Косяки начинающих психоконсультантов

– Я под тренингом не подписывалась!

– А под чем ты подписывалась?

Во время собеседования лично я предупреждаю абитуриентов, что в первую неделю занятий им не понадобится ни ручка, ни тетрадь, что они будут сидеть кружком и разговаривать о своей жизни, и спрашиваю, подходит им это или нет. Но Оксану брала на факультет не я, а то бы сразу же по ее документам увидела, с кем имею дело. Педагоги и их дети входят в группу психологического риска, а потому предупреждать их о том, что их ждет, считаю особенно важным.

– Оксана, если ты педагог, то ты в курсе, что записывание теории под диктовку в тетради, то есть лекционная форма, дает 5% эффективности усвоения.

– Да, знаю.

– Ну, тогда ты знаешь и то, что интерактивная форма обучения, то есть тренинг, дает 70—90% эффективности.

– И что из этого?

– А то, что если пришла учиться, как ты утверждаешь, то ты сейчас получаешь от меня знания в максимально эффективной форме. Привычный тебе способ далеко не единственный, им ты и так обладаешь, научись чему-нибудь новому.

– Чему тут можно научиться?

– Тому, чему ты больше нигде не научишься – пониманию процесса.

Рисую на полу мелом дробную черту, над которой в числителе – «содержание», в знаменателе – «процесс».

– Смотри, вот содержание – это то, что видно глазами и слышно ушами. Например, в нашем случае ты ратуешь за лекционную форму обучения. Это видимый пласт. А что под ним? Под ним – процесс, то есть то, что люди делают друг с другом здесь, сейчас, по какой-то причине. Например, с точки зрения процесса, ты борешься со мной за власть. Если я послушаюсь тебя и перейду на лекционное обучение, то тут ты спец и думаешь, что я буду под твоим контролем. Например, ты будешь мне задавать вопросы на засыпку и доказывать, что ты умнее и главнее, а я глупее и слабее. Зачем? Чтобы избежать встречи со своими чувствами, в частности – страхом неизвестности.

– И чему я тут должна научиться?

– Осознанности. Если ты будешь осознавать процесс, скрытый за содержанием, то сможешь делать прямые послания. Например, вместо: «Читайте мне лекцию!» – «Я боюсь».

– У меня нет никакого страха!

– Есть, но ты его не осознаешь, потому что он спрятан под злостью.

– И злости нет никакой, это ваша фантазия!

– Страха нет, злости нет – скажи, что есть.

– Ничего нет, спокойствие!

– Чему мне верить – твоим словам или своим глазам? Ты раскраснелась, голос громкий, интонации враждебные, ногой притопываешь – это спокойствие?

Каждое утро начинается с перепалки с Оксаной. Хорошо, что я пишу пародии и благодаря этому знаю стадии группового процесса. Согласно его закономерностям, скоро мы обе устанем от борьбы, всплакнем и обнимемся. А пока что:

– Я пришла сюда учиться, но до сих пор мы топчемся все на том же месте!

Глава 4. Интервизии

Объединиться в тройки

Среди всех «жанров» обучения интервизия стоит особняком. Интервизия (англ. «inter» – взаимодействие, взаимная направленность; «vision» – виденье) дословно переводится как взгляд в середину, проникновение в суть. Интервизионные встречи – это супервизия без супервизора, профессиональный обмен и представление своей работы в среде коллег, а для начинающих – получение опыта работы и поддержки с их стороны.

Нифонт, заканчивая первую обучающую трехдневку, велел нам прямо сейчас, на занятии, объединиться в тройки, взяв за критерий выбора взаимную симпатию и близость места жительства.

– Собираетесь на пару часов, распределяете роли: клиент, терапевт, наблюдатель. Терапевт с клиентом проводит 20-минутную сессию. Наблюдатель пишет протокол, потом отдает терапевту. Дальше шеринг, обмен ролями. Протоколы сдавать на проверку мне!

– А если не успеем за 20 минут?

– Тогда останавливаете по времени! Наблюдатель следит за регламентом, предупреждает за 5 минут до окончания.

– А как писать протокол?

– Просто слово в слово записываете реплики диалога; на полях, если успеете, замечания типа «покраснел», «заплакал» и т. п.

– А если наблюдатель не успевает записывать?

– А вот для этого и тренируйтесь! Для сертификации вам нужно будет сдать несколько десятков протоколов. Очень часто бывает, что человек показал отличную работу, а вот протоколы написать и сдать никак не может. Конечно, рука устает, но в этом есть свой смысл: пока вы, потея, записываете слово в слово беседу, ваш экономный мозг учится сокращать лишнее, и вы со временем сможете видеть схему сессии.

Лично мне запись протоколов сильно помогла структурировать сессию. Говорят же: лень – двигатель прогресса. Записывая реплики терапевта и клиента, я сокращала все незначительное, доведя сессию у себя в голове до «скелета». Для меня это важнейший сухой остаток, помогающий экономить время, энергию и деньги клиента и позволяющий двигаться непосредственно к цели, то есть к ответу на запрос клиента (о строении сессии см. ниже).

«Ну, что ж ты так?»

В жизни не забуду своей первой сессии, проведенной на интервизионной группе. Моя работа была смехотворно наивной, после нее осталась пародия6, которая на самом деле есть не что иное, как записанный близко к тексту протокол:

Клиентка: У меня проблема – никак не заставлю себя помыть окна в доме.Терапевт: Ну, что ж ты так? Ты уж давай, постарайся как-нибудь, помой.Клиентка: Ну, ладно, помою.

Что здесь не так, в каком месте смеяться? Во-первых, к психологу обращаются не с бытовыми проблемами, а с проблемами душевного плана. Конечно, клиент может начать и с метафоры немытых окон, но тогда этот запрос следует уточнять: почему ты обратилась с таким вопросом к психологу, а не в бюро услуг, например? Или: как это относится к твоей жизни, на что похоже? И что ты при этом чувствуешь? Что будет, если ты их не помоешь? Вопросов может быть задано множество, их назначение – перевести проблему в эмоциональную сферу, тогда для психолога откроется поле деятельности. Пока клиент не заговорил о своих чувствах – нам, психологам, делать с ним нечего.

Во-вторых, я в ответ на запрос клиентки дала совет, а делать, как вы помните, этого нельзя. Кроме совета, я еще и попыталась вызвать у клиентки чувство вины и стыда («Ну, что ж ты так?»), а это никуда не годится. И совет-то, если уж на то пошло, беспонтовый: постарайся, то есть изнасилуй себя, а наши клиенты – люди свободные.

Но клиентка моментально согласилась, и моя сессия закончилась за полминуты. Я, помнится, была обескуражена: нам велели делать сессии на интервизиях по 20 минут, и я еще опасалась, что не хватит времени! И чем заниматься остальные девятнадцать с половиной минут?

Вот для этого и организуются подобные встречи, чтобы обучающиеся методом проб и ошибок сами прошли весь путь от кухонной психологии до профессиональной.

Как Бог на душу положит

Тем не менее, у меня остались самые теплые чувства к моим одногруппникам, с которыми мы учились проводить сессии. Одну из них особенно хорошо помню, это было упражнение на курсе NLP Ричарда Коннера, в результате которого я дописала недописанную книгу. Мы работали, как обычно, в тройке, я была клиентом. Инструкция была дана такая: 1) вспомните, что вы умеете делать хорошо; 2) расскажите пошагово, как вы это делаете; 3) примените это умение к тому, с чем вы не справляетесь.

Мой запрос был дописать злосчастную книгу, черновики к которой были давно готовы. Я бойко рассказала «терапевту», как я отлично варю борщ, он, выслушав, велел мне, согласно инструкции, применить этот алгоритм к написанию книги. Я дошла до визуализации того, как черновики разложены по письменному столу, подобно нарезанным овощам, приготовленным для борща. Но если с борщом все понятно, я знаю последовательность погружения их в бульон, то с книгой по-другому: Бог знает, в какой последовательности собрать записи в структурированный текст… Я разразилась рыданиями от бессилия, и мои помощники растерялись в нестандартной ситуации:

– Может, позвать ведущего?

– Да ладно ты, сами справимся! Пусть поплачет!

Я поплакала, мой «терапевт» меня спросил:

– Знаешь, мне тут в голову пришло… А что бы ты сделала, если б захотела поэкспериментировать и не знала, в какой последовательности нужно класть в борщ какой-нибудь новый овощ? Фасоль, там, или болгарский перец?

– Положила бы, как Бог на душу положит. Если бы он не доварился или переварился, то в следующий раз учла бы это.

– Можешь применить это в написании книги?

И тут меня догнал инсайт: ведь это МОЯ книга! Как хочу, так и пишу! Как хочу, так и структурирую! Не получится – перепишу! В отличие от борща, книгу можно переиздать, напечатав «Издание 2-е, исправленное и дополненное». Уфф, отлегло!

Психотерапия второго сорта?

Хотя и кажется, что интервизия – это что-то вроде психотерапии второго сорта, но для меня результаты интервизионных сессий не менее ценны, чем работа мастеров. Их сильная сторона в том, что проводятся подобные встречи систематически, раз в неделю, а недостаток опыта компенсируется огромным количеством взаимоподдержки и энтузиазмом первооткрывателей.

Чего только мы не перепробовали в нашей малой группе, набираясь опыта! Любая прочитанная книга давала импульс к эксперименту, который с храбростью неофитов мы тут же проводили на самих себе. Огнехождение, дыхательные техники, тантра, гипноз, телесноориентированные упражнения, бодиарт, ночные марафоны… Нужно сделать поправку на время, в которое мы учились – в девяностые психология только-только прорвала заслон и хлынула в Россию сначала в виде книг, фильмов и программ зарубежных волонтеров, а позже появился интернет, открывший неограниченный доступ к сокровищнице психологических знаний. Однако никакая теория не заменит практического опыта, а интервизионная группа – лучший инструмент для его приобретения.

Помню свои первые открытия, поражавшие даже не новизной, а тем, как можно было жить и этого не знать. Например, после проведения первых групповых тренингов мы с моей подругой и ко-терапевтом в одном лице вели протокол группового процесса. Для этой цели я расчертила тетрадь в виде колонок, в которые мы по памяти вписывали реплики свои и участников, а в отдельную колонку – чувства ведущих. К моему изумлению, наши в коллегой чувства различались! Вот уж воистину обнаружить, что мы не клоны, а уникальные отдельные личности – все равно что открыть колесо! Но нельзя забывать, что открытие колеса знаменовало в развитии человечества новую эру. Моя новая эра – это обнаружение моей уникальности, которая изменила все аспекты жизни, как в профессиональном плане, так и в личном.

Но возвращусь к теме интервизии как необходимому звену в обучении психоконсультантов. Те мои ученики, что встречались малыми группами между учебными сессиями, рванули вперед, оставив далеко за спиной тех, кто посещал только положенные трехдневки. В их работе было больше смелости, креативности, спонтанности, они давали друг другу и клиентам больше поддержки. А во время сертификации те, кто, на мой взгляд, показывал более слабую работу и чья квалификация вызывала у меня опасения, проявились во всей своей индивидуальности и получили от супервизора честно заслуженный зачет и аплодисменты одногруппников. И наоборот: ученики, игнорировавшие интервизионную подготовку, развивались медленнее, потому что культивировали лишь сильные свои стороны. В компании себе подобных обучение идет быстрее, вспомните, к примеру, как дети мгновенно обучают друг друга всему: катанию на коньках, плаванию, игре в шахматы…

Когда-то Нифонт, приехав в Новосибирск, где до него не ступала нога гештальтиста, сказал: «Вы сможете гораздо быстрее развиваться, если в вашем окружении будет хотя бы семеро гештальтистов». Это правда: для профессионального развития нужна поддержка и фрустрация, которую дают друзья-конкуренты, то есть интервизионная группа.

Глава 5. Структура сессии

Когда б вы знали, из какого сора…

И все же лучшим для меня обучением было смотреть на работу Мастера. К счастью, таких людей в моей профессиональной жизни было немало, и я обязательно расскажу об их работе на страницах этой книги. Это не приедается, не теряет своего очарования. Однако настает момент, когда уже хочется самому пробовать консультировать. Я подступила к нашему ведущему чуть не с ножом к горлу:

– Хочу работать так же, как ты!

– Значит, будешь.

– Я не умею! Расскажи, как ты это делаешь!

– «Когда б вы знали, из какого сора…»

– В стихах я разбираюсь, я филолог! Вот что, давай, ты будешь вести сессию, а потом мы всей группой разберем по шагам видеозапись, а ты расскажешь, почему ты делаешь и говоришь так, а не иначе!

Нифонт согласился, несмотря на мою грозную манеру, и вот мы уже нажимаем на паузу, остановив кадр, и с пристрастием допытываемся, что он делает и почему. Ответив пару раз, Нифонт делает встречное предложение:

– Лучше давайте так: ВЫ скажите, почему я так делаю. Какие версии?

Побекав-помекав, мы все смелее делимся мыслями, и надо же! – структура терапевтической сессии начинает вырисовываться на глазах. Выясняется, что независимо от подхода (а мы обучались параллельно психодраме, гештальт и артгештальт подходам, и пару раз случалось так, что учебная сессия длилась три трехдневки подряд, то есть непрерывно девять дней) все психотерапевтические интервью строятся одинаково. Сейчас, разбуди меня ночью, я отбарабаню, как таблицу умножения, эту универсальную схему:

1. Установление контакта.2. Заключение контракта.3. Сбор информации.4. Эксперимент.5. Подведение итогов.

Это так прозрачно, так просто, так ясно, но столько времени ушло на то, чтобы я поняла, что именно кроется под этими емкими и краткими формулировками! Поэтому делюсь.

1-й этап: установление контакта

Это главное. Не будет контакта – не будет терапии. Если вы его установили, но в ходе сессии потеряли – все бросайте и нащупывайте заново эту тонкую нить, связующую сердца, ваше и клиента. Установление контакта – это «Привет!», «Я вижу и слышу тебя», «Я с тобой», «Я признаю твое существование», «Я уважаю твое мнение».

Уйдя с той самой первой моей обучающей группы после эмоционального шока, послужившего реакцией на впервые увиденную психотерапевтическую сессию, и вернувшись через несколько месяцев, я достаточно настороженно чувствовала себя среди участников-старожилов. Когда я утром вошла и села вместе со всеми в круг, Нифонт сказал: «Группа прошла вместе уже два модуля-трехдневки, это третий. На первом ты была, но потом ушла и теперь возвращаешься. Спроси у членов группы, согласны они принять тебя в свои ряды?»

Возмущению моему не было предела: как, я должна спрашивать, возьмут ли меня в эту группу? Да я половину этих людей обучила психологии, а вторая половина – мои коллеги, да меня каждая собака знает! А с другой стороны, холодок внутри говорил, что мне есть чего опасаться: а вдруг да не возьмут? Нужен ли моим бывшим студентам член группы, с которым еще недавно они были в подчиненном статусе? А коллегам человек, который узнает о слабых местах и, в случае чего, будет иметь возможность использовать это знание в целях конкуренции? Обычные социальные страхи… Но меня тепло приняли, и от сердца отлегло. А на ведущего я надулась.

В перерыве я почувствовала на своем плече руку Нифонта: «Хорошо, что ты в этой группе!» – «Почему?» – «Потому что сразу принесла с собой новую энергию. С тобой забавно!»

Новая энергия, про которую говорил Нифонт, это моя послеразводная тема, которая была актуальна на тот момент моей жизни. Я с места в карьер заявила, что женщина в нашем обществе бесправна, что власть, деньги, информация – у мужчин-фаллократов. И когда женщины поддержали меня, свалив в ту же кучу и деторождение, от которого освобождены мужчины, Нифонт просто закатывался от смеха, а потом согласился, что так оно и есть, и чтоб мы, женщины, что-нибудь с этим сделали для самих себя.

Сейчас, в перерыве, его слова для меня послужили той самой поддержкой, которая сразу же восстановила чуть было не прервавшийся контакт. Что бы ни происходило потом, как бы ни разнились наши мнения и чувства, контакт оставался и означал, что хотя мы и разные, но уважаем ценности друг друга. Я помню, как нуждалась в поддержке в тот момент. С нашими клиентами такая же история. Поддержите их.

Рефрейминг

Для меня ярким примером для подражания в установлении контакта был и продолжает оставаться трансперсональный психотерапевт, доктор психологических наук Владимир Васильевич Козлов. Едва зная меня по заочной переписке, в которой я отправила тезисы статьи для научного сборника, он отреагировал на мой голос в телефонной трубке, когда я позвонила ему в первый раз: «Привет, дорогая! Конечно, помню!» Я чуть не прослезилась от реакции этого на тот момент не знакомого мне человека.

Чтобы понять мои чувства, нужно рассказать предысторию. За полгода до звонка я оформила соискательство степени кандидата наук и начала ездить в другой город для встреч с научным руководителем моей диссертации. Каждую нашу встречу после моего долгого ожидания в приемной сопровождал один и тот же диалог:

– Я Ефимкина Римма Павловна, соискатель.

– Кто ваш научный руководитель?

– Вы.

– Да-а-а?

Надо ли говорить, что в результате моим научным руководителем стал Владимир Васильевич?

Потом я увидела Владимира Васильевича, что называется, живьем. Это был для меня первый выездной тренинг в заповедник на Урале на озере Зюраткуль. Участники, не знакомые друг с другом, прибывшие из разных населенных пунктов нашей страны, ежились на утреннем ветерке под накрапывающим дождиком, из застенчивости не вступая в разговор. В моей голове билась единственная мысль: «И на кой я сюда приперлась?» Одна девушка предложила доесть жареного сома. Я до этого никогда не пробовала эту рыбу, но тоже застеснялась.

И тут из подъехавшего автомобиля вывалился невысокий и крепкий, как гриб-боровик, мужичок в белой холщовой рубахе и брюках и осветил своей улыбкой всю нашу унылую компанию: «Сом, говоришь? Это озерная свинья! Давай, а то когда еще обедать будем!» От озерной свиньи вмиг остались только кости, компания мгновенно накрыла импровизированный стол остатками дорожной провизии, перезнакомилась, и я уже ликовала, что начинается потрясающее приключение под предводительством вот этого жизнерадостного человека.

И это не единственные примеры его способа устанавливать контакт. Был случай, когда группа участников другого выездного тренинга, на этот раз в Горном Алтае, собралась на вокзале для отправления на автобусе, и тут заявляется опоздавший участник:

– Я только что вернулся из-за города, подождите меня, мне надо быстро смотаться домой, принять душ и взять рюкзак!

Я была уверена, что Владимир Васильевич отчитает его за такую наглость, и каково же было мое изумление, когда он с нескрываемым восхищением в голосе произнес:

– Конечно, подождем! Ка-ков парень!

Парень действительно оказался душой компании, распиливал и таскал огромные бревна для группового костра, готовил охотничьи чаи, травил анекдоты так, что все валялись, и сильно украсил собой как ту незабываемую поездку, так и многие другие в последующие годы. Правда, за великодушием профессора Козлова, согласившегося ждать опоздавшего участника вместе со всей группой в тридцать человек, стояла объективная необходимость: автобус не трогался, потому что часть участников еще не прибыла на поезде, тоже опаздывающем. Однако это ничего не меняет в манере контактировать: такой прием, который оказал Владимир Васильевич тому парню, дорогого стоит.

Люди, находящиеся в контакте с действительностью, излучают радость, хочется быть с ними в одном пространстве. На мой взгляд, они владеют рефреймингом (англ. frame – рамка) – термин из NLP для описания процедуры переосмысления, умения переводить информацию в позитив. Каждое явление нашей жизни имеет два полюса, положительный и отрицательный, и если вы способны сконцентрироваться на положительном полюсе, то вам значительно легче будет установить контакт.

Когда контакт утрачен

А если все-таки не установили? Во время моих с клиентами сессий не раз бывало, что контакт утрачен. Вы всегда увидите этот момент: человек подживает губы, перестает смотреть вам в глаза, откидывается на стуле, таким образом бессознательно увеличивая дистанцию. Я в таких случаях сообщаю об этих изменениях: «Я вижу, что вы изменили позу в ответ на мои слова: откинулись назад и как бы отдалились. Для меня это означает, что вы перестали мне доверять. Мне жаль. Я бы хотела знать, что вы услышали в моих словах такого, что на вас так подействовало. Могу ли я как-то изменить эту ситуацию?»

Это не всегда помогает. Были случаи, когда клиенты уходили с обидой или возмущением. Эти случаи описаны в моих психотерапевтических новеллах, например, «Агрессивная среда», «Метод не подходит» и многих других, а клиентам-динамистам, которые намеренно прерывают контакт с целью отреагировать свою ненависть, я посвятила целую главу. Не берите на себя лишнего, помните молитву гештальтиста: «И если нам случилось встретить друг друга – это прекрасно. А если нет – этому нельзя помочь».

2-й этап: заключение контракта

Переходим ко второму этапу сессии – заключению контракта. Это означает, что наши клиенты формулируют свой запрос, а мы должны подписаться под тем, на что мы согласны, а на что нет. Главная проблема здесь в том, что люди жалуются не на свои невротические стратегии, а на внешние обстоятельства, не зависящие от них, но надеются, что всесильный психолог разведет руками их беду. Но психолог не может ни вернуть ушедшего мужа, ни привлечь в жизнь клиентов денежный поток (хотя многие дают такую рекламу).

Что же мы можем? Можем с помощью вопросов дискредитировать систему верований клиента в то, что внешние обстоятельства являются причиной их несчастья. И когда из-под ног клиента уйдет дотоле надежная почва под названием «обстоятельства сложились так, что нет никакой возможности», мы на голубом глазу можем спросить его: «И что же ты теперь будешь делать?»

И вот тогда он начнет (или не начнет) искать ресурсы в себе. Муж ушел, и что ты теперь будешь делать? Денег нет, и что ты с этим будешь делать? Клиент начнет испытывать бурные чувства, а мы будем его учить канализировать их в трехчастном высказывании: 1) «Я злюсь… 2) …что муж ушел… 3) … потому что для меня это означает, что мне теперь самой придется обеспечивать свое существование… Ы-ы-ы!!!»

Таким образом, заключая контракт, мы подписываемся под тем, что будем способствовать изменению установок сознания и эмоционального состояния клиента. И не подписываемся под тем, что поменяем внешние обстоятельства его жизни.

Этот пункт не простой, а с подвохом. Дело в том, что заключить здоровый контракт можно со зрелой ответственной личностью, но такие редко ходят к психологам. А с незрелой безответственной личностью все содержание психотерапевтической сессии и будет попыткой заключить хоть какой-нибудь контракт. И следующая, и еще одна – и так до тех пор, пока незрелая безответственная личность не поймет, что за свою жизнь отвечает она сама, а не психолог.

Незрелая личность все время будет обвинять вас, что вы ей что-то недодали, не так поняли, исказили ее слова, придрались к деталям, надавили на нее и т. п. Периодически я в бессилии записываю диалоги с клиентами и называю эти записи психотерапевтическими миниатюрами. Вот одна из них, как раз на тему контракта.

Тютюшки-люлюшки

– Перерыв! Через десять минут продолжим работу.

– Я только на секундочку, коротенький вопросик… Ты сделала мою психодраму, но я так и не решила свою проблему, с которой пришла на группу…

– Какую?

– Узнать, почему я никак не могу познакомиться с мужчиной, заинтересовать его собой…

– И чего хочешь сейчас?

– Понять, что я опять делаю не так.

– Слушай, давай после перерыва, у меня чай остывает.

– Ты можешь просто сказать: почему мы не про мужчину-то работали, а про маму?

– Сделали, что смогли. Пока что у тебя нет ресурса решить эту проблему.

– Почему?

– Потому что ты ведешь себя, как маленький ребенок, а мужчин интересуют взрослые женщины. Тебе надо подрасти.

– В чем я маленький ребенок?!

– В том, что ждешь от окружающих, что они будут нянчиться с тобой.

– Ничего я не ребенок! Что же мне делать?!

– Повторяю: подрасти!

– Я и так взрослая, мне двадцать лет!

– Объясняю еще раз: сейчас перерыв, и все пьют чай. Я тоже собиралась, но ты остановила меня и продолжаешь юзать. Я уже провела твою психодраму и дала тебе все, что ты была способна взять на сегодняшний момент.

– А как же про мужчин?

– Ты меня слышишь? Сейчас перерыв, перестань хватать меня за подол и просить титю. После перерыва скажешь о своих чувствах!