могу, извините…

– Это ваши проблемы.

– Все-таки доложите, что хочет получить аудиенцию директор Екатеринбургского частного детективного агентства Фомин… Пожалуйста!

Женщина, нехотя, встала и скрылась за дверью своего начальника. Через минуту вышла. Оставив дверь кабинета неприкрытой, сухо сказала:

– Проходите, но полковник сильно занят и больше пяти минут не сможет вам уделить.

– Этого вполне достаточно, – заметил в ответ Фомин и вошел.

За огромным столом сидел маленький круглый человечек. Фомин подумал: «Колобок из сказки, а не полковник полиции». Детектив, поздоровавшись, представился. Вместо ответного приветствия колобок показал пухлой рукой на стул.

– Прошу… Чем могу быть полезен?

Фомин предельно коротко, не вдаваясь в детали, рассказал о существе дела, из-за которого он в Ирбите. Полковник, прищурившись, спросил:

– Кто-то из родственников обратился?

– Это неважно, господин полковник. Клиент и этого достаточно.

– Значит, официальным органам этот «кто-то» не доверяет, а вам…

– Простите, но я не уполномочен вести дискуссии.

– Зачем тогда пришли?

– Затем, чтобы органы проинформировать, не более того.

– Считайте, что информация мною принята к сведению. Прощайте. Я сильно занят… Вот-вот начальство прибудет.

Фомин встал. Помявшись, решил-таки полюбопытствовать:

– Если не секрет, кто именно?

– Полковник Курбатов… Всё-всё… Прощайте.

Фомин вышел. Покинул управление не сразу. Поболтался в коридорах. Заглянул к оперативникам. Надеялся, наверное, увидеть кого-нибудь из знакомых, но, увы, никого. Оно и понятно: десять лет – не десять дней. Текучка большая, особенно в личном составе уголовного розыска. Закинул удочку насчет тайны исчезновения Дмитрия Низковских, о том, как идут поиски, но ребята, насторожившись, отказались говорить на такую скользкую тему. Что в этом деле такого страшного и секретного, что сыщики боятся и рта раскрыть? Кто и почему их застращал? Надо бы найти ответы на эти вопросы, но Фомин не видит возможностей, как это сделать. Он – чужак и никто открываться перед ним не будет. Вот если бы… Кто-то из своих… Хотя бы из бывших, недавно ушедших на пенсию или уволившихся по причине идейных расхождений с начальством. Им-то терять уже нечего.

Возвращаясь в гостиницу, Фомин с удовлетворением констатирует тот факт, что приезжает его молодой друг, можно сказать, ученик, Курбатов, прошедший его школу. Может, думает, перехватить? Встретиться как-нибудь? Отрицательно качнув головой, решает: нет, не стоит. Провинция. Начнет судачить и всё такое. Ему это надо? Нет, конечно, особенно в данный момент, на начальном этапе.

Он идет и недовольно крутит головой. В чем еще дело? Детектив пытается вспомнить что-то очень нужное для него, но не может. Детектив точно помнит: Савелий Иванович вчера говорил о ком-то или о чем-то, что представляет интерес и должно представлять интерес для него, но в голове пусть. Вот придет в гостиницу и… Что дальше? Если бы была аппаратура при нем для просмотра или хотя бы для прослушивания вчерашней записи, то… Чего нет, того нет. Значит? Надо постараться хоть что-то восстановить в памяти, а уж потом… Поехал бы прямо сейчас домой к Савелию Ивановичу, однако… Он на дежурстве… И завтра будет на дежурстве. Если не вспомнит, то придется ждать четверга, очередного его выходного. Другого выхода нет.

Почему он не зафиксировал важный факт? А потому, что шла видеозапись, и острой надобности не было. А что, если поискать владельца ноутбука из числа постояльцев гостиницы? Обходить, что ли, номера? Нет, не пойдет: примут еще за афериста какого-нибудь.

С этим все ясно, но вот он должен и непременно сейчас позвонить Савелию Ивановичу. По поводу? Надо предупредить его, что был у Морозова. Фомин предполагает, что Морозов может позвонить бывшей жене Савелия Ивановича и рассказать о том, что исчезновением его сына интересуется уже не только полиция, а и частный детектив из Екатеринбурга, а та, узнав об этом, устроит истерику. А он? Не зная ни сном, ни духом, возьмет и выложится. Надо будет также предупредить, чтобы он всячески отнекивался от своей причастности к приобщению частного детектива к розыску. Звонок – минутное дело. Ничего не случится, если позвонит и отвлечет его на минуту.

Тусовщики

Вечер, кажется, свободен от визитов куда-либо или к кому-либо. А время командировочного – чрезвычайно ограничено. Командировочный не может себе позволить подолгу прохлаждаться здесь, поскольку дел невпроворот: не только служебных, а и домашних. Например, хозяйка, то есть Галина Анатольевна (или попросту Галчонок) вдруг загорелась ремонтом квартиры. Пора, говорит, входные двери поменять на более современные, а то перед соседями стыдно. Полы, дескать, нагрузок хозяина не выдерживают и противно поскрипывают. Наконец, балконное остекление, будто бы, не выдерживает никакой критики: у всех пластик, а у них деревяшки. Короче говоря, море бытовых проблем. Хозяин, слушая, обычно недовольно крутит головой и бурчит: «Проще квартиру поменять на более современную, чем устраивать эту возню». Галчонок в ответ: если, говорит, так богат и деньги некуда девать, то – флаг в руки, она, дескать, только за. Эти (тут хозяин обычно тяжело вздыхает) проклятые деньги: их никогда и никому не хватает. Он где-то читал, что богатейший миллиардер Билл Гейтс, будто бы, также недоволен доходами и хотел бы их удвоить, а ничего не выходит: вместо удвоения довольствуется мелочью – десятью процентами. Короче говоря, детектив решается окунуться в жизнь провинции и остаток дня протусоваться в каком-либо продвинутом ночном клубе. Зачем? Потянуло командировочного на приключения? Не такой он человек, чтобы баловством заниматься: и возраст не тот, и бабло не тянет карман. И тем не менее… Значит, надо. Выходит так, что посещение ночного клуба входит в его тактические планы. Какие? Ой, об этом знает только он один. А другим позволительно лишь строить предположения.