Последний рассвет

– Не собираюсь Вам перечить и спорить с Вами, многоуважаемый лорд Монферан – ответила с явным недовольством Аделия – но каждый родитель, в праве, быть скрупулезным в рассмотрении предложений, число которых, слишком велико. И вполне возможно, данная перемена в жизни, ещё абсолютно не нужна.

Не ожидая подобного ответа, пожилой мужчина сквозь зубы, тихо просипел

– Ваш ум сыграет с Вами злую шутку, держите свои колкие изречения при себе. Лично мне, неприятно, что Вы так вызывающе и не культурно отражаете себя. Я человек, гораздо старше и дальновиднее Вас, и не желаю, что бы меня попрекал человек, ещё не разобравшийся в себе – он одёрнул свой мундир, пафосно встал, и указав рукой в сторону притихших Мадлен и Изабеллы, ораторски произнес – вот пример, которому Вы должны следовать! Покорность в каждом взгляде и движении!

Аделия никак не могла понять причину данной ненависти, видеть человека в первый раз, и выслушивать массу незаслуженных недовольств.

– Лорд Монферан, пускай Ваша ненависть, абсолютно неоправданная и пустая, останется с Вами. Злоба и предвзятость по отношению ко мне, может быть и иллюзорная, только вот мне не ясна причина, хотя дело не в этом. Я на Вас зла не держу, в принципе, как и обиды, на незаслуженные слова в мой адрес. Была очень рада познакомиться, всего вам всем доброго и хорошего.

Она поспешила уйти, не принимая близко к сердцу прошедший разговор, как услышала торопливые шаги за спиной.

– Я…я…я…крайне не доволен поведением своего отца… – прошептал задыхаясь молодой мужчина, возраст которого не превышал двадцати пяти лет, так по крайней мере показалось Аделии. Он аккуратно закрыл за собой дверь, и, улыбаясь продолжил – Андре…

– Очень приятно Андре, Аделия…

Она умеючи сдержала улыбку, её рассмешил костюм, который никак не соответствовал и не шёл его владельцу. Напыщенность и показное богатство, перевешивало рядовую норму, бывшее в почёте у ярых модников. Белая, вышитая золотыми нитями рубашка, тёмно серый жилет, покорённый упорядоченной вышивке серебром. Короткие, однотонные штаны, собранные к низу шёлковым шнурком, единственное, что было положительным в его броской одежде. Заметив на себе оценивающий взгляд, он оправдываясь произнёс:

– Желание моей матушки…

– Вам что-то угодно? Просто я вынуждена спешить! – как можно культурнее произнесла Аделия, вглядываясь в преданные голубые глаза, которые настойчиво умоляли её остаться. Пухлые, прикусанные губы пытались подавить накатывающую, безудержную улыбку. Светло серые волосы, напоминали миллион крыльев, каждая прядь которых, стремилась взмыть в небо, они падали на лоб, заставляя их владельца, беспрестанно поправлять их.

– Я Вам очень признательна Андре, но мне кажется, Ваш отец, будет крайне не доволен совершённым поступком. При том, я, не имею никакого отношения, к происходящему за этой дверью.

– Знаю…

Скупой ответ и щедрость в глазах, смутили Аделию, она не знала, что ещё сказать новому знакомому, что сделать, что бы эта преданность не обернулась обидой.

– Пожалуй, я пойду – ей натерпелось узнать о переданном письме, а тут как назло поочерёдно, то одно отвлекает, то другое задерживает – надеюсь, мы с Вами ещё увидимся! Всего хорошего! Она снова торопливо направилась усмирять своё любопытство, как очередная преграда помешала ей.

– Я видел Икера…

Холодная волна пробежала по телу графини, вдоль и поперёк состоящая из обрывков памяти прошлого. Сердце замирая, заколотилось не жалея душу, пропуская через себя до боли затёртые сюжеты пережитого.

– Икера Бернардоса? – не оборачиваясь переспросила она.

– Его самого. Он интересовался тобой.

Время любезностей исчерпало себя, и не было желания продолжать, в том же русле. Хотелось сблизить разговор, и обращения друг к другу.

– Я был проездом в Лондоне. Не знаю, что меня заставило тогда, отправиться сбивать ноги, о жуткие, несносные дороги, скорее всего, дурное настроение, которое никак не хотело меня покидать. Я долго бродил по улицам в одиночестве, всматриваясь в лица прохожих, и одно из этих лиц мне показалось до боли знакомым, я увидел на себе его пронзительный, задумчивый взгляд – рассказчик замолчал, и оценив состояние слушательницы, как крайне напряжённое, решил продолжить – и не стал долго тянуть с разрешением негаданной встречи. Меня если честно удивила, такая положительность ко мне, ведь только позже выяснилось, что меня он не узнал, а просто из правила приличия, поинтересовался, в чём собственно дело, и зачем было замирать среди улицы, что-то вспоминая.

– Я не пойму – возмутилась Аделия, насупив брови, и отбросив движение руки вперёд – объясни мне, зачем так тянуть? Извини меня, Андре, но научись иногда вкратце излагать свои мысли!

– Я никогда не стану другим и не изменю себя! – он было хотел уйти, но Аделия пронзительно взвизгнула, что ввело в оцепенение несчастного лорда. Он раздражённо вздохнул, сдавил пальцами дверную ручку, и нехотя проговорил:

– Он сказал, что приедет к тебе, только я не знаю когда именно, он сказал, что… – дверь предательски скрипнула, и фигура Андре Монферана, почти уже скрылась за дверным проёмом, но графиня быстрым движением потянула его к себе, закрыв собой дверь:

– Нет, ты никуда не пойдёшь, пока не расскажешь мне всё, абсолютно всё – она скупо улыбнулась, и продолжила – думаю знаешь, что Икер мой очень хороший друг, с которым мы не виделись пять лет! Я знаю, знаю, время могло его изменить, оно вероятнее, изменило и меня, и были мы совсем детьми, прошли годы, и они разумеется, стёрли те розовые мечты! Я бы очень хотела, что бы ты не таясь, рассказал мне всё, и самое главное, откуда знаешь про нас с ним, и про нашу дружбу, которую, к сожалению, все путали с любовью.

Аделия замолчала, и безучастно опустилась на стул.

–Садись напротив, Андре – прошептала она, указывая в сторону софы, уютно расположившуюся между двумя тумбами, утопающими в кроваво-красной россыпи роз. Молодой человек покорно послушался, и без замедлений принялся говорить:

– Солнечный день, кругом бесчисленное количество людей, у каждого свои планы и идеи, как плодотворней провести это яркое мероприятие. Новые люди, новые знакомства. Каждый спешит, как можно больше узнать друг о друге, кто-то в поиске удачных знакомств, кто-то просто из праздного любопытства. В общем, светлый праздник постепенно набирает обороты – Андре замолчал, опустив голову, прекрасно понимая, что его загадочное появление уже раскрыто. Так как не видит он больше фанатичной заинтересованности в лице Аделии, только выражение полного удовлетворения, какое обычно присуще пассивным слушателям – а кто-то, скрывшись от суеты, от мирских забот, и человечества в целом, тихо и скромно, никого не обременяя своим присутствием, скрылся под кроной шикарного, старого дуба, беззаботно наблюдая, за крылатой живностью, парящей над молчаливым озером. Несчастный Лансере Монтескьери, как жалок и подавлен он был в свою годовщину, он потерял из виду вас с Икером, какой же всё-таки твой добрый дядюшка ранимый человек! Хорошо, что к счастливому случаю, обратил на вас внимание. Тогда я помню он мне сказал «Счастливое время беззаботности, когда абсолютно не задумываешься, о явно видимых преградах…» Сказать искренне, я даже и не понял то, что он имел в ввиду…а точнее не знал…не имел почвы… – он вопросительно взглянул на Аделию, желая разъяснить в чём смысл данных слов, она зная ответ, терпеливо ждала прямого вопроса.

–Скажи, что же произошло, в чём причина его уезда, такого неожиданного? Почему на Икера так зол твой отец? Я только могу догадываться об ответе! Я просто хочу, услышать это именно от тебя! И ещё, теперь моя очередь задавать вопросы, извини, но эта ноша нераскрытого, никак не даёт мне покоя – заговорил скороговоркой он. Его лицо покраснело, дыхание участилось, он стремительно встал, и дрожа, подбежал к Аделии – моё любопытство меня погубит, проясни мне всё!

А та в свою очередь не нарушала тишину своим голосом, только понуро и серо разглядывала клетчатый паркет, миниатюрной гостиной комнаты, продолжавшую уют и тепло, обширного кабинета Лансере Монтескьери.

– Мой отец очень сложный человек, только вот не стоит намекать на его нравы и собственный мир, выставляя виноватым!– озлобляясь, негромко произнесла Аделия, испепеляя взглядом растерянного лорда.

– Нет-нет, ты не так всё поняла!– замешкался Андре, почувствовав сильное сердцебиение – я имел в виду тот факт, что его нелюбовь к испанской крови, являлось причиной уезда Бернардоса? Об этом знают все!

– Икер прожил в нашем замке больше четырёх лет, так как его отца – лучшего друга Лансере, жестоко убили проклятые завистники, сходящие с ума, от удачного роста в торговле – побледнев говорила Аделия, пытаясь подавить накатывающие эмоции – матери у него не было, умерла почти сразу, после его рождения. Лансере пообещал Карлосу, когда тот уже видел холодную смерть, крадущуюся медленными шагами, что позаботиться о Икере, о его благополучии в дальнейшей жизни. Его счастье, что мой отец в то время, практически не появлялся в поместье. Но прошли годы тишины и покоя, прошли тёплые вечера, когда счастливый Лансере у камина, читал книги, рассказывал мифы, красочно разрисовывал сказки. Моя мать, Ариана, до сих пор вздыхая, вспоминает те счастливые часы – волнение душило, заставляя Аделию закашляться – теперь, мой друг, замечательный человек, в Лондоне постигает азы мореплавания, он определён в самое лучшее учебное заведение, Лансере часто ездит туда, он очень скучает по этому прекрасному испанцу, который стал для него сыном.

Минута мрачного молчания сокрушала нервы, пронзительным, визгливым и до ужаса отвратительным звоном тишины. Как истлевает душа, и как ноет сердце, когда подобного рода разговор замыкается и гаснет. Аделия всё острей чувствовала, как истощена моральная и психологическая сторона её существования, как трудно ей даются рассказы светлого детства, крепко слитые с отголосками не стёртой боли. Она ждала грядущего дня, как последней надежды, считая, что рассвет разрешит, все навалившиеся проблемы, следующие друг за другом, в этом мрачном и холодном, безжалостном дне. А совершенно напротив себя ощущал довольный, с тщеславной, чуть нагловатой улыбкой, любопытный лорд, он пресытился услышанными ответами, блаженно зевнул, и неторопливо заговорил:

– А я боялся заговорить с тобой, думал волнение меня угнетёт, и я не произнесу того, что надо, или с испугу взболтну лишнего, так наверно и получилось в начале, но ты располагаешь к себе.

Заметив перемену в поведении собеседника, Аделия единственное что смогла сделать, на что у неё хватило сил – в изумлении поднять брови, и негромко произнести:

– Молодой, интересный человек, я получила от Вас нужную мне информацию, и Вы пресытились моими словами, мы нашли отличную комбинацию, использовав друг друга, и возможно Ваш отец будет рад услышать, что-то новое и ценное для его ушей. Я устала, я поняла с какого Вы теста, Вы не сможете стать моим другом, так как список у меня короткий, и нет там места фамилии Монферан, клевещущей на имя Монтескьери. Я Вас вспомнила, только лишь, к глубокому сожалению…

– Тогда почему же я здесь? Почему твой добрый и радушный дядюшка принял нас? А?!– его лицо переменило цвет и мимику, жестокие и алчные черты проступили явью, стирая показную простоту и безропотность.

– Вы хотите воспользоваться им, его доверчивостью! – испуганно, как бы уверяя саму себя в сказанном, прокричала она, жёстко ударив кулаком по мягкой обивке стула.

– Не сердись, ребёнок – дразнил её лорд – тебе никто и никогда не поверит. Сказать тебе откровенно, мой отец прав, ты ещё не знаешь жизнь. И вот ещё что, не снести головы, твоему любимому испанцу – продолжая издеваться, процедил довольно он – сегодня ночью, он наймёт карету, и примчится к тебе.

Графиня, не могла найти слов, она задыхалась как рыба, которую выбросило на берег, безмолвно шевеля губами, не веря в услышанное.

– Я прекрасно понимаю, что твоё детское восприятие слишком остро, и сказанные мной неаккуратно, в тот светлый праздник слова, ранили тебя глубоко в сердце. Слышишь меня, Аделия, ты принимаешь всё слишком близко, и только избирательно положительное. Ты доверилась мне, поведав личное, посчитав меня праведным, святым… и лишь спустя время, до твоей глупенькой головы дошло, что я мерзавец, оскорбивший когда-то имя семейства Монтескьери.

– Я тебе обещаю, несчастный и жалкий человек, ты будешь наказан за низкий поступок, пускай, нет в нём той масштабности, но ты оклеветал несправедливо и подло наше имя, а я это слышала – на её глазах появились слёзы, она, умеючи сдержав их, продолжила – да, мне семнадцать, и это не даёт никому и никакого права, видеть в этом грань безысходности и падения.

– Тише, тише, не стоит слёз из-за мелких пустяков! – наигранно и холодно возразил он, подходя ближе к встревоженной графини – ты слишком красива, в тебе дьявольский магнетизм, ты сведёшь сума не одного мужчину, ты слишком умна, в этом тоже постарайся увидеть минусы, а они есть, ты слишком эмоциональна, твоё нежное и милое сердечко может очень пострадать, и в противовес, я вижу в тебе немало силы, пускай она управляет тобой, а не чувства и эмоции. Я не светлый ангел и не тёмный бес, я нейтрален, позволь мне помочь тебе, послушай, и прими к сведению, всё то, что я тебе говорю – как можно деликатнее и нежней, он прижал к своим губам её руку, она вздрогнула, и отшатнулась в испуге назад – какой же я всё-таки глупец, прости – в очередной раз уходя, добавил он – непорочное, чистое дитя, не знающее мужской ласки и внимание, я не стану рисковать, не хочу стать несчастной жертвой Дериана Монтескьери – он сделал пафосный реверанс, и несколько раз поклонившись, скрылся за дубовой дверью.

Что было делать, как поступать дальше, этот день, как

нарочно заключил в себе массу негатива и неудачи, и заставлял бороться, и не предлагал ничего больше. Пасмурное, недоброе утро, начатое с шума и суеты, продолжилось загадочным пожаром, и неизвестным улыбчивым мужчиной появившегося из ниоткуда, и ушедшего в никуда, странное поведение отца, рассказавшего подозрительную, похожую на вымысел историю, сумасшедший разговор с переменчивым и жутким лордом. Она никак не могла понять, почему всего не желаемого, и в избытке, а того, что умиротворило бы закипающую голову – не было и намёка. Интуиция шептала что-то невнятное, тихое и неразборчивое, но она даже не пыталась ничего понять, просто надоело распутывать безобразные, скомканные клубки. «Может неспроста всё это происходит – думала она, не сдвинувшись с места – может это только начало…»

Она продолжила свой привычный и заученный путь. Побрела унылыми и тихими шагами вдоль молчаливой и парадной залы, видевшей не один яркий и красочный бал и маскарад – любимая затея Лансере Монтескьери, но крайне ненавистная Дерианом, который взрывался в негодовании и ярости, услыша, совершенно случайно, о тайной подготовке, скрытой нарочно от его ушей. Банкетный зал удивлял и восхищал своими размерами и изяществом. Превосходная настенная живопись, выполненная лучшими итальянскими, скурпулёзными художниками, передавшие своими руками сцены из всевозможных романтических новелл и нестареющих мифов. Дополняли насыщенную палитру, бесчисленное количество портретов, отображающих нить поколений великого семейства, завершивших своё шествие на трёх молодых, и на сей момент последних, наследницах несметного состояния. Одна из которых, задумчивая, с безразличным любопытством оценивала свой портрет. Она не видела нечего особенного в своём лице, да, большие чёрные глаза, пухлые губы, обезображенные яркой помадой, тёмные, длинные локоны волос, непослушные и густые, в лёгком творческом беспорядке, уложенные талантливой рукой портретиста. Природная бледность, была примечательной и завидной частью её лица, первостепенной в безжалостной моде. Её изнеженные сёстры, Изабелла и Мадлен, изводили себя и служанок, что бы добиться естественной мраморности кожи, но безысходно вздыхая, слезливо отворачивались от своих отражений. Хитрил художник, пополняя свой карман звонкими монетами, которые доплатил Лансере, что бы избавить от уныния и обиды, любимых и дорогих чад.

Аделия перевела взгляд на длинный, украшенный живыми цветами стол, она не любила его, по той простой причине, что находясь за ним, становишься заложником лживых улыбок, пафосных речей, фальшивых комплиментов, и замерзаешь от холода алчных, жадных и голодных глаз, он ассоциировался с очередным мероприятием, затеянным, её общительным и щедрым дядей. Ей как будто и сейчас слышался звон опустошаемых тарелок, стон хрустальных фужеров, богато одаренных терпким, едва сладковатым, знающим время напитком, она, нахмурившись, поспешила дальше, стараясь как можно быстрей проскочить картинную галерею, которая насчитывала, не один десяток портретов её нелюбимых сестриц. Неожиданно, мимо неё, озадаченно и дрожа, пробежал Лансере, его посеревшее лицо, покорённоё испугу и страху, выражало неудержимую боль. Нахлынувший интерес, она секундой погасила, одно лишь желание крушило и опустошало её, безумно хотелось отдаться сну, забыться в нём, а проснувшись, осознать, или точнее уверить себя, в том, что происшедшее, не больше чем оплот уставшего воображения.

А нежданное и негаданное послание, или зловещее письмо, как изложил для себя первоначально Лансере, являлось не чем иным, как безнадёжным приветом из заокеанья, с просьбой, а вернее с молением, которое перевернуло все планы, всю разложенную по полочкам деятельность, откинуло в стороны как ненужный хлам, страхи, опасенья, и забытые временем перипетии.

– Твоё слабоволие и несдержанный язык привели ко всему этому! – встретил громким обвинением Дериан дрожащего, испуганного Лансере – своими вечными письмами и слезливыми рассказами в них. Мельчайшие подробности в каждом из предложений!

Оцепеневший Лансере молчал, его сокрушало непонимание звучащим обвинениям, он, озираясь по сторонам, останавливал затравленный взгляд на скомканном листе бумаги, уныло покоившимся среди груды недокуренных сигар.

– Бедолага Лансере, остался без материнской опеки, брошенный в лапы, брату – тирану, несчастный человечек! – доходил до исступления Дериан – счастье иногда улыбается неудачникам!

– Прекрати, я устал выслушивать твой пьяный бред! Скажи в чём дело, и хватит бессмысленных обвинений! – решившись, угрюмо проговорил Лансере, глядя на озверевшего брата. Вместо слов слышался львиный рык, вместо глаз, остекленевшие, бесчувственные вспышки, напоминающие предсмертную агонию, страдальчески искривились губы, которые пронзали жестокими подозрениями, но восприняв их, мозг не сеял обвинений в отместку, он подавал сигнал, что пора действовать, активно поддержать, и мирно добиться истинных объяснений.

– Мы семья, Дериан, слышишь, мы единое целое, мы должны быть вместе, я смогу тебя понять, поверь мне, главное в эту минуту не отворачивайся от меня! – умоляюще и преданно сказал Лансере, поднимая с пола, частично прожженное, страдальческое письмо – я всю жизнь тебя слушал, всегда был на твоей стороне, верил тебе всегда, был под твоим началом, хотя бы единственный раз послушай ты меня, и я смогу тебе помочь! – оборвав свой душевный порыв, Лансере принялся жадно поглощать торопливо написанные строки, твёрдой рукой Винченцо Монтескьери.

– Я никогда не думал, что мать, способна на такое, что могло на неё найти? – говорил сам себе Дериан, вцепившись руками в свою голову – что с нею стало?

– Я нахожу в этом недюжий смысл, предчувствие меня не покидало! – повышая голос, рассуждал Лансере – у них есть право требовать у нас свидания с детьми, и это естественно! Весьма проблематичная, полная неудобств и жёсткости дорога, и наконец, придёт итог холодной вражде – скромно и довольно улыбнувшись, он аккуратно сложил листок бумаги в конверт, который, если и можно назвать этим словом, то только в шутку.

– Да что за чушь ты несёшь? Меня раздражает твоя покорность! Я ненавижу тебя за то, что ты не можешь сказать даже слова поперёк! Тебе сколько лет? Десять? Пятнадцать? Тебе уже сорок, а от материнской юбки оторваться никак не можешь! – в привычном и истерическом крике изводился Дериан – мне плевать, как ты поступишь! Ты знаешь, что мне надоело каждый раз говорить тебе одно и тоже, езжай куда хочешь, к кому хочешь, уезжай хоть навсегда, только мою дочь не трогай, у тебя есть свои дети, вот и решай на счёт них, а тебе, я даже не позволяю раскрыть рта, в присутствии Аделии!

– Какой ты всё-таки заботливый и любящий отец – приготовившись к атаке, сквозь зубы съязвил Лансере – вспомнил, впервые, за семнадцать лет, что у него есть ребёнок, замечательная и неотразимая дочурка!

– Ах ты, жалкий! Решил сострить? Как земля носит таких… – Дериан злостно выругался и судорожно направился к окну. Он ударил кулаком по одному из многочисленных стёкол, оно вдребезги раскрошилось, за ним последовало следующее, и так бы он разделался со всеми, если бы Лансере не удержал его окровавленную руку.

– Не смей мне мешать, не смей, не смей удерживать меня!

– Тише, братишка – прослезившись, шептал Лансере, прижимая к себе разгорячённого Дериана, а тот и не стал сопротивляться, он охотно обнял заботливого брата, словно в далёком детстве, после длительной ссоры – я с тобой, всё будет хорошо. За Аделию можешь не переживать, она сможет постоять за себя, она сильная, как ты, я буду всегда рядом с ней к тому же!

– Как ты не поймёшь, я не смогу её отпустить, я боюсь её потерять!

– Да что ты такое говоришь?! Океан таит в себе немало опасностей, но что бы так убивать себя! Это лишнее!

– Ты просто ничего не знаешь, ты не знаешь о моей ошибке, которую совершил больше чем пол жизни назад! – вырываясь с крепких объятий, завопил Дериан – сегодня я попытался открыться в этом грехе Аделии, но я растерялся, как я могу признаться ей в том, что загубил, всю её жизнь, искалечив дальнейшую судьбу?! Я хотел укрыть её здесь, в стенах этого замка, не позволяя ступить дальше наших владений. Но всё как я вижу, напрасно, у меня нет, ни шансов, ни надежды, повернуть в мирное русло.

Столько боли на лице, измученном страхом, столько сухих, но таких естественных слёз, не видел такого Лансере ещё никогда, он просто молчал, приняв как свою, эту загадочную трагедию.

– Случившееся сегодня, окончательно подкосило меня. Я обессилен, во мне нет больше сил бороться, но отдавать её никому не собираюсь! – привычным и ловким движением он извлёк из ближайшего ящика уже начатую бутылку рома. Он нетерпеливо пытался откупорить её, но тщетно, она не поддавалась. Недолго повозившись с ней, он повторно, щедро выругался, и не жалея ударил бутылкою о стену, на которой красовался серьезный, с натянутой и недовольной улыбкой, зеленоглазый молодой человек – знаешь, как я ненавижу его! – сказал Дериан, кивая головой в сторону портрета – он такой мерзопакостный тип, с ним лучше не иметь дело.

– Она сказала – проигнорировав его, не слушая, понуро отозвался Лансере – что видела какого–то мужчину, я ей тогда не поверил, она хотела мне ещё наверно поведать о чём-то, но подумав, что бессмысленно, решила промолчать. Я уверен, что Аделия догадывается о крадущейся беде.

– Чертовская сила, они уже и сюда добрались – панически произнес Дериан, не желая верить в услышанное – и самое страшное, что никакая охрана и стража не поможет, она будет бессильна.

Лансере, замешкавшись, погрузился в удручающие думы. Не видел реалии в рассказе брата он, хотя и сопереживал, и принял как свою, полную нераскрытых вопросов печальную тайну. Посчитал, что Дериан, уцепившись за воздух, пытается найти любой повод, даже самый бредовый и пустой, что бы поступить по своему, на зло, идя наперекор всем.

– Дериан, остепенись, уступи, ты же не проходимцам отдаёшь на временное попечение дочь, а родителям нашим! – сокрушался Лансере – они ведь даже её не видели, они даже и представления не имеют, о твоём ребёнке! Ты должен решиться!

– А этот твой проклятый испанец, какими судьбами вписался! Какого чёрта, мать так рьяно требует и его присутствия? Кто он? Жалкий юнец, подхалим, грязный тип, которого ты подобрал на улице, как щенка, и теперь пропадаешь в Лондоне, угождая всем его прихотям.

– Ты не смеешь так оскорблять его! – крикнул Лансере сжимая кулаки и краснея от злости – твои дружки, такие же, как и ты, превратили в гадюшник этот кабинет, а каким он был, ты вспомни, когда принадлежал отцу! У тебя своя жизнь, у меня своя, я не вмешиваюсь в твои тёмные делишки, и ты будь любезен, не иметь ко мне претензий!

– Ты от меня что скрываешь – устало сказал Дериан – я же вижу тут дело нечисто, опять с матерью чего намудрили? Любители! – он выпытывающе, строго, без стеснения и скромности, испепеляюще смотрел на Лансере. Не было ни сил, ни желания злиться. Мирно и непоколебимо, он распечатал очередную сигару, уютно и представительно разместился на кожаном диване, и монотонно продолжил – благотворительные настроения не дают покоя? Ну давай, давай, смелей, хуже чем сейчас, уже не будет, у меня поважней проблемы есть, просто порадуй мои уши, хоть чем-то новеньким! Не скромничай, мне очень любопытно! – отсчитывал, словно маленького ребёнка, растерявшегося Лансере – не тяни время, наверно уже забыл, что тебя ждут, эта жадная и хитрая семейка!