Полная версия
Последний рассвет
– Она умерла после родов, не перенесла их. Несчастный Лансере! Зато сейчас живёт и ненарадуеся на своих избалованных особ, ему больше ничего и не надо, в этом его счастье.
Голова юной графини ломилась от нахлынувшей массы вопросов, ей была любопытна история сплетений судеб отца и матери. Она надеялась, что он сам начнёт, и хоть что-то прояснит в кромешном рое загадок и тайн. Его суровое лицо насупилось, нервно закинутые за плечи прямые волосы, скатывались обратно, обрамляя побледневшую, каменную маску. И без того узкие, бледные губы, вытянулись в струну, они пару раз вздрогнули, и наконец извлекли несмелый, протяжный звук, а не слова.
– Никто и не догадывается, как я ненавижу себя. Все вокруг думают, что я сильный человек, что во мне только исключительно бесстрашные черты, я несоизмеримо умён, а терпение мое бесконечно. Как мне хочется вынуть свою душу и сжечь её, наказать свои руки, что слушаются пустую голову, покоряются бессердечному, не имеющему светлой души существу – он резко встал, судорожно закурил в очередной раз, продолжая пить, но уже с горла – ты думаешь, я испытываю удовольствие от этой проклятой выпивки? Я хочу покончить с ней, раз и навсегда – Граф Монтескьери в сердцах, размахнулся и прицельно направил бутыль в свой портрет, возвышавшийся на стене – пусть будет проклята эта нечисть, смерть только искупит её грехи! – он склонился на колени, и взяв руками голову, задрожал всем телом.
– Господи! – крикнула Аделия, подбегая к рыдающему графу.
– Уходи, и не смей сюда возвращаться! – гневно прикрикнул он – оставь меня одного, и чтобы никогда, не приближалась к этому кабинету и на шаг – Дериан с трудом поднялся с колен, одной рукой опёрся о стол, другой указал на дверь – иди, а то, что я тебе говорил, кромешная ложь из лжи, не допускай в себе жалостливых мыслей, они не к чему!
– Я всегда знала, хоть и видела Вас отец, крайне редко, что истинное лицо глубоко запрятано, так далеко, что память уже и не вспоминает где. Но сегодня это случилось…
–И не случится больше впредь! – закончил её мысль граф Монтескьери. Он небрежно схватил за плечё Аделию, и грозно сопя, повёл к выходу.
– Не хочу больше тебя видеть, и твою мать, и всех вас вместе взятых. Пожелай Лансере удачи, ведь она ему никогда не светила и думаю, не будет светить никогда!
– Так не должно быть, не должно – выпалила Аделия, ударяя по дубовой двери кулаками – это не правильно…
Рождался новый рассвет, как и обычно, солнце нехотя покидало своё уютное пристанище, оно радужными лучами играло в чёрных, заплаканных глазах графини. Суета сковала замок, по коридорам изредка разносился, скрипучий и неприятный голос встревоженного дворецкого, он, шустро раздав указания прислуге, направился разыскивать своего трудолюбивого подчинённого, душевного друга, старого садовника. А тот в свою очередь, расшумевшись на развеселившихся, совсем юных помощников, метался меж деревьев, делая попытки, хоть как-то поднять, поникшие цветы, не перенёсшие холодной ночи. Две молодые служанки, начавшие громкое разбирательство, как всегда не поделили лакея. Мужчину средних лет, с достаточно привлекательной внешностью, и манерами совсем не рабочего класса. Визгливые соперницы навлекли на себя гнев пришедшего на разрешении беды дворецкого. С его появлением всё встало на свои места, тишина, даже какая-то болезненно-неприятная, разлилась по каменному особняку. День начался хуже, чем ожидалось, все, как сговорившись, наполнились до краёв агрессией и злостью, не заслуженно наказывая друг друга, беспричинным гневом. Одни лишь Изабелла и Мадлен, окрылённые предстоящим знакомством, не покидали пределов зеркальных отражений, доставляя ужасные, просто адские муки, кружившими воронами над ними, камеристкам.
– Моё терпение не выносит, бурю эмоций и чувств, как я волнуюсь! – вздохнув, надувая пухлые губки, произнесла Мадлен.
– Да-да сестра, мне понятны твои душевные метания, сама всю ночь глаз сомкнуть не могла – забормотала Изабелла, улыбаясь. Она играла бровями, глядя на себя в зеркало.
– Мне кажется, они будут прекрасны.
– А я, если честно, в этом совсем не сомневаюсь! – игриво сказала Изабелла, продолжая играть мимикой.
– Доброе утро мои девочки! – засиял широкой и доброй улыбкой Лансере Монтескьери, неожиданно возникнувший в дверном проеме. Он распахнул свои руки, вовлекая в тесные объятья своих любимых дочерей. Они с детским визгом подбежали к нему, даря нежные, полные уважения поцелуи.
–Папочка, мне снился сон, а в нём я видела его…– покраснев, зацвела Мадлен.
– Так это замечательно, моя милая прелесть! – умиляясь, говорил Лансере.
– А я толком не спала, и у меня теперь ужасно болит голова! – ревностно прошептала Изабелла, косясь на сестру.
– Ну что же ты так, моё золотце! – сдвинув брови, привлекая к себе старшую дочь, проговорил Лансере – нельзя же так! Как вам мои подарки? – поинтересовался он, повторно глядя, то на одну, то на другую, прекрасно зная, какой будет реакция.
Ожидания, не заставили себя долго ждать. Единогласно начатый счастливый крик, который моментом перерос в неразборчивую, многогранную массу реплик и слов. Они, перебивая друг друга, излагали свои эмоции и благодарности, поочерёдно, прижимаясь к добряку Лансере.
– Кстати, платья эти, с Италии, я специально заказал, по последней моде они! Там ребята стараются, доверяю я их работе – Лансере подошёл к камину, внимательно изучил игру цветов подвижного огня, и умиротворённо продолжил – вы единственное, что у меня есть, вы достойны только самого лучшего, и надеюсь, это знакомство, принесёт плоды успеха и радости. Я и так слишком долго тянул, теперь пришло время, как мне жаль, что оно наступило – он перевёл понурый, тусклый, полный печали взгляд на притихших дочерей – как я не хочу отпускать вас, мои прелестные создания, но чувствую, что придётся.
– Ну зачем же ты так, папуля, не стоит слёз, они высохнут, и оставят в душе только горечь, пожалуйста… – прошептала Изабелла, преданно и нежно, теребя отцовскую руку – расстояние будет не властно над нашими сердцами, в которых будет вечная любовь и уважение.
– Ты заменил нам мать – вытирая слёзы произнесла Мадлен – не каждый человек, имеющий обоих родителей, может сравниться с нашим счастьем. Ты подарил нам жизнь, о которой не каждый может и мечтать.
Растроганный Лансере, запрятав в ладонях лицо, прошептал тихо и печально:
– Буду верить, что ваши слова, правда.
– И зачем поддаваться печалям, бывает же в жизни, ситуации и похуже, которые действительно требуют слёз! – взбодрившись, сказала Мадлен – вот, к примеру, взять Аделию, она выросла с матерью и отцом, только толку от этого!
– Я хочу вам сказать – начала затворническим тоном Изабелла, меняя русло разговора, совсем в другое течение – она перестала интересоваться реальностью, для неё собственный мир превыше всего, она не хочет заодно с нами, существовать вне предрассудков и негатива.
– Девочки мои – вынырнул из своих цепких раздумий Лансере – я умоляю вас, как только может умолять любящий отец своих дорогих, просто бесценных детей, не корите и не обвиняйте её, она мне, как третья дочь, и я не хочу, что бы пустые и холодные слова, травили, и без того, измученное сердце. Ариана, её мать, главная ценность, того, что этот ребёнок вырос полным спокойствия и понимания. Она человек такой, этим распорядилась природа, её и винить!
– Разве можно жить, и не задумываться, не мечтать, о мужчинах?! Благоразумная природа, должна наделить, хоть крупицей интереса! – забормотала Мадлен, перебирая драгоценности подаренные отцом – нужно радоваться новым подаркам – украшениям и платьям, например!
– Всё совершено верно – неохотно и задумчиво произнесла Изабелла – истину говорит Мадлен, кристально чистую истину!
– Её время ещё не пришло, ей всего семнадцать лет! – заступался за любимую племянницу Лансере – нельзя свои интересы ставить во главу угла, считая только их эталоном! Нет, мои милые красавицы, в этом вы не правы!
– Бестолковая слабость – книги! – громко засмеявшись, съязвила Мадлен.
– Обижаться и ненавидеть человека за то, что она не разделяет ваших совместных интересов, это уже слишком! – сухо добавил Лансере, собираясь уходить.
– Прости нас, глупых таких! – подбегая к расстроенному отцу, закричала Изабелла – мы не хотели тебя обидеть! – промурлыкала на ухо Мадлен, преданно заглядывая в глаза.
– Надеюсь, такого больше не повториться! – серьёзно сказал Лансере, повышая голос, редкостно допуская в себе подобные эмоции. Он понуро, холодно улыбнулся, и уже покинув пределы комнаты, отстранённо продолжил – я чуть позже, поднимусь к вам, а сейчас, решу кое-какие вопросы насчёт приготовлений к обеду.
Он, опустив голову, последовал дальше, ему было очень тяжело на душе, горячо любимые и бесценные дети, так бессердечно и жутко отзываются о родном человеке, который не идёт в ногу со временем, а нарисовав свой маршрут, шествует по нему. И почему такая не человеческая жалость, присуща такому ранимому и мягкому созданию, как Лансере? Его внешность говорила за его душу. Печальные зелёные глаза искрились светом и теплом, опущенные уголки губ, временами поднимались, рисуя на его полноватом лице, выражение истинного счастья и блаженства. Его приятные, такие умилительные, словно у ребёнка щёки, горели красными огоньками, нередко вызывая у собеседников, невольную улыбку. Светлые, с золотистым оттенком волосы, едва доставали до плеч, добавляя ко всему, ангельских очертаний. Дериан и он были разными полюсами одной земли. Казалось, природа, шутя и играючи, наделила их по максимуму различными чертами, что внешне, что касаемо характера. Они не ладили друг с другом, хотя существовали под одной крышей. Они редко виделись, а встречаясь, просто проходили мимо, допуская в себе мысли с вопросом, о причине рождённой ненависти. Конечно, без сомнения, в самом начале разлада, Лансере шёл навстречу брату, пытался его понять, терпел его агрессивный нрав, надеясь, что всё встанет на свои места, Дериан исправиться, и воцариться спокойная и мирная жизнь. Сломанные надежды оказались под ногами старшего графа, затоптанные, лишённые жизни и существования. Смерившись, Лансере закрывал глаза на его пьяные, безумные выходки. Скрепя сердцем, слышал горький плач несчастной Арианы, пытался даже вмешаться, в их семейную драму, дабы защитить от жёсткого обращения, но получив жестокий ответ, на крик о помощи, стал насильно отучать свои уши слышать, но не мог. Его голова ломилась, а тело ныло от непослушания. Он таял на глазах. Предел его страданий перешёл границу, когда замок пополнился новым человечком, дочерью Дериана. Лансере восхищался крохотной графиней, в отличии от брата, который пару раз, взяв её на руки, сдержанно улыбнулся, и в очередной раз испарился, покинув на неопределённый срок графство. Следующий раз Лансере столкнулся со свирепством брата, когда решил уделить повышенное внимание Ариане. Она ему, бесспорно нравилась, вызывая в его душе приятные томления, и несбыточные надежды. Он всегда находил повод, даже самый глупый и беспочвенный, что бы обратиться к ней. Их длительные беседы с красивым и насыщенным содержанием, удивляли всех. Вечерами, у камина, в тихой и умиротворённой обстановке, она вышивала яркие цветы и бутоны, он счастливый и окрылённый, брал в руки книгу, и душевно, эмоционально, принимался читать, баллады и стихи, романы или всевозможные сказания. Лансере жил этими вечерами, предварительно подготовившись к ним. Но всё изменилось, когда вечно отсутствующий Дериан, явился в один из таких вечеров. Он увидел в этом времяпровождении измену и предательство, он без разговоров яростным криком разрушил атмосферу спокойствия, приказав супруге подняться в комнату, пообещав серьёзный разговор, уже знакомый ей до боли. С несчастным Лансере, он решил разобраться на месте. Высокая, правильно сложенная фигура Дериана, грозно возвышалась, над Лансере, рост которого не превышал среднего. Младший брат, сжав кулаки, терпеливо выслушивал реплики, и привычным образом, уворачивался, от суетливых рук Дериана, не твёрдо стоящего на ногах. И так, год от года, на протяжении, восемнадцати лет, развивалась жизнь в холодных и роскошных стенах, каменного дворца.
Вывели из забвения, из грустных воспоминаний, громкие крики и плач, направленные, из спальни Аделии. Лансере испугавшись, шустро побежал туда. Ему открылась жуткая картина. Растерянная Аделия, в непонимании озиралась на происходящее, окружённая множеством слуг и нянек. Обгоревшая мебель, в пепел превращенная кровать, почерневшие, обугленные стены, и нестерпимый, едкий запах гари. Всё говорило, о сильном пожаре, родившемся, из слов окружающих, ниоткуда.
– Что произошло? – испуганно спросил Лансере, обращаясь к Аделии.
– Я решила отдохнуть, так как уже две ночи провожу без сна, и стоило мне закрыть глаза, как я моментально уснула! – потерянно говорила Аделия, продолжая осматриваться по сторонам – разбудил меня громкий крик Софии – указывая, на испуганную прислугу, сказала она – вокруг, и не проглядеть, заполонило всё дымом. Я оказалась на балконе, лежащей на софе…
– Но ведь…а как… – путался Лансере
– Да-да, я сама в оцепенении мыслей, не могу ничего понять, и знаешь – Аделия подошла ближе к Лансере и прошептала – это может показаться странным, я видела мужчину, нет, это совсем не похоже на сон, это было явью! Пожалуйста, поверь, это далеко не плот моего воображения. Пусть мои фантазии играют разумом, и я порой беру во внимания их, не желая считаться с болезненной реальностью. Но ведь он был реален, точно так же, как ты сейчас! Я чётко помню прикосновение его руки, помню, что уходя, он улыбнулся…
– Куда уходя? – вздрагивая, прикрикнул Лансере, вовлечённый в повествования о загадочном.
– В огонь… – извиняющимся голосом прошептала Аделия, прекрасно понимая, что сказанное ей, больше чем похоже на вымысел.
– Может это твой сон? – глядя с надеждой на Аделию протянул Лансере, не допуская в себе догадок, правоты своих дочерей – может, ты ошибаешься?
– Ладно, допустим, я ошибаюсь, но каким путём, я могла переметнуться на балкон? Ну пожалуйста, поверь мне, я очень боюсь!
– Мисс, прошу прощения! Нашлась уцелевшая вещь, единственная! – воскликнула София, протягивая Аделии затёртую, потрёпанную книгу.
– Где ты её нашла?
– Она лежала на кровати, точнее на том, что осталось от неё! – растерянно говорила прислуга, не то оправдываясь, не то смущаясь.
Аделия долго, изучающе осматривала находку, затем, как бы спохватившись, заговорила:
– Книга, с которой, я делила все слёзы и улыбки…
– Это более чем странно, на моём веку такое впервые! – Лансере отвернувшись, зашагал по пустой, почерневшей комнате.
– Ты осталась жива, а это главное! – улыбнувшись, выдохнул подытоженные слова он – дороже жизни ничего не найти.
Пролистав пару рукописных страниц, Аделия остановила взгляд, на странных рисунках и словах, не имевших места здесь ранее. Её это очень заинтересовало, удивления, как такового не было, не нашла в этом просто смысла.
– Что-то случилось? – насторожился Лансере.
– Нет – нет, всё в порядке – в непонимании прошептала она, пряча книгу за спиной – просто, перечитала свои мысли пятилетней давности, тогда всё было по-другому.
Чувствуя обман, Лансере встревожено спросил:
– Ты не должна ничего скрывать, тем более от меня! Ведь так?
– Мне и так никто и никогда не верил, я боюсь произносить слова, их всё равно посчитают вымыслом. Ведь так? – передразнила его она.
– Я очень боюсь за тебя, и ты знаешь, что мне можешь доверять целиком и полностью.
– Прости… – отрицательно покачала головой она, покидая сгоревшее пространство. Решила отправиться на очередные поиски себя и новых мыслей.
– Пойдём со мной – раздался голос за её спиной. Это был Дериан Монтескьери, ожидавший её появления, в менее оживлённой части коридора, по которому, она очень любила гулять.
– Что бы опять последовать за дверь? – разозлено спросила она.
– Нет, что бы выслушать меня.
Неохотно и молчаливо, Аделия последовала за отцом. Статно и гордо, шествовал он, преодолевая поочерёдно сменяющиеся лестницы и залы. Уважительно и преданно, с лёгким страхом в глазах, кланялся придворный люд. Они действительно боялись его, так как было очень сложно понять, как им, так и близким людям, как и когда можно ожидать в настроении, смены гнева на милость и наоборот.
– Я очень обеспокоен случившимся! – начал он, садясь в кожаное кресло.
– В этом нет моей вины! – оборвала его Аделия, терзая в руках страдальческую книгу.
– Я это знаю.
Дериан откинулся на спинку. На редкость он был трезв, его лицо не было подвластно мимике, потухшим взором, окинул стеллаж, покорённый разнообразным книгам, и лениво продолжил:
– Ты многого не знаешь. Не знаешь того, что во всём виноватым, оказался я.
– Так это не возможно – возразила она, вставая.
– Ты лучше присядь, не противься! – он умеючи скрыл подкатывающие к горлу эмоции. Если внимательным взглядом, оценить его состояние, то с уверенностью можно говорить о нервном томлении, не слабого характера.
– Ты должна это знать – Дериан снова замолчал, пытаясь отыскать слова, конкретней объясняющие суть – я надеюсь, ты поймёшь меня, но поняв, возненавидишь, и проклянёшь, не простив никогда… – он запнулся и глубоко вздохнул. Никогда ещё не слышала Аделия, подобную, абстрактную речь, произнесённую устами отца – по исполнении восемнадцати лет, я ушёл, тогда решив, что навсегда. Мои скитания, доставляли мне удовольствие. Я понимал, какое это счастье, иметь перед собой не шаблон, а будущее, изменчивое и вредное, когда даже представить не можешь, что будет, через какой-то час! Вот это и есть настоящее блаженство, но не когда, от однообразия, такого, как сейчас, выворачиваешься на изнанку, не зная, куда себя деть – повторно остановившись, он задумчиво опустил голову, отдавая себе отчёт, что уходя от темы, сам себя заводит в тупик.
Аделия покорно ждала его последующих слов, пытаясь донести до понимания, сказанное моментом позже.
– Я сотворил немало ошибок – продолжил он, закурив – касаемо себя, их было бесчисленное множество, и я не жалею, что позволил этим ошибкам свершиться. Закалившись благодаря им, я стал сильнее, понял, что судьба не строит жизнь, а строишь её сам. Зато, я сломал жизнь тебе, и твоему будущему – он торопливым движением потянул на себя выдвижной ящик стола, загремел стеклом, и поставил на кипу бумаг, знакомый, одурманивающий предмет, ставший на почётноё место во всех его вкусах и пристрастиях. Он поднёс свои губы к горлышку, как к родному, и жадно принялся поглощать манящее содержимое. Аделия, скривившись, отвернулась, дабы не наблюдать подобное зрелище.
– Я никогда не заслужу в твоих глазах прощения – опять зазвучал грубый голос, подавленный и дрожащий – и возможно сейчас, ты просто не поверишь мне, я сам не брал это во внимание, и считал глупым бредом, до сегодняшнего происшествия. Я отдыхал в одной из Лондонских таверн, когда ко мне подошёл один невысокий, с приятной внешностью молодой человек. Он насквозь сверлил меня своими, почти прозрачными, зелёными глазами, никогда не забуду их, до сих пор терзают меня – Дериан сделал пару внушительных глотков, и затрепетав как лист, продолжил – он молча протянул мне белый лист бумаги. Затем, сев напротив меня, улыбнувшись, предложил написать любое желания. Я конечно, попытался понять его намеренья, но он молчал, ожидая исполнения просьбы. Желая быстрее отвязаться, я написал. Он решил сыграть со мной на желания, да, это кажется низким и глупым, я согласился, отдать ему то, что он назовёт, если конечно этот незнакомец, угадает написанное. Я был слишком молод, да и вдобавок, пьян, я плохо понимал происходящее вокруг, мне было ровным счётом безразлично на всё. Протянул мне свою руку, мертвецкий холод обдал мою ладонь, неприятный, жуткий и мерзкий. Мы заключили пари. Да что тогда было со мной заморачиваться, пьяный дурак, без эмоций и чувств, не задумываясь, соглашается, на подобного рода авантюры. Конечно, незнакомец угадал, произнеся, холодные до жути слова « и только её дыхание столкнётся с дыханием океана, ты её потеряешь, как и нить, ещё не увидевших свет поколений» Я не понял его слов, как и не понял того, что от меня он хотел. Он ушёл, так же незаметно, как и появился, а на моём столе, уже стояло три бутылки, отцовского вина… Длительное время, я просто не вспоминал об этой встрече, продолжая жить загульной жизнью. Но сознание насквозь пробило меня мыслью, когда родилась ты. Я вспомнил его слова, и мне стало действительно страшно! Перевернул весь Лондон, как бы смешно это не показалось, я искал этого парня, прекрасно понимая, что это глупо и бессмысленно. Эти поиски не принесли положительных результатов, и это естественно, сколько лет прошло, а этот грязный город, бездонная дыра, имеющая способность разрастаться. Твой отец, оказывается, совсем не тот, каким его привыкли видеть.
Граф Монтескьери откинув пустующую бутылку, потянулся за следующей, что-то невнятное бормоча себе в слух. Раздался громкий стук в дверь, и чьё-то шумное дыхание.
– Какого чёрта? – крикнул Дериан озверев.
– Прошу сердечно прощения, господин! – в кабинет скромно просочилась воздушная фигурка, очень худого и бледного человека. Мужчина, прижавшись к стене, нервно подёргивал глазом, теребя за спиной шелестящий конверт.
– Скажу тебе откровенно мистер Смит, я тебя не рад видеть, как и твои письма, которые ты передаёшь! – взревел граф.
– На то и моя должность курьера – ответил ему пришедший, не решаясь пройти дальше.
– Давай скорей, я не люблю ждать! – подзывая к себе испуганного мужчину, проговорил Дериан.
Тот, покорно протянул конверт, прищурив заранее глаза, ожидая разъярённой реакции. Побледнев, граф торопливо сломал знакомую печать. На редкость, молча и спокойно, забегал глазами по строчкам. Молниеносно, они налились яростью, и что было силы, он крикнул:
– Лансере ко мне, немедленно! Аделия, а ты выйди, я позже с тобой поговорю!
Аделия поспешила первой оповестить Лансере, ей хотелось подробней узнать о случившемся.
Она, совсем забыв, о знакомстве с претендентами, на руку и сердце сестёр, не стучась, вбежала в уютный, небольшой кабинет Лансере. Там на диване сидело двое молодых мужчин, напротив них, краснея и бледнея, искрясь от изобилия украшений, кокетничали Изабелла и Мадлен, держась за руки. Необычно важно, за дубовым столом восседал Лансере, он неподдельно доброжелательно разговаривал с пожилым лордом Монфераном.
– Ой… прошу прощения… – проговорила Аделия, густо покраснев. Она умоляюще взглянула на Лансере, тот улыбаясь, заговорил:
– Хочу представить вашему вниманию, единственную дочь нашего уважаемого и талантливого, графа Дериана Монтескьери – сколько было искренности и доброты в его словах, как игриво, он менял тембр голоса, просто ангел имеющий плоть, а по иному, его трудно назвать.
– Извините меня… – Аделия растерянно улыбнулась – я была не в праве так поступать, без разрешения вторгаться в вашу умиротворённую беседу.
– Девочка моя – перебил испуганную девушку Лансере – нет ничего безысходного в твоём поступке, всё в порядке! Что же случилось?
Графиня смутившись, подозвала Лансере к себе, ей не хотелось, чтобы лишние уши слышали, и чужие глаза видели, как проблематично и уныло движутся дела в названном сказочно-счастливом графстве.
– Пришло какое-то послание, отец жутко изменился в лице, он взбешён, он расстроен. Я не знаю что там такое, но сердце не обманет, чувствует, что-то не так!
– А кто передал данное послание? – поинтересовался Лансере, насторожившись.
– Какой-то мистер Смит…
Аделия с изумлением заметила, что и лицо её любимого дяди, приобрело такую же трагичность, что и перемена в чертах непоколебимого графа.
– Непредвиденное обстоятельство, прошу простить меня, я не в праве ничего исправить. Моё временное отсутствие, не заставит себя долго ждать – как потускнели его глаза, толстая пелена непонимания, стёрла радужную оболочку счастья.
Все собравшиеся, безусловно заметили перемену, и с нагнетающим любопытством, как сговорившись, принялись испепелять Лансере закравшимся непониманием. А он в свою очередь неподвижно, как заколдованный смотрел на Аделию, и умоляюще, хотел хоть что-то прояснить. Но в ответ на это, в ответ на свой эмоциональный порыв, он единственное что услышал:
– Всё что тебе любопытно, и что тебя гложет, найдёшь в кабинете моего отца…
– Да-да, я это уже понял – выплывая из забвения, пробормотал он.
Лансере, не решаясь покинул свой кабинет. Было явное впечатление того, что шаги ему давались с большим трудом. Нет, он шёл не по паркетному полу, и находился он не в уютном гнездышке, называемом его кабинетом, а явно ощущалось, что под его ногами был хрупкий лёд, а окружала его огненная пустыня, с безжалостным ветром, который дул ему в лицо.
– Так вот значит, что из себя представляет дочь графа Монтескьери – произнёс лорд, нагло изучая нежданную гостью – я наслышан о Вас юная мисс, и о главе вашего семейства! Он весьма капризен и жесток в выборе кандидата, на Ваши руку и сердце.