Срочка

– Товарищ курсант, вы зачислены для прохождения службы в состав четвёртой учебной батареи, в четвёртый взвод, в третье отделение. Там, где вы спали ночью и есть ваш взвод и ваше отделение. Я – заместитель командира взвода и одновременно командир первого отделения. Во втором отделении сержанта нет, а командир вашего отделения младший сержант Тетенов. Ну.., на построении вы его видели. Командира взвода лейтенанта Князева вы увидите на полковом построении после завтрака. Как взвод вернётся с утренней зарядки, вы начинаете жить жизнью подразделения. Вопросы есть? Нет, ну и отлично.

Я вышел за сержантом из Ленинской комнаты и впервые внимательно оглядел казарменное помещение. Наша четвёртая батарея располагалась на втором этаже казармы и занимала половину этажа. Вторую часть этажа занимала пятая батарея и соединялась с нашей большим, широким проёмом, делая широкий центральный проход, который проходил через весь этаж, общим на две батареи. Прошёл и встал на границу между нашей батареей и пятой. Посмотрел направо, потом налево и весело присвистнул, от того что в обоих батареях всё до мельчайшей детали было одинаково: – Ну, надо ж. Если ночью проснусь поссать, то спросонья можно и попутать где твоя батарея, а где соседей…. А у меня ведь кровать как раз на границе батарей.

Внимательно посчитал, тесно стоявшие кровати в два яруса нашего взвода – тридцать одна. В одной паре второго яруса нет. И таких кроватей пять во всём расположении. Ага, это наверно кровати замкомвзводов. А пятая? В батарее четыре взвода – значит, всего 125 человек. Да в пятой батарее столько же – значит, на этаже проживало 250 человек.

Прошёлся по расположению и остановился напротив неподвижно стоящего дневального по батарее со штык-ножом на ремне, который подмигнул и добродушно спросил: – Ну, как первая ночь в армии?

Весело подмигнул ему в ответ: – Да также, как и у тебя была. Меня Борис зовут. Давно сюда прибыл?

– Юрка, Комиссаров. Я с третьего взвода и только неделю назад прибыл. – Дневальный протянул руку и я с удовольствием пожал её, так как он мне понравился, а Юрка добавил, – давай, Боря, наслаждайся последними минутами свободы. Скоро ты будешь принадлежать только армии…

Экскурсия моя закончилась довольно быстро – туалет на шесть кабинок, столько же писсуаров. Большой и светлый умывальник на двадцать кранов, тут же за стенкой небольшая и чистая курилка с каменным мозаичным полом. Напротив туалета, умывальника и курилки дверь в небольшую, хорошо оборудованную бытовую комнату, где присутствовало одно большое зеркало и ряд уже поясных зеркал на одной из стен, три доски для глаженья, три утюга, уголок сапожника с сапожными причиндалами с синим фартуком и железной пятой для прибивания каблуков. Ещё под большим зеркалом лежали инструменты для подстригания. В общем, всё присутствовало и было уютно. В комнате были ещё две двери. Слева – сушилка, жаркий и сухой воздух, но запахан от сушившихся там валенок, бушлатов был довольно специфичный, но к удивлению не неприятный. Правая дверь вела в батарейную каптёрку. В расположение были ещё два помещения, куда я смог зайти: небольшой учебный класс на шесть классных столов, где ещё стоял в углу хорошо выполненный макет местности с окопами, колючей проволокой и другими элементами переднего края. За стеной была душевая, но судя по тому, что она была набита лыжами – душ тут не принимали. В Ленинской комнате уже был, а в канцелярию батареи меня ещё пока никто не приглашал.

Я успел ещё посидеть пару минут в одиночестве, как распахнулись двери и в расположение с шумом и гамом ввалились толпа разгорячённых зарядкой курсантов.

После построения, меня представили взводу и теперь, наблюдая за сослуживцами, заправлял кровать, в точности повторяя их движения. Но у меня получалось плохо и медленно. Я отошёл на середину центрального прохода и критически посмотрел на свою кровать, которая по качеству заправки резко отличалась от остальных в худшую сторону. Не успел огорчиться, как меня кто-то сзади сильно хлопнул по плечу.

Обернувшись, застыл в изумлении, увидев перед собой одноклассника Володю Дуняшина.

– Володя, ты это или не ты? Или мне всё это кажется? – Радостно воскликнул я, обрадовавшись, что тут не один.

Дуняшин жизнерадостно рассмеялся: – Не.., Боря, это не я. Это физическая оболочка, а душа моя дома – на Бубыле.

Я тут же засыпал товарища вопросами, но он, критически осмотрев мою кровать, сказал: – Давай сначала заправлю правильно твою кровать, а потом пообщаемся. А то тебе влетит от сержанта.

Володя расправил кровать, а потом стал её заправлять, комментируя каждую операцию. Заправив, достал ровную дощечку, приложил её к краю матраца и стал на верхний край начёсывать ворс одеяла. Через три минуты матрац, обёрнутый одеялом, превратился в параллелограмм с чёткими и ровными краями. Сверху Володя уложил такой же кирпичик подушки.

– Ничего, через пару дней сам также будешь отбивать кровать, – увидев моё удивление, покровительственно произнёс Дуняшин, – а пока у нас есть пять минут, я тебя введу в курс дела.

– Я тоже в четвёртом взводе, только в первом отделении и прибыл сюда неделю назад. Замкомвзвод, старший сержант Бушмелев, нормальный мужик – хоть и дедушка. На дембель весной уходит. Спокойный, справедливый, бестолку не гоняет. В батарее рулят он и старшина батареи старший сержант Николаев. Ну, ты его ещё увидишь. А так, он мастер спорта по боксу, правда шубутной и любит, чтобы все вокруг него носились, как ужаленные в жопу. Остальные сержанты, даже старослужащие на вторых ролях. Младший сержант Тетенов – ещё та сука. Вот его опасайся. Он прослужил всего полгода и только две недели назад прибыл сюда из Рижской учебки, а ставит себя перед нами как-будто он дедушка. Сам месяц назад такой же как мы был, а сейчас перед нами выёживается. Смотри, будь с ним осторожней, а то из нарядов не вылезешь. Командир взвода, лейтенант Князев, тоже молодой офицер, но нормальный. В принципе, как я успел заметить, офицеры занимаются своими делами, а нами сержанты. И сержанты здесь самые главные по нашей курсантской жизни. Пацаны во взводе ничего, но тут есть свои особенности. Сам потом разберёшься… Да, готовить нас будут на командиров орудий Д-30. Что это такое я ещё сам не знаю. А потом в Германию…

А так – ничего, жить можно. Только свободного времени совсем нету. Вот ни минуты, – закончил свой рассказ товарищ.

…. На полковом разводе, я увидел остальных офицеров батареи и своего командира взвода. Высокий, с открытым, русским лицом, улыбчивый лейтенант понравился мне. После развода нас завели в расположение, всему взводу выдали погоны, петлицы, шевроны и до обеда, исколов себе все пальцы, мы усердно пришивали, отпарывали и вновь пришивали все эти причиндалы, пока всё не было пришито правильно. Было много смеха так и ругани сержантов, особенно со стороны Тетенова. Погоны надо было пришивать так, чтобы они на один сантиметр заходили за шов на плече, но не все, в том числе и я, сразу сообразили про это, хотя сержанты и подсказывали нам. Вот у многих и получалось, что когда одеваешь шинель, то погоны у них «сползали» на спину. Такая же ерунда получалось у некоторых с петлицами: после долгого пыхтения и тихих матюков они их пришивали на обратных сторонах отворот шинели. Во время этого занятия сумел перезнакомиться практически со всеми курсантами взвода. Я оказался последним, кто пришёл в батарею и взвод, и как бы моё прибытие окончательно завершило комплектование батареи. Вызвали меня и в канцелярию к командиру батареи капитану Климович, который оглядев меня, шутливо спросил.

– Земляки мы с тобой наверно, Цеханович?

Я нерешительно пожал плечами: – Да я не знаю, товарищ капитан. А вы что тоже с Ныроба? А то во взводе ещё курсант Дуняшин оттуда…

– А причём тут Дуняшин…? Я Климович, ты Цеханович. Вот и получается, что мы оба белоруса.

– Да нет, товарищ капитан, я русский. Хотя отец, дед, брат и много родственников по отцовской линии белорусы. Да и лет восемь я жил в Белоруссии – в Минске, Молодечно и в Орше.

– Хорошо, хорошо… Вижу, что парень ты бойкий.

Комбат мне тоже понравился, записавшись в штатную книгу батареи, я вновь присоединился ко взводу.

После обеда на середину центрального прохода вытащили койку и на ней провели ещё раз, как выразился младший сержант – «Для бестолковых и вновь прибывших» – занятие по правильной заправке койки. Было довольно нудно стоять и смотреть, как курсанты по очереди выходили из строя и под бдительным оком Тетенова расправляли и заправляли кровать. Отбивали её, превращая в кирпичик. Многие, стоя в строю, дремали и шатались из стороны в сторону, а иногда под общий смех присутствующих выпадали из шеренги. После чего младший сержант заставлял провинившихся отжиматься или приседать. Взбодрившись, курсант занимал своё место в строю, но через несколько минут следующий курсант, потеряв в дрёме равновесие, вылетал из строя на несколько шагов. А очнувшись, ошалело, под смех товарищей, крутил головой и оправдывался перед Тетеновым. Закончив занятие по заправке, младший сержант остервенело стал нас тренировать в выполнение команд – «Отбой» и «Подъём». Тут мне в отличие от многих повезло в том, что моя кровать стояла самой крайней у центрального прохода. И мне только и оставалось быстро раздеться и заскочить на второй ярус прямо с центрального прохода. Также легко было и другим, кто имел свои койки неглубоко в нашем взводном отсеке. А вот Дуняшину и остальным, у которых кровати были в глубине тесного расположения, приходилось в толчее мчаться по узкому проходу, при этом ещё и раздеваться. Тоже самое получалось и при команде «Подъём». Тетенов злился, оттого что взвод не укладывался в норматив – 45 секунд. Он пытался регулировать этот процесс: сначала забегали в проход дальние и на ходу расстёгивали пуговицы. В это время ближние раздевались в центральном проходе, а потом схватив в охапку обмундирование, очумело мчались к своим кроватям. Если по команде «Отбой» мы после этого стали укладываться в норматив, то при команде «Подъём», вот этого уже не получалось. Было много и другой суеты и мелких каких-то дел. Потом… потом, было столько всего и так много, что вечером после команды «Отбой!», я уснул практически мгновенно.

До Германии осталось 171 дней.

Глава вторая

– … Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооружённых сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым и дисциплинированным, бдительным воином…. – Слова Военной Присяги лились из меня торжественно и чётко и я был гордый от того, что сейчас в этот момент становлюсь частью мощной организации – Советской Армии. Сегодня, 5го декабря, был праздник – День Конституции и день принятия Военной Присяги. На улице было около тридцати градусов мороза и все подразделения принимали Присягу в тёплых помещениях. Наш взвод был выстроен в учебном классе, где и стояла 122 мм гаубица Д-30. Правда, изучать её мы будем, после занятий по боевой готовности. А сейчас взвод был выстроен на освобождённом от столов и стульев пространстве и мы по очереди выходили на середину строя, брали в руку красную папку с текстом Присяги, поворачивались к строю и торжественно произносили слова Присяги. В текст я не смотрел, а знал его наизусть, как и каждый из нас. Произнеся последние слова, повернулся к столу, наклонился и расписался под текстом Присяги.

Всё – Я Солдат. Солдат Советской Армии. Пусть хоть и пока и молодой, и не обученный, но уже Полноправный её член. Встал в строй и теперь ревниво смотрел на своих товарищей, которые тоже принимали присягу – Как выходили из строя, как произносили текст Присяги, следил за накалом их эмоций. Пытаясь понять – Так ли они переживают, как и я этот торжественный момент жизни? Но нет, я успокоился, мои товарищи были также наполнены тем же праздничным подъёмом что и я.

После приёма Присяги все вновь построились на плацу и командиры подразделений доложили командиру полка полковнику Львову о принятии Присяги. Короткий митинг и по команде командира, подразделения полка прошли торжественным маршем перед трибуной. Было очень холодно, но никто из-за праздничного, приподнятого настроения не замечал мороза.

Сегодня был праздничный день и впервые за две недели моего пребывания в армии у нас появилось свободное время. Даже было как-то необычно, что не надо никуда мчаться сломя голову, ежеминутно что-то делать, ожидая следующей команды сержантов…

Я сел на табуретку у своей кровати и закрыл глаза.

Прошло больше десяти дней. Дней, насыщенной до предела жизни. Завтра начало учебного процесса и эти две недели помогли мне влиться в коллектив взвода, да и батареи. Разобрался во взаимоотношениях внутри взвода и они мне не понравились. Так уж получилось, что во взводе из двадцати восьми человек переменного состава тринадцать были призванными из Удмуртии и все они оказались друг для друга родственниками: братья, двоюродные братья, дяди и племянники. Лидером у них был нагловатый курсант Фокин с золотой фиксой во рту, чем он очень гордился, считая себя несколько приблатнённым. Естественно, они то теперь и держали фишку во взводе. Остальные держались поодиночке или мелкими группами и не могли эффективно противостоять удмуртам. Обрадовавшись Дуняшину, думал что при каких-то трудностях смогу положиться на него. Но Володя в этом вопросе ушёл в сторону, посчитав, что так для него будет проще. Поэтому я сошёлся с двумя воркутинскими парнями. Оба они были старше меня: оба имели незаконченное высшее образование и за некие свои проделки в институте были отправлены в армию с автоматическим восстановлением после дембеля. Парни решительные и смелые, поэтому удмуртские особо к нам не лезли. Впрочем, отношения внутри взвода были обычными, как и в любом чисто мужском коллективе в экстремальных условиях, где из масс выдвигаются лидеры, формируются группки и группы, между которыми идёт борьба за главенство над остальными. Такие же отношения формировались и в других взводах батареи. В третьем взводе лидером был первый мой знакомый Юрка Комиссаров. Может быть, эти отношения внутри взводных коллективах и могли перерасти в более острое противостояние, но тут решающую роль играли сержанты, которые твёрдой рукой, круглосуточно руководили нашей жизнью, держа всё под неусыпным контролем и не давая нам особо конфликтовать друг с другом.

На уборке территории, занятиях по строевой и физической подготовке, различных передвижениях по территорию городка, немного разобрался и в том, где я служил. Наш учебный артиллерийский полк был самым крайним по расположению в учебном центре и служило здесь около полутора тысяч человек. Рядом с нами были ещё две казармы: двухэтажная, крашенная ярко-жёлтой охрой, где располагался отдельный, учебный мотострелковый батальон. А за ней, чуть дальше, казарма учебного тяжёлого, танкового полка «Даурия». Ещё две тысячи человек. Все три казармы объединены одним общим, большим строевым плацем, где проходит построение дивизии: всех пятнадцати тысяч человек. Один раз, уже при мне, было построение дивизии и оно впечатлило меня своим многолюдством, а когда я подпрыгивал на месте, пытаясь охватить взглядом весь плац, то видел лишь сплошной пар в виде густого тумана над людским скопищем. Наша казарма, и казармы мотострелков и танкистов стояли на высокой, с крутыми склонами возвышенности, высотой от пятидесяти до шестидесяти метров. Эти склоны романтически назывались «Турецким валом». А внизу располагались учебные поля в основном для занятий мотострелков, которые носили гордое и зловещее название – «Долина смерти».

И самое основное – питание. Столовая была на три казармы одна, то есть на четыре тысячи человек. Большая, сумрачная в несколько больших и таких же полутёмных залов и питаться приходилось в две смены. Кормили нас сытно, но однообразно. Да и качество пищи было далеким от домашней. Нас приводили в столовую строем, первыми заходили сержанты – старшие столов, потом забегали мы и рассаживались по десять человек за столом. Старшим за нашим столом был младший сержант Тетенов. Старослужащие сержанты садились за отдельный стол, который был накрыт гораздо лучше, чем у нас. Усевшись, по команде – «Внимание», мы хватали в правую руку ложку и замирали, а по команде «К бою» раздатчики пищи вскакивали и начинался приём пищи. Сержанты, старшие столов, имели приоритет. То есть: Тетенов пододвигал к себе тарелку с мясом и щедро накладывал в свою тарелку лучшие куски мяса, а остальное делилось между нами. Если это было на завтраке, то на прямоугольный кусок масла ложился кусок хлеба младшего сержанта и по контору он обрезал себе масло, остальное, вместо двадцати грамм по пять-семь, доставалось нам. То же самое происходило с рыбой на ужине и с другими солдатскими деликатесами. Процесс принятия пищи длился недолго, как раз столько, сколько нужно было старослужащим сержантам нехотя поковыряться в надоевшей за полтора года солдатской еде и выпить чаю или компота. И как всегда команда «Отбой» звучала в самый разгар приёма пищи. Не сказать, чтобы мы были голодными, но молодые организмы требовали своего, а интенсивность курсантской жизни, активность и свежий воздух только усиливали зверский аппетит – Кушать хотелось всегда. И спать. Вот уж не думал, что заснуть и спать можно в любом положении и в любом месте. Даже тогда, когда мы строем шли на занятия или работы.

Из занятий в это время были в основном строевая подготовка, где нас усиленно обучали строевым приёмам, так чтобы во время торжественных мероприятий по случаю принятия Военной Присяги мы могли хоть чем-нибудь блеснуть. Были занятия по изучению общевоинских уставов – это обязанности солдата, дневального по батарее и других особенностей службы. Сержанты требовали, чтобы многие положения и статьи уставов мы знали наизусть. А вот это моим сослуживцам в большинстве давалось с трудом. Особенно удмуртам и их Тетенов частенько за это гонял. Хотя сам он знанием Уставов не особо блистал. А мне повезло. Был я в школе твёрдым троечником, ленился и поэтому нелюбимые предметы, а их было много, брал зубрёжкой. И богатый опыт в этом деле здесь очень мне пригодился: на удивление легко запоминал целые разделы и главы Уставов и потом запросто их цитировал, вводя в глухую тоску своих товарищей. Были занятия по политической подготовке. Но особой моей тревогой и болью были занятия по физ. подготовке. Я просто не ожидал, что окажусь в такой заднице. Крепкий парень – бегал, прыгал. Мог запросто подраться. И оказалось, что в армии могу выполнить только один норматив – подтягивание на перекладине. Двенадцать раз. А вот «Выход силой», «Подъём переворотом», «Прыжок через коня», а самое, интересное бег на любую дистанцию – я просто не мог выполнять. На перекладине болтался, как сосиска. Прыгая через коня, чуть ли не сносил его. Вроде бы бегал дома нормально, а здесь рвану и через двести, триста метров «сдыхал», а бежать ещё ой-ёё-ёй… И таких по физо во взводе оказалось лишь трое: я, курсант Паничкин и Сорокин. Остальные хоть что-то, но делали или бегали как лоси. Но, а судя по тому, как нас гоняли на физ. подготовке, думаю, что месяца через три я плавненько, но выйду на общий уровень. А пока очень сильно болит брюшной пресс.

Ну.., а самое яркое впечатление – это показ всей боевой техники, что есть в дивизии. И не просто показ, а показ в действие. За несколько дней до Присяги, нас построили и повели всем полком на правое стрельбище, где и были выставлены образцы вооружения. Сюда же привели и другие полки. Погода была мягкая и нас не спеша сначала провели по всем учебным точкам и познакомили с тактико-техническими данными основных единиц техники учебной дивизии.

Через полтора часа все части выстроили вдоль дороги, лицом в поле. Я оказался в первой шеренге и с возрастающим интересом ожидал действа. На поле, в одиноком орудийном окопе, вокруг гаубицы Д-30, копошился расчёт, где командиром орудия был наш замкомвзвод старший сержант Бушмелев. Через некоторое время в воздух взлетела красная ракета и в полутора километрах от нас на поле появились три танка. Конечно, это были не танки, а мишени, которые двигались на тележках по рельсам. Но всё равно. Я представлял, что это три фашистских танка надвигаются на позиции артиллеристов и с замиранием сердца наблюдал за действиями наших. Танки приближались, а артиллеристы замерли у гаубицы, наблюдая за грозной техникой. Вот послышалась команда Бушмелева и все зашевелились, послышался стук отрываемых крышек ящиков со снарядами. Полусогнувшись к орудию побежали два сержанта – один со снарядом, другой с гильзой. А Бушмелев от прицела вёл команду – По центральному Тааанкууу…. Осколочно-фугасныыыым, взрыватель фугасныыый….

Сверкнуло бледное пламя выстрела и через полторы секунды на месте центрального танка вздыбилась земля, смешанная с обломками мишени.

– УРАААААА! – Завопила в азарте курсантская масса.

Ещё один выстрел, ещё… и остальные танки, под яростный рёв курсантов, исчезли в багровых вспышках разрывов. Только когда опала земля на месте разрывов снарядов, мы услышали нарастающий гул и рёв двигателей и из-за кустарника вынырнула колонна из трёх БМП и трёх танков. С оглушительным рёвом подлетев к нам, машины одновременно развернулись вправо и уже цепью – танки впереди, БМП между ними на небольшой скорости пошли вперёд. Вдалеке поднялись ещё мишени танков и наши танки, не останавливаясь, открыли огонь. Полторы минуты и мишеней как не бывало. Теперь вперёд выдвинулись БМП, а из открывшихся задних дверей вдруг посыпалась пехота, которая мигом рассыпалась в цепь. А впереди уже поднялось несколько десятков целей – ростовые, грудные, групповые. Одни просто стояли на месте, другие поднимались и опускались, третьи были в движение и смещались в сторону. Ещё пару групп целей просто приближались. За этой группой целей, но дальше вдруг поднялись большие цели имитирующие БТР и помчались вбок. В довершение всего откуда-то из середины поля в небо взмыли большие разноцветные шары.

И тут атакующая пехота открыла огонь. Кино – это кино, но я впервые, да и все остальные, увидели бой своими глазами. Вот так – наяву. Тринадцать тысяч молодых глоток азартно заревели и этот рёв подстегнул бегущую цепь. Сотни и сотни светлячков трассирующих пуль и трасс потянулись к фанерным целям, пронзая их. А ещё, из замаскированного окопа, по шарам открыла огонь автоматическая зенитная установка и теперь на небе творилась огненная свистопляска, в которой бесследно исчезли все шары.

Бой длился пять минут, пехота быстро и послушно заскочила во внутрь машин и ещё через пару минут только сизые дымки солярки напоминали о грозных машинах и людях, которые всё это разнесли. Вот это да!!! Вот это сила!!! Адреналин гордости и радости распирал всех нас и сержантам пришлось повысить тональность голоса до грозного рыка, чтобы построить нас в колонны. Мы до самого вечера обменивались впечатлениями от увиденного. А я воочию увидел, что такое Д-30 и мне ещё больше захотелось стать настоящим артиллеристом.

До Германии осталось 156 дней.

Глава третья

– Курсант Цеханович, выйти из строя, – я сделал два шага вперёд и чётко повернулся.

– На время приёма пищи остаётесь для охраны оружия. Пересчитать и принять, – младший сержант Тетенов отправил вниз взвод и принял от меня доклад о принятие оружия под охрану, после чего важно удалился из расположения.

Автоматы лежали на полу центрального прохода казармы двумя ровными рядами, а я со своим в положении «На Плечо», прохаживался вдоль рядов ни на секунду не выпуская оружие из виду.

Прошло три дня после принятия Военной Присяги и сегодня был последний день занятий по Боевой готовности. Наш взвод, согласно боевого расчёта, по «Тревоге» занимался установкой палаток пунктов приёма военнообязанных в случае объявления мобилизации. В первый день по сигналу «Тревога» мы экипировались и побежали в парк, где из дальнего бокса с трудом выкатили огромный прицеп и на специальной площадке начали расставлять на металлических каркасах семь малых и больших палаток, после чего потащили вовнутрь бесчисленную начинку: столы, табуретки, ящики с учётными картами, тюки с вещевым имуществом и много с чем другим. Развешивали всевозможные бирки, разных размеров. И на всё это отводилось три часа. Конечно, в три часа мы не уложились. Было много бестолковой суеты, ругани несмотря на то что нами руководил командир взвода и младший сержант Тетенов. Младший сержант в свою очередь назначил себе в помощники чересчур активного Фокина и теперь этот тандем добросовестно пытался разобраться в куче имущества и ящиков, сгруженных с прицепа. Фока, «оценив» доверие и проникнувшись ощущением хоть и маленькой, но всё-таки власти, решительно и особенно не задумываясь, активно внёс свою лепту в этот бедлам. Да и лейтенант Князев сам первый раз расставлял пункт приёма, поэтому всё ставилось долго и нудно, потом всё это бестолково переделывалось и снова ставилось и опять неправильно. Через два часа, такой бестолковщины, появился старший сержант Бушмелев, который по «Тревоге» в учебном корпусе разворачивал отделение выдачи и подгонки химического имущества. Развернув свой объект, Бушмелев прибежал в парк помочь командиру взвода. Он раньше отвечал за разворачивание пункта приёма, поэтому с прибытием опытного сержанта, дело сразу наладилось и хоть с опозданием, но мы выполнили поставленную задачу. Честно говоря, мне совсем не понравилось участие в этом мероприятии. Пока суетились, бегали, расставляли, вешали бирки, все вспотели. Растопили железные печки-буржуйки, которые жадно глотали дрова и пока горели и рдели малиновым жаром раскалённые бока – было жарко и горячо сидеть вокруг них. Но только огонь убывал, холодный воздух предательски заползал в палатки, заставляя зябко поёживаться, ощущая влажное от пота нательное бельё. И вроде бы вся суматоха прекратилась, в ожидание проверки командиром полка, но мелочная суета бесконечно долго продолжалась, не давая расслабиться ни на секунду. Поэтому, когда замкомвзвод Бушмелев забрал меня в свою команду в учебный корпус, я обрадовался. Сухо, тепло, светло, всё разложено и расставлено в широком коридоре учебного корпуса. Семь курсантов, в том числе и мои новые друзья-воркутинцы Сергей и Николай, спокойно дремали на ящиках с хим. имуществом и Бушмелев не препятствовал этому кайфу. Раздевшись, я присоединился к кайфующим, и с удовольствием окунулся в приятную дрёму. Через два часа, после обхода комиссии и устранения мелких недостатков, мы быстро и споро собрали разложенное имущество в ящики и через час были в батарее. Я спокойно сидел на табуретке у своей кровати, довольный прошедшим мероприятием, когда заявился остальной взвод. Им, после проверки, пришлось всё сворачивать и грузить на прицеп. С первого раза не получилось сложить как положено, поэтому пришлось опять всё разгружать и заново укладывать. Все были, в отличие от нашей команды, страшно уставшие, раздражённые и злые. Они толпились и переругивались у вешалки, заправляя шинели в общий ряд, кидая отнюдь не дружелюбные взгляды в мою сторону. В принципе, неудовольствие в основном проявляли братья Крохины, а также остальные удмурты и Фокин, который стоял рядом с Тетеновым и слушал его, хмуря жидкие, рыжие брови. То, что Тетенов настраивал Фокина и остальных против меня, сомнений не вызывало. Он, как только узнал, что я собираюсь из армии поступать в военное училище, открыто невзлюбил меня.