Храм любви. Книга вторая. Леди грёз

Наконец, на утверждение, что телесное и духовное здоровье взаимозависимы и только мы можем создать чудо, облегчив страданья людей, создав Рай или Ад на земле, я возмутилась.

– Что вы говорите?! Упаси боже, из медицины делать Ад, для этого есть судебная карающая система, – возразила я. – Дарить Рай куда бы ещё ни шло. У нас в Москве есть и поликлиника с сестрами милосердия, и больница.

Он усмехнулся и задумался.

– Ничего смешного, – опять добавила я, смотря на его реакцию. – Всё серьезно. Если Рай как дар любви и здоровья, то это не только Божья вотчина. Мы, медики, сейчас заботимся не только о телесном здоровье, но и о душевном и психическом и этим как бы помогаем богам.

– Если вы заботитесь о телесном и душевном, – возражал он, – то сферу интимных услуг, наверно, нужно было бы легализовать и подчинить медицине. Как бы там ни было, интимные услуги – это телесная забота, а порой даже единственная форма исцеления от некоторых недугов, порожденных социальной неразрешённостью. Медицина перешла бы на самоокупаемость.

– Ну, этим, видимо, должны заниматься сексопатологи и их клиники, – отвечала ему я. – Здесь есть почва для размышлений, не потому ли вы усмехаетесь, видя в том необычную постановку проблемы? – ответила я.

Он по этому поводу просто заметил, что вспомнил своё и, наверно, согласен со мною. Потом, как-то вспомнив этот разговор, стал утверждать, что в системе современных ценностей нажива всё. А так как религия и власть её служанки то и законность сексуальных отношений принадлежит только семье. Медициной обусловленные сексуальные связи насколько могут быть тоже законны? Из-за имущественной необходимости не каждый способен будет их себе позволить. Деньги уродуют систему ценностей любви. Они якобы должны создавать семейный и бытовой рай, но, увы, не выполняют в полном объеме этой функции и убивают её искренние проявления. Обидно и то, что на предприятиях социальные доплаты работникам не зависят от количества и качества в их коллективах семей, детей и любовных отношений. Все это было необычными его убеждениями, но утверждал, что нужно, чтоб каждое предприятие старалось освободиться от холостых работников и заботиться о любовных отношениях в своих подразделениях. Доплаты социальные за это можно делать от налогов на холостяков, включая женщин, и из прибыли за счет социальной оптимизации налогов предприятий. Семьёй в этом случае, пусть неполной, считать и одинокую женщину с ребенком, даже если её ребенок какое-то время находится в продленке или в социальном детском пансионате за счет предприятия. Это как-то может напоминать патронатную семью, когда ребенок не связывает руки матери полностью, а общается с ней и отцом только в определенные дни недели. Все это должно быть увязано с желанием и возможностью родителей. Такого требует логика развития счастливого социального общества, и семья не будет полностью поглощать женщину и мужчину, оставляя им время для занятия любимым делом.

Его суждения не были ответом на мои возражения, но я решила не развивать этой темы и тактично перевела разговор ближе к своим обязанностям с заботой о зрении.

– Ну, да будет вам рассуждать о глобальном, мне приятней разговор о глазах. Это моя стихия. Глаза человека у каждого свои, и красивы они не размером, а отражением его души. Мне так кажется, что ваши глаза тоже привлекательны. Сознайтесь, что нравитесь многим женщинам, и, наверно, много женщин в жизни знали. Вы и сейчас мужчина хоть куда. Дети-то есть?

– У меня взрослая дочь, – отвечал он. – Она уже выросла, хотя думает так же, как вы. Я ей говорил, что когда я её родил, то обогатил мир, но о своём достатке тогда не задумывался, хоть условий для жизни не было никаких. Я снимал квартиру. Ныне обеспечил ей образование и жильё. У неё есть все, и даже любовь, но рожать пока не торопится. Раньше, наверно, действительно был мужчина хоть куда. Но с женой расстался. Хоть поклоняюсь красоте до сих пор, на брак не решаюсь, как будто не хватает времени и решительности. Красота для меня всегда божественное явление. Она как винный пресс для вина любви.

– Любовь – это Бог, утверждают многие религии. Вы, похоже, спец в этом деле.

– И я с этим не согласен. Спец Бог, а я всегда робел перед красотой. Аромат красоты мне кружил голову, испить не решался, цепенел от её очарования и превращался в манную кашу, размазанную по тарелке очарования. Потому девушки в молодости старались не увлекаться мною, им больше нравилась решительная настойчивость, дерзость или финансовая состоятельность. Я же к большим деньгам никогда не стремился и к длительному ухаживанию был не способен, жалко было времени. Да и к семейной жизни долго не был готов. Я, как и вы, всегда был увлечен делом или занят самообразованием. Однако с другими женщинами, которых ценил невысоко, мог быть иным – шутливо-наглым. Порой рассматривал их очарование лишь как апартаменты отеля соответственной звездной красоты, где отдых требовал денег. В этом не видел большого счастья, но они могли увлечь, хотя тоже боялись моего увлечения и бросали. Я особо не страдал. Так по-настоящему счастливой не сделала меня ни одна, как и я ни одну. Некоторые посвящали даже мне стихи и хотели иметь от меня ребенка, не требуя большего, но не возбуждали во мне истинных чувств. Подперло время, но, так и не встретив своей песни, женился. Жене через стол покажу, и ей достаточно – понесла, а если соседка подсмотрела, то и она в родственники напросилась. Только женщины ныне пойманной радости донести до стола жизни то не хотят, то не могут. А сейчас мне уже можно справку выписывать с разрешением в женской бане мыться.

– Да вы у нас на пенсионера не похожи. Если вы ещё неравнодушны к женской красоте, то с мужским здоровьем у вас все должно быть в порядке, и такая справка насмешкой станет. Ваш возраст у многих молодых и неопытных в любви женщин еще может вызывать интерес. Вы же красивый, мужчина хоть куда.

– Спасибо за лесть, обрадовали. А у вас дети есть?

– Нет.

– Значит, должны иметь много поклонников.

– Увы, я не такая, как вы, но вы не совсем полно ответили на мой вопрос. У вас, как у любвеобильного мужчины, покоренных поклонниц, наверно, много было? Вы в таком возрасте, что уже не стыдно и признаться. Говорят, чем больше у мужчины было женщин, тем он состоятельнее и богаче душевно.

– Вы не правы, да, я уже стареющий мужчина, хоть душа молода. Раньше, как уже сказал, времени и не было на дам, все куда-то к чему-то бежал, а сейчас дамам нужны только деньги. Бог нам отпустил 300—400 лет жизни, а мы в своей суете выживания не дотягиваем до 100. Говорят, что пока мужчине небезразлична женщина и сохраняется влечение к интимным отношениям, он молод. Проблема соответствия душевного и физического старения остается неразрешённой. Однако я могу утверждать: гордость мужчины составляет не количество оставленных женщин с поднятыми юбками, это он как раз склонен скрывать. Гордость мужчины в качестве отношений. Качество же в том, сколько женщин не призирают и не бросают его, а стараются быть рядом с ним и по-прежнему любят его, несмотря на то, что рядом с ним, возможно, другая женщина. Когда эти женщины признают и уважают его выбор, то это значит, что ни над кем из них он не посмеялся. Право на новую любовь такие дамы предоставили ему сами. От этого понимания зависит многое. Сейчас я уже на любовь не рассчитываю. В моем положении получить душевную дружбу и гордиться ею – это душевное счастье.

Помню, вспомнив тогда, что его нужно вести на специальные процедуры, я прервала эту беседу. Сказав, что надо идти на УЗИ, я его повела. Необходимо было посмотреть его левый глаз. Он вызывал у меня беспокойство. После операции там собралась вода, и я боялась, как бы мне не пришлось его снова положить под нож.

– Мы зашли в лифт, и лифтер спросил, на какой этаж. Я назвала этаж, а спутник пошутил:

– И как можно скорей. При отказе техники придется нести на руках, никто не возражает?

В кабине лифта были посторонние люди, и я, возмутившись, одернула его.

– Вам бы лучше думать о своих глазах. Ишь, какой шутник самоучка.

– Да вы не волнуйтесь, – ответил он. – Ваш тихий чарующий голос не предназначен для гнева. Что касается глаз, то моего левого глаза уже нет. Он разродился слепотой навсегда. Вы его не спасете, даже если через кесарево сечение постараетесь вытащить часть зрения из другого глаза, увы, я на такой оргазм не готов. Это мне божье наказание за то, что часто подмигивал красивым женщинам. Даже если как сувенир на память вы оставите в нём свой скальпель надежды, я не замечу вашего подарка.

– Мы вам не обещали вернуть зрение, – возразила, все еще не успокоившись, я. – Мы просто останавливаем процесс дальнейшего распада вашего зрения.

– Распад идет во всей моей натуре. Собрать бы последние силы и спеть свою последнюю песнь. Хорошо бы под занавес жизни получить ощущение любви. Тогда сказал бы, что прожил эту жизнь не зря и лет 5—10 для ощущения такого счастья даже много.

– Интересно, и в чем смысл и почему только 5—10 лет? Странные вы, мужчины, всю жизнь гонитесь за каким-то временным ощущением счастья. У большинства женщин все сложнее: их полное счастье все-таки в детях.

– Это неправда, никакие дети, ни семейное бремя забот не лечат от душевной боли, а вечной любви никто обещать не может. Острое ощущение счастья любовь дает только в начальные годы совместной жизни. Можно прожить и меньше, и больше, но все равно желательно умереть на её излете сладкой смертью любви, а не от старости и болячек. Хотите верьте, хотите – нет, но этот диагноз лечению не поддается.

– Да, лечение души – это за пределами компетенции нашего лечебного учреждения, а с такими желаниями лечение необходимо. Это крайности.

– Голову и душу врачи действительно еще не научились лечить, даже Бог с этим не справляется. Не потому ли лебедь после потери возлюбленной поднимается в небо и, пропев прощальную песнь, бросается вниз, и счастье петуха не может быть счастьем лебедя.

– Какой же вы все-таки невообразимый циничный романтик, – усмехнувшись, ответила я ему, уже идя с ним по коридору. – В вашем возрасте такого быть не должно.

– Наоборот, человек, проживший основную часть жизни в мирских заботах о хлебе насущном, в жизни которого было не до романтики, эту роскошь может все-таки себе позволить. Когда мирских забот уже нет и остается стремиться только к красоте существования, все остальное уже не имеет смысла. В моем возрасте дарить любовь, дарить то, что имеешь, уже становится смыслом жизни. На том свете мне ничего не надо, кроме души, очищенной любовью. Она – её чистилище.

Я ничего не ответила. После просмотра на УЗИ обрадовалась, что в его глазах произошли положительные изменения.

– Вы молодец. У меня появилась надежда, что я могу исправить положение без хирургического вмешательства. Уж очень мне не хочется вас резать второй раз. Думаю, еще сможете подмигивать красавицам и левым, и правым глазом.

Он взял мою руку и попытался её поцеловать. Я отдернула её. Он произнес с присущей ему благодарностью:

– Я целую вас и ваши золотые руки за ваш труд и успех.

– Я вас тоже целую, – ответила без эмоций ему я, но это вырвалось автоматически, неожиданно для меня самой.

Возмутившись сказанным, я вышла из кабинета, указав в коридоре ему направление движения, пошла в другую сторону. Мне показалось, что его отношение ко мне перешло границу общения больного с его лечащим врачом. Эти отношения стали, похоже, переходить в откровенные отношения, которые могли вызвать нездоровый интерес окружающих сотрудников. Нет, я не боялась за свою репутацию, но подавать какие-то надежды этому, хоть и интересному, мужчине не было никаких оснований. Однако для себя я отметила, что отношусь к нему не с обычным безразличием, которое проявляю ко всем остальным своим пациентам.

На следующий день, осматривая его глаза, я вновь обнаружила, что состояние их ухудшилось. Я пригласила других специалистов, и мы все пришли к мнению, что больного нужно готовить к повторной операции. Однако на следующий день в больнице произошла авария с водоснабжением, и операцию пришлось отменить. Несмотря на то, что больница находилась в центре столицы, ремонтные дни длились три дня. Перед днем операции я вновь осмотрела его глаза и отметила в них улучшение.

– Я выпил с друзьями по палате, а, как известно, спирт очищает сосуды, поэтому вы сегодня и наблюдаете положительный результат, – разъяснял он случившееся.

– Вы нарушили режим. И выпили не с друзьями, а с медсестрой. Мне об этом уже доложили. Вас застукал в комнате медсестер дежурный врач, – я говорила осипшим голосом и слегка подкашливая.

– А, это тот молодой доктор, который к вам неравнодушен. Я заметил, он иногда к вам подходит сзади и пытается незаметно вас погладить. Представляю, что он мог вам наговорить. Это вы с ним потеряли голос? Говорят, где женщина теряет голос, там оставляет и честь.

– Честь у меня всегда с собой. И какое ваше дело, что и где у меня.

– У меня тоже все там же, только не знаю, в каком кармане.

– Не надо искать. Она у вас вся на вороте рубашки в губной помаде, а вы пытаетесь оправдаться. Вы действительно любвеобильный мужчина, и возраст, похоже, на вас не влияет.

– Да вы шутите, помады нет и не может быть. Я действительно выпил с ней, но только за ваше здоровье, во спасение своего, и инициатива исходила не от меня. Я не виноват, что у вас медсестры, неравнодушные к коньяку. Его ж у вас на халяву им не выдают.

– Много выпили? – с усмешкой спросила его.

– Всего три стопки, за ваши глаза, за ваши руки и за вашу душу. Теперь ваша очередь выпить за мое здоровье.

Он подал мне подарочный пакет с пачкой конфет, бутылкой шампанского и букетом больших ромашек. Я вытащила бутылку шампанского из красивой упаковки.

– О, французское. Ну ладно, я вас прощаю и благодарю.

– Это еще не всё. Вот, посмотрите.

Он подал листок бумаги. Я развернула и увидела написанное стихотворение. Оно называлось:

Врачу с любовьюПрошла, как роман написала,Взглянула, и песнь зазвучала,Улыбку загадка венчала.Как будто любви обещала.И радуга нежности глазТуманом стелилась от вас.Коснулась рукой, и надежды покойТревогой забился, как нимб над душой.А крест на халате в объятьях с лунойСветил сотворением чудес над бедой.Большое сердце в любви глазахИ теплота забот в руках.Их тайный смысл, как поиск вечный,В груди любовь, наместник крестный.Укрыли ласковостью глаз,В наркоз очарованья в вас.Вот под наркозом я шепчуИ Ксюшу ангелом зову.«Ксюша, Ксюша, Ксюша,Юбочка из плюша».А в глазах ромашек свет,Дар любви на вечность лет.Душу венчает красотаИ манит песнею сердца.Под покрывало ИНЬ и ЯН,Отдать красе святую дань.«Отпустите, ради бога,Освободите от наркоза».В вине наркоза счастья мало,И отрезвленье как отрава.«Очнись, весна твоя прошла, —В забвенье шепчут мне года. —Порывы страсти прошлых днейОстались в юности твоей».Все лишь игра воображения,И в нем лишь песни искушения.Пусть вырастут от них ромашки,И бог наречет: «Это Ксюшины глазки».Но скальпель прозрения волей своейМне режет желанья безумных страстей.Во всем беда, годов не пара,И Леди грез лишь в снах награда,Но хорошо, что есть на светеОчарование в берете.Что лебедем на душу селаИ Чуткостью своей согрела.                                            * * *

– Это вы написали сами? – спросила я его.

– А почему нет. Я такой же ученый, как и вы, имею свои труды. Лирика мне тоже не чужда, я её всегда любил. Хотя стихотворение написал впервые. Это от больших чувств к вам. Я вас люблю, леди грёз. Если бы мне скинуть с плеч лет десять и превратиться в дух вашего желанья, то накинул бы на вас фату и унес на своих руках в храм посвящения любви…

– Не бездарно написано, – прервала я его объяснение. – Особенно для первого раза. Что делают чувства с таким серьёзным мужчиной! И ай, и ой. Сожалею, что не могу ответить тем же. Можно его забрать? Оно мне понравилось.

– Да, конечно, это для вас и в память о моих чувствах. Я до вас не встречал женщины, красота которой заставила бы начать писать, чтобы посвятить ей стихи. Хорошо было бы, если б и у вас появились такие чувства. Я даже не о себе пекусь. Уверен, коснись очарование вас, вы бы написали не хуже. В жизни мало очарований, толкающих душу к песне или любви. Тут уж неважно, отчего вспыхнувшей: от поражения красотой, отношения или просто под инстинктом страсти. Что делается от этого чувства, не требует ни прощения, ни сожаления.

– Красиво написали и красиво говорите. Знаете, что женщины любят ушами.

– Вам бы его ещё красиво оформить и в рамку, пусть на стенке висит. Все будут вам завидовать, и даже дети, если вы его вложите в альбом с фотографиями. Я думаю, у вас немного было больных и возлюбленных, которые могли бы вам посвятить хоть несколько строк.

– В этом вы правы. Этим подарком вы вошли в мою память. Я вас, наверно, долго не забуду.

– Хотите, я его опубликую в газете?

– Делайте что хотите, мне достаточно этого.

– Мне этот стих частично во сне явился. В эти дни как-то виделось, будто вы на каком-то приборе делаете мне полное обследование. Показали на экране компьютера моё сердце, такое же голубое, как ваши глаза. И говорите, что ему по картинке можно только сорок лет дать. Потом показываете на нём мои мозги, и я вас спрашиваю:

– Там через прибор нимба над ними не видать?

– Нет, прибор такого видеть не может, – отвечаете, а я опять:

– Мне вот даже невооружённым глазом виден нимб над вашей головой. Вы святая. Я с первого взгляда на вас его увидел.

– Нет, я далеко не святая, вы ошибаетесь, – прервала я его рассказ. – Хотя любую женщину после зачатия можно считать святой. В данном случае вы частично ослеплены в прямом и переносном смысле. Это с мужчинами бывает чаще, чем с женщинами. Глаукома – это тоже больше мужская болезнь.

– Не будем спорить, так не так, перетакивать не будем. Во сне вы просмотрели на мне все, и даже через сердце, можно сказать, в душу заглянули. Вот тогда я и спросил:

– Так, сколько лет мне еще жить осталось? Ваш прибор не говорит? Скажете? Вы отмолчались, а я вам молвлю: «Если покаюсь в грехах, очищу душу, к безответному минимуму молчания годов пять добавите?»

– Можете покаяться, – ответили вы. – У нас тут кабинет святого батюшки есть. Он за определенную плату вам и напророчит и больше лет, чем хотите вы.

Между прочим, келью святого батюшки вам в больнице иметь бы тоже не помешало.

Я перебила его:

– Выкиньте эти мысли из головы, забудьте и больше не никогда думайте об этих глупостях. В больнице нет лишних денег. Хотя церкви на территории и не одной больницы уже существуют долгие годы. А сейчас пойдемте со мной опять на УЗИ. Надо еще раз посмотреть ваши глаза изнутри. Мозги и сердце ваши меня не интересуют.

– Я готов. Хоть так, хоть эдак, хоть через прямую кишку. Нам, крестьянам, все равно, хоть к барина жене ходить, хоть к барину жену водить. И так деньги, и обратно деньги. Можете меня резать и кушать, я полностью в вашей власти. Я махнула на него рукой, чтоб он замолчал.

Кабинет УЗИ находился на последнем этаже больницы. Убедившись, что с его глазами произошли изменения в лучшую сторону, я сообщила, что буду готовить к выписке, а не к операции. Обратно спускались по лестнице поликлиники, где всегда было мало народу. Он неожиданно взял меня под руку. Я ласково погладила его руку и, освободив её от своей, произнесла:

– Спасибо за проявленное внимание, но ни вам, ни мне этого не нужно.

– У меня просто закружилась голова, и если бы не взял вас за руку, то упал бы.

– Всё у вас в порядке, сказки не рассказывайте.

Когда он выписался и уже выходил из больницы, то зашел в мой кабинет. В это время в кабинет вошли практикантки. Я ему сказала «до свиданья», но он долго не мог встать со стула, как будто его приковали к нему. Потом спросил:

– Я могу идти?

– Да, да.

Он вышел и, не оборачиваясь, ушел. Через некоторое время мне на факс пришло большое сочинение в стихах без подписи и неизвестно от кого:

Ну вот, вы снова мне приснились,Но тихо, тихо удалились.Я вас не смог опять догнать,А так хотелось вас обнять.Биенье сердца и туман,Поймать немыслимый обман.Не мучьте, наконец, меня,Уйдите раз и навсегда.Какая сила к вам зовет,Пургою сны о вас метет?Разгуляй сны, разгуляй сны,Дурман мне гонит в седины.Он воображение ласкаетИ дымкой горечь навивает.Пленяет негой – это выСтучитесь из моей мечты.Ксюша, Ксюша, Ксюша,Как во сне явленье чуда.Птичка-невеличка,Ласточка, синичка.Красота большая,Доброта степная,А в глазах ромашкин светЛьётся в бесконечность лет.Душа незримой красоты,Подарок бога для любви.А голос словно пенье птиц,Он убивает злобу лиц.Улыбка прелестью своей,Смиреньем лечит боль людей.Ну чем невеста не Христа,Хотя верней его вдова.И дай мне бог и дай мне богХоть раз коснуться ваших ног.Хоть раз обнять, поцеловать,Тому поэму написать.Чтоб песню сердца на зареРасцеловал восход в душе.Смешною кажется мечта,Но богом послана она.В ночах ломает страсти руки,Зовет душу мою на муки.Глаза преследуют меня.Какая сила им дана?Их свет, небесный, роковой,В грезах тешится надо мной.Я сплю всегда в оковах сна,Что мне являют чудеса.Сорвите эти цепи грезИль разорвите меж берез.Освободите душу мне,На сонном ложе в душной мгле.Зачем вы, как распятья знать,Мне душу начали терзать?Своим величьем красоты,Как звон, зовущий с высоты.И приговор судьбы во мнеОтдан лишь вашей красоте.Мадонна ж храма для любвиЖдет принца, но другой души.Её чудесная красаБудет испита им до дна.Его желанием и волейИ богом сотворенной долей.Когда в губах замрет покой,Виски затянет сединой,И от былой красы лихойОстанется лишь голос свой.Вы мне останетесь мадонной,Души свободной, непокорной.Недостижимая звездаБудет всегда манить меня,Как не испитое виноНа аромат зовет и всёА если выпить, то оноУже не даст забыть его.И что же делать, как забыть?Другой судьбой как заменить?«Смотрите на ножки», – я слышу слова,И взгляд их ласкает, уже не шутя.Как кошка тихая ползет,Ложась на юбку, что-то ждет.Он оценил их наконецИ что задумал, ах, подлец.Ты раздеваешь, мнешь, ласкаешь,Ты о приличье забываешь.Ты безответствен, ты во сне,И беспредел в твоей душе.Во сне тебе подвластно все,Но наяву ты с ней никто.Ты робок, слаб, смущен и зол,Негодованьем этим полн.Нет страсти, смелости, ума,Чтоб сотворить реальность дня.Не осуждай меня ты, сон,В объятьях яви только стон.О, где ты, где ты, храм любви?Мне б Бога страсти в нем найти,Свободы дать ему надел,В любви согласья беспредел.Свободу ложками черпать,Чтоб всю её зацеловать.Как жить, с кем жить и как любить?Прошу сны в храме научить.И пусть святители любви,Мене отпустят все грехи.Ну, вот уже несут кресты,И в этой свите есть жрицы.Как ангелы-хранители,Несут они цветы,Ссыпая счастья лепесткиПод ноги, где ступаешь ты.Во имя вечной красоты,Чтоб люди шли тропой любви.Жизнетворящий солнца лик,Чтоб ты светилась каждый миг,Над головою вознеслиИ к свече счастья подвели.Вот месяцем с небесной тьмыУж осветили путь к любви.Страсть обвенчали святым духом,Постель любви накрыли пухом.Тут в храме галстук бы любвиНа плечи повязать твои,А если уж повязан он,То получите мой поклон.Возьму смирения венецДля покоренных вам сердец.Обет бесправия возьмуИ любовь в келье задушу.Иль молотом любви из спальниСомну в бесправье наковальни.Своих желаний, грех любви,Как сожженной души угли,Согреют мне другие сны.Мышьяк – спасенье от любви,В сознанье боль от седины.Взаимность седине сложна,Она в деньгах и славе дня.Она – метель её годов,И разность лет зовет богов.Благословить или сказать:«Таких во сне вам лишь ласкать».Ну, дайте ж исповедь любви.Благословите меня, сны!Я весь уже давно в крови,Душевной боли и тоски.Великой нежности удел,Приличья требует предел.«Мораль приличия над тобойВскормлена грудью зла людской.Во сне не может быть такой.Зря ты сдаешься, будь со мной,Мы ей поставим крест большой.И несогласью в упокой».Сказал мне сон, и вот уж взглядПоймал безумия парад.Казнят порок уединеньяБез всякой боли и стесненья.Зовет: «Осмелься, сделай шаг,Ведь ты мужчина действий, маг.Ну, преклонись же перед ней,Дай ей шанс величья днейИ в поцелуях страсть убей.Пусть близость спального общеньяКазнит плохое настроенье.Избыточная кровь в вискахПусть не лишает дремы в снах.Свершившее убьет любовь,И страсть не будет литься вновь.И дальше быть, забыть, уйтиРешит забвенье красоты.Ведь близость выткана законом,Без песни в ней быть приговором.Бог не восславит близость там,Где не цвести любви цветам,Хотя любовь уже есть БогИ убивать её порок.Пусть не взаимна, но онаИ доступ к телу даст права.Поэтому дерзай, герой,Перед отказами не ной,И в лице слабости еёИспить поторопись вино.– Хоть раз до визга насладисьИ в наслаждении утопись.Чтоб помнить сладость ощущенья,Плюя на горечь обвиненья.Но смерть готовься получить.За без согласья страсть испить.– Но это ж бред, с Безумством бедНе лучше ль подписать обет?С простою дружбою сторон.И этому отдать поклон?Или пошли во тьме ночнойМне сны с любовью гостевой.Пусть бог подарит мне мгновенья,Любви на радость в сновиденья.Но без венчания у Бога,И, конечно, без развода.Пусть грезы снов станут наградой,В контракте с ночью, как отрадой.И не реальность сновидений,Легли в постель твоих явлений.Как засыпаю, слышу зов:«Контракт моральный на любовьДля сотворенья с ней готов.Вас повенчает Бог во снеГостевым браком при луне.Контракт на год или на два,Срок пробных уз решит душа,И сможете его продлитьИ в патронатный превратить.И этот брак во снах любвиБудет прекрасней, чем в яви.Он узаконит сновиденья,Заочных встреч для наслажденья.И в грезах снов она – жена,Будет тебе подчинена.И свадьба будет, и венец,Медовый месяц, наконец.И эта жизнь во снах и с нейБудет всего тебе милей.За ревность на такие сныВ морали нет у нас вины.Она лишь в Боге всем дана.Но нет морального суда,А на ответную любовьНе нужен в снах согласья зов.Но лишь проснешься, эти сныРаспнут в мученьях виски.Твоим сознанием того,Что все в реальности не то.Она другому отданаИ будет век ему верна.В ней от ногтей и до ушейЛаскает он, но не жалей.Она во снах будет с тобой,Всегда святой и молодой.И эта жизнь твоя, вторая,Пройдет во снах, но как живая.И будет с завистью онаСмотреть на эту жизнь сама.Мы узаконим жизнь двойнуюКонтрактом страсти как родную.Ты этой доле подчинисьИ не страдай, а улыбнись.Но вот и в сон она идет,Накидку расстелила, ждет,И уж с распятой красотыЛакаю кровь своей любви.У изголовья чувств своих,Венчаю прелесть чувств святых,Но разродился вдруг в «люблю»Как боль насилую своюИ это делаю зачем?Я в памяти останусь с чем?Ведь чтоб страданий не испить,Согласье должен получить.«О, разрешите вас обнятьИ сердце чувствами ласкать?Мой взгляд оближет вас любя,Как пес в награду для себя.И зацелую, хоть нельзя»,Вы ж в яви не моя жена,Но поднимаю вас на рукиИ не испытываю муки.Вот крест молитвенный снимаюИ в неприличье всё кидаю.Лобзаньем обвенчал красуИ что-то Богу всё шепчу.Черною страстью караю мораль.Ласки по чреву, и меркнет печаль.Огонь обжигает, и в страсти онаСама раскрывает для ласок себя.Глазная богиня, желанья жена,Ну, вот и зачала от страсти слепца.После всего у ее ногЛаскаю прелести живот.Целую волосы любвиМеж ног былой уже мечты.И слышу нежные слова:– Ну, покарай еще меня.Туманом нереальных грезВ постели радости до слез.Пусть ломит грудь от страсти губ,И плетью грез ворвется зуд.В объятьях ног, в объятьях рук,Закончим неприличье мук.Явленье красоты зачатья,Как вопль её – любви распятье.Как будто в этом страшном снеРомашки зацвели в душе.Глазами самых нежных грезИ с губ – осыпавшихся роз:– Такой любви я не ждала,И не мечтала, и не знала, —Губами молча мне шептала,И голову к ногам прижала.Ну, вот и поднята победа,Но песнь любви еще не спета.Сон, сотвори обет молчанья,Из своих грез очарованья.Но рвет рассвет ночи полет.И нереальность грез, как лед,Ломает жизни моей ход.И песнь любви в очарованьеРождает боль души в сознанье.«О, где же доктор, господа?»И шепчет гостья: «Это я.Сюда любовь нас позвала.Убитая мечом сознанья,Но вот пришла из состраданья.Надежды вы должны испить,Любовь без права искупить».– За то, что в снах я вас любил?Мне боже это посулил.– Он сам в страданьях преуспел,Но вам такого не хотел.– Где выход, радость и покой,Без одиночества с собой.И через зов моей мечтыМне тянут руки красотыКоварство грез из моей тьмы.Желают вновь всё повторить,Чтоб губ твоих мне дать испить.Очарованье грез такихПрошу в молитвах я святых.Но, кажется, описал странно.Простите, если всё бездарно?                                             * * *

Я сразу подумала, что автором этого стиха мог быть мой бывший больной, который проявлял большое неравнодушие ко мне. Я не знала, как реагировать. Стихи в какой-то мере своей интимностью меня оскорбляли, но если учесть то, что в них не было указано конкретного лица, кроме имени, к которому оно относится, то и оснований для предъявления претензий у меня не было. С другой стороны, они лирически воспевали образ женщины, к которой относились. Однако я понимала, что они относятся ко мне, и к ним возникало двоякое чувство. Как на него реагировать, я не знала.