Волшебная зима. Сборник рассказов

– Меня Катя зовут, – пискнула соседка.

– Катя так Катя, – пожала монументальными плечами Шляпкина и принялась откупоривать бутылку. Эту миссию Ленка никогда не доверяла никому. – Так вот, о рокировке, Катя. Вы отстаёте от своего соседа сверху, а я вам подгоняю своего соседа снизу. Вы как к фельдшерам, не в претензии, сойдёт?

Катенька растерянно хлопала частоколом ресниц.

– Вижу полное согласие. Этот салют я посвящаю вам, Катя!

И Шляпкина специально потрясла бутылку. Мы, знающие хулиганские наклонности Ленки, сгруппировались. Шампанское вырвалось пенным фонтаном, пробка ударилась о потолок и срикошетила в лоб Катеньки. Девица завизжала, а Шляпкина констатировала:

– Вот, теперь вам просто необходимо познакомиться с фельдшером.

Миссия: научиться варить пельмени

Маленький выпуклый телевизор на стареньком холодильнике транслировал «Голубой огонёк». Через стенку слышалось, как в бас Ленки вплетался писклявый голос Катеньки, а затем катился общий смех. Похоже, врагини, приняв на грудь, приняли и мир.

Мы сидели с Ильёй в комнате опутанные гирляндами прямо под ёлкой на полу. Попивали шампанское и молча смотрели друг другу в глаза. Гирлянды то светили мерно, то быстро-быстро переключались, делая нас похожими на далматинцев с постоянно кочующими пятнами. Когда свет маленьких лампочек падал с макушки Ильи, выделялся его орлиный нос и глубоко посаженные умные глаза. Когда же наступала очередь лампочек на шее, они прорисовывали его мужественный раздвоенный подбородок и высокие впалые скулы, а на глазницы и надбровные дуги кидали тени, отчего Капустин напоминал демона. Мне нравилось наблюдать за этими метаморфозами. Причудливые световые узоры сменялись, а я смотрела и смотрела, словно в калейдоскоп.

Неожиданно я поймала себя на мысли, чтонахожу ставшее таким привычным лицо… красивым. Стоп-стоп-стоп, я же не влюбляюсь в красавцев! А я влюбляюсь? А может, уже давно влюбилась? А может… люблю? Да нет-нет, глупости, вздор! Я не люблю Илью, не люб-лю!Мне просто нравится проводить с ним время.Мне важно знать, что с ним всё в порядке. Мне интересно слушать о его неприятностях и делить их вместе с ним. Мне хочется помогать ему и заботиться о нём. Хотя какая эта забота – собрать по его квартире его вещи и закинуть их вего же стиралку? Это так, дружеская помощь. Это во мне поднимает голову обычная русская домовитая баба…

Но как я радуюсь, когда кручусь полдня у плиты, а потом он просит добавки… А как разозлилась, увидев эту Катеньку… Что это, ревность? Господи, я! Ревную! Капустина?!

Да нет, я просто испугалась, что с ним будет спать кто-то ещё, да к тому же такая молодая, стройная и, ладно уж, привлекательная. Я почувствовала себя уязвлено. Вот и всё, разобрались. Во мне взыграла не ревность, а чувство зависти и ущемлённого самолюбия.

Вот только почему я так испугалась? Илья ведь не моя собственность, и ни о каком романе мы никогда не заявляли. Мы просто встречаемся, спим, едим, беседуем, всюду ходим вместе, делимся друг с другом всем произошедшим – какой же это роман? Дружба, чистой воды дружба, только с интимом.

И вообще, кто сказал, что Илья переспал бы с ней? Я точно знаю: он ни с кем не спит кроме меня. А даже если и так, он бы сильно разочаровал девушку и снова позвонил мне. А вдруг не позвонил бы?

Ладно, с Ильёй-то всё понятно: комплексует. Но почемуя после встречи с ним порвала со всеми имеющимися любовниками? Даже не потому, что свои фиаско Капустин с лихвой компенсирует ласками, нет. Мне хорошо с ним. Я не жду с нетерпением момента, когда же он уйдёт. Зато с нетерпением жду, когда придёт. Он не напрягает меня, даже когда молчит. Чтобы понимать друг друга, нам не обязательно разговаривать – мы общаемся глазами. Нам комфортно молчать.

– Знаешь, мне кажется, я тебя люблю, – его спокойный нежный голос вырвал меня из потока мыслей.

С моих губ едва не сорвалось то же самое, но я всё ещё трусила признаться в этом даже самой себе. Поэтому спросила нас двоих:

– Может, это просто привычка?

– Ну, давай рассуждать логически, – так практично он подходит к любым вопросам. – Во-первых, мы с тобой вместе три года. Я тебе не изменяю, ты мне тоже.

– С чего вдруг такая уверенность? – улыбнулась я.

Илья засмеялся.

– Мухрыжева, ну кого ты пытаешься обмануть? – поморщился он.

– Ну да, совсем забыла, я же страшная и никому кроме тебя не нужная, – тоже засмеялась я.

– Вдобавок совершенно не умеешь варить пельмени. Они у тебя вечно переваренные.

– Козлина ты козлина. Сам же всегда просишь добавки.

– Я чертовски воспитанный и глубоко тактичный мужчина.

– Особенно, когда говоришь, что я страшная. Ну да ладно, а во-вторых?

– Второе вытекает из вышесказанного. Ты страшная и совершенно не умеешь варить пельмени, но я люблю тебя, Мухрыжева, чёрт возьми, я люблю тебя! Только ты заряжаешь меня. Только ради тебя я захотел меняться. И ведь меняюсь! – в ажиотаже зажестикулировал он. – Только к тебе я бегу за советом. Или бегу, как раненый пёс, зализывать к тебе свои раны. Ты умная, рассудительная, ты верный друг. Мне с тобой всегда есть о чём поговорить, мне с тобой интересно. И наблюдать за тобой интересно. Мне с тобой хорошо, Мухрыжева.

И он опять внимательно заглянул в мои глаза.

– А я всегда на самом деле переживаю, как ты, что с тобой, волнуюсь за тебя. И мне тоже с тобой всегда интересно… Мне кажется… я тоже… тебя…

Закончить эту тяжёлую фразу он мне не дал – вскочил и побежал к платяному шкафу. Через мгновение Илья подошёл ко мне и громко выдохнул, как выдыхал перед опрокидыванием рюмки. Мне показалось, он сейчас ещё перекрестится. Но Илья опустился на колено.

– Я недавно купил… В общем…

Я ахнула. Разноцветные лампочки весело плясали по красной бархатной коробочке с кольцом. Никто из нас не знал, что говорить, поэтому Капустин с лёгким тремором в руках вынул колечко и надел мне его на безымянный палец.

– Только чур, ты забираешь у Катеньки ключ и переезжаешь ко мне.

– Я согласен. А ты берёшь мою фамилию и учишься варить пельмени.

– Я согласна.

Как и подобает после этих слов, Илья, абсолютно счастливый, жадно впился в мои губы. Под его напором я стала заваливаться на спину. Какой-то тихий шорох… Шорох всё настойчивей… Прежде чем я успела сообразить, что происходит, на нас рухнула искусственная ёлка. Но мы не обращали внимания на такую мелочь. Тёплые руки Капустина действовали всё решительнее, он уже мастерски расстегнул и мои, и свои джинсы. Почувствовав бедром что-то твёрдое, я скосила глаза вниз. Илья тоже. Как раз в этот момент из прихожей послышался голос вызванного Ленкой фельдшера Валерия:

– Куда я могу повесить свою сумку?

Мы засмеялись. На нечто твёрдое и вертикальное, растущее из Капустина, сейчас можно было повесить не одну сумку.

– Способ найден: признание и хвоя на жопе, – заключил будущий муж.

Счастливый конец во всех смыслах

– Это были лучшие три минуты за три года, – сказала я абсолютно искренне.

– Я надеялся услышать, что за все твои тридцать пять лет, – засмеялся Илья.

Он лежал на спине и, как в лучших традициях американских фильмов, счастливо курил, нарушая все правила пожарной безопасности. Я пристроилась на его груди, обвивая руками и ногами. Обвивали нас по-прежнему и гирлянды. Правда, некоторые лампочки не выдержали трёхминутного натиска и уже не горели. Ёлка валялась.

Кое-как приладив её на место и причесав торчащие дыбом волосы, вернулись к гостям.

– Ой, а вы дома, котятки? – спросила порозовевшая Ленка. – Мы думали, вы вообще ушли.

– Мы ходили на ёлку, – улыбнулся Илья.

Шляпкина просканировала нас захмелевшими глазами и расплылась в хитрой улыбке.

– Ну и как там пушистая лесная красавица?

– Стоит, – гордо ответил Капустин.

Ленка захохотала.

Катенька сияла и на Илью не засматривалась. Рядом с ней восседал молодой парень лет двадцати пяти очень приятной наружности. Сталкивалась с ним во дворе и в супермаркете, но не знала, что он Ленкин сосед.

Познакомились. Выпили. Закусили. Надо отметить, готовила Катенька вкусно. И вообще, она стала казаться мне милой и симпатичной.

– А что это у тебя сверкает на пальчике, Мухрыжева? – заметила Шляпкина кольцо и даже перестала жевать от удивления.

– Это мой лучший новогодний подарок.

– Ребята, я щас протрезвею! Так тебя скоро надо будет звать Капустиной?

– Ира всё равно останется для меня любимой Мухрыжевой, – сказал Илья и поцеловал.

Martina Z

orina

, «Призрак прошлого на Рождество»

Елизавета выбежала из операционной, словно ужаленная пчелой, и тут же направилась в душевую. Сейчас, ей было абсолютно все равно кто и что подумает о ней и как это выглядит со стороны. Ей хотелось, сиюминутно, снять с себя защитную одежду, заляпанную кровью пациента, и встать под теплые расслабляющие струйки воды. Её руки до сих пор дрожали, а сердце выстукивало чечетку в висках.

Она пробежала по длинному коридору, с одного конца этажа на другой, по пути сбрасывая с себя шапочку, халат и перчатки. Вихрем вбежав в ванную комнату, женщина избавилась от ненужной одежды и запрыгнула в кабинку душа. Через мгновение теплые капли дождем упали на её плечи. Содрогнулась. Все ёё внутренности сжались и застыли в ожидании, не давая ей возможности дышать полной грудью. Все её яство желало и требовало исполнения самого заветного желания.

Но чего так желала душа дежурного кардиолога городской больницы – Елизаветы Смольницкой – в преддверии новогодних праздников? Чего именно ей хотелось в тот миг, когда перед глазами появилось его бездыханное тело? Возмездия? Справедливости? Взять реванш?

– Боже… – обреченно выдохнула Лиза, подставляя лицо под струю воды. Капли падали на её чело, щеки, смешивались вместе со слезами и стекали по подбородку вниз к шее, шумно падая на мраморную плитку.

Пять лет назад…

Это было двадцать пятое декабря. Католическое рождество. На улице стояла зимняя прохлада. С неба падали, кружась в страстном танце, снежинки, под ногами хрустел далеко не первый снежок и легкий мороз щипал за щечки. В общем, была самая настоящая зимняя сказка. Весь мир находился в предвкушении праздников и новогоднего волшебства. Но больше всех волновалась девушка Елизавета. В тот день она выходила замуж.

Сколько же она ждала, сколько бессонных ночей провела, планируя свою фантастическую свадьбу с прекрасным принцем по имени Константин. Сколько сил и времени было потрачено на её организацию, сколько денег потратили её родители и с каким трудом ей удалось найти платье своей мечты. Это было безумно и в тоже время прекрасно. Лиза с самого детства была влюблена в Костю – белокурого соседского мальчишку с лучезарной улыбкой и небесного цвета глазами. Их любовь была нежной, чистой и бескрайней. Ну, как Лизе казалось.

В тот день, ничего не предвещало беды, кроме как странного чувства тоски и печали. Но, Лиза старалась не придавать этому должного значения. Волнуется, так это же есте-ственно. Сегодня важный день. Она станет взрослой и навсегда покинет отчий дом.

«Сегодня все мои мечты сбудутся» – думала Лиза. Она шла под руку с отцом, к алтарю, где её ждал Костя, и не могла налюбоваться им. Её сердце бешено стучало, глаза горели, а губы расплывались в улыбке.

Но счастье длится лишь миг, и для Лизы этот миг закончился. В тот самый момент, как дверь в церковь открылась, и в неё ворвался Он. Владимир Левицкий, собственной персоной. Подлец, лицемер, дьявол во плоти, и по совместительству лучший друг Константина.

С первого дня знакомства Лиза чувствовала себя неуютно в обществе этого человека. Его странные взгляды волновали, пошлые шуточки заставляли краснеть, а всякие попытки поцеловать её украдкой – пугали и вселяли страх. Она пыталась поговорить с Костей, но тот лишь продолжал твердить, что Владимир не сразу сходится с чужими людьми, что она должна узнать его получше. И она молчала, не подавала виду, ведь это же лучший друг её любимого. Да и вообще, ей тогда казалось, что Вова просто так её проверяет на верность другу. Знала бы она, чем закончатся для неё «эти» его проверки и её желание сохранить хорошие отношения с лучшим другом жениха.

– Этой свадьбе не бывать! – выкрикнул парень, направляясь к молодой паре. Гости заволно-вались, стали шушукаться между собой и косо глядеть на невесту.

– Молодой человек, что Вы имеете против этого союза? – вмешался святой отец.

– Я? Я ничего не имею против. Но думаю, жених будет, – ответил Левицкий, вплотную подойдя к жениху и невесте. Он подмигнул Лизе, затем достал конверт из внутренней стороны пиджака и вручил его жениху.

– Что это? – встревожено спросила невеста у Владимира, не понимая, что за цирк он развел тут.

– Доказательство моей победы! – с восторгом ответил тот, ехидно улыбаясь.

В это время, Константин открыл конверт и достал оттуда несколько фото, на которых были запечатлена его невеста с его лучшим другом в довольно-таки пикантной обстановке. Глаза жениха округлились, также как и невесты.

– Это… это не правда… это фотошоп… – закричала Лиза, выдирая из рук Кости конверт с фото. Её сердце гулко билось в груди, до боли разрывая грудную клетку. С глаз брызнули слезы, размазывая тушь.

– И вот эта родинка – тоже фотошоп? – поинтересовался Вова, подливая масла в огонь.

– Костик, любимый, постой! – кричала невеста, пытаясь удержать любимого за руку и все объяснить. Хотя, объяснять-то и нечего было. Она точно знала ,что фотографии подделка. Она никогда бы не стала изменять жениху. Только вот он, не знал и не хотел знать. Константин оттолкнул Лизу и молча, быстрым шагом вышел из церкви. Ни просьбы, ни мольбы девушки, не были услышаны. Жених ушел, даже не пытаясь выяснить виновна она или нет.

Её боли не было границ. Она страдала, плакала, не кушала. Почти полгода не выходила из дома. Ей не хотелось жить. Её мир рухнул. Её все бросили и забыли о ней. Даже родители с недоверием стали относиться к ней. Еще бы, единственная дочь, принцесса, и так опозорила их. Только одно держало её в этом мире – это месть. Месть Владимиру Левицкому. Она хотела стереть его в порошок! Заставить страдать! Сожалеть! Просить прощения и умолять о пощаде! И даже после всего этого, ей было бы мало. Ведь такие как он не заслуживают прощения. Ей хотелось сделать с ним все то, что он сделал с ней и её семьей: оскорбить, оклеветать, унизить, разрушить! И она бы так и поступила, если бы не внезапная смерть отца и необходимость заботиться о матери.

Елизавете понадобилось очень много сил и времени, чтобы забыть все, что произошло. Забыть, стереть из памяти, не помнить. И каждый год, двадцать пятого декабря, вкалывать на работе, будто бы проклятая, лишь бы не думать о самом худшем дне в её жизни. Естественно, ни Рождество, ни новый год она больше не желала праздновать. Эти праздники навсегда исчезли из её жизни. Для неё этот месяц – период борьбы с собой и своими демонами.

Когда Лизе позвонил врач скорой и сказал, что в её лечебницу направляют тяжело раненого мужчину, она не сомневалась, что это будет долгая и трудная ночь. Как-никак двадцать пятое декабря, праздник, хоть и не все его здесь празднуют. Персонала совсем мало, так, дежурные только.

Но она и подумать не могла, что будет так тяжело. И что жизнь вновь сыграет с ней в злую шутку.

Когда на её стол положили окровавленное тело Владимира, Лиза замерла в ужасе. Она и представить не могла, что будет чувствовать вновь увидев его. А в таком состоянии и подавно. Её глаза не верили в то, что видели, а руки дрожали от страха и понимания того, что сейчас он полностью в её власти. Что её месть, может быть, наконец-то исполнится. Она может отомстить обидчику. Достаточно будет просто замедлиться, и все. Сейчас время как никогда имело значение. И с каждой секундой его становилось все меньше и меньше. С каждой секундой Вова терял все больше крови, а вместе с тем и шансы на спасение. Несколько секунд потребовалось Лизе, чтобы злость и гнев отступили, и на смену им пришли трезвый ум и желание спасти в первую очередь, живее существо, а не ненавистного ей Левицкого. Лиза взяла себя в руки и с профессиональной точностью принялась за работу, сохраняя хладнокровие ровно до тех пор, пока пациента не подключили к аппарату искусственного дыхания и операция не была закончена.

– Я чуть не убила его… – прошептала она, судорожно, словно в бреду, проводя мочалкой по коже в надежде смыть с себя всю грязь, боль и отчаяние. Её мир вновь пошатнулся из-за одного-единственного человека. Из-за того, кого она ненавидела всем сердцем, каждой клеточкой своей души. Тот, кто не заслуживал второго шанса и тот, из-за кого она чуть ли не стала убийцей.

Женщина содрогнулась от собственных мыслей. Сглотнула, сделала глубокий вдох и вновь тяжело выдохнула. Лиза положила руку на кран, и, покрутив его против часовой стрелки, выключила воду. Затем она вышла из кабинки, быстро вытерлась полотенцем и надела чистую одежду. У неё было немного времени, чтобы сходить и выпить очередную чашку кофе и хоть немного расслабиться. Ей было это жизненно необходимо.

– Елизавета Юрьевна, – послышался чей-то голос и приближающиеся шаги. Лиза стояла возле автомата с кофе, рассматривая пустоту перед собой.

– Елизавета Юрьевна! – голос снова позвал её и женщина повернулась. Перед ней стояла молоденькая медсестра, лет двадцати пяти, не более.

– Да, Катя, вы что-то хотели? – обессилено спросила Лиза, надеясь, что не привезли еще од-ного призрака из её прошлого.

–Там пациент ваш, Левицкий, ему требуется вновь переливание крови. – ответила девушка.

– Так делайте. Я-то тут причем? – совсем без интереса спросила она.

–Так мне Николай Сергеевич сказал, что ему нужна ваша кровь… то есть… Вы нужны как донор. У пациента редкая группа крови, если вы помните. И наши запасы закончились. Новая поставка будет лишь утром. А если мы сейчас не сделаем прилив, то… – девушка безустанно говорила, но Лиза как будто бы не слышала её, пребывая в каком-то коматозном состоянии. – Елизавета Юрьевна, так вы пойдете со мной, да?

– Да, конечно. Кто-то же должен спасти эту заблудившуюся душу, – обреченно ответила Лиза, чем озадачила медсестричку.

– Что, простите? – переспросила та, направляясь в сторону отделения реанимации.

– Говорю, что повезло Левицкому, даже для такого, как он, существует новогоднее волшебство, – молвила докторша.

– Ах, да, Елизавета Юрьевна. Вы правы. Если бы не вы, вряд ли кто-то смог бы спасти потерпевшего. Мне кажется, что вы и есть его новогоднее чудо, – с восторгом в голосе ответила Катя.

– Нет, Катя, это не так. Я всего лишь врач, который хорошо делает свою работу, – возразила Лиза, открывая дверь в отделение реанимации.

P.S. Пусть каждый из нас найдет в себе силы понять и простить тех, кто нас обидел. И пусть Новогоднее чудо случится с каждым.

Feel Adelfia, «Дженга»

-2015-

Он родился на день и год раньше меня. Когда я невзначай увидела это на его пропуске, то поразилась тому, как деликатно звезды поставили нас в один ряд. Я любила его обрывками – да, теми временными промежутками, когда он внезапно появлялся в моей жизни и сносил к чертям стены, воздвигнутые около меня.

Я помню первое наше знакомство. Закончилась физкультура, и я стыдливо переодевалась перед девчонками, стараясь поскорее надеть что-нибудь и убежать в туалет, чтобы привести себя в порядок. Наскоро запихав вещи в вещевой мешочек, я хотела пулей выскочить из раздевалки, но неожиданно меня за руку схватила Полина, моя старая знакомая с секции волейбола, куда я имела несчастье ходить какое-то время. За ней стояло двое ребят с класса на год старше – невероятно разные, но талантливые, таких обычно высокопарно величают «гордость школы». Старшие ребята, которые ждали выпуска на следующий год. Пока я знакомилась с первым, Полина незаметно для других поправила задравшееся платье и получила улыбку благодарности. Первый парень, Антон, быстро ввел меня в курс дела – через пару часов должны состояться некие дебаты, а в нашей школе не хватало людей в команду и, здраво рассудив, они пошли искать олимпиадников, в чьи ряды входила моя скромная персона. Я нашлась – теперь они лишь ждали моего согласия, а я смотрела на них и терялась под напором, отчаянно пряча взгляд где-то у второго парня на груди. Тот подошел ко мне, вынудив заглянуть в глаза, чей цвет назвала бы оттенок «потертой джинсы» – так много серых крапинок в них было. Он положил руку на плечо и сказал:

– Команда – это взаимовыручка. Я много слышал о тебе и уверен – ты справишься.

Его серьезность вогнала меня в ступор, и я, кивнув, быстро юркнула в темный коридор, попросив скинуть смской время.

Его звали Арсений – самое странное имя, которое я слышала в тот день, и которое спустя годы примеряла своим детям, в надежде, что мысли материализуются. В скудно освещенном коридоре я не увидела того, что открою вскоре. Тогда я запомнила, что он был невероятно высок, его костюм пах травами, а голос был красив, но с небольшим дефектом – шипящие согласные через раз выходили чуть смазанными. Уже на улице, когда мы сквозь сугробы бежали до автобуса, я невольно отметила прямую спину и, схватившись за поручень, уставилась в окно, где день окончательно сменился вечером – я пыталась больше не возвращать бумерангом взгляд на черное пальто. Смотрела на людей, пыталась копошиться в их логике, находя зацепки в их внешности и определяя, куда бы их могла понести нелегкая – нотные папки, кучи пакетов в сумках, грустные, мокнущие чихуахуа – люди были прекрасны в своей брезгливой войне с дождем, замыкая круг очередного дня поспешными выводами, домашними делами и отдыхом. Мой взгляд скользил по огромному окну и все таки наткнулся на отражение Полины, Арсения и Антона, усевшихся на заднем ряду – я повернулась к ним и начала внимательно вглядываться в их лица. Беглый осмотр Полины выдал небольшое количество изменений за последние пару месяцев – я с удовлетворением отметила, как округлились щеки и выросли холмы на животе, но она оставалась чертовски красивой. Антон был из тех ярких парней, что долгое время не осознавали собственной привлекательности и, наконец, получив порцию женского внимания, вдруг открыли в себе потенциал. Арсений казался невзрачным, но лишь на первый взгляд – лицо, освещенное пробегавшими мимо фонарями, было классически правильным – вытянутый овал с высокими скулами, чуть крупным на кончике носом и восточными глазами…

Для меня это стало поражением в самую душу – я впервые влюбилась. Спустя секунду я оторвала от него взгляд, отвернулась и уставилась на куда менее волнующую спину пожилого мужчины, включив мозг и пытаясь понять, что за ощущения окутали меня с ног до головы. Почему я дрожу, почему я не могу закончить ни одного предложения в голове, почему в каждом ухе разный шум, почему к горлу подступила тошнота – я пыталась провести небольшой анализ и уверить себя в том, что все это – лишь происки воображения, отличный вид, игра света и…

Что угодно, уже плевать, я хочу повернуться, я хочу проверить, не показалось ли мне.

Я взяла поручень и, словно невзначай повернулась, чуть не упав. Арсений смотрел на меня с недоумением. Он уже стоял рядом, а я начала крениться вместе с автобусом – поддержав меня за локоть и, чуть приблизившись, он сказал:

– Следующая остановка наша. Может, пройдем ближе к выходу? – увидев страх в моих глазах, он снисходительно улыбнулся и начал широкими плечами очищать мне путь среди уставших пассажиров.

Чуть выпрямившись, он кивнул Полине и Антону, показывая на выход, и выпрыгнул, когда автобус встал. Обернувшись, Арсений поднял мою ладонь и помог перескочить лужу, вслед за этим потеряв ко мне интерес. Взбудораженная, я не заметила того пути, что мы прошли до Дворца Культуры. Незаметно для себя я распустила волосы в уборной и потянулась к расческе, ища пробор и очищая платье.

Я впервые с некоторой горечью почувствовала, что во мне слишком много от пацанки, и так мало – от девушки. Самый первый полет моей самооценки вниз – я начинала взрослеть.

На конкурсе я была готова блистать, вспомнить реальное и нереальное, но нас обогнала соседняя школа, получившая выход на региональный уровень – мы не расстроились, наше второе место было неплохим поощрением для команды, собравшейся в последнюю минуту – мы выходили довольными и уставшими. Антон жил неподалеку и быстро с нами распрощался – мы втроем направились к остановке, болтая о Хокинге, «Теории большого взрыва» и «Черном зеркале» – к своему стыду я знала лишь о «Теории», так как смотрела пару серий, но пообещала себе посмотреть и прочитать все позже. Я с упоением слушала их, наслаждалась его глубоким голосом, все больше влюбляясь в очаровательную хрипотцу, – я встречала декабрь самым счастливым человеком. На остановке нам пришлось распрощаться – я ехала в другую от них сторону. Арсений и Полина дождались своего автобуса и, обняв меня, зашли.