Весна Вероники

Тонкая, гибкая, в искрящемся облегающем платье, так выгодно подчеркивающем ее изящную фигурку, Вероника легко двигалась в такт музыке, а возле нее неловко топтался тот мужчина «с бокалом». Он виновато улыбался и разводил руками – дескать, извините, танцую как умею, но в то же время не спускал с Вероники восхищенных глаз. А как только зазвучала медленная мелодия, подхватил ее и закружил в ритме вальса, даже не спросив разрешения.

Впрочем, Веронике было все равно: ее в этот вечер несло, будто бурным течением, в неизвестном направлении… Она даже сама себе не могла ответить на вопрос, почему отказалась от путевки на Кипр, тем более, вдвоем с Вадимом Николаевичем.

Она словно мстила ему за три месяца собственных страданий, а в его лице – всем мужчинам, которые когда-то ее обидели. Впервые в жизни она почувствовала, что может это сделать: она была, как никогда, уверенна в себе и своей неотразимости, и это волшебное чувство придавало ей силы. Где-то в глубине души Вероника надеялась, что никуда Вадим Николаевич от нее теперь не денется, поэтому и смогла себе позволить подобное безрассудство: отказаться от путевки… И в то же время она отчаянно трусила: а вдруг сделала это зря, а вдруг Вадим Николаевич окончательно в ней разочаруется, а вдруг…

Все эти противоречивые чувства просто разрывали ее на части, она злилась на себя до слез, но поделать ничего не могла: как говорила в таких случаях Светка, «Остапа понесло…».

Вальс мужчина танцевал здорово, да и Вероника когда-то в юности пару лет занималась бальными танцами, поэтому полностью отдалась во власть своего партнера и даже закрыла глаза. Так приятно было кружиться, едва касаясь ногами паркета, чутко откликаться на звуки музыки, чувствовать каждое движение незнакомого мужчины, его сильную руку у себя на талии и другую, крепко сжимающую ее пальцы…

Они уже давно танцевали одни на площадке – им просто освободили место. А когда музыка закончилась, раздался гром аплодисментов: все присутствующие таким образом продемонстрировали свое восхищение танцевальной импровизацией в их исполнении.

Незнакомец проводил Веронику за столик, где мрачно сидела вся компания, и поцеловал ей руку:

– Можно пригласить вас и на следующий танец? – спросил он, заглядывая Веронике в глаза.

– Она уже обещала танец мне, извините, – вежливо ответил за Веронику Вадим Николаевич, многозначительно при этом на нее глянув. – Правда, Вероника Сергеевна?

– Нет, не правда, – весело сказала Вероника. – До пятницы я совершенно свободна!

Женщины за столом нервно вздрогнули, а прекрасный незнакомец обворожительно улыбнулся, даже не взглянув в сторону Вадима Волконского, довольно кивнул головой и удалился за свой столик – там его ждали два приятеля не очень приятной наружности.

Вадим Николаевич удивленно смотрел на Веронику, а та, раскрасневшаяся после танца, с блестящими от сдерживаемых слез глазами, залпом выпила неизвестно какой по счету бокал вина и принялась неестественно оживленно обмахиваться салфеткой. Она чувствовала, что уже пора бы остановиться, но не могла. Мир рушился, но он рушился вместе с ней, поэтому все уже не имело никакого значения…

Дальнейшее Вероника помнила смутно. Она пила вино бокал за бокалом, танцевала то с мужчиной из-за соседнего столика, то с Вадимом Николаевичем, а весь ресторан с интересом наблюдал за разворачивающейся интригой. Даже Ирэна Адамовна, которая так спешила домой, решила остаться, опасаясь пропустить самое интересное, а остальные дамы и вовсе будто новый сериал смотрели – в Вероникой в главной роли.

А та словно не замечала впечатления, которое производила: кокетничала с Сашей – так звали незнакомца, думала, что «заводит» Вадима Николаевича, прижимаясь к нему в танце всем телом и поглаживая пальчиком его шею…

Мужчины устроили между собой негласное соревнование: кто быстрее пригласит Веронику, а та пила вино, громко смеялась и не пропускала ни одного быстрого танца, собирая вокруг себя круг поклонников и сочувствующих.

Во время одного из танцев Саша – симпатичный спортивный брюнет лет сорока – прошептал, крепко прижав к себе Веронику:

– Я могу отвезти тебя домой. Прямо сейчас…

– Но я не хочу прямо сейчас, – капризно протянула Вероника. – Меня дома никто не ждет, и еще не вечер…

– Вечер-вечер, уже вечер. А поедем не к тебе домой, а ко мне – разве я неясно выразился?..

Веронике не понравился его тон, но количество выпитого не позволило адекватно на это отреагировать. Она в шутку оттолкнула Сашу, но тот обнял ее еще крепче и тихо сказал:

– Не дури. Ты едешь со мной, понятно? Только давай без провожатых – быстро бери сумку и отчаливаем, пока этого хмыря нет…

Вероника мысленно возмутилась, что Саша назвал Вадима Николаевича хмырем, но почему-то послушно взяла сумку и под протестующие возгласы коллег направилась вслед за своим новым знакомым к выходу.

Изольда Викторовна выскочила из-за стола и схватила Веронику за руку:

– Верка! Ты что, офигела?! Ты куда собралась, ненормальная?! Дождись лучше Вадима Николаевича, он тебя сам домой отвезет или вызовет такси!

Но Вероника пьяно отмахнулась от Изольды Викторовны, решительно выдернула руку, помахала у той перед лицом пальцем и заплетающимся языком пробормотала:

– А вот и не угадали, Изольдочка Викторовна! Я не офигела, а Вадим Николаевич пусть Анжелку Марковну домой везет! И на Кипр с ней едет! И вообще… Оставьте меня в покое – как же вы меня все достали за тринадцать лет…

Слегка покачиваясь на высоких каблуках, Вероника покинула зал, небрежно волоча за собой по полу длинный нежно-бирюзовый Светкин пиджак…

Саша был уже одет и ждал Веронику в гардеробе. Молча взял у нее номерок, принял пальто и пакет с сапожками, помог одеться. Галантно, но крепко взял за локоть и повел к машине – Вероника даже не поняла, что это была за марка, но явно какая-то иностранная.

В черном автомобиле с тонированными стеклами уже сидели два давешних приятеля Саши, соседи по столику: у Вероники на свежем воздухе как раз случился проблеск сознания, и она обратила внимания на их напряженные лица.

Девушка уже была в машине, когда Саша, закрывающий за ней дверь, вдруг оказался сбитым с ног какой-то темной тенью, а ее саму кто-то дернул за руку с такой силой, что она пулей вылетела из салона и неловко приземлилась прямо в глубокую лужу, покрытую тонкой коркой льда. Только и успела, что поднять вверх сумочку, и теперь сидела почти по пояс в холодной воде, не понимая, что происходит, и не представляя, что делать дальше…

А возле машины уже развернулось натуральное побоище: двое выскочили из машины и бросились на подмогу Саше, который дрался с Вадимом Николаевичем. Из ресторана вывалились нетрезвые женщины отдела и хором завизжали, увидев жуткое зрелище: трое против их начальника, и Вероника, сидящая с поднятыми руками в луже. К дерущимся уже спешили охранники: вот их разняли, вот затолкали в машину Сашу с дружками и велели быстро уезжать (видимо, это были их знакомые), вот вытащили из лужи Веронику…

Все это замерзшей и мокрой Веронике напоминало кадры дешевого боевика. Она находилась словно в безвоздушном пространстве, в центре циклона – а вокруг все бурлило и бушевало. Как встревоженные куры, бегали и кудахтали ее коллеги по работе; охранники оказывали первую помощь Вадиму Николаевичу; подъехала милицейская машина, которую, очевидно, кто-то вызвал по мобильному…

Отмахнувшись от охранников и коротко о чем-то переговорив с капитаном милиции, побитый Вадим Николаевич взял Веронику за руку и куда-то повел. Как выяснилось, на стоянку, где был припаркован его бутылочного цвета «Фольксваген». Не обращая внимания на то, что с Вероникиного пальто потоком стекает вода, он помог ей забраться на заднее сидение, велел «сидеть и не высовываться», а сам пошел утрясать дела и объясняться с коллегами по работе, охранниками и милицией.

Вероника находилась в полном ступоре. У нее не было никаких мыслей, кроме одной: «Зачем я так напилась?..». Где-то на задворках сознания вспыхивали и исчезали какие-то смутные образы: вот она танцует с Сашей… с Вадимом Николаевичем… опять с Сашей… лица коллег – с выпученными глазами и безмолвно раскрывающимися ртами, они сменяли друг друга, как картинки в клипе, вызывая раздражение и головную боль… Откуда-то из тумана выплыла мама: она укоризненно качала головой и грозила пальцем…

Вероника ухватилась за этот образ: мама! Она же ей ни разу за вечер не позвонила, и сейчас, наверное, та глотает валидол и обзванивает больницы с моргами…

Вероника попыталась открыть дверь, чтобы немедленно бежать к телефону и сообщить маме, что скоро будет дома (ее сотовый остался дома на зарядке), но тут вспомнила, что сидит полностью мокрая, грязная, в чужой машине, которую нельзя вот так бросить незапертую, и притихла. Будь что будет, в конце концов. Она ведь уже взрослая девочка и не обязана докладывать маме о каждом своем шаге. Мама ведь знает, что дочь ушла в ресторан, а такие мероприятия быстро не заканчиваются…

Вероника никак не могла согреться, хмель выветривался, и ее стало слегка поколачивать. К тому времени, пока пришел весь обклеенный бактерицидным пластырем Вадим Николаевич, Веронику била крупная дрожь, и она в буквальном смысле стучала зубами: машину хозяин не завел, а ночная температура в апреле опускалась до нуля…

Вадим с тяжелым вздохом сел за руль, сочувственно обернулся к Веронике и сказал:

– Я этот юбилей на всю жизнь запомню, ей Богу. Что на вас нашло, Вероника Сергеевна, а? Делать-то что будем?

– Ма-ма…машину заведите, пожалуйста… – Веронику просто трясло от холода. Больше всего на свете ей хотелось сейчас погрузиться в горячую ванну, а потом выпить большую кружку обжигающего чая – и спать, спать. А пока хотя бы просто согреться…

Вадим Николаевич стукнул себя по лбу ладонью, завел машину, и пока она прогревалась, настроил радио на какой-то ночной канал, по которому в режиме нон-стоп крутили легкую приятную музыку.

Незаметно Вероника согрелась и уснула, неловко откинув голову. Вадим Волконский снял пиджак, свернул его и, перегнувшись через водительское кресло, положил Веронике под щеку – та даже не пошевелилась.

Немного подумав, Вадим Николаевич медленно вырулил со стоянки. Ехать ему было решительно некуда: дома ждала (а может, уже и спала) юная подружка Оленька, которая живет с ним уже год, а где обитает Вероника Сергеевна, Вадим Николаевич не имел ни малейшего представления.

Ему и в голову не могло прийти, что эта замухрышка Симакова может оказаться такой роскошной женщиной! Три месяца он ее даже не замечал: да и как можно заметить безликое существо без возраста, большую часть времени прячущееся за своим компьютером?

Конечно же, Вадим Николаевич сразу понял, что Вероника Сергеевна Симакова за ним оттуда пристально наблюдает, но ему и в голову не могло прийти, что это вызвано с ее стороны какими-то чувствами. «Обычное женское любопытство», – решил для себя Вадим Волконский, и никак не дал понять странной сотруднице, что знает о ее маленькой тайне. К тому же, она совершенно не выделялась на фоне остальных своих коллег – женщин «элегантного» возраста. Если на то пошло, Анжела Марковна была куда более яркой и привлекательной в свои 40 лет, чем Симакова, но со стервозами – а Анжела Марковна, безусловно, таковой являлась, – Вадим Николаевич принципиально дела не имел. Когда-то в молодости настрадался, и с тех пор у него выработался на стерв своеобразный иммунитет.

Когда его пригласили на должность начальника этого сугубо женского отдела, Котька Сапрыкин, лучший друг детства, долго его подкалывал и всячески дразнил: «Все, Вадька, ты пропал! Обженят в два счета – только держись! Спорим на ящик пива, что через полгода поедем тебе кольцо покупать и белый смокинг!»…

Сам Сапрыкин некоторое время назад по обоюдному и мирному согласию развелся с супругой Маринкой, бывшей их с Волконским одноклассницей, и сейчас пребывал, как он выражался, «в поиске»: ему нужна была Жена с большой буквы («С большой «Ж»?.. – ехидничал Вадим), а что это такое, он и сам толком не знал.

Маринка была редкостной грязнулей, за двадцать лет так и не научилась готовить, и семейная жизнь, как она выражалась, «сидела у нее в печенках». Сапрыкинские близнецы Кеша и Гриша учились в университете, с удовольствием жили в общаге, а их мама Марина съехала в новую квартиру, купила компьютер, подключилась к Интернету и чувствовала себя абсолютно счастливой: никто от нее больше не требовал чистых носков и рубашек, порядка в доме, да еще каждый день какой-нибудь еды…

Котька (в обычной жизни – Константин Петрович Сапрыкин) подшучивал над Волконским за его тягу к совсем молодым девушкам («Она у тебя уже на горшок ходит, или все еще в памперсах?»), и яростно отмахивался, когда Вадим приводил к нему знакомиться очередную «подругу подруги»: «Вадька, да иди ты со своим детским садом, ей Богу! Меня самого впору с ложки кормить, так что я в няньки не нанимался!..».

На самом деле он с ужасом представлял, что в его доме снова появится существо, которое не умеет (или не хочет) готовить и поддерживать должную чистоту, и у Константина Петровича даже скулы сводило. Все, что угодно, только не это!..

 Вадим медленно ехал по ночному городу и через плечо поглядывал на тихо спящую Веронику Сергеевну. Красивая же баба оказалась! Что все-таки с женщиной делает нормальная одежда, хорошая прическа и удачный макияж! А ведь на работу она практически не красится, вспомнил Вадим Николаевич. И одевается всегда как-то по-старушечьи, во что-то длинное и несуразное. «Прятать такую красоту – вот странная женщина…», – думал Вадим Николаевич.

В ресторане на него будто что-то нашло. Он действительно сначала не узнал Веронику Сергеевну и даже решил, когда увидел ее за общим столом, что кто-то из дамочек притащил свою дочь. И только приглядевшись, понял, что это – Симакова, просто при параде.

«Да она совсем молодая!», – с удивлением констатировал Вадим, который всегда считал, что тихой и незаметной Веронике Сергеевне давно перевалило за сорок. Но сегодня она была просто ослепительной! Огромные темно-серые глаза, грива натуральных светлых волос, прямой аккуратный носик, пухлые губы… Просто секс-бомба в этом своем блестящем коротком платьице!

Вадим даже про маленькую Олечку, обиженно сидевшую дома, на время забыл – Вероника натурально вскружила ему голову! Даже подумал в какой-то момент, что при другом раскладе… А почему бы нет? Во всяком случае, совместную поездку Кипр он предложил ей хоть и в порыве, но совершенно искренне, и даже сам поверил в то, что сказал. В конце концов, почему бы и не развеяться, а Олька пока у мамы пожила бы…

Его подружке было всего девятнадцать, она училась на втором курсе коммерческого вуза и по договоренности со своей мамашей уже год жила у Вадима.Появляться с почти вчерашней школьницей открыто в общественных местах он пока не решался – хрупкая невысокая Олечка выглядела лет на четырнадцать, не больше…

Если бы не тот наглый тип с соседнего столика, Вадим бы, конечно, так не завелся. Но получалось, что у него из-под носа уводят женщину – какой мужчина это стерпит? Ему вообще вся эта троица не понравилась: лица трезвые, напряженные. Люди явно пришли не отдыхать… А когда дружки того хама закрыли его в туалете, Вадим понял, что Веронике Сергеевне грозит серьезная опасность, – слава Богу, успел вовремя освободиться и отбить сотрудницу у явных бандитов.

Вадим не сомневался, что, мягко говоря, нетрезвой женщине в этот вечер мало бы не показалось – ребята явно не собирались так просто ее отпускать… Ловили будущую жертву  «на живца», в роли которого выступал самый привлекательный из них – Саша… И поймали ведь!

Вадим дотронулся до пластыря на лице, поморщился: черт, все неприятности в этой жизни от женщин! И что теперь с ней делать? Честно говоря, подчиненная его больше не возбуждала: с растрепавшейся прической, размазанной по щекам помаде, в потемневшем от воды пальто и порванных на правой коленке колготках она мало походила на ту сексуальную Веронику, которая потрясла его воображение в ресторане, и сейчас ей вполне можно было дать ее годы.

Вадим Николаевич вспомнил нежную Оленьку, которая сейчас свернулась калачиком в его огромной постели и наверняка уже спит, – такая теплая, нежная, пахнущая молоком и детским мылом, и даже застонал от нетерпения и ломоты в низу живота. Он прибавил газу, развернул машину посреди дороги и помчался к Котьке Сапрыкину – ну не на скамейке же оставлять эту Симакову!..

Костя Сапрыкин видел десятый сон, когда в дверь стал кто-то ломиться. Кое-как запахнув халат, Костя с закрытыми глазами добрел до двери и хрипло проворчал:

– Кто там, в конце концов?..

– Котя, открывай, еле держу…

Волконский! Опять ему неймется среди ночи.

«Если притащил очередную подругу, задушу!», – подумал Костя, открывая дверь, и еле успел подставить руки: на него рухнуло что-то мокрое и тяжелое.

– Господи, Вадька, это еще что такое?!

Волконский прислонился к косяку и дрожащей рукой вытер мокрый лоб:

– Котька, выручай, – простонал Вадим. – Черт, вообще никакой дыхалки не осталось!..

Сапрыкин держал в объятиях чье-то ватное тело, которое еле стояло на ногах, и совершенно ничего не понимал. Этот Волконский просто выведет его когда-нибудь!..

– Все, Костик, я поехал. Ты тут сам уж, ладно? – и лучший друг заискивающе улыбнулся.

Держать странную ношу было тяжело и неудобно, поэтому Костя, пыхтя и отдуваясь, волоком дотащил живой куль до дивана, где кое-как и устроил. Видно было, что «недвижимость» – женского пола, причем сильно нетрезвая.

Этот наглец Волконский вообще совесть потерял: мало того, что врывается среди ночи, так еще и проблемы ненужные создает! Наверное, очередную свою «курочку» напоил, а везти некуда. Зато к Сапрыкину можно! У Сапрыкина дома проходной двор и ночлежка с вытрезвителем!..

Костя решительно направился в прихожую, чтобы сказать дружку все, что о нем думает, но того уже и след простыл. Костя высунул голову за дверь, но услышал только топот быстро спускающегося по лестнице человека.

– Вадька, гад! Ну, появись ты еще!..

Ответом ему было только гулкое эхо, разнесшееся с первого по девятый этаж, и Костя поспешил захлопнуть дверь во избежание ненужных объяснений с соседями…

Котя Сапрыкин растеряно вошел в гостиную и с тоской подумал: «Господи, ну и что мне с этим делать?..».

«Это», все мокрое и в грязи, лежало на красивом китайском покрывале, а рядом с диваном, на светлом пушистом покрытии, куда свешивались ноги в грязных сапогах, уже образовалось некрасивое пятно…

«Ну погоди, ты у меня протрезвеешь – всю эту квартиру выдраишь, как миленькая!», с несвойственной ему злостью (больше он, конечно, злился на друга, чем на эту несчастную пьяньчужку) подумал Костя. Тяжело вздохнул и принялся освобождать девушку от мокрой одежды. При этом больше переживал за новое покрывало, чем за здоровье незнакомки…

На пол в прихожей полетело тяжелое пальто, сапоги… Костя изумленно остановился: его взору представилась ладно скроенная женская фигурка в необычайно красивом блестящем платье, которое неприлично задралось и обнажило стройные ноги, впрочем, в порванных и грязных колготках. «Господи, да на ней же абсолютно все мокрое!», – спохватился Костя и, недолго думая, стащил с девушки колготки вместе с белыми кружевными трусиками, стараясь при этом никуда не смотреть, – еще не хватало, чтобы его обвинили в использовании беспомощного состояния гостьи…

Девушка даже не пошевелилась – она вообще казалась неживой, и Костя встревожено нагнулся к ее лицу, желая проверить, дышит она или нет. И тут с удивлением обнаружил, что это – никакая не юная девушка, а совсем даже взрослая, можно даже сказать, женщина. Хоть и молодая. Значит, Вадька здесь не причем. Видимо, мадам стала жертвой собственного организма, а Вадим, как истинный джентльмен, не мог оставить даму в таком непотребном виде. Вот только отдуваться за Вадькино благородство должен почему-то Костя…

Он осторожно убрал светлые пряди волос у женщины с лица и обнаружил, что она очень даже хорошенькая. То есть потрепанная, конечно, с размазанным по физиономии макияжем, лохматая, но, как говорится, красоту не пропьешь. И Костя принялся дальше раздевать спящую красавицу – теперь он искренне переживал, что незнакомка лежит во всем мокром и поэтому может простудиться.

Кое-как стащил узкое блестящее платье, жутко при этом стесняясь и краснея («Господи, только бы она не пришла в себя!»); осторожно потрогал пальцем бюстгальтер – в принципе, сухой, но надо снять – кажется, женщины всегда их снимают, когда ложатся спать… Но как же это сделать, чтобы ее не разбудить? Костя, почти не дыша, просунул руки даме под спину, нащупал там застежку и где-то с пятой попытки сумел справиться с хитроумной конструкцией. Кружевной лифчик, обнаживший красивую крупную грудь, он аккуратно повесил на спинку кресла…

Костя обескуражено смотрел на спокойно и глубоко спящую то ли девушку, то ли женщину, и его раздирали противоречивые чувства. Во-первых, она не была зеленой нимфеткой и уже поэтому нравилась Косте. Во-вторых, она оказалась, на взгляд Сапрыкина, божественно красива! Конечно, у Кости был специфический вкус, но девушка оказалась хороша необыкновенно! Ее тело было почти совершенным, хотя и

 не юным…

Гостья пошевельнулась, и Костя метнулся из комнаты – еще не хватало, чтобы его застали за таким постыдным занятием, как разглядывание обнаженного тела! Но тут же спохватился, что девушка лежит совсем раздетая и, наверное, очень мерзнет во сне. С внутренним трепетом он заглянул в гостиную, но девушка все так же безмятежно спала, только слегка поменяла позу.

Костя облегченно вздохнул и притащил целый ворох одеял и подушек. Уже почти спокойно он всячески ворочал незваную гостью, чтобы постелить ей простынь, под голову подложил самую лучшую подушку, основательно укутал одеялами, а сверху прикрыл еще и пледом. Буквально через пять минут спящая красавица разрумянилась и задышала ровнее – видимо, согрелась. Он еще немного посидел с ней рядом, потом заботливо, как маленькой, подоткнул одеяло и с чувством исполненного долга отправился к себе в комнату. Как ни странно, уснул моментально и спал без сновидений…

А Веронике снилось, что она бредет по раскаленной пустыне, и в лицо ей дует горячий ветер. Она задыхалась, ей было жарко и дико мучила жажда, но впереди и позади был только песок, и она чувствовала, что погибает…

В какой-то момент она очнулась от собственного стона и некоторое время ничего не могла понять: было так же жарко, так же хотелось пить, но хотя бы не скрипел песок на зубах, как во сне, и не обжигал тело суховей…

Вероника с трудом пошевелилась – сделать это оказалось непросто, так как сверху ее придавила масса чего-то синтепонового и пушистого. «Может быть, на меня упала вешалка с одеждой?», – вяло подумала Вероника и даже не удивилась ходу своих мыслей. Она смутно помнила события вчерашнего вечера, но твердо знала, что напилась, «как прачка», поэтому теоретически вполне могла и под вешалкой проснуться, и под забором, в собачьей конуре, и вообще, где угодно…

А во рту между тем полыхал пожар – Вероника еле смогла пошевелить языком. «Это и называется засуха в Большом Бодуне…», –самокритично подумала она, и решила любой ценой раздобыть чего-нибудь попить. К тому же, у нее просто раскалывалась голова, и каждое движение причиняло немыслимую боль: в мозгу что-то стреляло, взрывалось, громко бухало и ярко вспыхивало. Она выскользнула из-под горы одеял и с изумлением констатировала, что стоит совершенно голая в незнакомой квартире!

Веронике стало страшно – даже о жажде забыла. Она пулей юркнула обратно под одеяла и притаилась там на некоторое время, но потом все же осторожно выглянула наружу и принялась осматривать комнату, в которой находилась.

Обстановка не блистала оригинальностью и изысканностью, но, безусловно, сильно отличалась от той, что была дома у нее самой. Модная горка с красивым столовым сервизом за стеклом, большой овальный стол с шестью стульями, стильный комод, на котором стоял какой-то навороченный музыкальный центр, на стене – большая картина, изображающая роскошный букет сирени в банке с водой… Сама она лежала на уютном диванчике, а в углу комнаты стояло такое же кресло.

Чем больше Вероника осматривала помещение, тем больше оно ей нравилось. Одно только мучило и не давало покоя: она сейчас находится у Вадима или у Саши, и было ли у них что-нибудь?..

Скромные познания в физиологии вроде бы не давали основания думать, что что-то было, но кто знает, на что способна пьяная вдрызг женщина…

Вероника застонала от стыда и неизвестности. А еще с ужасом подумала, что маму точно разобьет инсульт – ведь, судя по пробивающемуся сквозь плотные шторы яркому апрельскому солнцу, на улице давно божий день…

Вероника прислушалась: в квартире стояла подозрительная тишина. И тогда она уже более смело покинула свое убежище, замоталась в легкое покрывало и отправилась на разведку.