Весна Вероники

Негромко играла музыка, создавая приятный фон, слышался звон посуды, мужской и женский смех – обычная ресторанная атмосфера. Вероника пробовала вкуснейшие салаты, пила красное вино, невпопад отвечала на вопросы, а сама все косилась на свободный стул, стоящий рядом: если не убрали, значит, ждут. Она даже начала сердиться на Светку за то, что та прицепилась со своей прической: пришла бы вовремя, сейчас бы точно знала, почему начальник задерживается…

Вадим Волконский появился аккурат к горячему, и душа Вероникина унеслась куда-то в пятки. Она чуть не подавилась маслиной, закашлялась, из глаз брызнули слезы, и Изольда Викторовна принялась изо всех сил колотить ее по спине кулаком.

Именно в этот момент Вадим Николаевич со своей шикарной улыбкой подошел к столу и поклонился в общем приветствии, задержав на Веронике удивленный взгляд. Сел рядом, взял в руку бутылку вина:

– Я прошу прощения за опоздание – причина, как вы понимаете, была уважительной… Ну что ж, давайте наполним бокалы и выпьем за нашу замечательную организацию, за наш отдел и его прекрасный коллектив в вашем лице. Я счастлив, что попал сюда три месяца назад, очень вас всех люблю и надеюсь, что мое чувство взаимно… Позвольте, милые дамы, я, как единственный среди вас мужчина, выпью этот бокал стоя!

Разнаряженные женщины расплылись в довольных улыбках, потянулись к начальнику чокаться, и только Вероника сидела, будто кол проглотила, кусая губы и теребя край скатерти. Вадим Николаевич шутливо заглянул ей в лицо, протянул бокал с рубиновым вином:

– Ну что же вы, Вероника Сергеевна? За нас, чтобы все мы и впредь работали так же хорошо и успешно… Присоединяйтесь, сделайте одолжение…

Вероника залпом выпила вино и, не поднимая глаз, принялась за горячее, которое только что поднесли. Ела и не чувствовала вкуса, потому что за тесным столом постоянно – то бедром, то локтем, то плечом – прикасалась к Вадиму Николаевичу и от этого моментально начинала задыхаться. Никогда она не находилась так близко к обожаемому мужчине…

Да, именно тогда, в первый день после долгих рождественских каникул, это и случилось. Никто точно не знал, кого назначат вместо Козлова, так как слухи ходили самые разные, но все с интересом ждали представления, шушукались, на всякий случай постоянно подкрашивали губы. Изольда Викторовна, главный источник информации в их конторе, еще до Нового года знала, что начальником будет мужчина, и отдел тихо радовался. Просто еще одну бабу в коллективе они бы не пережили. В их большом кабинете уже и так была достигнута «критическая масса», готовая рвануть в любой момент, и сдержать эту силу могло только здоровое мужское начало («Или здоровый мужской конец!», – хохотала жизнерадостная Изольда, а остальные на нее цыкали и гневно отворачивались).

«Лицемерки! – бушевала потом 45-летняя Изольда Викторовна. – Можно подумать, их в капусте нашли! Да что я такого сказала?!». Но Софья Павловна, Ирэна Адамовна, которым было за 50, и даже 40-летняя заклятая Вероникина «подруга» Анжела Марковна, сама, кстати, претендовавшая на место Козлова, фыркали и кривились. Изольду Викторовну все, кроме Вероники, недолюбливали за острый язычок и неугомонность, но той было безразлично, что о ней думают эти «овцы» и «старые крысы», как она называла сослуживиц за глаза…

Волконский появился ближе к обеду – его привел Самый Главный (генеральный директор их большого и важного предприятия). За тринадцать лет работы Вероника видела Самого Главного раз десять, не больше, и поэтому сейчас во все глаза смотрела на маленькое, толстое, рыхлое существо с венчиком пушистых седых волос вокруг блестящей лысины. Она так увлеклась, что в первый момент даже не заметила того, кто стоял с Генеральным рядом… А ведь не заметить такого мужчину было невозможно!

Вадим Николаевич, их новый начальник, произвел на всех женщин неизгладимое впечатление. Он был воплощением всех девичьих грез о принцах на белых конях, Иванах-Царевичах, Королях-Королевичах и прочих сказочных персонажах, вместе взятых.

Высокий, нежный, хрупкий, нереально красивый – Самый Главный смотрелся рядом с ним как карикатура. Лет незнакомцу было около 35 (а если точно, то 38), глаза он имел небесно-голубые, волосы – темно-пепельные, рот – крупный, словно нарисованный. Но при этом красота не казалась женственной – наоборот, Волконский был похож на голливудского героя, даже мачо, и Вероника поняла, что пропадает…

Их кабинет был отремонтирован по последнему слову офисной моды: место начальника находилось за стеклом, все друг у друга на виду, так что не «пофилонишь». Вероника сидела в уголке, почти полностью закрытая компьютером, и оттуда пристально наблюдала за Вадимом Николаевичем, прячась, в случае чего, за монитор. Она бы сгорела от стыда, если бы начальник заметил, что за ним подгладывают, поэтому соблюдала предельную осторожность. И уже через месяц знала о нем практически всё…

Кофе он предпочитал обычный, испанской расфасовки, с ложечкой сахара. Очень часто не ходил на обед, а обходился быстрорастворимыми супом или кашей. А если уходил, то пропадал, обычно надолго, и тогда Вероника задыхалась от ревности и подозрения: а вдруг он у своей любовницы, и она его кормит сейчас жидким мерзким борщом, а он и не подозревает, какие борщи варит Вероника, – все соседи сбегаются на запах, и половник в кастрюле по-настоящему стоит, как и положено…

А потом воображение рисовало ей и вовсе какие-то жуткие картины: вот Вадим Николаевич в страстных объятиях жгучей брюнетки (почему-то все соперницы представлялись Веронике именно такими), вот они в постели… Впрочем, дальше – туман, потому что думать об этом было невыносимо.

Вероникины познания в области интимных отношений долго ограничивались прочитанными книгами, парочкой порнографических фильмов и почившей передачей «Про это». Был, конечно, у нее кое-какой и собственный опыт, но именно «кое-какой»…

Да, мама не ошибалась, считая дочь девственницей. Физиологически так и было, но все же в полном смысле девственницей Вероника, конечно, себя не считала…

Первым, сто лет назад, был сокурсник Паша, такой же «поздний», как она сама. Он сначала долго и тайно страдал, так что Вероника ни о чем даже не догадывалась. Потом как-то пригласил ее к себе домой якобы по делу (мама об этом, конечно, никогда не узнала), там вдруг набросился, всю обслюнявил, приспустил джинсы с трусами до колен и разрядился Веронике на новую юбку.

Впечатлительную Веронику при этом зрелище немедленно вырвало только что съеденным тортом прямо на ковер, и она, красная, как рак, бросилась в ванную. Пашка в это время, морально раздавленный и напрочь убитый, тихо скулил, забившись в угол дивана, но Веронике было его совсем не жалко: замыв ковер, она принялась за юбку, и ехала потом в автобусе домой, потрясенная и  злая, с мокрым пятном на самом видном месте… Пашку она потом называла про себя не иначе, как «половая тряпка», вкладывая в эти слова сразу два понятия…

Впрочем, Паша на следующий день в институт не пришел, не пришел и на второй день (Вероника тоже бы с удовольствием не ходила, но отличнице нельзя пропускать занятия), а позже перевелся в другой вуз.

Этот случай был страшной Вероникиной тайной, о которой не знала ни единая душа. Потом она долго на дух не выносила парней и не подпускала их к себе на пушечный выстрел. Перед глазами все время маячил жалкий Пашка со спущенными штанами, что-то липкое и противное со странным запахом на ее любимой черной юбке, – и тут же к горлу подступала тошнота. Вероника не могла избавиться от этого чувства до тех пор, пока в ее жизни не появился Гена…

Гена работал водителем у них в организации и часто подвозил Веронику до дома. Конечно, по возрасту он был Геннадий Андреевич, но если его так называли, обижался. Вероника чувствовала, что нравится ему, но Гена был женат, имел чуть ли не троих детей – в общем, никакой опасности для Вероники не представлял. Но в один прекрасный день взял да и признался ей в любви!

Ошарашенная, Вероника тогда выскочила из машины и побежала в обратную сторону, чтобы Гена за ней не поехал. Но тот тоже выскочил из машины и очень быстро ее догнал. Что он тогда только ей не говорил! «Дура, ты же цену себе не знаешь! Да ради тебя любой мужик ничего не пожалеет – что ж ты всех динамишь, никому подойти не даешь?! Если ты мне откажешь, я повешусь, так и знай, потому что без тебя мне жизни нет. Так и знай, повешусь и напишу жене записку, что ты во всем виновата, – разбирайтесь потом с ней сами…».

Вероника от этих слов похолодела и другими глазами посмотрела на Гену: среднего роста, лет сорока, крепкий, чернявый, глаза наглые, раздевающие… И слов таких ей никто никогда не говорил.

И она дала увезти себя на какую-то квартиру, где покорно сама разделась и первый раз в жизни (в 27-то лет!) легла с мужчиной в одну постель.

При воспоминании о том, что она тогда чувствовала, Вероника до сих пор вздрагивает, и какая-то сладкая волна прокатывается от самой макушки до пяток. Гена исцеловал каждый сантиметр ее тела, каждый пальчик на руках и ногах. Он в буквальном смысле всю ее вылизал, и Вероника впервые испытала такое, от чего, кажется, на минуту потеряла сознание… Ей почему-то совсем не было стыдно, потому что Гена был сама нежность, но женщиной она так тогда и не стала. Как Гена ни старался, у него ничего не получилось…

Он молча отвез ее домой и уехал, не попрощавшись, но Вероника этого почти не заметила: она пребывала под впечатлением того, что с ней случилось. Чувство было настолько волшебным, новым, пугающе-сладостным, что Веронику сначала весь вечер била дрожь, а потом она до утра не могла уснуть: вдруг поняла, что случилось что-то важное, значимое в ее жизни, что-то сломалось навсегда, и она никогда уже не станет прежней Вероникой. И отныне будет искать повторения этих ощущений, снова и снова к ним стремиться…

Но Гена на следующий день даже не подошел. Не подходил он и потом. Вероника металась, ее «крутило», она не могла работать и, как собачонка, бегала за Геной, подстерегая его после работы. Тот делал вид, что девушку не замечает, совершенно разбивая Веронике сердце, но через неделю вдруг сам поймал ее на выходе и жарко зашептал в ухо: «Сегодня должно все получиться, с женой у меня все нормально было, значит, и с тобой будет все нормально…».

И Вероника, даже не ужаснувшись смыслу этой фразы, – как телка на заклание, снова поехала с Геной на ту же квартиру. И снова он обцеловывал ею всю, с ног до головы, и снова она уносилась на вершину блаженства, почти теряя сознание, – на этот раз не сдержалась и громко закричала от острого, почти болезненного, наслаждения… Но сам Гена остался «при своих интересах».  Он заставлял Веронику делать какие-то невероятные вещи (хотя Веронике совсем было не страшно и не противно – Генино тело она воспринимала как продолжение своего собственного, как его важную и значимую часть), но все было напрасно – его плоть оставалась безучастной…

Так повторялось еще несколько раз: Вероника ждала этих встреч с нетерпеливым трепетом и волнением, хотя ей и было жалко своего странного любовника. Но однажды Гена сказал, пряча глаза: «Извини, Вероника, но больше ничего не будет, а то я вообще с тобой импотентом стану. Главное, с женой все получается, а как до тебя дело доходит, смотри, что делается… Не пальцем же тебя бабой делать, ей Богу! Ну стыдно, Вероника, понимаешь?».

И ушел из ее жизни навсегда.

Что с Вероникой тогда творилось – лучше не вспоминать. Она совсем потеряла свою гордость: поджидала Гену после работы, караулила в течение дня, узнала его домашний телефон, и каждый вечер ему звонила, хотя и нарывалась в основном на жену (тогда просто бросала трубку). Но Геннадий Андреевич как-то умудрялся обходить все Вероникины заслоны и ловушки, а однажды, внимательно выслушав по телефону ее истеричные рыдания, сказал: «Вероника, я тебя очень прошу: не создавай мне проблем. У меня семья, дети, а ты молодая, еще найдешь себе ё…», – и грязно выругался.

С тех пор, что называется, как бабка отшептала. Вероника замкнулась в себе, ушла с головой в работу, не общалась даже с подругами (именно с того времени она и стала проводить новогодние ночи дома, отказываясь от всех приглашений).  Вроде бы жила – и не жила: внутри все замерло, а может, и умерло. Время тянулось медленно, но годы при этом бежали – в таком вот оцепенении, почти сомнамбулическом состоянии Вероника и провела последние годы.

Периодически кто-то на нее «западал», начинал ухаживать, но девушка вела себя странно: не приходила на назначаемые свидания, цветы принимала небрежно, умными речами не восхищалась, в общем, к интиму никак не располагала, – и молодые люди незаметно ретировались, находили себе более сговорчивых и простых подружек.

Правда, года два назад Вероника снова увлеклась: на этот раз своим инструктором на курсах по вождению, куда она непонятно зачем записалась. Игорь был молод, дерзок и без комплексов: постоянно ковырялся в зубах спичкой, лихо сплевывал в открытое окно раздолбанного учебного «Жигуля» и, кажется, мылся раз в месяц – во всяком случае, от него постоянно исходил термоядерный запах мужского пота, который сводил Веронику с ума.

 Когда она уже немного научилась переключать скорости и реагировать на светофоры, то решила, что пора: на вождение надела короткую юбку. Игорь хмыкнул, когда она неловко устроилась за рулем, а потом все время косился на ее колени. Откатав положенные два часа, сам сел за руль и нахально спросил смущенную и почти на все готовую Веронику: «Ну что, прокатимся по нормальному?».

Он завез ученицу в какую-то рощицу за городом, по-хозяйски расстегнул давно не стираные джинсы, взял Веронику за волосы и притянул ее голову к своему паху. Вероника чуть не задохнулась от смрада давно не знавших мыла мужских гениталий, но, пересиливая отвращение, попыталась сделать то, чего требовал от нее Игорь…

 Ничего похожего на те ощущения, которые когда-то переживала с Геной, она не испытала, наоборот, ее снова чуть не вырвало. А когда Игорь стал подергиваться и все сильнее прижимать к себе ее голову, Вероника начала задыхаться, но потом все же как-то умудрилась вырваться у него из рук, еле справившись с рвотным рефлексом. «Ты что, дура?! – прорычал Игорь, закатив глаза. – Кто ж так делает?!..». Но Вероника, тяжело дыша и вытирая носовым платком губы, тупо смотрела в окно, сама себе удивлялась: что ОНА здесь делает? Зачем все это? На что она надеялась, когда поехала с этим вонючим козлом?..

Игорь, чертыхаясь и матерясь, все же довез Веронику до дома и, высадив ее, резко газанул с места, демонстрируя свое недовольство. Правда, на прощание успел процедить сквозь зубы: «Завтра учиться будешь…», непонятно что имея в виду, и от этого Веронику всю передернуло.

Разумеется, на этом курсы по вождению были преждевременно окончены, и водительские права она так и не получила.

С того момента мужчины окончательно перестали для нее существовать. Вероника смирилась с тем, что одна, и запретила себе об этом думать. Жила себе и жила, «коптила небо», копила на отдельную квартиру и ни о чем таком не мечтала. Правда, часто ей снились потрясающие сны, в которых она опять была с Геной (кстати, постаревшим, потолстевшим и подурневшим в реальной жизни), снова чувствовала на теле его влажные мягкие губы – и улетала, как тогда, много лет назад. Иногда вместо Гены были какие-то другие мужчины, герои сериалов и эстрадные певцы (почему-то чаще остальных снился Валерий Леонтьев), а один раз даже Светка – но хотя бы во сне Вероника ощущала себя любимой, желанной и счастливой. И эти сны вполне заменяли ей реальность, во всяком случае, они снились достаточно часто для того, чтобы не сойти с ума…

Может быть, так продолжалось бы и дальше, не появись в ее жизни Вадим Волконский. Этот красавец и умница вывернул ее сущность наизнанку, взорвал все прошлые установки, заставил действовать. Да она была благодарна ему только за это!

В ней проснулась не просто женщина, а женщина-хищница, и Вероника твердо знала, что в этот вечер без добычи не уйдет…

– Вероника Сергеевна, вы танцуете?

Она так ушла в свои мысли, что даже не заметила, как Волконский склонился над ней в галантном поклоне и уже два раза повторил свой вопрос. Вероника нервно кивнула головой и резко поднялась, едва не смахнув со стола бокал с вином. Вадим Николаевич ловко его перехватил и аккуратно поставил на место. Вероника покраснела до корней волос и уже более спокойно протянула мужчине руку, которую тот принял, как ей показалось, трепетно и нежно.

– А я ведь вас даже не узнал, Вероника Сергеевна, – шепнул ей на ухо Вадим Николаевич, когда они танцевали под какую-то волшебную медленную мелодию. – Сидел сейчас и думал: где же три месяца были мои глаза? Не подумайте ничего такого, но почему бы вам не сменить свой обычный имидж?

– А зачем? – Вероника слегка пожала тонким плечом. – Меня вполне устраивает мой внешний вид. А сегодня просто праздник, в такой день любой женщине хочется выглядеть чуть-чуть по-другому…

Вадим Николаевич тихо засмеялся и чуть сильнее прижал Веронику к себе. Она чувствовала сквозь легкую ткань костюма его горячую ладонь где-то в районе лопаток и полностью сосредоточилась на этом ощущении. Ей сейчас не хотелось ни говорить, ни даже дышать, и она мечтала об одном: лишь бы этот танец никогда не кончался.

– А вы знаете, почему я задержался? – вдруг спросил Вадим Николаевич и слегка отстранился, чтобы заглянуть Веронике в лицо. – На наш отдел выделили две путевки на Кипр – сейчас межсезонье, они дешевые, так что, можно сказать, с барского плеча пожаловали… Об этом еще никто из наших не знает – сюрприз. То есть они знают, что чем-то должны премировать в честь юбилея, но чем именно – не знают… Дали две путевки, а остальное – в денежном эквиваленте: кто захочет – тоже сможет куда-нибудь съездить, но позже, конечно, по очереди, чтобы отдел без сотрудников не остался… Просто я ведь знаю женщин: если у них в руках окажутся живые деньги, они найдут тысячу вариантов, как их потратить с пользой для семьи. Пусть хотя бы кто-то съездит…

Вероника мысленно с ним согласилась: например, лично она бы никогда так глупо – на туристическую поездку ранней весной! – не потратила деньги, а внесла бы эту сумму в «квартирную кубышку», чтобы скорее приблизить долгожданное новоселье…

Вадим Николаевич сделал паузу и продолжил:

– Хотите, я сделаю так, что поедете вы?..

– А вы?!  – тут же вырвалось у Вероники, и она смущенно опустила глаза.

Ах, как неловко получилось! Столько времени скрывать свои чувства, чтобы так глупо проколоться!

Вадим Николаевич еле заметно улыбнулся и сказал:

– Вероника Сергеевна, боюсь, коллеги нас неправильно поймут. Но, если путевка достанется вам, я найду возможность вас там навестить…

Вероника не верила своим ушам: господи, да что же это творится? Человек, о котором она грезила последние три месяца, и который все это время ее просто не замечал, так запросто, почти открыто, приглашает ее на отдых за границу! Неужели все дело только в новом костюме и новой прическе? И если бы она больше уделяла внимания своему внешнему виду, то, может быть, уже сменила бы фамилию Симакова на Волконскую?..

В волнении Вероника невольно сжала руку Вадима Николаевича, и тот бросил на нее вопросительный взгляд.

– Ничего-ничего, я случайно… – окончательно смутилась Вероника и вообще выдернула пальцы из крепкой сухой ладони своего партнера по танцу. Вадим Николаевич с укоризненной улыбкой поймал ее руку и прижал к своей груди – так они и танцевали, пока мелодия не закончилась.

Вероника словно парила над землей. Все, что сегодня происходило, казалось ей невозможным, и даже она сама была будто бы и не она вовсе. И тут, скользя рассеянным взглядом по залу, она заметила мужчину, который смотрел ей прямо в глаза и улыбался. Поймав ее взгляд, он демонстративно поднял фужер с шампанским и пригубил прозрачный напиток как бы в ее честь. Вероника отвернулась – этого еще не хватало! Где вы все, интересно, были раньше?..

Вадим Николаевич проводил девушку за стол, пододвинул стул. Коллеги, кроме Изольды Викторовны, сидели с такими физиономиями, словно их всех только что отправили на пенсию. Анжела Марковна презрительно отвернулась, а Софья Павловна, поджав губы, покачала головой:

– Вадим Николаевич, вы учтите, нас много, и мы тоже танцевать хотим…

Видимо, пыталась пошутить, но получилось как-то обиженно и жалко, совсем по-бабьи.

– А кто вам мешает? – весело спросила Изольда Викторовна. – Мужиков полон зал, выбирай – не хочу! Только не передеритесь!..

Ирэна Адамовна хотела сказать что-то язвительное – это было видно по ее лицу, но Вадим Николаевич, воспользовавшись паузой, быстро проговорил:

– Так, девочки, не ссорьтесь, у нас ведь праздник. Давайте лучше выпьем за наш дружный коллектив, а потом будет сюрприз! Прошу никого не расходиться…

Вероника пила вино, а сама все думала о том, что ей только что сказал Вадим Николаевич. Так вот, оказывается, почему он задержался! Но как же, интересно, ему удастся сделать так, чтобы путевка за границу досталась именно ей? Или, Бог с ней, с квартирой – получить деньги и тоже махнуть на курорт? А маме сказать, что в командировку…

Ее размышления прервал преувеличенно бодрый голос Вадима Николаевича:

– Уважаемые коллеги, милые дамы! Руководство в лице Самого Главного решило наградить наш замечательный отдел в вашем лице в честь его, отдела, дня рождения! Пятнадцать лет – это не шутка! Все крупные корпорации такие праздники давно отмечают на лучших курортах мира. Мы, конечно, пока не корпорация, и не такая уж крупная, да и уехать всем одновременно будет нереально, тем более что не сезон, поэтому мудрое начальство распорядилось следующим образом: нам дали две путевки и пять конвертов с симпатичными суммами. Давайте сделаем так: поднимите руки, кто хочет на Кипр?

– Сейча-а-а-с? – недовольно протянула Анжела Марковна. – Да что там делать-то в апреле, я не понимаю?..

– Да, Вадим Николаевич, ерунда какая-то получается, – подхватила Ирэна Адамовна. – Во-первых, меня муж даже и летом одну не отпустит, а во-вторых, что лично я там забыла? А путевка на сколько?

– На неделю…

– Ну вот, тысяча долларов точно будет! Нет уж, мне лучше деньгами! Ваньке за институт платить, Наташка ноет, куртку новую просит… Мне – деньгами, пожалуйста!

И тут всех будто прорвало. Софья Павловна вспомнила, что у нее уже полгода никак не завершится ремонт и ей позарез нужны деньги на хорошие краны. Анжела Марковна заявила, что если ей понадобится, то она поедет на тот же Кипр: во-первых, летом, во-вторых, не одна, а в-третьих, будет жить в том отеле, который выберет сама, а не в том, который ей скинули по дешевке… Даже Изольда Викторовна, помаявшись, тоже решила взять деньги, потому что… Ну, в общем, она не сказала, но все и так знали, что на подтяжку лица. То есть, этих денег, конечно же, не хватит, но если еще добавить…

Еще день назад Вероника тоже предпочла бы деньги, но только не сейчас… Вадим Николаевич растеряно слушал доводы женщин и терялся: путевок-то две, возвращать и просить деньги неудобно, да и не так просто, наверное (вылет через неделю с группой). Немного подумав, он сказал:

– Значит так.  Поскольку меня тоже поощрили, а желающих ехать не наблюдается, то одну путевку я забираю себе и отдаю за нее деньги, идет? То есть все довольны, а я заодно подышу морским воздухом. Не возражаете, Вероника Сергеевна? Выдержите мое присутствие?

И он с хитрой улыбкой наклонился в ее сторону.

Пять пар глаз буквально впились в Веронику, даже Изольда Викторовна прекратила на некоторое время свои шуточки. И вдруг Вероника, сама в ужасе от того, что делает, тихо произнесла:

– Если можно, мне тоже деньги… Мне квартиру… Ну, в общем, неважно… Я не поеду…

Если бы за столом разорвалась противотанковая мина, она и то произвела бы меньший эффект. Анжела Марковна открыла рот, и на тарелку упало что-то недоеденное; Изольда Викторовна громко икнула и испуганно зажала рот сразу двумя руками; Ирэна Адамовна крепко сомкнула тонкие губы и осуждающе уставилась на Веронику.

Женщины отдела буквально онемели, и за столом повисла напряженная тишина. Первым ее нарушил помрачневший Вадим Николаевич:

– Ну что ж, не смею настаивать. Как говорится, хотелось, как лучше… Попробую вернуть эти две путевки – чтобы все были довольны. В понедельник вы их получите… Да… Что еще? А что же мы не наливаем? Давайте выпьем за… За что? Ну, хотя бы за исполнение желаний. Я хочу, чтобы все ваши планы быстрее осуществились. В общем, за все хорошее…

И первым осушил свой бокал. Растерянные женщины последовали его примеру, а Вероника вдруг встала и громко сказала:

– А я хочу водки! Вадим Николаевич, закажите водки! Мы сюда веселиться пришли, или как?!

На нее обращали внимание, но в Веронику словно бес вселился. Она, конечно, не стала пить водку, которую официант тут же доставил за столик, а сбросила длинный пиджак, оставшись в коротком блестящем платье, и ушла танцевать какой-то быстрый танец. Лишь бы не разрыдаться, лишь бы спрятать свои безумные глаза, полные слез…