Преданные и проданные. Триллер

– А я, ребятишки, с вами в долю решил войти. Взял с собой бутылочку. Полстакана из нее хлебнул лох – спать будет целые сутки. А вы бомбите его квартиру, как хотите, – поставил на стол Алеша бутылку из-под «Боржоми» с прозрачной жидкостью.

– И какую ты долю хочешь? – спросил заинтересовавшийся бутылкой Шизик.

– Половину, – просто ответил Алеша.

– А ты простой, дядя Леша, как газета «Гудок», – ввернул Славка подцепленное в Москве выражение. – Какой уж есть, золотой мой, – пробежало по лицу Алеши подобие улыбки. – Согласны?

– Куда деваться? Согласны… – ответил за всех Шизик.

– Лады! А чтобы вы меня не кинули, с вами будет моя женщина работать! С нею никаких глупостей! Ее во внерабочее время трахаю только я!

Ближе к ночи Алеша свел кодлу со своей женщиной – литовкой-проституткой Анной. С ней поехали сначала на Курский вокзал. Снова «работа» там сорвалась. Вовремя заметили ведомых сквозь вокзальную толпу владимирских девчат запримеченными вчера молодыми людьми. Рядом злобно прыгал Владик.

– Сейчас, стервы, с вами разберутся! И подонков, с которыми вы мою квартиру обчистили найдут! – обещал он девчонкам.

– Да брось ты, мужик! Мы тебя знать не знаем, и видеть не видели! Шел бы домой, проспался. А то – вон рожа у тебя опухла от пьянства, – визгливо выкрикивала одна из владимирских.

– Школьницы мы, дяденьки! Отпустите нас! Нам завтра в школу, на уроки надо, – жалобно просила другая сыскарей.

– Иди, иди! В отделении разберемся, а здесь не базарить! – урезонили ее.

Пришлось опять ехать к Трем вокзалам. Там Анна подцепила искателя приключений из Текстильщиков. Мужик только что проводил жену в отпуск и теперь искал приключений. Анна сторговалась с ним за четвертной. Как и в прошлый раз, кодла пристроилась за Анной и клиентом в очередь на такси и внимательно прислушивалась к их разговору. Мужик оказался художником, только что получившим деньги за большой заказ. Потом нудно ехали до Текстильщиков, где Анна с художником вышли у кооперативной двенадцатиэтажки, облицованной зеленым «кабанчиком». У Анны была бутылка с алешиным зельем, поэтому мужика решили не убивать.

– Пусть себе рисует, – милостиво разрешил Шизик, куря на детской площадке.

Художник оказался крепким. Зелье долго его не брало. Кодла уже начала замерзать под мелким осенним дождиком, когда в подъезде появилась Анна и поманила парней в дом. Художник спал, раскинувшись на ковре. Не смущаясь, Анна натянула на себя колготки и спущенную юбку.

– Вот скотина! – пробормотала она. – Хорошо, что еще до трусиков не добрался.

– Теперь тебе на «плешке» нельзя показываться, – сказал Славка, набивая в сумку барахлишко художника. – Он заложит, менты повяжут…

– Не повяжут! – ответила Анна. – Это зелье напрочь память отшибает. Утром он ничего не будет помнить. Ни где был, ни с кем пил, ни кого в гости пригласил.

На прощание Шизик лишил художника невинности, и обобравшая квартиру кодла уехала на «базу». Там ее уже поджидал Алеша. Он забрал причитавшуюся ему половину и на барахлишко на продажу. Снова пошли по кругу бутылки, купленные у водителя. Проспавшись, решили осмотреть взятую у армян добычу. Половины барахла не оказалось. Не было дома и дяди Миши.

– Работали, работали – все в пустую! На дядь работали, Шизик! – плюнул Славка.

– Вижу, что не на теть! – огрызнулся тот. – Править их надо, пидоров гнойных! Другие мнения есть?

– Я – за! – поддержал Славка.

– Мы – тоже! – откликнулись Мустафа с Шабакой.

– Где только этих тварей взять? – подумал вслух Славка.

– Боюсь, сдадут они нас ментам, – сказал Шизик. – Оставшееся шмотье надо отвезти в камеру хранения. Что-то, может быть, толкнем грузинам у комиссионок. За хатой будем следить. Эта старая проститутка – дядя Миша рано или поздно вернется. Тогда поднапряжем его, выйдем на Алешу с Анной.

Собрав вещи, кодла вымелась из квартиры. Она вовремя додумалась пойти не как всегда к остановке автобуса, а кружным путем. Парин увидели подкатывавшие к дому «воронки». Из них выскакивали менты и люди в штатском, рассредоточивались среди окружавших постройку деревьев. По-стариковски суетясь, шнырял между ними дядя Миша.

– Видать, не первых залетных сдают, твари! – возмущался Шизик. – Используют, как нас, потом обирают, потом ментов вызывают.

– А не боятся, что залетные сами их заложат? – поинтересовался Славка.

– Чего бояться? Залетные знают, что чем больше народа в деле – тем круче статья и больше срок. А дядя Миша всегда вывернется. Не знал, скажет, что квартиру ворам сдаю. А как узнал – сразу к вам, граждане-начальники, обратился. Он, поди, еще и у ментов премии получает, Иуда!

– Сколько же шмотья мы им за бесценок отдали! А сколько они у нас стырили! Жили, черт знает, как! Питались говном! И все ради того, чтобы московские дяди за нашу же доброту нас бы посадили, – возмущался низостью москвичей Славка.

– Да-а! Обнаглела Москва, – протянул Шизик. – Эй, такси! Шеф, на Казанский! Два червонца даю – поезд отходит!

Остатки барахла удалось пристроить за пару тысяч рублей азербайджанцам, крутившимся у недавно открытого универмага «Московский». При расчете азер попытался переломить пачку денег пополам.

– Пачкой-то не мельтиши! Знаем мы вас – кидал! – прикрикнул на него многоопытный Шизик.

Азеры попытались рыпнуться, но, увидев недобро сузившиеся глаза парней и опущенные в карманы курток руки, рассчитались честно.

– Теперь гульнем! – обрадовался Шабака.

– Не торопись! – остудил его пыл Шизик. – Сначала надо с этими аферистами поквитаться. Когда стемнеет, снова к дяде Мише заскочим. Авось, что-нибудь выйдет.

Стемнело по-осеннему рано. Кодла снова кружным путем явилась по знакомому адресу. У дяди Миши горел свет и слышались голоса. Славка хотел попросту вышибить дверь, но Шизик остановил его. Он приник к двери и прислушался к разговору в квартире.

– Вы бы хоть какую-нибудь засадку у меня оставили, гражданин участковый, – просил дядя Миша.

– Не бойся, дядя Миша! Они не сунутся! Они сейчас в свою Казань-Рязань с полными штанами улепетывают! Ну, давай еще по одной – и я потопаю. А за курточку – спасибо! Давно я о такой коже мечтал! – отвечал дяде Мише молодой голос.

– Я маненько приберусь после этих лохов казанских и пойду к Анне.

Вечером к ней Алеша должен зайти – «бабки» принесет. Тогда завтра тебе, как уговаривались, полтысчонки подкину.

– Ну, бывай, дядя Миша! Я завтра к тебе в это же время заскочу.

Услышав приближавшиеся к двери шаги, Славка и Шизико тихо поднялись на второй этаж. Они проводили взглядами старшего лейтенанта в милицейской форме, уносившего пластиковый пакет, сквозь который просвечивала куртка Владика.

– Вот, мрази! – прошептал Шизик. Даже с ментами обносками расплачиваются. Вконец обнаглели!

Прислушиваясь к шорохам в квартире кодла расположилась на лестнице. Ждать пришлось недолго. Дверь открылась, из квартиры вышел дядя Миша и снова влетел в нее, получив удар в челюсть. Старик не успел даже удивиться. Шизик прыгнул на него и ударил двумя ногами в грудь. Затрещали ребра, дядя Миша открыл рот, но не смог ни крикнуть, ни охнуть. В рот въехал славкин ботинок. Кодла заперла двери, задернула рваные занавески в комнате и на кухне. Шизик достал лейкопластырь, которым заклеил рот старику. На кухне, тем временем, поставили кипятиться кастрюльку с водой. Потерявшего сознание старика привели в чувство, полив холодной водой.

– Где живет Алеща? Где живет эта проститня Анна? – спросил Шизик.

Старик отрицательно замотал головой. Внесли кипяток и опустили в него стариковскую мошонку. Дядя Миша завыл. Скупые слезы побежали по неумытому лицу. Мошонку вытащили. Она распухла и стала алой. Дед тяжело дышал, закатив глаза.

– Сейчас у тебя яички красные. Мы их еще кипятком пошпарим, а потом, чтобы посинели, зажмем между дверей. Будешь раскалываться, тварь?! – прикрикнул Шизик.

Старик согласно закивал головой. С него сняли лейкопластырь.

– Так, где живет Алеша?

– В соседнем доме, во втором корпусе, квартира пятнадцать. Только, он сначала к Анне зайдет. Она живет через дом от нас, двадцать третья квартира…

– Проводи нас к ней! И без фокусов – не то напрягать будем!

В раскорячку дядя Миша провел кодлу к анниной квартире.

– Кто там? – спросила Анна.

– Я, Аннушка. Я – дядя Миша. Алеша не приходил?

– Входи! – нехотя загремела засовом Анна.

Ее отоварили ногой по лбу. Проститутка влетела в комнату, бывшую гостиной. Она покатилась по синтетическому напольному покрытию. Оказавшись рядом с диваном, путана выдернула из-под него маленький туристический топорик и наподобие томагавка метнула его в Славку. Тот увернулся и бросился за проститней, уползавшей в спальню. Догнав Анну, Славка впился ей в волосы и бил ее коленями по лицу, пока она не потеряла сознание. В это время Шизик без шума прирезал дядю Мишу. Анне тоже заклеили рот лейкопластырем. Ее раздели и уложили в спальне на широкой постели. Кодла бесшумно рыскала по квартире, выгребая барахло, золотые цацки фирменные джинсу и кожу. Нашли кое-что из своих трофеев. Шизик, прихватив топорик, затащил труп дяди Миши в ванную. Через несколько минут он вышел оттуда, неся в тазике отрубленную голову старика. При виде этого зрелища Шабака и Мустафа блеванули. Славка с трудом удержался. Подкрепив компаньонов водкой, Шизик велел им затаиться на кухне, расположенной у входа в квартиру. В это время завозилась на постели пришедшая в себя Анна. Шабака устремился в спальню. Оттуда послышались звуки борьбы и стоны Анны, сменившиеся потрескиванием матраса. Шизик немного выпил и закурил перед поставленной на столе в гостиной отрубленной головой. На лестнице послышались шаги. Кто-то своим ключом открыл дверь. Славка с Мустафой затихли на кухне, готовые к прыжку. В квартиру вошел слегка хмельной Алеша. Он услышал стоны кончавшей Анны.

– Аннушка! Да ты, никак, трахаешься? – спросил Алеша, войдя в гостиную, и остолбенел, увидев отрубленную голову дяди Миши.

Велосипедная цепь захлестнула его горло. Славка с ненавистью душил прихлебателя. Алеша попытался вырваться. Однако ноги Мустафы уже отбивали его печень, почки, яйца. Алеша потерял сознание. Его привязали к стулу, оголив нижнюю часть тела. Рот ему тоже заклеили лейкопластырем. Мужичка обыскали. Нашли выручку – пять банковских упаковок десятирублевок и охотничий нож во внутреннем кармане.

– Вот и свиделись, сучий потрох! – сказал Шизик и выжег Алеше глаз сигаретой. – Ничего! Как твою баруху трахают и тебя кончают – одним глазом увидишь!

По сигналу Шизика отдохнувший Шабака снова набросился на Анну. Та пыталась сопротивляться, не давать. Прихваченным алешиным ножом Шабака отрезал ей ухо и швырнул к ногам любовника. С еще большим наслаждением он продолжил насиловать рыдавшую Анну. Алеша попытался отвернуться.

– Смотри, кусочник! Говноед московский! – Шизик врезал Алеше по зубам и, схватив за волосы, повернул оставшимся глазом на постель.

Шабака кончил несколько раз и обмяк на Анне.

– Больше трахаться не будешь? – участливо спросил Шизик.

– Не могу больше! – прохрипел Шабака.

– Тогда – слезай! Кто на очереди?

– Нам не хочется, – ответили Славка и Мустафа, знавшие о болезни приятеля.

– Тащите ее сюда! – приказал Шизик, берясь за топорик.

Упиравшуюся Анну выволокли в гостиную. Ее поставили на колени у журнального столика, положили на него, как на плаху, голову проститутки. Анна замычала, под ней что-то засвистело, и половое покрытие стало мокрым. Подождав, когда путана прописается, Шизик ударил топориком по ее шее. Затрещали разрубаемые мышцы и позвоночник. Анна с хрипом испустила дух. После третьего удара Шизик отделил голову от тела и ткнул ею в лицо Алеши.

– Сейчас с тобой тоже будет!

Алеша тоже описался. Он что-то умоляюще замычал. Его вместе со стулом подтащили к столику и уложили рядом с безголовым телом Анны. Засвистел топор, и алешина голова покатилась по столику.

– Надо рвать когти! – сказал Славка.

– Куда ты когти сорвешь? В объятия к ментам? – с издевкой спросил Шизик.

– М-может, в гостиницу?

– Там тебя и повяжут! Поживем здесь, пока шум не утихнет. Этих никто не хватится. По кабакам походим. Хата теперь имеется. Чтобы еще бабло было, еврея, о котором Алеша говорил, разбомбим. А там видно будет.

– Здесь грязно, все в кровище и ссанье!

– Вот и беритесь за уборку! Хватите водяры – ее в холодильнике полно. И за дело!

Выпив, кодла принялась за уборку. У Шизика было другое занятие. До глубокой ночи он расчленял в ванной трупы. Заворачивал их части в пластиковые пакеты, упаковывал в чемоданы и сумки, найденные в квартире. Головы, чтобы не протухли, он упаковал в полиэтиленовые мешки с положил в холодильник. Московские гастроли вступили в новую фазу.

7

В тот день кодла впервые нормально поела. Парни перекусили в закусочной пельменями и люля-кебаб. Потом Славка с Шабакой затаились около квартиры еврея, а Шизик с Мустафой поехали по вокзалам, чтобы оставить расчлененные тела в автоматических камерах хранения. Еврей приехал домой рано. Он упаковывал вещи, готовясь к переезду в новую квартиру. Приехали с дела Шизик с Мустафой. Им пришлось побывать на всех девяти столичных вокзалах. Узнав, что еврей дома один, Шизик вытащил из холодильника алешину голову, положил ее в единственную оставшуюся сумку. В сопровождении кодлы он позвонил в квартиру еврея.

– Инспектор «Мосгаза», – ответил Шизик на вопрос: «Кто там?»

По уже отработанной технологии еврея ударом в челюсть вбили в квартиру.

– Узнаешь? – спросил Шизик, тряся алешиной головой над лежавшим на полу евреем.

Того пробил приступ рвоты. Кодла терпеливо ждала, когда еврей проблюется. Славка даже сбегал на кухню и принес холодной воды. Еврей с трудом пришел в себя, его колотил озноб.

– Этот кент тебя-дурака разбомбить – ограбить хотел. Говорил, что сто штук снять с тебя хочет. Мы покумекали и решили, что лучше ты нам пять кусков нарисуешь… Выгодно это тебе: и жив останешься, и «бабки» сохранишь!

– Ребята! – понял еврей, чего от него хотят. – Здесь у меня всего полторы штуки, на переезд. Возьмите их – остальное завтра.

– Завтра – так завтра. Я в это же время приду. Что на хате есть – давай сейчас. Я буду один. Если что – кодла тебе репу отрубит, как этому хрену, – Шизик снова потряс мертвой головой под носом у еврея.

Тот дрожавшими пальцами выгреб из кармана шикарной кожаной куртки три банковские упаковки пятирублевок.

– Куртчонка у тебя хорошая. Прихватим мы ее с собой, а? – потянулся к вешалке Славка.

– Конечно, конечно, ребята! Берите! – закивал головой бледный еврей.

Вечером кодла ужинала в одном из ресторанов гостиницы «Россия». Заказали по рыбному и мясному ассорти на каждого, жульен, эскалопы, жареные грибы с картошкой. С выпивкой, правда, было туговато: подавали всего по сто граммов водки на человека. Пришлось заказать еще пару бутылок дорогого коньяка «Арарат», которым торговали без ограничений.

– Как с евреем поступим? Мочить его будем? – поинтересовался Славка.

– Нет, ответил Шизик. – Мы с него еще потянем. Узнаем, куда он переехал и еще один визит нанесем.

Кодла потихоньку гуляла, поглядывая на сидевших в напоминавшем вокзал ресторане потягивавших шампанское девиц – явно приезжих. Славка с неутомимым Шабакой принялись подкадривать кое-кого во время начавшихся танцев. В это время Шизик приметил официантов, опускавших почтовые конверты в корзину для бумаг, стоявшую у столика метрдотеля.

– Зачем совсем новые конверты кидать в мусорную корзину? – зашевелил мозгами Шизик. – Не иначе, взятки метр снимает.

Раскрасневшиеся Славка с Шабакой подсели во время перерыва в танцах за столик.

– Отпустишь нас, командир, на ночку? – спросили они, опрокинув по рюмке «Арарата». – Хорошие девчонки есть, и бабло при нас…

– Сегодня не получится – работенка будет. – ответил Шизик. – Вон, метр сидит. Его бомбить будем.

– Полно «бабок», а ты снова о работе, – поскучнели парни.

– Девки эти вам по стольнику за ночь обойдутся. За стол сотни три выложим. Вот полшутки сегодня и спустим. Завтра – опять полштуки, послезавтра – полштуки. Так за неделю все и прогуляем. А что потом? Сосаловка? Жить надо по принципу: трус в карты не играет! «Бабки» должны быть у нас всегда. Поэтому сегодня, коль случай выдался, подграбим метра.

– Как его подграбишь? Где он живет – не знаем. Голов, чтобы попугать, при себе нет…

– Где живет – узнаем. А головенку я теперь всегда с собой прихватываю, – похлопал Шизик по стоявшей рядом с ним сумке. – Телефончики у девчонок возьмите – пригодятся.

До закрытия ресторана кодла плясала и угощала девчат коньяком. Затем наступило время расчета. Уплатив около четырех сотен, компания вывалилась из кабака. Нашли таксиста, согласившегося за сотню поработать пару часов. Уточнив, где служебный выход, кодла подогнала к нему машину. Ждать пришлось около часа. Наконец, появился метрдотель в австрийском бежевом пальто. Поигрывая ключами, он направился к «Ладе» последней модели.

– Давай за «восьмеркой»! – приказал Шизик таксисту, когда метр выехал с парковки.

Ехать пришлось долго, в Теплый стан. Остановились метрах в двадцати от подъезда, в который направился метрдотель. Сунув таксисту сто рублей, Шизик сказал:

– Никому не говори, что работал с нами! Мы из КГБ!

Метр, не спеша, щелкнул замком с кодовым устройством. Запереть дверь ему не дали. Подкравшийся сзади Мустафа впился метру в горло, а Шизик поднес к его лицу голову Анны. Как и еврей, метр начал блевать. Метрдотеля втащили в лифт и обыскали, пару раз стукнув по шее. Тугие конверты, бумажник и кошелек жертвы исчезли в карманах Шизика. Он мазнул головой Анна по губам тяжело дышавшего метра и сказал:

– В милицию не звони, если не хочешь в таком виде в моем сумарьке ездить!

Метрдотеля снова вывернуло. Кодла, оставив блевавшего мужика у лифта вышла из подъезда. Оттуда уже слышались собачий лай и истошные вопли:

– Пьянчуга! Гадина! В который раз ты весь лифт заблевал, пьянь поганая! Куси его, Джоки! Куси его-шарлатана! Фасс!

На хате пересчитали взятое у метра. Около трех тысяч было в конвертах и столько же в кошельке и бумажнике.

– Ничего себе, дяденька за вечер заработал! – присвистнул Славка.

– Ты тоже неплохо, – улыбнулся Шизик.

– Вот жизнь! Бабки есть! В лучших кабаках жрем! Это лучше, чем на дядю с хреном пахать! – восторгался Шабака. – Завтра куда хавать поедем?

– Завтра поедем в Останкино, в кабак «Седьмое небо». Он на телебашне находится. Но сначала зайдем к еврею, должок получим.

Ночью у Шабаки снова разыгрался приступ гонореи. Снова Славка пичкал его в туалете пилюлями.

Ближе к вечеру проспавшийся Шизик явился к еврею. В квартире слышался гомон.

– Засады быть не должно, – подумал он. – Менты бы сидели тихо, не кипишилсь.

Шизик нажал кнопку звонка. Дверь открыл подвыпивший мужичок в темно-синих тренировочных рейтузах.

– Хозяин дома? – спросил Шизик, оттесняя мужика от входа и осекся.

Ни роскошной, черного дерева вешалки, ни огромных оленьих рогов не было в прихожей. Какие-то убогие узлы, потертая мебелишка, обшарпанные фибровые чемоданы стояли в гостиной. Там же за столом сидела компания подгулявших мужиков, среди которых не было ни одного еврея.

– Я хозяин буду, – догнал Шизика мужичок. – Сегодня въехал согласно ордеру. Новосельеце на скорую руку справляем с ребятами с работы…

– А старый-то хозяин, еврей, куда делся?

– Еврей сегодня в Израиль уехал. До последнего дня сидел тут, паскуда, съехать не мог, а я в подвале ютился. Ждал – дни считал, пока он отсюда выметется.

– Вот тебе и хрен! – присвистнул Шизик.

Началась у кодлы столичная жизнь. Каждый вечер компания меняла рестораны. Выпивали, знакомились с девушками. Бывало, ехали к ним, бывало, приглашали к себе. По пятницам Шизик наносил визит к скверику у Большого театра. Там собирались педерасты. Он находил себе паренька-проститутку и уединялся с ним в анниной спальне. Мальчики стеснялись заниматься любовью на глазах у кодлы. Поэтому компании давалась «увольнительная» на несколько часов. Парни звонили знакомым девчатам и «отдыхали» у них. Однако выходные случались довольно редко. Как правило, кодла работала. Тактика была прежней. Выслеживали в кабаке богатого посетители или метрдотеля. «Провожали» его до дома, а там в ход шла одна из голов. У «клиента», пришедшего при виде отрубленной головы в полуобморочное состояние, без труда и шума выгребали деньги. Если удавалось проникнуть в квартиру, прихватывали видеотехнику и другое ценное барахлишко. Добычу сбывали знакомым азербайджанцам у универмага «Московский». Дальше его на «плешку» не совались. Все было бы ничего, да головы стали протухать: покрылись синеватыми трупными пятнами, завоняли. Пришлось выбросить их в Яузу. Хотели поначалу добыть новую голову, но Шизик передумал. Он решил изменить почерк ограблений, не исключая, что милиция уже ищет кодлу. В газете «Московский комсомолец, покупаемой ради детективов, Шизик прочитал о жизни и доходах дорогих проституток. Их он и решил бомбить. Поехали для затравки в ресторан «Белград». В этом кабаке собиралась молодежь, а также люди среднего возраста, умевшие делать деньги. «Кожа» перемежалась здесь с темно-серыми в благородную полоску шерстяными австрийскими и югославскими костюмами. Сюда же слетались на заработки молодые женщины. Они были в вечерних платьях или «гуляльных» костюмах, привезенных со всей Европы от Англии до Турции. Блистали, переливаясь, брильянты, изумруды, сапфиры. В отличии от других московских ресторанов, в Белграде сохранились правила приличия, а кое для кого и хорошая кухня. Однако большинству посетителей, как и везде, надо было хорошо выпить и найти подружку на ночь. Женщины же, наоборот, ели только «вкусненькое» пили шампанское, поскольку находились на работе.

Кодла заказала себе самую дорогую пищу и самые дорогие напитки, увиденные в меню, начала присматриваться к женщинам. Внезапно разгул на миг приостановился. В зал в сопровождении пары дюжих парней вошла ослепительная рослая блондинка. Для нее уже был приготовлен столик, украшенный дефицитным ананасом. Вокруг столика сразу же замельтешили сорокалетние мужики. Блондинка милостиво, словно императрица, беседовала с каждым не более минуты, а один с парней что-то записывал в блокнот.

– Кто такая? – спросил Шизик официанта, разливавшего кодле коньяк.

– Люсьена из Ленинграда. Она раз в два месяца в Москву на гастроли приезжает. Штуку за ночь берет. Серьезная дамочка… Не у каждого даже здесь «бабок» хватит, чтобы ее снять!

– Ну и как?

– Кто ходил с ней, очень довольны!

– А ты, землячок, не пробовал?

– Что я псих? За обоссаную дырку тысячу рублей платить?!

– Как ее снять?

– Очень просто! Подойди сейчас, поговори. Если ты ей понравишься и бабло есть – ноу проблем! Люсьена – женщина деловая.

Хлебнув коньяка «Тбилиси», Шизик подошел к столику с ленинградкой. Та оценивающим взглядом измерила его и улыбнулась:

– В следующий четверг, в это же время, здесь же.

– Нельзя ли пораньше? – залебезил Шизик.

– Нельзя, голубчик! У меня очень жесткий график: все дни и ночи на неделю вперед расписаны.

Славка, тем временем, успел сторговаться за двести рублей с зеленоглазой брюнеткой. Та мурыжила его до закрытия кабака: танцевала, поглощала икру с крабами и шампанское. После закрытия она затащила Славку в бар. Там дерябнули еще по сотне граммов виски. Попыталась девица завлечь Славку в загородный ресторан при каком-то мотеле. Но Славка тоже был на работе и отрезал:

– Устал я, дорогуша. Поедем к тебе —и в койку!

Несколько разочарованная девица села в такси, за которым последовала кодла. Немного попетляв, машина выехала на Рязанский проспект, покатило в самый его конец, за которым начиналась Московская кольцевая дорога, а з ней городок Люберцы. Тормознули у железобетонной башни трущобного вида. Щедро расплатившись с таксистом, Славка поднялся с девицей на лифте. Он знал, что кодла уже рядом с домом и ждет его сигнала. Славка не успел поразиться бедности логова, в которое попал. Девушка впилась в его губы. Внезапно она больно прикусила зубами славкин язык и не выпускала. Славка замычал. В это время чьи-то руки проворно зашарили по его карманам, выгребая из них велосипедную цепь и деньги. Славка попытался вырваться из объятий, но девица еще крепче прикусила его язык и впилась рукой в мошонку.

– Хватит! – лениво протянул над славкиным ухом густой бас. – «Бабки» у него мы сняли, теперь «кожу» посмотрим!

Больно укусив Славку за язык, и дернув за мошонку, девица выпустила его и ударила в челюсть.

– На колени! – приказала она опрокинувшемуся Славке и больно ударила его в пах.

Стонавшего от боли парня поставили на колени и содрали с него кожаную куртку.

– Куртчонка турецкая, а колеса чьи? – выдернули Славку из кроссовок.