Проблемы кодификации корпоративного и вещного права

Известной победой здравого смысла можно считать сохранение правил о необходимости минимального уставного капитала для хозяйственных обществ. Требования его полной отмены со ссылкой на «устранение неоправданных барьеров для бизнеса» не учитывают того обстоятельства, что в англо-американском корпоративном праве (к опыту которого обычно апеллируют сторонники такого подхода) установлена не просто иная, а гораздо более жесткая система защиты интересов кредиторов и миноритариев предпринимательских корпораций, основанная на необходимости проверки состоятельности корпорации при любом «распределении» ее имущества (solvency test), возможности «прокалывания корпоративной маски» (piercing the corporate veil) в случае «недокапитализации» имущества корпорации и т. д. В европейском корпоративном праве появившееся недавно разрешение создавать общества с ограниченной ответственностью с символическим уставным капиталом обусловлено риском несения его участниками неограниченной личной ответственности по его долгам в случае неплатежеспособности такого общества[39].

В окончательной редакции п. 2 ст. 662 ГК РФ законодатель согласился с предложениями Концепции развития гражданского законодательства РФ об оплате минимального уставного капитала хозяйственного общества исключительно денежными средствами, а также об обязательной независимой оценке неденежного вклада в уставный капитал любого хозяйственного общества независимо от размера вклада и до некоторой степени ограничил характер имущества, вносимого в качестве такого вклада (ст. 661). Ранее закон позволял вносить в качестве вклада в уставный капитал практически любое, в том числе, мягко говоря, «неликвидное» имущество, что приводило к появлению в обороте откровенных «пустышек», широко использовавшихся для различных злоупотреблений. Однако он фактически не принял предложение о серьезном увеличении размера минимального уставного капитала хозяйственных обществ. Согласно п. 1 ст. 662 ГК РФ этот размер определяется законами о хозяйственных обществах. Поэтому ничто не помешает Минэкономразвития России при пересмотре этих законов предусмотреть в них еще более символический размер такого капитала с целью «содействия развитию бизнеса» и «повышения места России в международных рейтингах».

Именно с этой целью названным Министерством уже подготовлены получившие одобрение Правительства РФ законопроекты о возможности оплаты минимального уставного капитала обществ с ограниченной ответственностью в течение двух или даже четырех месяцев после их государственной регистрации (т. е., по сути, о разрешении откровенным «пустышкам» участвовать в имущественном обороте по меньшей мере в рамках указанного времени). Новое же правило абз. 2 п. 4 ст. 662 ГК РФ о субсидиарной ответственности участников (учредителей) хозяйственного общества по его долгам до момента полной оплаты ими уставного капитала следует понимать таким образом, что реальный размер названной ответственности в любом случае ограничивается размером невнесенного уставного капитала, который по-прежнему может оставаться символическим.

Положительным итогом работы над Законом № 99-ФЗ можно считать и появление достаточно безобидной (сугубо отсылочной) нормы об аффилированности и ее правовых последствиях (ст. 532 ГК РФ). При этом Минэкономразвития России и рабочая группа по созданию МФЦ на протяжении всей работы над законопроектом добивались включения в ГК РФ развернутых правил об аффилированности, призванных не только заменить малоэффективные, по их мнению, правила ст. 105 Кодекса о взаимоотношениях дочерних и материнских компаний, но и стать общими нормами, распространяющими свое действие даже на некоммерческие организации и физических лиц[40]. Отсутствие таких норм именно в ГК РФ, по мнению Минэкономразвития России, является также одним из главных препятствий на пути принятия России в Организацию экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), при том что ни в одном из гражданских кодексов стран – участниц ОЭСР нет ни норм об аффилированности, ни даже такого понятия[41].

В результате многочисленных длительных споров, в том числе в правительственных и предпринимательских кругах, было принято окончательное решение ограничиться в ГК РФ отсылочной нормой, в соответствии с которой наличие и правовые последствия отношений аффилированности должны определяться не Кодексом, а специальным законом (законами), и сохранить правила ст. 105 ГК РФ (в нормах новой ст. 673). К сожалению, в окончательном тексте ст. 532 осталось упоминание об отношениях связанности (аффилированности) между лицами, а не только между корпорациями и их участниками, что сохраняет опасность последующего вывода этой категории далеко за рамки корпоративного права, где она традиционно используется.

Полезной новеллой для отечественного права является правило о возможности предусмотреть в уставе юридического лица наличие в нем нескольких лиц, наделенных полномочиями единоличного органа и действующих либо совместно, либо даже независимо друг от друга (абз. 3 п. 1 ст. 53 и абз. 1 п. 3 ст. 653 ГК РФ). Такое положение давно известно многим развитым зарубежным правопорядкам. Оно, например, делает возможным одновременное существование в обществе с ограниченной ответственностью двух равноправных руководителей (директоров), назначенных двумя его участниками, имеющими равные доли участия (в том числе когда один из них является иностранным лицом, а само общество – предприятием с иностранными инвестициями).

Новая редакция гл. 4 ГК РФ восприняла ряд практически важных положений Концепции развития гражданского законодательства РФ, дополняющих и улучшающих общие правила о реорганизации и ликвидации юридических лиц. В частности, прямо разрешена как реорганизация юридического лица с одновременным сочетанием ее различных форм (например, выделение с одновременным преобразованием), так и реорганизация с участием двух и более юридических лиц разных организационно-правовых форм, если законом допускается их взаимное преобразование, что главным образом касается хозяйственных обществ (новая редакция п. 1 ст. 57 ГК РФ). Этим прежде всего упрощаются процедуры диверсификации предпринимательской деятельности и реально расширяются ее границы. С целью ликвидации затяжек принудительной реорганизации юридического лица, проводимой по решению уполномоченного государственного органа, введена возможность судебного назначения арбитражного управляющего, осуществляющего такую реорганизацию (новая редакция абз. 2 п. 2 ст. 57 ГК РФ). Уточнено понятие преобразования юридического лица, при котором последнее, по существу, сохраняется, изменяется лишь его организационно-правовая форма. При этом никакого перехода прав и обязанностей (как указывалось ранее в п. 5 ст. 58 ГК РФ) в действительности не происходит, поскольку в зависимости от новой организационно-правовой формы могут измениться только права и обязанности этого юридического лица в отношении своих участников (учредителей). Отмеченное обстоятельство делает излишним применение к такому виду реорганизации правил ст. 60 ГК РФ о гарантиях прав кредиторов при реорганизации (новая редакция п. 5 ст. 58 ГК РФ).

Сами эти гарантии получили значительные уточнения и дополнения: требования кредиторов о досрочном прекращении обязательств (которые могут поставить реорганизуемое юридическое лицо в весьма тяжелое положение, вплоть до банкротства) теперь не предоставляются тем кредиторам, которые уже имеют их достаточное обеспечение или которым такое обеспечение предложено в ходе реорганизации, причем новая редакция ст. 60 ГК РФ специально раскрывает понятие достаточного обеспечения (п. 2 и 4). Вместе с тем в соответствии с п. 3 ст. 60 ГК РФ в редакции Закона № 99-ФЗ при отсутствии такого обеспечения к солидарной ответственности перед кредитором могут быть привлечены не только сами юридические лица, созданные в ходе реорганизации, но и лица, имеющие фактическую возможность определять их действия (п. 3 ст. 531 ГК РФ), члены их коллегиальных органов, а также лица, уполномоченные выступать от имени реорганизованных юридических лиц (новая редакция п. 3 ст. 53 ГК РФ).

В Кодексе появились новые, достаточно подробные правила о возможности и последствиях признания недействительным решения о реорганизации юридического лица (ст. 601) или признания реорганизации корпорации несостоявшейся (ст. 602). Более тщательно урегулирован порядок ликвидации юридического лица, включая соотношение этой процедуры с банкротством. Закреплена и новая норма об упрощенном порядке прекращения деятельности (т. е., по существу, ликвидации) недействующих юридических лиц (количество которых, как известно, исчисляется десятками и даже сотнями тысяч).

Все эти нормы, необходимость которых выявила главным образом арбитражно-судебная практика, призваны способствовать более четкому и обоснованному решению возникающих в правоприменительной практике проблем и наведению должного порядка в активно развивающемся гражданском обороте.

О компромиссных решениях Закона № 99-ФЗ

Как уже отмечалось, новая редакция гл. 4 ГК РФ, к сожалению, содержит и значительное количество законодательных решений, которые стали результатом различных вынужденных компромиссов, в подавляющем большинстве случаев не только серьезно искажающих исходные идеи Концепции развития гражданского законодательства РФ, но иногда вызывающих вполне обоснованное недоумение. К числу таких положений прежде всего следует отнести правила, закрепляющие систему юридических лиц. В соответствии с п. 2 ст. 48 ГК РФ (в редакции Закона № 99-ФЗ) теперь они могут существовать лишь в одной из организационно-правовых форм, прямо предусмотренных Кодексом, но не иным законом (см. также п. 5 ст. 3 Закона № 99-ФЗ). В связи с этим появилась надежда на то, что названное принципиальное правило приведет к восстановлению оптимального набора видов юридических лиц, необходимых и достаточных для современного имущественного оборота. Концепция развития гражданского законодательства РФ предполагала определенное сокращение (укрупнение) многочисленных разновидностей некоммерческих организаций, а также исключение некоторых не оправдавших себя на практике организационно-правовых форм корпораций (обществ с дополнительной ответственностью) и ограничение (консервацию) развития унитарных юридических лиц – несобственников. К сожалению, реализовать эти намерения в должной мере не удалось.

Необходимо напомнить, что еще в соответствии со ст. 13 Гражданского кодекса РСФСР 1922 г. юридические лица подразделялись на «объединения лиц» (т. е. корпорации) и «учреждения» (унитарные организации). Последние как в тогдашней России, так и в других правопорядках обычно существовали лишь в двух формах: фондов и учреждений, действовавших исключительно с некоммерческими («идеальными») целями. В ст. 24 Гражданского кодекса РСФСР 1964 г. перечисление отдельных видов юридических лиц начиналось уже с государственных предприятий и учреждений (двух главных и притом унитарных разновидностей), а завершалось колхозами, межколхозными организациями и кооперативами (т. е. корпорациями), а также «другими организациями». Теперь же в абз. 2 п. 1 ст. 651 ГК РФ названо шесть разновидностей унитарных юридических лиц.

Прежде всего это государственные и муниципальные унитарные предприятия, являющиеся реликтами прежнего правопорядка и отсутствующие в подавляющем большинстве современных правовых систем (не только высокоразвитых, но и восточно-европейских, например). В рыночной экономике профессиональными участниками предпринимательской деятельности (коммерческими организациями) выступают только корпорации, но не унитарные юридические лица (к тому же еще и не являющиеся собственниками «своего» имущества). Поэтому Концепция развития гражданского законодательства РФ и первоначальный вариант изменений в гл. 4 ГК РФ предусматривали запрет на создание новых унитарных предприятий (кроме казенных). Однако Закон № 99-ФЗ такого запрета не содержит. Тем самым дальнейшее развитие этой нерыночной организационно-правовой формы юридических лиц не исключено (хотя фактически даже такие типичные казенные предприятия, как «Гознак» и «Почта России», теперь преобразуются в акционерные общества с государственным участием).

Кстати, такому подходу содействует и весьма неудачная формулировка новой редакции абз. 1 п. 3 ст. 48 ГК РФ, в соответствии с которой на имущество унитарных предприятий и учреждений их учредители имеют «вещные права», а не только право собственности. Из этого следует, что учредителями таких юридических лиц могут быть не только собственники, но и субъекты иных вещных прав – очевидно, вынужденно сохраняющихся прав хозяйственного ведения и/или оперативного управления (при том что вещный характер этих прав, искусственно созданных в условиях огосударствленной плановой экономики, в действительности более чем сомнителен). Иначе говоря, получается, что одни юридические лица – несобственники при известных условиях вправе создавать другие такие же юридические лица, что противоречит здравому смыслу и реальным экономическим потребностям[42].

Сказанное относится и к учреждениям-несобственникам, ибо в классическом понимании учреждения − унитарные юридические лица, являющиеся собственниками своего имущества и управляемые их учредителями (последнее обстоятельство отличает их от фондов, учредители которых после их создания отстраняются от участия в их деятельности). В новой редакции гл. 4 ГК РФ остались учреждения в их прежнем понимании (п. 1 ст. 12321 ГК РФ), присущем исключительно правопорядку, основанному на огосударствленной, а не на рыночной экономике[43]. Наряду с сохранением унитарных предприятий это обстоятельство также свидетельствует о консервации современным российским законодательством некоторых устаревших юридических конструкций, существование которых в конечном счете обусловлено экономикой переходного, а не рыночного типа.

Автономные некоммерческие организации (АНО) в новой редакции ГК РФ, по сути, стали учреждениями в традиционно общепринятом понимании, т. е. унитарными организациями – собственниками, которыми (в отличие от фондов) управляют их учредители (ст. 12325 ГК РФ). Ранее обоснованность АНО как особого вида юридических лиц вызывала сомнения, ибо из сравнения содержания п. 1 ст. 7 и п. 1 ст. 10 Федерального закона от 12 января 1996 г. № 7-ФЗ «О некоммерческих организациях» вытекала полная идентичность их гражданско-правового статуса со статусом фондов. Теперь эта несуразность устранена, а существование АНО как самостоятельного вида юридических лиц стало вполне оправданным.

Религиозные организации (ст. 12326 и др. ГК РФ) отнесены к унитарным юридическим лицам, несмотря на то, что некоторые конфессии теоретически могут формироваться на началах фиксированного членства. Дело в том, что даже в этих (относительно немногочисленных) случаях речь все равно не идет о корпорациях в гражданско-правовом смысле, ибо религиозные организации не создаются на основе добровольного (договорного) объединения имущественных взносов участников, преследующих общие цели (подобно этому и государственные академии наук в подп. 8 п. 8 ст. 3 Закона № 99-ФЗ справедливо именуются разновидностью унитарных организаций – государственных учреждений). Во многих европейских континентальных правопорядках религиозные организации с гражданско-правовых позиций рассматриваются как юридические лица публичного права (таковыми они считались и в дореволюционном российском праве).

В абз. 2 п. 1 ст. 651 ГК РФ упомянуты публично-правовые компании, ставшие еще одной новой, самостоятельной разновидностью унитарных юридических лиц. ГК РФ пока нигде не раскрывает их статус более подробно, поскольку предполагается принятие специального федерального закона «О публично-правовых компаниях»[44]. По существу же речь идет о попытках сохранения в этой новой форме особого статуса государственных корпораций и государственной компании, который в настоящее время практически полностью выведен из-под действия общих норм ГК РФ о юридических лицах. Критика этой ситуации содержалась в Концепции развития гражданского законодательства РФ, однако в п. 6 ст. 3 Закона № 99-ФЗ она сохранена в неизменном виде. К этому можно лишь добавить, что один из вариантов законопроекта «О публично-правовых компаниях» предполагал включение в эту категорию еще и некоторых акционерных обществ со 100 %-ным государственным участием, которым могли бы передаваться «отдельные» (хотя и неясно, какие именно) публично-правовые функции. Несмотря на очевидную небесспорность самой конструкции публично-правовой компании (которая, как и госкорпорации, в действительности является унитарной организацией и частным собственником своего имущества), а также содержания и судьбы посвященного ей законопроекта, законодатель счел необходимым заранее упомянуть о ней в обновленном ГК РФ. Но тем самым он одновременно продекларировал и фактический отказ от активно навязывавшейся ему в последние годы категории «юридические лица публичного права», использование которой вызвало бы лишь дополнительные трудности и вопросы[45].

Многочисленные разновидности некоммерческих корпораций в новой редакции п. 3 ст. 50 ГК РФ удалось свести в основном в две группы (вида): общественные организации (включающие в себя политические партии, профсоюзы, общественные движения и т. п.) и ассоциации, или союзы (которые теперь охватывают некоммерческие партнерства, различные палаты, объединения работодателей, саморегулируемые организации и т. д.). Значительные различия между ними состоят лишь в том, что участниками общественных организаций могут быть только граждане (п. 1 ст. 1234 ГК РФ), тогда как членами ассоциаций и союзов могут становиться и юридические, и физические лица в любых сочетаниях (п. 1 ст. 1238 ГК РФ); кроме того, в ассоциациях (союзах) традиционно для отечественного права допускается установление субсидиарной ответственности участников по долгам этих корпораций (п. 1 ст. 12310 ГК РФ). Таким образом, речь, собственно, идет о разновидностях единой организационно-правовой формы некоммерческой корпорации – давно известного континентальному европейскому праву объединения с идеальными целями (Verein, или Verband, association).

Впоследствии, однако, к названным двум видам некоммерческих корпораций были добавлены три новых вида: реестровые казачьи общества (ст. 12315 ГК РФ); общины коренных малочисленных народов (ст. 12316 ГК РФ); товарищества собственников недвижимости (ст. 12312 ГК РФ). При этом гражданско-правовой статус казачьих обществ как юридических лиц – участников гражданских правоотношений – принципиально ничем не отличается от гражданско-правового статуса других общественных организаций граждан. Общины коренных малочисленных народов, как следует из норм специально посвященного их статусу федерального закона, в действительности представляют собой разновидность потребительских кооперативов[46]. Однако попытки законодательно признать их разновидностями указанных лиц (предпринятые в первоначальном варианте новой редакции гл. 4 ГК РФ) натолкнулись на активное противодействие высших органов публичной власти. При этом единственным формальным основанием обособления тех и других является специальное упоминание о них как об особых организационно-правовых формах некоммерческих организаций в Федеральном законе «О некоммерческих организациях»[47], нормы которого законодатель в конце концов предпочел положениям, содержавшимся в первоначальной редакции проекта изменений гл. 4 ГК РФ.

Единственной оправданной в этом отношении новеллой можно считать появление товариществ собственников недвижимости, по сути, соединивших в одном виде юридического лица товарищества собственников жилья и садоводческие, огороднические и дачные некоммерческие объединения граждан. В таких некоммерческих корпорациях отсутствуют паевые отношения (что препятствует их отнесению к разновидностям потребительских кооперативов), но имеются весьма своеобразные отношения общей долевой собственности (ст. 12313 ГК РФ). Примечательно, что организации, аналогичные по статусу и задачам отечественным товариществам собственников жилья, обладают полной или частичной гражданской правосубъектностью в большинстве континентальных европейских правопорядков (см., например, ст. 712l−712t Гражданского кодекса Швейцарии).

Похожая ситуация сложилась и с коммерческими корпорациями. К традиционным пяти видам – хозяйственным товариществам (полным и на вере), хозяйственным обществам (акционерным и с ограниченной ответственностью) и производственным кооперативам – были добавлены два новых вида: крестьянские (фермерские) хозяйства (ст. 861 ГК РФ в редакции Федерального закона от 30 декабря 2012 г. № 302-ФЗ) и хозяйственные партнерства[48]. Однако крестьянские (фермерские) хозяйства как таковые в принципе не нуждаются в самостоятельной юридической личности: при необходимости их участники могут объединяться в обычные товарищества, кооперативы или даже в общества с ограниченной ответственностью. Из этого исходил и первоначальный вариант новой редакции гл. 4 ГК РФ. Однако впоследствии исключительно под лоббистским давлением они были признаны особым видом коммерческих корпораций (по сути, разновидностью хозяйственных товариществ).

Хозяйственные партнерства, не имеющие аналогов не только в российском праве, но и ни в одном из развитых зарубежных правопорядков, были искусственно созданы якобы специально для нужд развития инновационной экономики (первоначально речь шла о товариществах на вере, создаваемых для осуществления инновационной предпринимательской деятельности). Однако в окончательной редакции посвященного им закона они утратили всякую связь с инновациями, но стали настолько одиозной организационно-правовой формой[49], что законодатель не включил нормы об их статусе непосредственно в ГК РФ, хотя и вынужден был упомянуть о них, соблюдая принцип numerus clausus юридических лиц (п. 2 ст. 48 ГК РФ в редакции Закона № 99-ФЗ).

В результате приходится с сожалением констатировать, что систематизация юридических лиц в гл. 4 ГК РФ в редакции Закона № 99-ФЗ привела не к сокращению, а к неоправданному увеличению числа их разновидностей. К тому же появление новых видов юридических лиц в подавляющем большинстве случаев не вызывалось какой-либо настоятельной практической (социально-экономической) необходимостью. Сами же новые конструкции, обычно неизвестные иным правопорядкам, в основном представляют собой очередные не слишком удачные «изобретения» отечественного законодателя[50]. Все это, разумеется, не может быть отнесено к числу достижений закона.

Другим примером малоуспешого компромисса в реализации Законом № 99-ФЗ положений Концепции развития гражданского законодательства РФ является содержание новых или значительно обновленных норм об управления хозяйственными обществами. С одной стороны, ГК РФ (п. 1 ст. 653) объявляет общее собрание участников любой корпорации ее высшим органом. С другой стороны, на деле последовательно сужается компетенция общих собраний хозяйственных обществ (коммерческих корпораций), особенно специальными законами и уставами этих корпораций, а теперь еще и с помощью корпоративных соглашений. Эта тенденция отчетливо проявляется, например, в правилах п. 2 ст. 653 ГК РФ. Во-первых, сам общий перечень вопросов, входящих в исключительную компетенцию общего собрания корпорации, может быть иным (как правило, более узким), если это прямо предусмотрено ГК РФ или специальным законом (в особенности это касается Федерального закона от 26 декабря 1995 г. № 208-ФЗ «Об акционерных обществах», далее – Закон об АО). Во-вторых, многие из названных правомочий снабжены оговорками: если иное в соответствии с законом не отнесено к компетенции иных коллегиальных органов корпорации (например, образование других органов корпорации, утверждение ее годовых отчетов, принятие решений об участии в других юридических лицах и др.). В-третьих, последний абзац п. 2 ст. 653 устанавливает общее правило, в соответствии с которым ГК РФ или другой закон (прежде всего, конечно, законы о хозяйственных обществах) могут допустить передачу вопросов, входящих в исключительную компетенцию общего собрания корпорации, по его решению другим органам корпорации, причем уже не обязательно коллегиальным.

Как известно, российское законодательство о хозяйственных обществах традиционно отождествляет их советы директоров и наблюдательные советы (п. 2 ст. 103 в прежней редакции ГК РФ, ст. 64−68 Закона об АО, п. 2 ст. 32 и ст. 44 Федерального закона от 8 февраля 1998 г. № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью»). Между тем речь идет о двух совершенно разных коллегиальных органах с различными задачами и компетенцией. Наблюдательный совет появился в германском акционерном праве в качестве постоянно действующего (а не периодически созываемого) органа, контролирующего деятельность исполнительных органов общества (а также дающего согласие на совершение обществом определенных сделок и формирующего и изменяющего состав правления – коллегиального исполнительного органа). Здесь он состоит из представителей акционеров (а во многих случаях и из представителей наемных работников) и вместе с общим собранием относится к высшим органам акционерного общества. Его наличие позволяет говорить о трехзвенной системе управления обществом: общее собрание – наблюдательный совет – исполнительные органы.