Ребро медали

– Вот закажет водки, надо будет реальной привезти. Сдохнет, и ничего нам за это не будет. Желание – его, а команды надо выполнять буквально.

Юрик Баркасов спросил:

– А почему он от нее сдохнет? Ведь пьет же.

Яреев ответил:

– Юрик, царская водка – это смесь азотной и соляной кислот. Названа так потому, что разъедает царя металлов – золото. Если Григорий Алексеевич хлебнет ее, через его рот можно будет увидеть асфальт.

– Да? Не знал.

– Ничего страшного. Слушай дальше свой любимый шансон и развивайся культурно.

После занятия Цаповым царской должности юмористический простор в роте расширился. Так, например, Палыч, завидев его на горизонте, всегда начинал гундосить дореволюционный гимн «Боже, царя храни», а Яреев всех ротных командиров доводил до исступления фразой: «Слуга царю – отец солдатам»…

* * *

Спустя неделю после описанных событий ситуация прояснилась окончательно. Проверка установила, что у командира первого взвода майора Парамонова имелся в наличии левый диплом. Инспекторы тут же начали шушукаться. Ведь вместе с Парамоновым в одной и той же забегаловке учился в свое время и Царь. Но последний, как оказалось, всех надул в очередной раз. После получения левого диплома он еще куда-то поступил, проучился два года и теперь имел реальный документ о высшем образовании. В результате ему опять удалось отмазаться.

Парамонову дали «пинок под зад», Царю влупили строгий выговор за какую-то непонятную дребедень, и все встало на свои места. Уэсбэшники негласно передали, что вся кипа анонимок подшита ими в дело и находится у них. Не хватает одного единственного заявления, подписанного реальным инспектором, и тогда Царю – кирдык. Помог ему удержаться на месте какой-то генерал из Москвы, который тоже являлся великим гонщиком и бухал периодически с Царем на соревнованиях.

Самым интересным было то, что Цапов подозревал в случившейся с ним анонимотерапии своего первого зама – Чпокина. Дескать, подсиживает. Тому же было глубоко фиолетово, что думает Царь. У него вместе с армейскими годами выслуги было лет тридцать, и он готов был отправиться на пенсию хоть завтра. Тем более – никто бы никогда не назначил его на должность командира роты за его прямолинейность и неумение «лизать задницы» вышестоящему руководству.

Как бы то ни было, ситуация разрешилась без особых потерь, и Царь от радости укатил на очередные гонки, выдернув из запоя Дрозда и взяв его с собой. С ними также – в роли болельщиков – уехали Гращенко с Пахомовым.

Через пять дней Клейман зашел в кабинет роты. Он был выходным и приехал в бухгалтерию по своим личным делам. В комнате находились довольные Кузнецов и Дрозд. Они возились с новым телевизором, подключая к нему колонки и видеоприставку.

Клейман поздоровался и спросил у Вани:

– Ну, как съездили?

Тот показал рукой на телевизор и ответил:

– Нормально съездили. Вон, видишь, бонус привезли.

– В смысле, приз достался?

– Да нет, – Дрозд присел на угол стола и принялся рассказывать, размахивая руками. – Царь занял первое место. Ну, это были зональные гонки. То есть он выиграл выход в следующий этап. Все бы ничего, но эти два придурка (Славик и Рома) жили в гостинице. То ли они съели чего-то бодрящего, то ли укурились чем-то. Короче, прожгли сигаретами все подушки в номере, разломали мебель, и чуть отель не спалили. Наверное, от чертей отбивались. Царь еле их от ментов отмазал. Он же возместил весь причиненный ущерб. Как только вернулись, они ему отдали долг (с процентами, естественно), и еще он вот этот телевизор с них выдушил. Теперь живем!

Клейман покачал головой:

– Зачем он их держит? Ведь подставят же когда-нибудь его самого.

Ваня ржанул и, тыча пальцем в сторону Кузнецова, пояснил:

– Кого, Царя подставят? Да никогда в жизни! Они вот этого подставят. Он у них командир взвода. Га-га-га!

Петрович запустил в Дрозда коробкой из-под колонки, но тот все равно не унимался:

– Знаешь, откуда взялся этот диван? – он кивнул на свое недавнее лежбище. – Оттуда же. Его Гращенко с Пахомовым купили за то, что набили морду водителю трамвая, который поимел наглость выгонять их, укуренных, из вагона на конечной остановке. Га-га-га! Фигня! Петрович, чего нам еще в кабинете не хватает? Надо список составить заранее…

Тут зазвонил телефон. Кузнецов взял трубку, выслушал, и бросил ее на стол.

– Это конец! Все моей смерти хотят! Вокруг одни идиоты! Говорил я Цапову, не ставь этого неврастеника исполнять обязанности заместителя командира взвода! Пошел я в КПО. Нет мне никакого покоя!

Он схватил фуражку и выскочил из кабинета. Оказалось – Завалов ушел в отпуск и на его место Царь временно назначил Абакумова. Сегодня тот приступил к работе и уже пишет в КПО объяснение. А дело заключалось в следующем…

В контрольно-профилактическом отделе работал капитан Марочкин. Было ему лет сорок, и представлял собой сей милиционер тип такого же наивного чукотского юноши, как и Пушок, только еще похлеще. С чувством юмора у него не ладилось вообще, и отсутствие оного он с лихвой перекрывал серьезным отношением к работе. Поэтому въедливей и зловредней типа в этом отделе не существовало. Почти все инспекторы боялись его до одури, и он об этом знал. Кроме всего прочего, Марочкин денег не брал, никакие вопросы не решал, а просто тупо писал справки о нарушениях, допущенных инспекторами.

Вот и сегодня он, будучи ответственным по Управлению ГИБДД, подъехал на один из перекрестков с целью проинспектировать работавший там патруль. Капитан обнаружил рядом с патрулем еще один служебный автомобиль, в котором заседал Батон, писавший экипажу проверки в тетради и нагло куривший в патрульной машине.

Марочкин подошел к Абакумову и грозным голосом рявкнул:

– Лейтенант! Через час ко мне в кабинет!

После чего резко развернулся, сел в служебную девятку и уехал. Батон, глаза которого тут же налились кровью, проорал вслед отъезжавшему:

– Пошел к черту, гнида! – и добавил, успокаиваясь, – кричать здесь на меня всякие козлодои будут.

Сразу Абакумов никуда не поехал. Через час Марочкин назвонил в дежурку, и ехать все-таки пришлось.

Зайдя, куда следовало, Батон представился:

– Лейтенант Абакумов прибыл!

– Лейтенант чего? – строго спросил Марочкин.

– У вас плохо со зрением? – начал злиться Абакумов.– Если меня вызвали сюда, а не в комендатуру или ФСБ, то, наверное, милиции лейтенант?

– Вот так и надо представляться, – поучительно заметил капитан. – Бери лист бумаги и пиши объяснение.

– По поводу?

– Почему курил в патрульном автомобиле, почему сидел в нем, то есть – пассивно нес службу.

Батон взял лист и быстро изложил на бумаге, что сидел в машине, потому что писал проверки, а стоя это делать не обязательно. Далее он указал, что в машине не курил, а капитану Марочкину надо у окулиста проверить зрение и по результатам проверки выяснить целесообразность нахождения его в занимаемой должности.

Капитан, прочитав объяснение, заорал:

– Это что такое?! Я сам видел, что ты курил! Ну-ка, переписывай заново!

Батон сдержанно ответил:

– Что вы видели? Может, вас глюки посещают. И вообще – видеозапись есть?

Марочкин потерял дар речи. Так с ним никто никогда не разговаривал. Он тупо смотрел на Абакумова и моргал. Батон, пользуясь замешательством противника, продолжал:

– И вообще я не понимаю, презумпция невиновности касается только отмороженных водителей, а инспектор, значит, – не человек?

И тут Марочкина прорвало:

– Да как ты смеешь?! Ты не знаешь, кто я такой? Да я тебя сгною! Уволю! Ты еще узнаешь меня!

Ошибка капитана состояла в том, что он не только не читал Гашека, персонаж которого (подпоручик Дуб), был как две капли воды похож на него самого, но кроме этого он не знал, кто такой Батон. Но он быстро это узнал. У Абакумова глаза выкатились из орбит, и его понесло.

– Ах ты, старый маразматик! – Батон скомкал лист с объяснением, вскочил на ноги и швырнул его в лицо капитану, но тот успел увернуться. – Да я тебя сам уволю! А ну, пойдем, выйдем! Я научу тебя вежливости, гузно дрисливое!

Марочкин вскочил и, огибая столы, перебежал в другой конец кабинета, где и спрятался за шкафом. Батон, выпустив пар, постепенно успокаивался:

– Ты – фурункул на теле милиции! Пошел ты со своим объяснением козе в известное место! Научись вежливо с людьми общаться! В следующий раз на дуэль тебя вызову, посмотрим, какой ты офицер!

Он демонстративно встряхнул кобурой, вышел в коридор и, бахнув от души дверью, направился к выходу. Навстречу ему попался заместитель начальника КПО майор Куров, который слыл вменяемым человеком. Увидев перед собой разъяренного краснолицего инспектора, Куров счел своим долгом поинтересоваться:

– А что случилось? Здесь вроде бы какие-то крики были…

Батон ответил:

– А то случилось, что во-о-н в том кабинете у вас заседает старый маразматический маньяк. Он – хам и грубиян!

Неожиданно дверь указанного Абакумовым кабинета распахнулась, и в коридор вынесло очухавшегося Марочкина. Он подбежал к Батону и, сунув тому в руки забытую им фуражку, заявил:

– Забери свой головной убор! Еще говна всякого у меня в кабинете не валялось!

Развернувшись, капитан отправился обратно. Абакумов, указав на него пальцем, констатировал:

– Вот видите, товарищ майор, как он с людьми общается? Называет форменную одежду говном. И, заметьте, он обут в неуставные туфли!

Марочкин, подпрыгнув на ходу от злости, скрылся в кабинете и зачем-то закрылся на ключ. Куров развел руками, показывая, что ничего в этой ситуации поделать не может.

– А еще необходимо проверить, – не унимался Батон, – может, он там, на рабочем месте, сейчас водки напьется. У меня создалось впечатление, что он – хронический алкоголик! У него характерный внешний вид.

Со стороны лестницы появился бледный Кузнецов. Увидев Батона, стоявшего рядом с Куровым, он на негнущихся ногах подошел к ним, и устало спросил:

– Что случилось?

– Ничего-ничего,– ответил Куров, – до свидания всем, разберемся.

Батон взял Петровича под руку и повел его к лестнице, нежно приговаривая:

– Все в порядке, никакой справки не будет. И выговор вам новый не объявят. Надо уметь общаться с людьми – и все будет хорошо.

С тех пор у Абакумова появилось новое развлечение. При отлове за нарушение правил кого-нибудь из кентов Марочкина, он веселился от души. Увидев в руках водителя визитную карточку капитана, Батон просил ему позвонить. Как только нарушитель давал Абакумову трубку телефона, тот вкрадчивым, измененным голосом осведомлялся:

– Алло, с кем я говорю?

– Это капитан Марочкин, – следовал ответ.

– Что, нужно отпустить этого человека?

– Да, это мой друг.

И здесь Батон всегда менял голос на обычный и вдохновенно орал в трубку:

– Я знаю капитана Марочкина как честного и принципиального офицера! А ты – мошенник, прикрывающийся его достойным именем! Пошел вон, гнида!

Трубка тут же отключалась с другой от Абакумова стороны, и Леша с удовольствием составлял протокол на ошарашенного водителя.

* * *

В один из дней инспекторы узнали об очередной затее руководства. Решено было собрать с каждого гаишника по тысяче рублей для создания величественного монумента на территории Управления ГИБДД. Полков в крае было ровно пять. В каждом из них работало от семисот до тысячи человек. Плюс – районные и городские отделения. В курилке шло обсуждение этой темы.

Яреев сказал:

– В общей сложности выходит сумма в размере пяти-шести миллионов рублей. Интересно, что же можно изваять за такие деньги?

Клейман заметил:

– Такой размах по плечу Церетели. Запросто можно забабахать какую-нибудь колонну.

– Ничего подобного, – скучающим голосом сообщил Кривцов, – я вам точно скажу, что будет. Для начала они сопрут четыре, а еще лучше пять миллионов, и на оставшиеся деньги поставят гипсовый бюст, который обмоют в хорошем кабаке.

– Действительно, – согласился Поваров, – обязательно надо в очередной раз ободрать инспектора. Вон, в пятиэтажном здании Управления постоянно происходит ремонт. Один месяц – этаж. И так на протяжении нескольких последних лет. Причем после каждого ремонта меняют офисную мебель. На очередном этаже! Неужели она за пять месяцев так сильно изнашивается?

– Да ты на двор посмотри! – Клейман покраснел от возбуждения. – Был нормальный, ровный и свежий асфальт. Содрали его к черту, и все выложили плиткой. Понятно, что так красивей. Но территория Управления – не городской парк! И не центральная улица! Это государственное учреждение! Чем плох ровный, хороший асфальт? Оставили бы его в покое, а на плиточные деньги поставили бы памятник.

– Кстати, кому этот памятник нужен? – поинтересовался Яреев.

– Мне не нужен, – ответил Кривцов.

– Мне тоже, – согласился с ним Поваров.

– Ну, почему бы не поставить? – высказался Юрик Баркасов. – Сколько инспекторов погибло в дорожных происшествиях, на постах, в Чечне!

Яреев ответил ему:

– У каждого из них есть свой индивидуальный памятник на кладбище. На которые, кстати, мы всегда скидывались. И у тебя будет. И мы, как обычно, скинемся. А если ты желаешь стоять в камне на плацу, давай мы тебя грохнем прямо здесь. Пожарной лопатой. Чем плохо? Ты оружие получил? Значит, погибнешь на посту. Представляешь, на похоронах будут звучать твои любимые песни: «Владимирский централ» и «Голуби летят над нашей зоной». Чем не достойная смерть для гаишника?

Клейман добавил:

– Но на такого фрукта как ты даже миллион жалко потратить. Пусть делают из гипса!

– Пошли вы в задницу! – обиделся Юрик.

Спустя несколько месяцев памятник все же появился. Был он сделан из бронзы, что свидетельствовало не о том, будто Кривцов неправ в своих прогнозах, а об участии в деле нескольких богатых спонсоров. Высотой памятник был метра полтора. На мотоцикле восседал инспектор с лицом готового на все тяжкие смертника. Перед скульптурой сиротливо моргали два старых маячка красного и синего цветов.

От всей монументальной группы веяло такой мрачной и убогой безысходностью, что ее неофициально окрестили памятником погибшему от похмельной неудовлетворенности инспектору. Теперь перед монументом стали проводиться показательные разводы для журналистов и устраиваться экскурсии для младших классов соседних школ. Зато нигде больше такого памятника нет! Пыль в глаза!

* * *

Приблизительно в это время началась эпопея с получением офицерских званий. Решено было, что инспектор ДПС должен стать офицером. Связывалась эта кампания, прежде всего, с уязвленным самолюбием водителей, имевших высшее образование.

Дескать, как это так? Я тут такой великий и умный еду, превысил немного скорость. Меня в лице сержанта ДПС останавливает какое-то воняющее лаптями и сермягой быдло и начинает учить жизни! Вот если б сотрудник милиции был офицером, все равно, конечно, было бы больно, но зато – не так обидно!

Эта обида обошлась государству в кучу денег (офицерам надо больше платить и пенсионерам тоже), зато потешила самолюбие водительской части избирателей. Хотя инспекторы от этого умнее не стали, зато дали работу тысячам преподавателей и еду их семьям.

Многие милиционеры сильно головы не ломали. Поступали, учились пару лет, получали звание и бросали. А те, кто доучивался до конца и надеялся на диплом, как на пропуск для продвижения вверх по карьерной лестнице, всерьез считали, что Ро Де У – это ралли в Африке, а Жюль Верн – марка дорогого французского коньяка.

В результате этой идиотской программы существенно обесценились звания. Инфляция в этой сфере пошла полным ходом. Лейтенант в ГИБДД стал аналогом того же сержанта. Зато майоров появилось – пруд пруди. Отношение, правда, к рядовым инспекторам ничуть не изменилось. Как руководители материли сержантов, так продолжали материть и офицеров. Звание это стало своеобразной жертвой, принесенной алтарю псевдодемократии в обмен на голоса избирателей.

Большой военный теоретик местного разлива Ленька Кривцов как-то сказал:

– То ли еще будет! Скоро мы станем у водителей разрешение спрашивать на выписку штрафа, стоя перед ними на коленях.

Конец второй части

Часть третья

Время перемен или пять лет спустя

Сумма двух полумер равна одной мере

законотворческого бессилия.

Кредо российских депутатов.

1

Ночью в кабинете для оформления ДТП состоялось обычное заседание кафедры. Дело происходило летом, и участники сборища с удовольствием утоляли жажду пивом. На столах были расстелены газеты. В помещении дым стоял коромыслом, воняло сигаретами и сушеной рыбой. Заседали: старший лейтенант Клейман, лейтенанты Яреев, Кривцов и Поваров. Зашедший на огонек старший лейтенант Гращенко тоже захотел хлебнуть холодного пивка. Поваров ему налил. Славик сделал глоток, задумался на секунду, поставил стакан и сказал:

– Хорошее пиво. Сейчас вернусь.

Он вышел из кабинета. Вернулся Гращенко через десять минут. Глаза его подозрительно блестели. Славик залпом осушил стакан и заплетающимся языком произнес:

– Спасибо за пиво. Я пошел.

Нетвердой походкой Гращенко вышел из кабинета и медленно закрыл за собой дверь.

– Ох, и развезло же его, – сказал Яреев.

– Ты бы сожрал какую-нибудь таблетку, и тебе б не хуже стало, – заметил Клейман.

– А что? Сплошная экономия. Не надо пива много покупать, – добавил Поваров.

Темой обсуждения в эту ночь являлась бесподобная инициатива президента о переименовании милиции в полицию. Дискуссия была достаточно бурной, но в итоге мнения сводились к одному общему знаменателю – ничего хорошего из этой реформы не получится.

Кривцов говорил:

– От перемены мест слагаемых сумма не меняется. Уже переименовывали ГАИ в ГИБДД. Что изменилось? Ничего. В России всегда так. Вон, в Адыгее переименовали аул Ноябрьский. Теперь он называется Тахтахаблем. И что? Опять-таки – ничего. Те же индюки и помидоры в огородах. Колхоз – колхозом… Так и с полицией будет. Пустая трата государственных денег. Замена бланков, печатей, вывесок, форменной одежды и так далее. Ну, поднимут зарплату до тридцати тысяч. Так за несколько последующих лет этот тридцатник будет стоить не дороже нынешних десяти. Инфляция в стране бешеная. Квартиры будут давать? Как же! С разбегу!

Яреев хлебнул пива и сказал:

– Это все ерунда. У нас в стране деньги постоянно вылетают в какое-нибудь дырявое дупло. Никого этим не удивишь. Все к этому привыкли и всем на это наплевать. Ты лучше скажи, где столько честных полицаев взять? В инкубаторе вырастить? А даже если и так. Где взять честных начальников? Нынешние руководители и честных сделают нечестными в пять минут.

Клейман перебил:

– Если бы мне платили тысяч сорок, я бы всех этих царей послал подальше.

– Не пори чушь! – разозлился Яреев. – За сорок тысяч ты бы воевал с кончеными водителями, бегал по судам и прокуратурам с утра до вечера, ходил строевым шагом и не ковырял в носу на перекрестке? За эти же деньги можно ничего этого не делать, работая в мэрии или краевой администрации каким-нибудь ведущим специалистом! У них зарплаты такие, плюс премии всякие. И не надо с оружием ходить, мерзнуть и тому подобное. Не обидно?

Он закурил сигарету и, успокоившись, продолжил:

– Эта реформа может иметь смысл только в том случае, когда не будет половинчатой. Если не изменить законы, если не привести их в соответствие с планируемыми новшествами, полицейский останется тем же бесправным ментом, о которого любая сволочь сможет так же вытирать ноги и ничего ей за это не будет. Плюс неотвратимость наказания, которой пока нет…

– Все это слишком далекие темы, – перебил Поваров, – а вот как быть с сокращениями?

– Как-как, – Кривцов рассмеялся. – Повыгоняют тех, кто действительно работает. Землю топчет. А те, кто сидят в штабах, так и будут сидеть дальше, зарывшись в кучу отчетов и справок. Кстати, такие как Царь еще и денег срубят на этом сокращении. Вот увидите.

– Кто же тогда работать будет? Дорожки оформлять, регулировать?

– Оставят минимум, растыкают по одному и борись с преступностью, как хочешь…

Ленька Кривцов был довольно интересной личностью. Небольшого роста, худой подобно штакетине от забора, с тонкими аристократическими ручками, чернявый, весь в шерсти как павиан. Лицо имел смуглое, удлиненное, с маленькими глазами навыкате. Таких на Руси в прежние времена называли греческими маслеными рожами.

Мозгами был не обижен. Увлекался Ленька военной историей. Причем упор делал на изучении той части дела, которая лежала в плоскости штабистской деятельности. Он знал, чем питались воины Ганнибала, каким образом транспортировались осадные орудия у китайцев, как проходили профессиональную подготовку солдаты немецкой дивизии «Гросс Германия» и кучу другой, никому в милиции (да и в полиции тоже) не нужной информации. С чувством юмора дружил.

После армии Кривцову захотелось поработать в милиции, где давали в то волшебное время квартиры. И вот он оказался сержантом в должности младшего оперуполномоченного УВД города, где принялся ловить преступников. От работы не отлынивал, сутками пропадал в каких-то засадах и допросах, где помогал более опытным сотрудникам зажимать пальцы рук подозреваемых в дверных косяках, и лупить несчастных жуликов по головам толстенным томом уголовного кодекса. Но квартиру так и не получил, потому что неправедное социалистическое время закончилось, а при наступившем капиталистическом рядовым милиционерам вместо жилья полагалось сосать грошовый сизый леденец.

В этот период существовал в полку ДПС взвод под номером шесть. Сие небольшое подразделение было отдано в распоряжение начальника уголовного розыска города. Инспекторы оказывали операм практическую помощь, то есть возили их на задержания и операции. В свободное время свистели по своей линии. Нарушителей с них никто не требовал, а преступления они раскрывали в достаточном количестве, благо опера им в этом помогали. Короче, не жизнь – а малина.

Ленька понял, что нужно менять поле деятельности и перевелся в этот взвод. Впоследствии, когда сию вольницу упразднили за ненадобностью, инспекторов разбросали по другим подразделениям и Кривцов попал в подчинение к Царю. Ленька быстро понял, кого собой представляет этот руководитель и принялся с энтузиазмом отклюживать деньги. Результат – лучший царский друг. Недолго, правда.

В июле 2006-го года в патрульный автомобиль Кривцова со встречного направления врезался старый «Мерседес» с пьяным «в дым» водителем за рулем. Удар пришелся в среднюю стойку и Ленька, будучи водителем, получил переломы таза, ноги, руки и чего-то там еще. Клейман с Яреевым с трудом вытащили его из хлама, в который превратилась машина. Потом врачи никак не могли вычислить, куда у пострадавшего инспектора уходит кровь. Еле обнаружили какую-то внутреннюю гематому. Двое суток он был без сознания. Влили в него черт знает сколько чужой крови и, наконец, откачали. Лечился он после этого больше года. Перенес ряд дополнительных операций. Стал весить меньше барана, но смог выйти на работу.

Все это время кафедранты-заседатели постоянно помогали его семье, сбрасываясь деньгами, и за это он питал к ним самые теплые чувства. Теперь одна нога у него стала короче другой на четыре сантиметра. Диагноз – не годен к строевой службе. Но на пенсию по инвалидности он не пошел. Вместо этого Ленька зарядил врачам денег и стал на бумаге абсолютно здоровым человеком. Только Царю он был уже не нужен. Командир роты обозвал Кривцова инвалидом и разнылся о том, что теперь Ленька автоматически пролетает мимо всяческих маршировок, строевых смотров и на линии ему делать нечего. Поэтому Царь засунул его оформлять ДТП, чего тот делать отродясь не умел. Яреев помог Леньке и научил. Зато дружба с Цаповым у Кривцова закончилась.

Кстати, после возвращения в ряды сослуживцев, в его характере были обнаружены существенные изменения. Стал он набожным и частенько шептал какие-то молитвы, крестясь при этом на все четыре стороны света. Кроме того, неожиданно в нем проснулось гипертрофированное чувство справедливости. Заключалось оно прежде всего в том, чтобы не дай бог самому не перетрудиться. Типа: сегодня я в магазин за водкой не поеду, потому что ездил вчера. И разливать весь вечер не буду. Не нравится? Я сам себе налью, а вы – не пейте. Дескать, мальчика нашли, что ли?

Во время очередного заседания Яреев предположил, что те несколько литров крови, которые влили Леньке в больнице, принадлежали ранее какой-то конченой до безобразия личности. Все сошлись во мнении, что не только конченой, но еще и козлиной. Поваров предложил привязать Кривцова к стулу, вкрутить ему в вену кран от винной коробки и спустить поганую кровь, а вместо нее залить коньяка…