Заря генетики человека. Русское евгеническое движение и начало генетики человека

Василий Васильевич Бабков

Заря генетики человека. Русское евгеническое движение и начало генетики человека

Предисловие

Русская евгеника и книжки «Русского евгенического журнала» всегда вызывали интерес, но оставался неразъясненным вопрос: если статьи журнала такие прекрасные, то почему расизм такой ужасный?

И верно, сто лет тому назад американская магистральная евгеника значила расизм, ксенофобию, насильственную стерилизацию. Похоже, именно поэтому англо-американская медицинская генетика задержалась с выходом на сцену лет на двадцать.

Однако русское евгеническое движение было задумано и развивалось в качестве предтечи исследований в области эволюции человека, поведения человека, генетики человека. – Почему тогда не назвать евгенику медгенетикой? – возразил коллега. – Но евгеника не медгенетика, и даже не вполне наука. Ведь наука не появляется в готовом виде, как Афина Паллада из головы Зевса, и должен быть некоторый предварительный период ориентации. Русская евгеника – это обсуждение круга тем и подходов в предвкушении чего-то. В случае Н. К. Кольцова и его евгеники дело идет о комплексном изучении человека. А евгеника Ю. А. Филипченко – это демографическая статистика.

Русское евгеническое движение имело дело с такими областями исследований, как генетика и теория эволюции, генетика популяций и экология популяций, учение о конституции и типологии человека, психология и наука о поведении, патографии, педология и мн. др. Все они имели несчастье чем-то не угодить И. В. Сталину, а в результате эти области исследований были свернуты, а книги и журналы запрещены к чтению.

В новогодние каникулы 2005 года один старый друг спросил, чем я буду заниматься в наступившем году. Я упомянул о «Заре…», а он возразил (и это лишь отчасти шутка): лет двадцать тому назад Вас за это сразу бы к стенке поставили!

Но книга была придумана лет 30–35 тому назад: ведь евгеника соотносится с генетикой популяций, моей первой областью исследований, и лет двадцать тому назад я уже читал серию докладов по истории евгеники.

Русское евгеническое движение возникло на фоне ожидания Конца Дней на грани XIX и XX веков. Ныне это история. Но мы сейчас также находимся на грани веков и даже тысячелетий. Многие чувствуют новое приближение Апокалипсиса; говорят о неизбежности новой евгеники. Какой она будет? Никто не знает! но к ней надо готовиться.

Книга имеет целью дать общий взгляд на русское евгеническое движение, представить основополагающие тексты, снабдить ориентирами будущих исследователей.

Я искренне признателен Ю. П. Алтухову, Б. Л. Астаурову, В. Н. Беляевой, Р. Л. Берг, Н. Н. Богданову, Ю. Ф. Богданову, З. М. Волоцкой, К. А. Головинской, К. Н. Гринбергу, Л. С. Давиденковой, Вл. Ил. Иванову, Вяч. Вс. Иванову, Г. М. Идлису, Л. Г. Калмыковой, С. Г. Кара-Мурзе, В. С. Кирпичникову, Д. В. Лебедеву, Т. С. Левит, Н. А. Ляпуновой, А. А. Малиновскому, Р. П. Мартыновой, Н. Н. Медведеву, Э.Н. Мирзояну, Е. Б. Музруковой, Н. Д. Озернюку, В. М. Орлу, A. В. Постникову, А. А. Прокофьевой-Бельговской, И. А. Рапопорту, П.Ф. Рокицкому, Д. И. Сергееву, Б.С. Соколову, В. Н. Стегнию, В. А. Струнникову, Н. В. Тимофееву-Ресовскому, Т. В. Томашевич, К. А. Томилину, Д. П. Фурман, Б. Г. Юдину, B. П. Эфроимсону.

Благодарю руководство и сотрудников Архива Российской академии наук, Государственного архива Российской Федерации, Библиотеки Института биологии развития им. Н. К. Кольцова, Российской государственной библиотеки, Библиотеки Отделения биологических наук, Библиотеки Института научной информации по общественным наукам, Библиотеки Института истории естествознания и техники, Музей истории медицины Московской медицинской академии им. И.М. Сеченова.

В течение ряда лет моя работа поддерживалась Российским гуманитарным научным фондом, в рамках проектов по грантам № 97-03-04373а – Н. К. Кольцов (18721940): Политическая биография; № 00-03-00104а – Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский, 1900–1981: Научная биография; № 01-03-16057д – Издание: В. В. Бабков, Е. С. Саканян, Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский, 1900–1981; № 01-03-00241а – Социальная история генетики человека в России, и Российским фондом фундаментальных исследований, в рамках проекта по гранту № 00-06-80109 – История генетики человека в России, 1920-е – 1940-е гг.

Работа завершена при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований, грант № 04-06-80174 – Природная изменчивость и ее поддержание в популяциях.

Издание монографии получило финансовую поддержку Российского гуманитарного научного фонда по гранту № 05-03-16034д.

Введение

Человек и все с ним связанное является излюбленным или основным, едва ли даже не единственным объектом нашего внимания и исследования. В нашей традиции, иудео-христиано-мусульманской, два мифа стоят на первом плане – миф творения мира и миф сотворения человека, и второй – особый аспект первого. Миф творения, в секуляризированном обществе и в иной умственной обстановке, получил форму эволюционных и космологических гипотез и теорий. И те и другие, в силу происхождения, имели богатую и весьма взрывоопасную область ассоциаций; последствия этого очевидны. Так, в начале 1920-х Альберт Эйнштейн с истинно религиозной убежденностью пытался бороться с идеями молодого русского физика А. А. Фридмана, которые противоречили его посылке о стационарной Вселенной. Но если происхождение Вселенной и эволюция внешнего мира так глубоко задевают и специалистов, и широкую публику, то какую мощную энергетику должна нести гипотеза о происхождении самого человека, о причинах его здоровья, способностей и таланта?!

Антропология периода медленного накопления фактов какой-либо демонизации не подвергалась (однако более поздние натурфилософские рассуждения ультраматериалистов и радикальных дарвинистов вызвали ряд эксцессов, включая «обезьяньи процессы»). Нет у публики и жгучего интереса к сегодняшней молекулярной генетике человека. Даже разрекламированный проект расшифровки генома человека, в смысле отклика публики, не оправдал затрат. Отчасти дело в том, что полученные биотехнологами очень красивые картинки – им самим совершенно непонятны! Но отсутствие харизмы у этого проекта обязано, главным образом, тому факту, что молекулы (и элементарные частицы) – такие же внешние человеку объекты, как и рыбы в чужих морях, вулканы на далеких островах и кометы или астероиды. Клонирование млекопитающих и человека, пока что не пошедшее дальше сенсаций масс-медиа, интересует публику больше, но эта тема скомпрометирована фальсификациями.

Современные эволюционные исследования используют методы и подходы генетики; это в полной мере относится и к эволюции человека. Но генетика человека возникла довольно поздно, значительно позже того, как натурфилософский и обывательский интерес к возможности здорового – и выдающегося – потомства в чреде поколений принял форму некоторых направлений исследования. Из них наиболее разработанным и влиятельным стало учение Френсиса Гальтона об эволюции и наследственности человека, в котором он соединил учение Чарльза Дарвина о естественном отборе, приложив его к человеку, и собственные математико-статистические подходы, и которому он дал наименование «евгеника».

Идеи Гальтона имели глубокое воздействие на британскую науку. На них основывали свою легитимность как создатели дарвинистической и математико-биологической школы (К. Пирсон), так и создатели соперничавшей с ней менделистической школы (У. Бэтсон). Позже биоматематик Р. Фишер, страстный сторонник евгеники Гальтона, ликвидировал противоречие, объединил эти две линии работ и открыл новые перспективы исследований, причем математическая генетика популяций Фишера появилась именно в результате его интереса к евгенике. Надо заметить, что евгеника Гальтона описывала две программы – исследовательскую программу и программу практических действий. Последняя логически делилась на две: негативную (ограничительную, для лиц с наследственными дефектами) и позитивную (поощрительную, для наиболее ценных членов общества). «Приятно придумывать утопии», – замечает по этому поводу Гальтон и признает, что позволил себе это удовольствие.

Если исследовательскую программу Гальтона следует приветствовать, то к конкретным реализациям программы практических действий надо отнестись с большой осторожностью. Британские евгенисты, опираясь на утонченные методы исследований, осмысленно разрабатывали исследовательскую программу Гальтона. Некоторые из грубых, в смысле методов, американских линий работ, те, что были основаны на классовом и расовом чувстве – их наличие задержало старт исследований, которые внесли грандиозный вклад в создание современной медицинской генетики, – вызвали в свое время интерес и получили серьезную финансовую поддержку в жестких условиях начала XX века. Именно эти американские евгенисты дали наукообразное обоснование закона 1924 года об ограничении иммиграции определенных рас (на основе которого, между прочим, немецкие евреи, бежавшие в 1940-м от угрозы концлагеря к родственникам в США, были отправлены из Нью-Йорка обратно, прямо в руки нацистов). Именно эти евгенисты дали «Индианскую систему» (названную по штату, где впервые она была применена) – принудительную стерилизацию по решению суда о «нежелательности» данного лица. Этой процедуре в США были подвергнуты десятки тысяч человек. В Европе закон о насильственной стерилизации обсуждался, встречал интерес, но и противодействие. В Германии, вслед за законом о запрете браков арийцев с неарийцами 1933-го, был принят подобный закон, на основе которого стерилизации были подвергнуты душевнобольные немцы[1]. (Когда закон перестал применяться, в населении восстановился исходный уровень душевнобольных, и цель – очищение расы – не была достигнута.) Законы были приняты во всех странах Скандинавии (в Дании еще в 1929 году), в одном из кантонов Швейцарской конфедерации и в Эстонии. В Британии с 1934-го обсуждался закон о добровольной стерилизации, и в 1939-м он был окончательно отвергнут. Во Франции и Италии такой закон даже не обсуждался.

С окончанием Великой депрессии в США и поражением нацизма в Германии эти формы практических действий в области политики народонаселения утратили былую популярность. С тех пор позитивная евгеника существует лишь в форме ранее разработанных мер охраны материнства и младенчества, профессиональной и социальной гигиены и т. п.[2], а негативная генетика – в форме медицинской генетики.

Начало – самый интересный момент. Наука, как и любая область человеческой деятельности, опирается на нечто, вне науки находящееся, – на жизненное отношение, свойственное времени и месту. В настоящей книге выясняются обстоятельства, обусловившие неизбежность формулировки задач медицинской генетики в нашей стране, и развитие событий в ходе создания медицинской генетики, а затем и ее ликвидации. До сих пор никем не объясненная явная неприязнь И. В. Сталина по отношению к теории гена привела в нашей стране сперва к свертыванию евгеники, затем к ликвидации генетики человека и лишь позже к запрету научной генетики в целом. Этим процессам предшествовали массированные кампании Агитпропа, из которых жители страны вынесли урок: интересоваться вопросами генетики человека – опасно для жизни!

Между тем русская евгеника (ранний этап генетики человека, но также и эволюции человека) ставила важные и интересные вопросы. Опиравшаяся на великие традиции русской биологии и медицины и руководимая Н. К. Кольцовым и другими крупнейшими биологами и врачами, она была лишена эксцессов и злоупотреблений, характерных для американской евгеники старого стиля и германской расовой гигиены. Напротив, «Русский евгенический журнал» Кольцова вел систематическую критику любых необоснованных выводов и уклонений от строгого научного мышления – а в период всеобщего энтузиазма таких попыток было множество.

В книге приведены давно недоступные читателю избранные основополагающие тексты русского евгенического движения и ранней русской медицинской генетики. Знакомство с обсуждением в 1920-е и начале 1930-х годов круга вопросов, касающихся эволюции и генетики человека, несомненно окажется полезным при дискуссиях по социально-этическим проблемам наших дней, встающих в связи с проектом «Геном человека», в связи с законопроектами определенного рода в нашем парламенте, а также тех проблем, которые будут неминуемо поставлены как следствие процесса глобализации, в который ныне включена и Россия.

Глава I

ОЖИДАНИЕ НОВОГО ЧЕЛОВЕКА

Три квадрата Малевича

Первая треть XX века в умственной жизни России прошла под знаком напряженного ожидания Конца Дней, чаяния Нового Мира и Нового Человека, радикально отличного от человека актуального, человека неизвестно какого, но, несомненно, гения. Эта тема наложила печать на поэзию и прозу всего Серебряного века, на весь русский авангард с абстракционизмом В. В. Кандинского и супрематизмом К. С. Малевича. Знаки времени легко уловить при взгляде на мистическую геометрию и искусствоведение о. Павла Флоренского, на уникальный мир Велимира Хлебникова, и так далее, вплоть до чинарей и Даниила Хармса, на котором авангард (и удар времени) закончился.

Выяснение творческих мотивов у таких сложных личностей, как, скажем, Андрей Белый или Василий Васильевич Кандинский, требует специального анализа[3]. Поэтому бросим взгляд на более наивного, в некотором смысле, Казимира Севериновича Малевича. В декабре 1913 года Казимир Малевич написал вполне привычные кубистические декорации года к постановке оперы Алексея Крученыха «Победа над Солнцем» (пролог Велимира Хлебникова, музыка Михаила Матюшина), где задник ко 2-му акту представлял план космического сражения. Однажды весной 1915 года, в совершенном неразумении, он закрасил черным кубистическое полотно. Краски скоро состарились, и сквозь кракелюры видны следы голубых квадратов, розовых треугольников, желтых стрел. Так появился «Четырехугольник», ставший знаменитым под наименованием «Черный квадрат». А его автор с тех пор предавался медитациям и религиозно-мистическим размышлениям. И немудрено: Малевич проникся величием того, что через него, как инструмент (он – Кази-Мир), изображена точка разлома, когда ветхих дней уже нет, а новые еще не наступили. Картина была показана публике в декабре 1915 года на выставке «0.10». Это следует читать: «0» – полнота прежних дней, «1» – граница, разрыв и переход, второй «0» – полнота новых дней.

Между прочим, в те же годы о. Павел Флоренский написал трактат «Мнимости в геометрии» (опубликован в 1922) и указал в нем способ перехода от Земли к Небу (то есть от «ветхих» дней к «новым») – без таких крайних средств, как смерть или сверхсветовые скорости.

Супрематизм Малевича, разработанный в 1913–1918 годах, делился на три стадии по числу квадратов – черного, красного, белого: «…три квадрата указывают путь, а белый квадрат несет белый мир (миростроение), утверждая знак чистоты человеческой творческой жизни» (1920).

После «Черного квадрата» и «0.10» Малевич стал писать людей с чистыми досками вместо лиц – так он дает понять, что не знает, каким будет Новый Человек.

В. И. Вернадский ответил на вызов времени разработкой концепций биосферы и ноосферы (о Великой Тайне, открытой ему В. В. Докучаевым, он запретил себе думать и молчал 25 лет – до 1916-го). Он желает обсудить мысль об «автотрофности человечества». Какой смысл он вкладывает в это понятие? Указывает ли оно на широкое вегетарианство (как полагали одни)? Или на технологии производства искусственной черной икры и гидропонных овощей (что утверждали другие)? Но вот в частном письме он пишет: «…структуры мозга будут изменены по существу» (это значит, что радикально изменится также морфология и психофизиология). А в другом письме: «.новый вид, который придет на смену человеку…» Вернадский желает обсуждать Нового Человека – он голеньким выйдет в Космос, без скафандра, он будет питаться непосредственно энергией Солнца – а может быть, энергией радиоактивного распада.

Чаяние Нового Человека отразилось, в ранней советской России, в организации в 1920-х годах в Москве Государственного психоаналитического института и Психоаналитического детского дома-лаборатории «Международная солидарность» (для детей крупных партийных работников), Медико-педологического института, в Петрограде – Клинического психотерапевтического института и множества других учреждений. Л. Д. Троцкий был патроном советского психоанализа, педологии и психологии, и не удивительно, что был переведен и издан по-русски почти весь Фрейд, создано Русское психоаналитическое общество и возник «фрейдо-марксизм» (А. Р. Лурия и др.).

Подходы к обретению Нового Человека были различны – от идеи сексуальной революции Александры Коллонтай («крылатый эрос» и теория «стакана воды») и замысла А. В. Барченко создать Единое Трудовое Братство на основе телепатии и телекинеза (он задружился с оккультистами ВЧК и вместе с ними исчез в свое время), до Института гениальности Г. Сегалина и проекта зоолога проф. Ильи Иванова «Об искусственном скрещивании человека с обезьяной» (поддержанного президиумом Государственного ученого совета в конце 1924 года). Архитектор-штейнерианец Мельников построил для Ленина пирамидальный хрустальный гроб, чтобы тот лежал, как Спящая Царевна, пока грядущий Принц не оживит его (но был выбран другой вариант, так как эта форма не подходила для публичного осмотра). Максим Горький выдвинул проект института Человека и пр. Но мы не обсуждаем здесь спектр форм, которые приняло ожидание Нового Времени и Нового Человека[4]. В первой половине 1930-х годов удар времени исчерпал себя, и мысль о Новом Человеке, лишенная вдохновляющего импульса, все же дожила до 1960-х – 1980-х годов – в бледном виде бессмысленных идеологических заклинаний.

Удар времени выразился в напряженном стремлении к овладению гением. Он нашел выражение в трех квадратах Малевича, в идеях Серебряного века и русского авангарда, в мысли об автотрофном человечестве Вернадского, а также в устремлении крупных большевиков-ницшеанцев, богоборцев и богостроителей, к Новому Миру и Новому Человеку.

Тот же удар времени дал русское евгеническое движение.

Вырождение

Новый Человек – это гений? Похоже, это так, и «культ святости должен быть заменен культом гениальности», как писал Ник. Бердяев.

Изучение наследственности началось в психиатрии прежде, чем в какой-либо другой области медицины. В XVIII веке английский психиатр Перфект указал на наследственное предрасположение как на основную причину возникновения психозов. В середине XIX века французские ученые открыли классический период изучения наследственности в психиатрии. В 1844 году Беларше представил Парижской медицинской академии статистические исследования о наследственности душевных болезней. В 1853 году появился известный труд Мореля «Traité de dégénérescence physique et intellectuelle de la race humaine», а в 1859-м его же «De l’hérédité morbide progressive» и Моро де Тура «De la prédisposition héréditaire aux effections cérébrales». Эти работы, вполне согласованные с господствовавшим тогда учением Бюффона и Ламарка, быстро распространились и нашли себе последователей во всех странах.

В основе этих работ был тезис о соответствии выраженных душевных болезней, с одной стороны, и нервных болезней и других поражений мозга, с другой[5]. Наиболее определенно это учение выражено Морелем. Он полагал, что душевная болезнь является результатом постепенного ослабления нервной системы в ряде поколений. Морель установил «закон прогрессивного вырождения», по которому первому поколению свойственны – нервный темперамент, нравственная несостоятельность, излишества; второму – склонность к инсультам, тяжелые неврозы, алкоголизм; третьему поколению – психические расстройства, самоубийства, умственная несостоятельность; характерны для четвертого поколения – идиотизм, уродства и, наконец, бездетность, смерть рода.

Эмиль Золя отозвался на морелевское представление о вырождении историей одной семьи в 20 романах «Ругон-Маккары». Дурная наследственность фатально приводит к полной дегенерации (в романе «Человек-зверь»). Эпопея Золя, посвященная идее наследственного вырождения, оказала большое влияние на умонастроения грани XIX и XX веков.

В конце XIX века французский невролог Шарль Фере, под влиянием идей Мореля (и романов Золя), выдвинул гипотезу о «невропатической семье». Тонкий наблюдатель, он дал неверную трактовку действительного факта – частого совместного появления у одного и того же пациента, или в одной и той же семье, самых различных болезней нервной системы.

Ламарковский принцип постепенного усовершенствования в ряду поколений (здесь, правда, отрицательного) ярко проведен Морелем в патологии. Дарвиновский принцип выживания в борьбе за существование приспособленных и гибели неприспособленных также вполне соответствовал учению Мореля о вырождении, и оно стало надолго господствующим в науке. В течение ряда десятилетий оно оставалось догмой, все более расширявшейся в объеме применения.

К нервным болезням и поражениям мозга, как эквивалентам наследственного отягощения, присоединялись постепенно и различные телесные болезни. В наследственности стали видеть «причину причин» душевных болезней, которые стали, по выражению Дежерена, «заболеванием всегда наследственным». Чезаре Ломброзо заострил мысль Мореля о том, что гении концентрируют душевные и физические болезни, связав гениальность с безумием в знаменитой книге «Genio e folia»[6], и утверждал, что гений – это эпилепсия. Русский психиатр П. И. Карпов считал, что душевное расстройство – это плата за опережение среднего уровня. Его пациенты демонстрировали высокие творческие способности в фазе болезни (они рисовали, писали стихи и пр.) и теряли их после лечения[7]. В монографии 1947 года С. Н. Давиденков обсудил факты связи высокого развития мозга с неврозами в терминах «парадокса нервно-психической эволюции» и дал объяснение этому феномену с позиций современной генетики и теории эволюции[8]. А трактовку Мореля он считал обязанной тому, что тот просмотрел роль автоматического отбора больных, который заставляет врача исходить в семейных изысканиях от наиболее тяжелых случаев, почему у него и может создаваться впечатление, будто бы предыдущие поколения всегда более благополучны, чем то, к которому принадлежат его пациенты.

Но до критики «прогрессивного вырождения» и «невропатической семьи» Давиденковым эти идеи потеряли много от своего обаяния, о чем свидетельствует рассказ бравого солдата Швейка (ч. II, гл. IV). Сидя на гауптвахте, он рассуждал о способах освободиться от военной службы.

«– Самое лучшее, – сказал Швейк, – если будешь выдавать себя за идиота. Когда я сидел в гарнизонной тюрьме, с нами там был очень умный, образованный человек, преподаватель торговой школы. Он дезертировал с поля сражения, так что даже хотели устроить громкий процесс и на страх другим осудить его и повесить. А он вывернулся очень просто: начал из себя корчить человека с тяжелой наследственностью и на освидетельствовании заявил штабному врачу, что он вовсе не дезертировал, а просто с юных лет любит странствовать, и всегда его тянет куда-то далеко; раз он как-то проснулся в Гамбурге, а другой раз в Лондоне, сам не зная, как туда попал. Отец его был алкоголиком и кончил жизнь самоубийством незадолго до его рождения; мать была проституткой, вечно пьяная, и умерла от белой горячки, младшая сестра утопилась, старшая бросилась под поезд, брат бросился с Вышеградского железнодорожного моста. Дедушка убил свою жену, облил себя керосином и сгорел; другая бабушка шаталась с цыганами и отравилась в тюрьме спичками; двоюродный брат несколько раз судился за поджог и в Картоузах [тюрьма] перерезал себе куском стекла сонную артерию; двоюродная сестра с отцовской стороны бросилась в Вене с шестого этажа. За его воспитанием никто не следил, и до десяти лет он не умел говорить, так как однажды, когда ему было шесть месяцев и его пеленали на столе, все из комнаты куда-то отлучились, а кошка стащила его со стола и он, падая, ударился головой. Периодически у него бывают сильные головные боли, в эти моменты он не сознает, что делает, и в таком-то именно состоянии ушел с фронта в Прагу, и только позднее, когда его арестовала «У Флеков» военная полиция, он пришел в себя. Надо было видеть, как живо его освободили от военной службы; и человек пять солдат, сидевших с ним в одной камере, на всякий случай записали на бумажке:

Отец – алкоголик. Мать – проститутка.

I. Сестра (утопилась).

II. Сестра (поезд).

III. Брат (с моста).

IV. Дедушка, жену, керосин, поджег.

V. Бабушка (цыгане, спички) и т. д.

Но когда один из них начал болтать все это штабному врачу и не успел еще перевалить через двоюродного брата, штабной врач (это был уже третий случай!) прервал его: «А твоя двоюродная сестра с отцовской стороны бросилась в Вене с шестого этажа, за твоим воспитанием – лодырь ты этакий! – никто не следил, но тебя перевоспитают в арестантских ротах». Ну, отвели в тюрьму, связали в козлы – и с него как рукой сняло и плохое воспитание, и отца-алкоголика, и мать-проститутку, и он предпочел добровольно пойти на фронт.