Конфуций и Вэнь

И вот после такого небольшого и достаточно «веселенького» вступления обратимся, уже непосредственно, к вопросу понимания Жэнь. Все это совсем не сложно понять по той простой причине, что мир духов, мир Богов, мир предков, – он один и тот же у всех людей земли, как и то, что у каждого из нас – от рождения по два глаза и по две руки. И по этой причине все духовные пути и искания у людей «унифицированы».

Но Конфуций в этом отношении уникален: он «своими руками», впервые в мире (не только в Китае), почти «смастерил» табуретку в Небо в виде Жэнь, создав ее «по истлевшим лекалам» древнего Чжоу – создал именно то, что у китайцев отсутствовало, и в чем была крайняя необходимость. Конфуций прекрасно понимал – причем, из своего личного опыта, – что без такой «табуретки» человек никогда не достигнет состояния мин синь («просветление сердца»), – т. е. духовного уровня Вэнь-вана. Когда зародилось Чжоу и Вэнь-ван был жив, сам Вэнь-ван являл для окружающих духовный образец и пример. Когда он умер, этот «шлейф» его зримого присутствия поддерживали и несли его родственники и потомки – Чжоу-гун и У-ван. Но потом этот «шлейф» стал таять, как туман, а с ним исчезла и та «ступенька», взбираясь на которую человек мог сделать свой шаг к «просветлению сердца». После этого Жэнь в Ши цзине уже никто не понимал.

Чем отличается всякая религия от духовного пути? Религия – это «статика», суть которой заключается в двух словах: «вера [в Бога]» и «почитание [Бога]» – вера и почитание. Образцом религии служит иудаизм. Евангельская проповедь Христа – это не религия, а духовный Путь. Но его превратил в религию апостол Павел. Изначальный Лунь юй – это проповедь Конфуция о духовном Дао к состоянию Вэнь. Однако Мэн-цзы и иже с ним превратили подлинную и яркую проповедь Конфуция в некое «социальное учение». И в первом, и во втором случае неожиданными «бенефициантами» стали вновь образуемые Империи: Византия и Хань.

Путь Христа и Путь Конфуция, в отличие от любой религии, – это «динамика», как и любой подлинный духовный путь. Но никто сам, самостоятельно, этот путь осилить не в состоянии, как бы он к этому ни стремился. И речь в данном случае не идет о каких-то земных наставниках, хотя они тоже необходимы, а точнее, желательны, как например, человек Жэнь – для юноши из рассмотренного суждения. Но без наставника – при нынешней образованности населения и при наличии всех духовных текстов в интернете (и в переводах, и в подлинниках) – сегодня обойтись все-таки можно. А без тех, кого чжоусцы называли «духами верха» – нельзя, причем, это невозможно ни для настоящего конфуцианца, ни для христианина, ни для суфия. Потому что глубинная суть духовного пути у любого человека одна и та же, и этот путь един для всех.

Можно привести наглядный пример. Человек приобретает свое «человеческое» лицо только в том случае, если его с самого рождения воспитывает человеческое общество, т. е. если он сызмальства пребывает в общении с людьми. Ему необходима человеческая помощь. Но если родившийся ребенок – человек! – вдруг, по какой-то причине, окажется в лесу и будет вскормлен волчицей или другим зверем (а такие случаи в южных странах бывали, причем, неоднократно), он уже никогда не сможет стать человеком, – он навсегда останется зверенышем «Маугли». Он уже никогда не научится ни писать, ни читать, ни разговаривать по-чловечески, даже если его с пятилетнего возраста опять вернут в мир людей. Для духовного пути – то же самое: человеку необходима такая особая помощь «духов верха», которую невозможно получить в мире человеческих взаимоотношений. А иначе, без этой помощи, он состояния Вэнь никогда не достигнет. По Учению Конфуция тот, кто встаёт на путь достижения Вэнь (а это, выражаясь средиземноморским языком, – достижение уровня Рая), сначала должен обладать (или воспитать в себе) Сяо.

Но как от этого Сяо перейти к состоянию Вэнь? Ведь, как правило, все те предки рода, которых конкретный человек почитает в виде духов, этим Вэнь при жизни не обладали? А это означает, что они не являются истинными «духами верха» и в состоянии оказать помощь только в житейских делах, но не в делах духовных. Да, это так. Но человек, который познал мир духов через подлинное Сяо, через заботливое обращение к своим близким предкам, получает возможность «искать» в этом уже знакомом ему мире что-то другое.

Только те из ушедших, кто был «силен в Духе», в состоянии транслировать такому человеку благодать Дэ. К ним и начинает «прилипать, как к магниту» – обращать все свое внимание – подлинный искатель. Такое устремление (а оно всегда сопряжено с непроизвольным и неконтролируемым посылом заряда собственной «сердечной искренности», своей «теплой» энергии, в адрес почитаемого «духа») всегда приводит к тому, что человек получает ответную благодарность в виде Дэ или харис. И уже «накопив» эту благодать Дэ в своем сердце, этот человек в определенное время, как триггер, неожиданно «опрокидывается» в состояние Вэнь и становится «просветленным сердцем».

А кто из чжоусцев был человеком-Вэнь? Здесь все очевидно: в первую очередь, это Вэнь-ван, и затем – Чжоу-гун. Были и другие древние китайцы, но о них мы, как правило, ничего не знаем. Да, конечно, они уже давно ушли из жизни, но разве они «умерли»? Нет, они живы до сих пор, потому что Сяо может действовать в «обратном направлении» только в том случае, если «духи предков» отвечают на наш посыл. И на основании существования такого ответа можно твердо утверждать, что они – попрежнему живы. Но такими людьми-Вэнь являются также многие представители и других народов: конечно, это сам Конфуций, но также псалмопевец Давид, это наши Серафим Саровский и Елена Рерих, эллин Плотин, перс Заратуштра, Моисей и гениальный еврей Матфей, араб Мухаммед, русский Силуан Афонский, эллин Платон, индийцы Будда, Рамакришна и неизвестный гениальный создатель Бхагавад Гиты, иудей апостол Павел, индийцы Вивекананда, Шанкара, неизвестный автор Четвертого Евангелия и конечно же, наш назарей Христос. И многие, многие другие. Человек, который оказался, при содействии этого Сяо, в мире предков «своим», прекрасно видит, «кто там есть кто».

А значит, и Вэнь-ван тоже жив. Так, по крайней мере, для самого Конфуция. Человек такого духовного уровня, как Вэнь-ван, теряет свою принадлежность к конкретному земному роду ванов и становится «духовным отцом» всего человечества, в том числе всех китайцев, которые к нему обращаются с просьбой противостоять цепким лапам Смерти. Он, как и Христос, становится просто «наш» для любого человека земли. Да, конечно, Вэнь – это освобождение «временное», как и всякий Рай. Но это та «передышка», а точнее, та «ступенька», благодаря которой человек может подняться выше. Более того, все те, кто смог, в конце концов, одолеть всю «лестницу», – даже в своей «последней» жизни обязательно пройдут через духовный опыт Вэнь. Итак, эта особая помощь возможна только от «духов верха», какими и являются Вэнь-ван или Чжоу-гун (а позднее, и Конфуций), и они эту помощь готовы оказать любому, даже далекому австралийцу.

Проведем параллель с христианством. Евангельский Христос, когда Он жил земной жизнью, постоянно говорил о «бесах», т. е. о «плохих» душах умерших людей. Он, как и китайцы, признавал, что ядро человеческой личности продолжает свое существование и после смерти: «Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить» – заявлял Он. А были ли у Него самого те «духи» верха, которые Ему помогли? Да, несомненно были. Можно вспомнить хотя бы тот случай, когда Он с апостолами взошел на гору Фавор, и к Нему явились Моисей и Илия. В этом конкретном случае пришли именно они, – потому что эти Пророки Израиля имели непререкаемый авторитет в глазах учеников-апостолов, а Христу требовалось именно это.

Но неужели современного человека не убеждает феномен болгарской Ванги, которая вела постоянный разговор с покойниками, т. е. с душами-шэнь? Или для атеиста заявление науки о том, что энергия не исчезает бесследно, а переходит в какой-то иной вид, – это ничто? Всякий человек – это в прямом смысле слова «ходячий сгусток энергии», и именно частичку своей энергии он посылает в виде «запроса» в мир предков, что и являет собой рисунок Жэнь. Куда она девается во время смерти человека, эта внутренняя «энергетическая машина»? Или все мы – это только наше тело с бьющимся в нем сердцем, а все остальное в нас – мысли, эмоции, воля, САМА ЖИЗНЬ – всего этого как бы и не существует вообще? Но это противоречит здравой человеческой логике. Когда Христос умер, – Он стал одним из «духов верха». И когда умер Конфуций – то же самое. Они – два самых мощных «духа верха», которые существуют в мире по сегодняшний день. И эти духи реально помогают любому человеку, обратившемуся к ним искренне.

У каждого народа – своя «специфика». Сегодня для русских такими «духами верха» являются также Серафим Саровский и Сергий Радонежский, для китайцев во время Конфуция – Вэнь-ван и Чжоу-гун. Иероглиф Жэнь – это «связной провод» между человеком и таким «духом верха». Фактически, по своему рисунку, – это человек, внутренне предстоящий, условно говоря, «Вэнь-вану». Он с ним общается, как с живым: мысленно обращается к нему с вопросами – и получает от него ответы; просит его о помощи, советуется с ним и даже спорит. И подобный мысленный диалог у такого человека-Жэнь никогда не прерывается, – это, конечно, в идеале.

Полной аналогией в монашеском христианстве является повторение Иисусовой молитвы. Она должна стать непрестанной и «журчать, как ручеек», не зависимо от того, что́ человек делает, о чем думает и че́м занимается. Причем, «журчать» – именно в сердце, а не в голове, и только поэтому – «просветление сердца». Те, кто в этом искусстве достигали совершенства, говорили, что такая молитва продолжается «сама собой», даже когда человек спит. Ее ничто не оскверняет, в том числе наши естественные человеческие потребности, – потому что для такого человека «ничто не стыдно»: сидит ли он за обеденным столом или справляет свою нужду – «Всё от Бога». И если человек именно таков, значит он – настоящий «мандей», как и Иисус.

Жэнь – это и есть постоянное со-общение с тем «духом верха», с которым у человека возник «контакт». Для христианского мирского пути характерно, что сначала таким «духом верха» становится какой-то близкий святой, например, Серафим Саровский, а затем – Иисус Христос. Причем, такая «переадресация» человека от святого к «Богу» происходит безо всяких «обид» со стороны святого. В духовном очень многое похоже на земное, но при этом – все гораздо чище, жертвеннее, без нашей нравственной грязи, зависти и унизительной пошлости. И безо всякого обмана.

Отвлекаясь, раз уж вспомнили, скажем несколько слов и о величайшем русском святом – Серафиме Саровском. Стал ли он «духом верха» после своей смерти? И кто был «духом верха» для него самого во время его жизни? Ответ найдем в известной дореволюционной книге «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря» (С.-ПЕТЕРБУРГ, 1903):

Стр. 458. Перед своей кончиною, говорила Ксения Васильевна (монашенка, знавшая Серафима при жизни – Г. Б.), батюшка наказывал как можно чаще ходить навещать его могилку: «Когда меня не станет, сказал он, ходите, матушка, ко мне на гробик; ходите, как вам время есть, и чем чаще, тем лучше. Все, что ни есть у вас на душе, все, о чем ни скорбите, что ни случилось бы с вами, все придите, да мне на гробик, припав к земле, как к живому, и расскажите. И услышу вас, и скорбь ваша пройдет! Как с живым со мной говорите и всегда я для вас жив буду!».

Стр. 361. «Вот я, убогий Серахфим, сказал старец, для сего прохожу Евангелие ежедневно: в понедельник читаю от Матфея, от начала до конца; во вторник от Марка; в среду от Луки; в четверг от Иоанна… Через это не только душа моя, но и самое тело услаждается и оживотворяется, от того, что я беседую с Господом…

Монах Серафим совсем не случайно называет себя (не только в приведенных выше строках, но регулярно) «убогим». По сути, так же называет себя и китайский Сын Неба. И это не случайно, – это не принятый этикет, не притворство и не лицемерие. Это свидетельствует об их совершенно искреннем понимании самих себя именно такими, – понимании значения своей личности. И чему тут удивляться? – И тот, и другой – это люди-Вэнь. В приведенных словах Серафим несколько раз упоминает слова «гробик» и «могила». Но разве чжоуский ритуал не уделяет первостепенное значение могилам предков? Но главное для нас – все-таки иное. Серафим три раза повторил «в уши» этой монахине, что он и после своей смерти останется для людей живым! Выражаясь по-китайски, он сказал, что после смерти станет «духом верха». И иначе эти его слова понять невозможно.

Из второй цитаты, которая тоже является прямой речью Серафима, однозначно следует, что при его жизни «духом верха» для него самого был Христос: именно с Ним он постоянно мысленно «беседует». Это и есть – наше «христианское Жэнь». Добавим к этому, что для обычного христианского монаха (а Серафим – это монах не совсем обычный) таким «духом верха» является, в первую очередь, Пресвятая Богородица. Монах черпает от нее ту «духовную женственность», которую в правильной семейной жизни мужчине дает его жена. И именно по этой причине семейный мужчина в христианстве редко обращается к Пресвятой Богородице: это естественно, потому что у него есть жена. Здесь следует все-таки особо отметить, что для нашего Серафима Саровского именно Пресвятая Богородица была его главной Святыней, его спасительницей, помощницей и руководителем в его духовной жизни.

И пусть теперь читатель попытается придумать, создать какой-то европейский «эквивалент» или аналог для Жэнь Конфуция. Ведь как уже стало понятно, это Жэнь существует и в христианстве, и в исламе у суфиев. И это – именно то самое китайское Жэнь, «точь в точь», без каких-либо корректировок. Но если ни христиане, ни суфии за истекшие тысячелетия так и не нашли для всего этого подходящего слова, значит, и мы тоже вряд ли найдем. Но и сами китайцы не нашли такого «слова» – они это Жэнь просто «нарисовали». А поэтому – оставим Жэнь в покое, без перевода, и утвердим тем самым его интернациональный характер. Оставим по той очевидной причине, что у китайцев были иероглифы-«картинки», а у нас – слова-определители, которые, исходя из их фонетической структуры, – несравненно «беднее».

Итак, если искреннее Сяо – это «предтеча» Жэнь, то искреннее Жэнь – это «предтеча» Вэнь. Можно сказать и иначе, почти по-Конфуцию. «Соседом» слева от Жэнь – является Сяо, а справа – это Дэ. Если же мы будем говорить о Цзюнь цзы, то начиная со второй половины существования Западного Чжоу – такое явление становится уже невозможным без ученической практики Жэнь.

Глава 4

Суждение 4.1

4.1. Почтенный (цзы) сказал (юэ): «[То] поселение (ли, т.ж. «деревня», «*жилище», «дом») [в котором] есть (вэй, т.ж. «быть», «трудиться») [человек]-Жэнь, достойно одобрения (мэй, т.ж. «считать прекрасным», «хвалить»). [От такого поселения] отличается (цзэ, т.ж. «*различаться», «*иметь различие») [то, в котором] не (бу) проживает (чу, т.ж. «находиться», «пребывать», «селиться») [человек]-Жэнь. Каким образом (янь) [в таком случае можно] получить (дэ, т.ж. «*извлекать выгоду») мудрость (чжи табуированное, т.ж. «знание»)?».

С учетом Вступления к главе IV читателю должно быть все понятно, за исключением самого конца суждения. О какой мудрости говорит Конфуций? Дело в том, что вид этой мудрости/знания «зашифрован» в самих словах Учителя. В. М. Крюков в своих работах о Раннем Чжоу заявляет, что иероглиф дэ, который мы видим в тексте этого суждения, использовался – и продолжал в дальнейшем использоваться – в качестве синонима или заменителя Дэ. Эти иероглифы – омонимы, и выражение «получить Дэ» (дэ Дэ) привело, в конце концов, к тому, что они в значении «благодать» уровнялись. И Конфуций тоже имеет в виду «знание Дэ», а не просто получение какого-то отвлеченного знания или мудрости. Ну, а зачем человеку надо «получить-знать» это Дэ, – читателю уже прекрасно известно. Без получения Дэ никогда не узнать, что́ такое Вэнь, которое в свое время получил Вэнь-ван, и не он один.

Читатель, наверное, обратил внимание на то, что в качестве учителя Конфуций, причем, уже не в первый раз, выдвигает человека-Жэнь, а не человека-Вэнь. Это объясняется, в том числе, тем, что люди-Вэнь встречаются гораздо реже, а значит, найти таких труднее. Далеко не каждый Жэнь становится Вэнь. А вот таких, кто практикует внутреннее созерцание «духов верха», – таких несравненно больше, и вот такого учителя в поселении найти можно. И если Конфуций об этом говорит, значит, ему прекрасно известно, что в деревнях – но не в городе! – по-прежнему оставались такие люди, которые своим внутренним миром напоминали человека-Жэнь, т. е. были устремлены к миру духов. Конечно, об этом термине Жэнь они вряд ли что-то слышали, но это не меняло самой сути дела и перспектив их духовного роста.

О Вэнь Конфуций не говорит и по другой причине. Иероглиф Жэнь для окружающих его учеников был неопределен в своем конкретном значении и обозначал что-то наподобие «хорошего человека». И в этом своем качестве этот иероглиф был подлинным «спасением» для Учения Конфуция, и именно по причине его неопределенности окружающие Конфуция люди искали смысл этого иероглифа, задавая Учителю многочисленные вопросы. В противоположность ему иероглиф Вэнь, судя по всему, уже приобрел в Китае свое новое и столь редкое для того времени абстрактное значение: «что-то написанное иероглифами (письменность)», «любые письменные знаки (иероглифы)» и даже прообраз «литературы» в обобщенном смысле этого слова. И как Конфуций мог переубедить окружающих в том, что это вовсе не «нарисованные знаки», а «нарисованный» человек с «просветленным сердцем», каким являлся, например, Вэнь-ван? Начни говорить такое – сочтут сумасшедшим, как и Христа.

Суждение 4.2

4.2. Почтенный (цзы) сказал (юэ): «Тот не (бу) Жэнь, кто (чжэ – «тот, кто») не (бу) может (кэ) с помощью (и, т.ж. «через посредство», «используя») ○ длительно (цзю, т.ж. «продолжительно», «долго») находиться (чу, т.ж. «пребывать», «проживать», «быть») [в] ограничении (юэ, т.ж. «сдерживать», «*удерживать от [напр., соблазнов]»); [Тот не Жэнь, кто] не (бу) может (кэ) с помощью (и) ○ длительно (чан, т.ж. «долгий», «протяжный», «напевный») пребывать (чу) в *гармонии (лэ, т.ж. «*согласие»). Жэнь [это] тот, кто (чжэ) в умиротворении (ань, т.ж. «мир», «покой», «спокойствие») [предстоит духам верха (второй иероглиф Жэнь)]. Мудрый (чжи табуированное, т.ж. «знающий», «мудрец», «опытный», «знание») [это] тот, кто (чжэ) жаждет (ли, т.ж. «*жадный», «*алчный»; или: «тот, кто стремиться к…») предстоять духам верха (Жэнь)».

Итак, мы видим в этом суждении сразу четыре иероглифа Жэнь. Любой древний иероглиф Китая в грамматическом отношении является «бесполым»: он одновременно – и существительное, и прилагательное, и глагол, и причастие, и женский, и мужской род, и любой падеж, – все в зависимости от контекста и от жесткого порядка слов в предложении. В этом суждении Жэнь – это, в одном случае, «человек, обладающий качеством Жэнь», а в другом – само это качество: «предстояние духам верха», или, в глагольной функции, – «предстоять духам верха». В последнем случае – это почти «общаться с духами верха» или «войти в мир духов верха», будучи, конечно, земным человеком. Причем, в дополнение к этому и в зависимости от конкретного человека, речь может идти не о «духах» во множественном числе, а о каком-то конкретном «духе», например, духе Вэнь-вана. Эти «бесполые иероглифы» не имеют и указателя числа.

Более интересно в этом суждении другое, – то, на что все переводчики закрывают глаза и что мы обозначили в тексте условным знаком ○ («пустышка»). Такое нежелание перводчиков учитывать грамматику выражается в том, что все они делают вид, будто бы в тексте не существует иероглифа и, который повторен здесь дважды. У этого иероглифа есть четко обозначенная функция: он «вводит инструментальное дополнение, обычно переводимое на русский язык творительным падежом без предлога: “посредством, через посредство, при помощи”» (БКРС № 13442). Здесь же, в этой статье Словаря, приведен наглядный пример: «заклеить окно белой бумагой». В нашем тексте этой «белой бумаги» нет, хотя она должна здесь присутствовать. У нас же получается что-то непонятное, и именно по этой причине мы наблюдаем у всех переводчиков такое «неуважение» к этому предлогу. Кстати сказать, фактически 100 % подобие мы наблюдаем и в традиционном переводе очень важного фрагмента евангельского текста.

Итак, здесь у нас отсутствует это «инструментальное дополнение». А напрасно. Тем более, что сами эти «переводчики» показывают себя таким образом или учениками, неуспевающими в древнекитайском – что очень маловероятно! – или… людьми, сознательно фальсифицирующими текст. В прекрасном русском пособии по изучению древнекитайского языка (М. В. Крюков, Хуан Шу-ин «Древнекитайский язык», Главная редакция восточной литературы, М.: 1978, стр. 124) сказано:

Предлоги древнекитайского языка можно разбить на несколько групп. Отличительной особенностью той группы предлогов, в которую входит и (помимо него к той же группе относится, например, предлог юэ), является следующее.

При наличии контекста, когда уже известно, о каком дополнении идет речь, косвенное дополнение, оформленное предлогом и́, в тех случаях, когда оно стоит перед сказуемым (а это и есть наш случай – Г. Б.), может быть опущено [например]:

«…с почтением относиться к моим жертвоприношениям», «с помощью [моих жертвоприношений] получать много счастья».

В рассматриваемом суждении мы имеем случай, подобный вышеприведенному: «с помощью (и) ○ получать много счастья». Знак ○ – это и есть «что-то» пропущенное в тексте. А вот «с помощью» чего конкретно, – это должен понять тот читатель или слушатель, который читает или слушает данное суждение Конфуция. Ну, а кто этого не понимает, тот – и это вытекает логически – вообще ничего не понимает в Учении Конфуция. Ведь подобное «опущение дополнения» на основании понятного слушателю контекста возможно только в том случае, если Конфуций, произнося это суждение, прекрасно видит, что какая-то часть его слушателей понимает это высказывание правильно. А если бы вдруг увидел, что в таком изложении его слова уже никто не понимает? Разве стал бы он строить свое суждение подобным образом?

Мы не будем гадать, по каким причинам это важное дополнение из текста исчезло, – от этого нам легче не станет. Тем более что оно легко восстанавливается тем читателем, который пребывает «в теме». Кстати сказать, возможно и такое, что сам Конфуций это важное дополнение опустил, заменив его многозначительной паузой: он ведь и о значении Жэнь не очень охотно распространялся. Духовные дела – это дела «тонкие», поэтому – «не давайте святыни псам».

Выпавшее из текста дополнение – это или «духи верха», или «прежние просветленные люди» (сянь Вэнь жэнь), или даже просто Жэнь в функции «предстояния духам верха». Смысл – один и тот же: именно великие предки (предок) или их мир как раз и являются теми, «с помощью кого». В последнем из этих вариантов – «предстояние духам верха» – первое Жэнь суждения – это, условно говоря, «монах», а пропавшее Жэнь (○) – это «Иисусова молитва». Но в таком варианте данный текст суждения становится совершенно непонятным для того «светского китайца» древности, который обратился к комментированию Лунь юя. И именно по причине наличия в нем «слишком многих Жэнь» возможно, что «лишняя» их часть была удалена уже в древности «волевым порядком».