Заря генетики человека. Русское евгеническое движение и начало генетики человека

Я пытался дать общий обзор некоторых воззрений на наследственность человека в свете последних достижений генетики. Я установил, что в применении к человеку слово наследственность употребляется двояко: что оно в биологическом смысле имеет одно, а в социальном смысле совершенно другое значение. К сожалению, эти два понятия о наследственности у человека в литературе нередко смешиваются; и я полагаю, что представления о процессах социальной наследственности часто зиждятся на широко распространенной наклонности принимать без критики каждое положение, в частности бездоказательное допущение наследственной передачи физических и психических изменений у человека.

Я установил также, каким образом социальный процесс иногда благоприятствует, а временами и тормозит биологическую эволюцию. Изучение взаимодействия этих двух влияний на прогресс человечества и возможность согласования их является одной из наиболее интересных и трудных проблем будущего. Генетики одни не могут надеяться на разрешение столь сложной проблемы. Нужна помощь психологов, физиологов и патологов по вопросам, относящимся к их специальностям. Отсутствие критических диагнозов зависит, главным образом, от дурной славы, которую приобрели некоторые труды о психических признаках человека.

Этнографы и антропологи, без сомнения, тоже смогут внести свою лепту. Необходимо участие экономистов и статистиков, ибо в настоящее время у человека известно много наследственных признаков, дающих лишь сырой материал. Я, конечно, не предлагаю образовать какую-либо экспертную комиссию для выработки программы. Я только хочу сказать, что для прогресса научных исследований необходимы компетентные специалисты в каждой из этих областей: они должны следить за тем, что делается в других областях; все другие методы до сих пор оказались недостаточными. В настоящее время перспективы расширяются. Люди признали возможность научного изучения прогресса человечества. Эти проблемы не должны оставаться в руках дилетантов и людей, поднимающих шумиху с целью получить известность, использующих человеческие страхи и предрассудки, т. е. худшие, а не лучшие стороны нашей природы.

Наши евгенические перспективы{4}[50]

С. Давиденков

Быстрый рост евгенических идей непосредственно приближает нас к практическим задачам медицинской и общей евгеники. По-видимому, наступило уже время организовать большую научную дискуссию по вопросам евгенической программы. К моменту, когда окончательно созреет сознание необходимости евгенического законодательства, мы должны быть в состоянии представить и поддерживать уже хорошо проработанные проекты. Тенденции эти все настойчивее заставляют всех, так или иначе соприкасающихся в своей научной работе с генетикой, все больше и больше внимания переводить на прикладные оздоровительные вопросы. Генетике делается тесно в научно-исследовательских лабораториях или в специальных медицинских институтах. Накоплен уже слишком большой практически пригодный материал, чтобы мы были в праве еще долгое время держать его под спудом. Вместе с тем быстро начинает таять то глухое недоверие, которым были окружены наши первые шаги, и надо полагать, что уже близко то время, когда перед нами будет открыта широкая дорога прикладной антропогенетики. Пока что на этом пути должны быть выставлены и обсуждены основные принципы, общие точки зрения. Мы должны ясно представлять себе наши особенности и наши возможности, чтобы хорошо продумать принципиальные основы нашей евгенической политики. С этой точки зрения симптоматично недавнее появление программной статьи проф. А. С. Серебровского, симптоматично именно потому, что здесь с большой четкостью подчеркивается своеобразие нашей общественной структуры, благодаря которому у нас делаются неприложимыми некоторые принципы западноевропейской евгеники, хотя как раз в наших условиях евгенике, очевидно, предстоит широкое и плодотворнейшее будущее. Я хочу подойти к этому вопросу с другой стороны и нарисовать некоторые другие евгенические возможности, о которых вряд ли можно было мечтать в условиях капиталистического хозяйства. Это не есть еще, конечно, ни точно разработанная во всех деталях евгеническая программа, ни набросок евгенического законопроекта, это есть пока лишь «материал для дискуссии» Я позволю себе поэтому в дальнейшем очень краткое изложение, без цифр, цитат и литературных справок.

Еще Гальтон выдвинул идею усовершенствования человеческого рода посредством искусственного отбора, необходимого вследствие того, что действие естественного подбора оказывается в человеческом обществе извращенным. Отсюда – необходимость известного социального контроля над размножением людей: с одной стороны, должны быть установлены какие-то препятствия для размножения людей с дурной наследственностью, с другой – государство должно поддерживать размножение тех семей, которые могут дать потомство евгенически ценное. Это и есть с тех пор основная аксиома всякой евгенической программы. И действительно, нельзя не признать, что это есть единственных путь, который может привести к увеличению суммы положительных генов в населении. Вместе с тем было подсчитано, что даже небольшая разница в детности двух или нескольких различных групп населения уже через небольшое число поколений обязательно должна сказаться в резком изменении наследственного состава популяции. Во всех руководствах евгеники фигурируют эти расчеты. Один из наиболее простых примеров – это две численно одинаковые группы, средняя детность которых 3 и 4 ребенка. Уже через одно поколение % потомков менее плодовитой группы спустится с 50 до 43; в третьем поколении он будет равен всего лишь 30 % всего населения, а через 10 поколений всего 7 % населения окажется потомками менее плодовитой расы, в то время как 93 % населения будут потомками более плодовитой, 4-детной группы. Меньше чем в 300 лет эта группа, казалось бы, только незначительно отстающая от соседней, практически таким образом вымирает. Отсюда громадное практическое значение охраны максимальной детности евгенически наиболее ценных элементов. Если бы евгенически наиболее ценные группы имели максимум потомства, мы могли бы совершенно спокойно смотреть на будущее нашей культуры. Как известно, на самом деле не только этого нет, но имеется как раз противоположная тенденция: все общественные слои, выдвигающиеся либо по линии накопления имущественных ценностей, либо по линии накопления духовной культуры, сейчас же резко снижают свою детность, и это рассматривается как автоматическая частичная или полная стерилизация лучших генотипов, что не может не привести к постепенному снижению общей суммы положительных генов и к постепенному замещению их худшими генными комбинациями.

Все это рассуждение протекает, однако, в обстановке общества имущественно неоднородного. При этом нередко делается допущение, что отбор имущественно выше стоящих слоев происходит именно на основе отбора наилучших генотипов. Социальный отбор признается, таким образом, очень многими евгенистами равнозначным отбору генотипическому. Уменьшение детности наиболее обеспеченных классов при высокой детности менее обеспеченных классов и рассматривается как постепенное выключение лучших генотипов и замена их худшими. («Социальный подъем, к сожалению, при условиях настоящего времени, заключает в себе опасность вымирания семьи» – п. 6 Положения Немецкого О-ва Расовой гигиены, 1922.) С этой точки зрения выгодно было бы для накопления хорошего наследственного фонда страны именно усиленное размножение имущественно наиболее сильных слоев населения. В этом смысле и строятся нередко различные детали евгенических программ в капиталистических государствах.

Можем ли мы, однако, с полным правом утверждать, что социальный и, в частности, имущественный отбор в результате своем является равнозначным отбору лучших генотипов? Очень трудно с полной определенностью ответить на этот вопрос, так как мы имеем здесь перед собой пример весьма сложного процесса. Действительно, мы можем усмотреть среди слагаемых этого процесса некоторые общественные тенденции, параллельные с накоплением лучших наследственных свойств, но некоторые другие компоненты этого процесса являются какогенетическими. Так, очень вероятно, что отбор хозяйственно более сильных групп неподвижного сельского населения действительно увлекает с собой в верхние экономические слои наиболее одаренные группы; естественно также допустить, что в тех странах, где духовенство питается из постоянно просачивающихся в него народных элементов, в этом духовном сословии могло постепенно скопиться большее число положительных наследственных свойств, чем в населении вообще; и еще более вероятна возможность того, что если только доступ к высшему образованию не замкнут строго каким-либо одним классом, постепенно в стране образуется наиболее образованный и имущественно сильный слой, несущий в то же время и наилучшие наследственные свойства. Однако все эти примеры иллюстрируют только одну сторону вопроса. Автоматически действующий социальный отбор может базироваться и на совершенно иных основаниях, приводя к материальному благополучию отдельных людей, и, стало быть, и целых родов как раз по признакам наименее ценным. Так, во время каждой войны в конечном счете гибнут все же наиболее храбрые, в то время как благополучно выживает целая армия приспособившихся трусов. Далее, освобождение от военной службы неполноценных создает им исключительные преимущества в отношении личного и семейного устройства и материального благополучия. И если честность, смелость и ум нередко открывают человеку дорогу, то как часто низость, подхалимство, угодничество, продажность и самая отвратительная приспособляемость точно так же «выводят в люди». Трудно, конечно, сопоставить все биологически положительные и биологически отрицательные компоненты социального отбора и сказать a priori, которые из них здесь должны перевесить и что должно получиться из всего этого в конечном счете. Вероятно, в разные исторические эпохи этот общий результат резко колебался за счет перевеса то одних, то других компонентов. Так, можно сильно сомневаться, чтобы в эпоху татарского ига или опричнины Иоанна Грозного автоматически действующий отбор выводил на поверхность всегда лучшие роды.

В результате всего этого очень сложного процесса во всяком случае мы не станем с уверенностью утверждать, чтобы общим его результатом было всегда выдвижение наследственно наиболее ценных элементов. Можно очень сомневаться в том, чтобы «богатые» были лучше «бедных» и что теперь, поддерживая усиленное размножение имущественно наиболее сильных слоев, мы могли бы уверенно содействовать накоплению положительных генов в популяции. Базировать евгеническую политику на автоматически действующем социальном отборе, значит, прежде всего, идти в темную. Евгеника, базирующаяся на этом принципе, сознательно отказывается от активной оценки лучших, что по существу дела она могла бы и должна была бы делать.

Все эти соображения, однако, исчезают там, где больше нет имущественного отбора. В социалистическом обществе имущественные различия отдельных хозяйственных групп сведены к самым незначительным, у нас нет больше «богатых» и «бедных», и бедным некуда стремиться, чтобы, накопив какой-то первоначальный капитал, с помощью его передвинуться в высшую экономическую группу. Большая или меньшая образованность и высшая или низшая рабочая квалификация – вот все те социальные неравенства, которые у нас остались. Нам нет поэтому никакой надобности спорить о том, соответствовал или не соответствовал имущественный отбор биологическому. Имущественного отбора больше нет, а биологический мы должны создать, и в создании его нам нужно опираться уже не на неверные и сомнительные социальные автоматизмы, а на уверенное применение точно установленных научных данных.

Однако если вопрос об автоматической стерилизации наиболее обеспеченных отпадает для нас в наших современных общественных условиях, то вторая часть проблемы – автоматическая стерилизация наиболее образованных – остается во всей силе. Детность падает, как известно, в связи с обоими признаками, причем следует иметь в виду, что накопление специального образования в условиях капиталистического хозяйства шло, как правило, рука об руку с улучшением имущественного положения. Более образованные тем самым делались более состоятельными. Можно было бы поэтому, пожалуй, предположить, что ограничение рождений у этих более образованных групп в основе своей имело те же соображения, которые приводят к ограничению рождений, пропорциональному имущественному благосостоянию семьи. В таком случае призрак бездетности образованных слоев потерял бы всю свою остроту в условиях имущественного равенства. К сожалению, однако, этого на самом деле нет. Как раз наши условия являются в этом отношении в высшей степени показательными. Количество детей падает пропорционально культурной квалификации родителей, хотя бы квалификация эта вовсе не означала их экономического благополучия. А.В. Горбунов опубликовал поистине трагические результаты анкеты, предпринятой в этом отношении Русским евгеническим обществом. Это создает для нас уже вполне реальную угрозу, т. к. если можно сомневаться в том, что лучшие генотипы накопляют больше имущества, то делается чрезвычайно вероятным, что в процессе отбора наиболее образованных групп генотипические условия должны играть определенную решающую роль. Однако и в отношении малой детности наиболее образованных слоев нельзя забывать, что мы имеем перед собой лишь частный случай отрицательного отбора. Борьба с этим явлением, конечно, могла бы значительно поддержать наследственный фонд небольшой наиболее квалифицированной прослойки всего населения. Однако задача евгеники шире. Мы должны думать не о сотнях или тысячах наиболее способных юношей, а о планомерном евгеническом оздоровлении всей популяции. 150-миллионная масса народа выделяет из себя численно слишком небольшой % лиц с особенно высокой духовной квалификацией, чтобы мы были вправе сознательно ограничить задачи евгеники заботами об этой последней группе.

Итак, мы стоим перед дилеммой: с одной стороны, нельзя не признать, что основная аксиома всякой евгенической программы – повышение детности евгенически наиболее ценных групп – остается для нас во всей силе; с другой стороны, мы решительно не можем опираться на автоматическое выдвиженчество как на критерий этих евгенически ценных групп, т. к. накопление имущественных ценностей у нас невозможно, да и теоретически вовсе не должно быть отождествляемо с выдвижением лучших, а накопление высших духовных ценностей, которое, по-видимому, может быть в значительной степени отождествлено с выдвижением наиболее одаренных, является лишь частным случаем и еще не разрешает всего вопроса. Я думаю, что выход из этого положения существует в виде определенной евгенической задачи, которую возможно разрешить только в условиях строительства социалистического государства. На этом уровне хозяйственного развития только и делается практически осуществимой активная роль государства в определении наиболее евгенически ценных групп. Евгеника у нас уже не вынуждена «идти в темную», а может выработать и провести в жизнь свою собственную строго научную программу.

Все евгенические программы единодушно выставляют, как основу положительной евгеники, «поощрение рождения детей теми, кто наделен благоприятными наследственными качествами» (п. 8 программы Американского евгенического общества), но лишь в условиях имущественного равенства становится возможным организованное государственное определение этих наследственно наиболее ценных групп. Кроме того, здесь нельзя базироваться только на пропаганде и уговорах, только распространять убеждение, что ограничение своей семьи одним или двумя детьми ведет к быстрому вымиранию рода и т. п. (п. 4 программы Английск. евгенич. о-ва). На стороне генотипически лучших родительских пар должны быть организованно созданы определенно лучшие условия для деторождения. Государство должно активно вмешаться в плачевные результаты современной беспорядочной панмиксии.

Какие же наследственные качества расы должны быть предметом социальной охраны и в какой форме эта социальная охрана должна быть осуществлена?

По первому из этих вопросов мы опять-таки находимся в исключительно выгодном положении, т. к., при возможности широкого социального законодательства, мы и здесь можем не идти в темную, а вполне ясно и четко ставить себе цели. Наиболее евгенически ценными группами в первую очередь должны быть признаны наиболее интеллектуально одаренные. Все те качества, которые представляются ценными для будущих поколений, – все, что характеризует лучший интеллект – активность, инициатива, воля, внимание, память, критическая способность, все виды особой одаренности, – все это является несомненно положительным и заслуживает государственной охраны. Дети «умных» должны в каждом последующем поколении давать все больший и больший % популяции по сравнению с детьми «глупых». В этом и состоит главное и наиболее существенное улучшение генотипического фонда страны. Цель этого искусственного отбора – заменить постепенно всю популяцию «детьми умных». Я не думаю, чтобы нужно было кого-нибудь убеждать в колоссальной практической важности такого ценного сдвига. А для того, чтобы, руководя этим искусственным отбором, не ошибиться, необходимо как раз эти психологически ценные качества и определять у родителей при отнесении их к той или другой евгенической категории.

Что психическая одаренность есть явление наследственно обусловленное, на доказательство этого, я думаю, уже не надо тратить времени. Правда, мы далеко еще не разбираемся в точной генной структуре отдельных компонентов личности, и нет сомнения в том, что мы имеем здесь перед собою явления чрезвычайно сложной генетической природы. Уточнить все эти вопросы означало бы, конечно, значительно облегчить и прикладные евгенические задачи. Однако практическая евгеническая политика делается возможной уже в переживаемый нами период, т. к. для нее, в сущности, достаточно знать, что одаренность в целом относится к признакам, передающимся по наследству. Создавая на стороне лучших фенотипов условия, благоприятствующие рождению лишнего ребенка, мы тем самым неизбежно будем улучшать генотипический состав населения. Это очень понятно и просто для всех тех признаков, которые подчиняются доминантному менделированию. Но это в равной мере приложимо и для признаков рецессивных. Если семьи ценных рецессивных гомозиготов, поощрять размножение которых необходимо, будут иметь по одному лишнему ребенку, сумма рецессивных генов, хотя бы и в гетерозиготном состоянии, несомненно нарастет в следующем поколении; при планомерном проведении этого процесса желательные рецессивные задатки в популяции должны все больше увеличиваться. Стало быть, все больше будут повышаться шансы и для встречи этих задатков, и для рождения ценных гомозиготов. Культивирование ценных рецессивных задатков есть, таким образом, процесс разве только несколько более медленный, чем культивирование задатков доминантных, но отнюдь не процесс утопический. То же касается, конечно, и рецессивных задатков, заключающихся в Х-хромосоме, по-видимому, особенно богатой ценными наследственными возможностями.

Широко намеченные цели оздоровления генотипического фонда страны совершенно противоположны задачам создания небольшого генетически ценного слоя населения. Только в этом последнем случае мы были бы вправе рекомендовать для наиболее одаренных отыскивать себе всегда наиболее одаренную пару, предоставив худшим комбинироваться с худшими. «Если умный будет выбирать себе умную жену, то оставшийся дурак женится на оставшейся дуре, и еще вопрос, кто из них наплодит больше потомства» (Серебровский). Государственный евгенический контроль, если только он будет иметь в виду не утопию, а вполне реальную политику, должен исходить обязательно из учета случайной панмиксии. Как бы ни комбинировались фенотипы, если на стороне лучших фенотипов будет всегда хотя бы небольшое преимущество детности, нет сомнения в том, что в каждом последующем поколении эти лучшие фенотипы будут появляться все чаще и чаще, пока в результате всего процесса их перевес не выльется в ясную форму изменений основных свойств расы.

Не следует, однако, закрывать себе глаза на то, что государственная забота об усиленном размножении лучших есть дело не нескольких поколений, а постоянная забота на весьма длинные исторические сроки. Искусственно увеличенное число каких-нибудь фенотипов сейчас же станет возвращаться к прежним естественным отношениям (см. исследования Ю. Филипченко о конкордантном отношении гамет в установившейся популяции), как только размножение будет снова предоставлено случаю. С этой точки зрения задача государства может быть формулирована как длительное сохранение искусственного дискордантного, но наиболее выгодного для населения соотношения гамет. Это ясно потребует больших и долгих усилий и в будущем будет, вероятно, одной из главнейших задач всякого правительства.

Непосредственная психологическая расценка родителей для отнесения их к той или другой геногруппе устраняет, между прочим, сразу трудно разрешимый в настоящее время для западной евгеники вопрос о преимущественной поддержке той или другой расы. Как известно, учение о неодинаковой одаренности человеческих рас привело многих современных евгенистов к признанию необходимости евгенической защиты как раз определенно лучших рас. В частности, в роли лучшей расы фигурирует на первом месте северная раса. Русские евгенисты против такой расовой расценки усиленно возражали, но мне думается, не всегда исходя из правильных оснований.

Действительно, нельзя не сознаться, что перенесение центра тяжести практической евгеники на охрану определенной расы есть опять-таки та же «игра в темную», которую мы должны заменить ясной и четкой целью. Почему считается выгодным для человечества охранять эту расу высоких голубоглазых блондинов? Ведь не потому, конечно, что нам «нравятся» голубые глаза, высокий рост и другие ее атрибуты, а потому, что раса эта, по-видимому, действительно несет с собою весьма часто ценные психологические свойства. Воспользовавшись этой сомато-психологической корреляцией, мы будто бы и можем вести отбор по внешним признакам, имея в виду конечной целью размножение даровитых людей. Как эта тенденция ни была бы, может быть, неприятна для представителей других рас, будь она биологически правильна, нам было бы, пожалуй, трудно против нее возражать. Но как раз и здесь, подобно рассмотренному выше вопросу о выдвиженчестве, рассуждающая таким образом евгеника выбрала себе окольный путь. Гораздо прямее мы подойдем к цели, если станем организовывать широкий евгенический отбор как раз по тому признаку, который нам больше всего нужен, т. е. как раз на основе психологической одаренности. Увлечет ли за собой этот психоотбор какие-нибудь антропологические признаки, изменится ли под влиянием этого отбора соматическое строение популяции или нет, для государства безразлично. Будут ли строить нашу будущую жизнь блондины или брюнеты, люди с плоским затылком или с выдающимся затылком, высокие или низкие – это с государственной точки зрения нам совершенно неважно. Но нам до крайности необходимо, чтобы эту будущую жизнь строили люди смелые, решительные, одаренные и способные к большой моральной дисциплине и к широким государственным концепциям. Создание этой новой породы людей и должно стать нашей евгенической целью. Евгенический отбор, построенный непосредственно по признаку психической одаренности, бьет прямо в самую цель действительного улучшения человеческого рода и если евгенисты Запада не выставляют этого принципа («Eine direkte Züchtung von Menschen wird für die Rassenhygiene niemals in Betracht kommen» – Lenz), то это, вероятно, прежде всего потому, что для проведения его нужен ряд объективных социальных предпосылок, и прежде всего, конечно, уничтожение имущественного неравенства населения.

Итак, нами мыслится длинная и плодотворная работа, в результате которой, после правильно проведенной пропаганды, организуется обязательный евгенический осмотр городского населения Союза. Центром тяжести обследования является установление врожденной одаренности по предварительно хорошо выверенным тестам, причем последние должны быть построены таким образом, чтобы здесь совершенно не влияли на конечный результат предшествующее обучение или воспитание. Согласно результатам обследования каждый гражданин или гражданка заносится в соответственную высшую или низшую геногруппу. Создать стандарт психо-евгенического исследования должно очень компетентное учреждение, и стандарт этот должен быть предварительно выверен на избранной группе населения для определения относительной частоты в населении представителей разных категорий. При отнесении осматриваемого в ту или иную группу одаренности не должны приниматься в расчет никакие сословные или национальные признаки. Однако возможно, что для мужчин и женщин придется установить разные стандарты. Работу должны проводить специалисты, прослушавшие предварительно специальные курсы в Центральном Евгеническом Институте. Всем делом евгенического контроля ведает высший Евгенический Совет Республики. Должны быть приняты все меры к полной объективности работы евгенического осмотра, чтобы никакие личные, родственные или сословные или расовые симпатии врачей-обследователей не могли отражаться на результате их работы. Планомерным проведением этой программы удастся постепенно разбить все городское население на отдельные геногруппы.