Прилунение. Сборник стихотворений. Баллады

Да вороны каркают…

…Сердце не стучит уже…

Мертвое…Кошмарится…

Выпила не мед любви

Спящая красавица…

Где-то…

Как странно жизнь устроена сейчас —

Пал жребий для страданий даже детям.

И пуговки милейшие подчас

Везут житейский воз, а мамы … где-то…

Нет ничего страшнее этих слов —

Таинственно-пугающих – как где-то…

Не к ним ребенок должен быть готов.

Он был рожден для счастья и для света!

Сегодня мама где-то в забытьи…

Везде лежит немытая посуда…

Малыш пытался кашу наскрести,

Ведь для него и каша в доме – чудо…

Вчера явилось где-то вечерком

В лице мужчин и женщин неумытых.

Притих малыш за бабкиным шкафом…

Осталась дверь входная не закрыта.

Рыдает за окном холодный дождь,

И ветер рвет листву нещадно где-то.

И пес бездомный, что на тень похож,

Вошел,дрожа, узрев полоску света…

Пробрался сквозь лежащие тела,

Сквозь вонь и чад прогорклый сигаретный.

И взял горбушку хлеба не спеша,

Что завалялась меж посуды где-то.

И тонкий одинокий огурец

Пах рыбою соленой почему-то,

Но пес к нему утратил интерес,

Услышав детский плач за шкафом где-то.

«Ав-ав! Ав-ав!» – как «мама» малышу,

Несет победно хлебную добычу.

Припал малыш к собачьему плечу…

Как хорошо, что двери не закрыты!

…И где-то есть на свете далеко

Тот райский уголок для малой крохи,

Где бог живет и солнце высоко,

Где жизнь без слез и позабыты вздохи…

Грохочет жизнь, жерновами ворочая…

Грохочет жизнь, жерновами ворочая.

Событий вороны черные каркают!

А всё, что доброе, – в ящике «прочее».

И все, кто живы, – не дышат, а кашляют.

Заполнен мир пестротой обезличенной.

И люди слабые слепнут и падают.

А те, что сильные, видно, двужильные.

Они успешные. Хапают! Хапают!

И в этом хаосе – визг Какофонии.

Ей вскрыть нутро – как махнуть нежной ручкою!

Она идет среди страшной агонии —

Такою модною, яркою штучкою!

Попался вдруг человек ей особенный.

Он слеп и глух, он немой от рождения.

Она его зажимает ладонями,

Но для него это лишь дуновение!

Не видит он этот мир обезличенный.

Не слышит он этот визг Какофонии.

Он для других – человек ограниченный,

А для Всевышнего он – как симфония!

Он видит мир изнутри неокрашенный.

Он слышит звук, что неведом другим.

Он говорит, как вещает юродивый,

Как поцелованный Богом самим!

И все вокруг не имеет значения,

Когда душа видит то, что невидимо.

И отступают куда-то сомнения,

Когда душа лишь от Бога зависима.

Пусть всё вокруг громыхает испугами.

Пусть все поют чью-то песню ужасную.

Твоя душа, покрываясь «кольчугою»,

Идет вперед, ожидая прекрасное!

Жизнь – театр…

Боль сжала немотою моё горло,

Как острое холодное кольцо.

Дырявлю трудный день, подобно сверлам,

Чтоб выйти в завтра, разорвав его.

Но здесь пока как будто представленье.

Трагедия на сцене, а не фарс.

И режиссёр с каким-то упоеньем

В конце спектакля убивает нас.

Мне не понять: мы зрители, актеры?

Где сцена, а где тёмный, душный зал?

Какие-то бездушные приборы

Озвучивают нам «девятый вал».

Огромные высокие кулисы

Секут нас друг от друга полотном.

И в яме оркестровой только крысы

Глядят на нас, как будто мы их корм…

Нет музыки – одни скрипят колена.

Нет света и тепла – холодный зал.

И не гудит набатная сирена —

Никто из нас и слова не сказал.

Причудлива игра обманной тени.

Идёт к концу бездушному спектакль

И мы не можем встать стеной в партере.

Не в силах мы уйти. Билетов жаль…

В немом молчаньи занавес спустился.

Поклонов нет, нет вызова на бис.

И каждый представленью изумился —

Привыкли ждать мы праздник от кулис.

Спектакль не изменить… и он окончен.

Билет закручен трубочкой в руке.

Талантлив режиссёр или не очень —

Судить уже придется не толпе.

Мне не понять такое вот «искусство».

Не вижу я счастливых глаз людских.

Ужасный театр – это ли не грустно?

Пусть даже это театр на двоих…

Но в жизни театральной нас не двое.

Народною толпой заполнен зал.

Трагедия… а что это такое?

И кто такой спектакль предсказал?

Весёлые и мирные сюжеты,

Счастливый день на сцене вековой.

Душевные любовные сонеты,

Блаженства миг – волшебный, неземной…

В таком вот утопическом спектакле

Я роль свою, как все, сыграть хочу.

Искусства режиссерского пентакль

Я мысленно с надеждою черчу.

Я верю, что триумф в конце случится.

Пусть мой билет валяется в ведре,

Но этот день не может не родиться.

А режиссёр – рождается уже.

Игра

С какою страстью ты отдался —

Таков и будет результат.

И если мало ты старался,

Тебя не выручит талант.

Коварно жизнь нас «опекает».

Мы, люди, – пешки на доске.

Противник ход перекрывает,

А мы лишь плачемся судьбе:

– Какая ты, судьба-злодейка!

Вздохнуть свободно не даешь!

Но постарались на копейку —

И получили медный грош!

А иногда стараний мало.

Споткнешься там, где и не ждешь.

Каким бы ни был «аксакалом»,

Всего на свете не учтешь!

И вот неведомо откуда

Вдруг появляется король.

Он из простого вышел люда,

Но ты подвинуться изволь!

И хорошо еще – не съеден.

Беги покуда, отступай!

Забудь, бездарный, о победе.

Другое поле выбирай!

Противник храбрый и сметливый

Из пешек вышел в короли.

И ты из пешек, но ленивый…

А мог бы ты на трон взойти.

Тебе не силы не хватило.

И не хватило не ума.

Ты обменял, глупец, что было,

На своей лени закрома!

Ты был покрыт душевной пылью.

Ты не мечтал. Ты не хотел.

Тебе тепло за старой дверью.

Ты потому не преуспел.

Но жизнь – игра…И каждый малый

Стремится в ней свой путь занять.

Здесь места нет для запоздалых.

Ты оплошал?.. Начни опять!

Пусть говорят тебе: «Гейм овер» —

Ты все равно не отступай!

Твой звездный час наступит вскоре.

Мечтай. Работай. И дерзай!

Пескарь

Все неизменно в этом мире.

Я, удивляясь, узнаю,

Что обитает и поныне

Герой сатиры, что люблю.

Щедрин писал о днях далеких,

Писал о мудрых пескарях,

Что в реках выжили глубоких

При злобных щуках-дикарях.

Казалось бы, несложно выжить —

Сиди себе в своей норе.

Пока злодей пришел на пажить,*

Ты отсидишься в глубине!

Ты не смотри, что он шикарен,

Его улыбка – лишь оскал.

На самом деле он коварен

И притворяться не устал.

Расти, питайся, умножайся!

Река-кормилица полна!..

…Ты, пескарек, не увлекайся —

Сгодишься щуке на корма!

Тебе до старости не выжить.

Пескарь и щука – не равны.

Ты наживешь себе лишь грыжу,

Причем на стадии икры.

Везде сегодня щучьи зубы.

Куда податься пескарям!

И пескари, сомкнувши губы,

Молчат, подобно мудрецам.

За право жить они готовы

Терпеть злодейский беспредел.

И эти сказочки не новы –

Премудрый тот, кто все стерпел…

…Все неизменно в этом мире.

Герой-пескарь доныне жив.

Не смог мудрец взглянуть пошире —

И не узнал, что есть пролив.

Возможно, там, вверху у неба,

Успел бы он увидеть свет!

Возможно, б съел… с крючка он хлеба

И его жизнь сошла б на нет…

Пусть было б так или иначе,

Но был бы шанс у мудреца

Поймать за хвост свою удачу,

Оставив с носом палача!

Пескарь сидит в глубинной норке,

Дожить пытаясь… до чего?

Уже отдал он злобной щуке

Свой мир… что был ценней всего!

* Пажить – выгон, поле, выпас, пастбище

Подъем

Тяжела дорога в гору.

Коротка, но так крута.

Красота открылась взору!

Небо – синяя река…

Ты всю жизнь сюда стремился,

А поднявшись, обомлел!

Как взобрался, не сорвался?

Как дойти сюда посмел?

Жил внизу – манили горы.

Всё вокруг казалось – так…

Наверху горят узоры,

А внизу лишь серый мрак.

Взор прошелся по низине.

Все знакомо, без прикрас.

И решил ты жить отныне

Выше, круче, чем сейчас.

С каждым уровнем мужая,

Ты спешил быстрей наверх.

Мысли бились, утешая:

«Не внизу, вверху – успех!»

Лишь с горы низина краше!

Манит свежестью ручей.

Был значительно ты младше,

А хотелось стать взрослей.

Вон твой дом, где ты родился.

Позади твоя Земля!

Не успел воды напиться,

Был подъем важней ручья.

И поняв, что потерял ты,

Крикнул птицей: «Боже мой!»

Горы вечностью объяты —

Твой окончен путь земной.

Высота молчит седая.

Осуждает глупый крик.

Ты не птица молодая…

Наверху ты стал старик!

С каждым шагом ты мудрее.

С каждым вдохом тяжелей.

День вверху тебя не греет.

Там, внизу, и ночь теплей!

Ты молчишь, сраженный небом.

Красота!.. А мир внизу…

Дальше путь – туда, где не был.

В голубую высоту.

Заглянув в себя поглубже,

Словно маску ты сорвал.

Накопил не то, что нужно.

Слишком мало отдавал.

Сразу многое открылось:

Чем дышал и чем ты жил.

Почему же так случилось?

Что имел, ты не ценил.

Жизнь прошла в анабиозе.

Словно сон, а может, бред.

Будто в призрачном наркозе

Промелькнуло столько лет!

Никого, кто был бы дорог…

Ты кричишь до хрипоты!

По любви ты терпишь голод,

Испугавшись высоты!

Восклицаешь: «Мне бы крылья!»

Мне б взлететь хоть воробьем!

Я б спустился до низины…

Изменил бы и подъем…

Я б спустился… Жил иначе…

Каждый миг ценил и час!»

Только горы не заплачут,

Это слышали не раз.

Жизнь, подъем – короткий очень.

Не заметил, как взошел.

Осознал – и стало горько…

Пел бы ты, покуда шел…

Пощечины

Я не буду стенать и кручиниться,

Как старуха возле корыта.

Нужно мне, как и всем, вклиниться

В работу без передыха!

Чтобы жизнь не была обочиной —

Лезь вперед, туда, где гуща!

На лице горят пощечины.

Ну и пусть. Так даже лучше.

То не даст потерять сознание,

Кисельной сползая кучею…

Ну, а если ты сполз на мгновение,

Получи из пощечин – лучшие!

Отрезвляюще очень даже.

Хватит спать во сне деменции!

Пощечины – это стражи

Для нашей с вами потенции.

Пощечины – это последнее,

Что может снести разум.

Пощечиной бьет столетие

По всем щекам сразу!

Народ привык к ударам.

А сколько пощечин было!

Следы горят недаром —

Их время проявило.

Красным-красно повсюду.

Народное сердце живо.

Толкает кровь по сосудам

К щекам без перерыва!

И стыд, и боль, и горести —

Чего ж нам еще надо?

След от пощечины – краска доблести,

А не какая-то помада.

Не грим, не гуашь, а полотнище,

Краснеющее под взглядом.

Народ – не какое-то скопище.

Народ идет парадом!

Слезы

Я буду жить – куда деваться?

Растить гибридный оптимизм.

Счастливой быть – или казаться —

В борьбе за общий гуманизм.

Болеть душой за жизнь былую.

Болеть за то, что впереди.

Болеть за то, о чем тоскую;

За то болеть, где нет тоски.

Меня гнетет несправедливость,

Натяжный смех хмельных людей.

И современная пугливость

Больших и маленьких детей.

Вокруг живых – гнетущий вакуум.

Среди умерших – тишина.

Мы все живем под новым флагом,

Но жизнь у нас всего одна!

Земли родной я не хозяйка.

Теперь в стране мы все рабы.

Хозяин кто? Поди, узнай-ка!

Но повторяй: «Рабы не мы».

Пусть слово «рабство» устарело.

Пиши: «кредитный договор».

Свободен ты? На самом деле —

Рабом остался до сих пор!

Рабочим быть теперь не в тренде.

«Колхозник» – скажешь, – оскорбишь.

Висели раньше мы на стенде.

Теперь тот стенд изгрызла мышь.

Учитель тоже не в почете.

Его задет авторитет.

Ученый в поисках работы

Иль улетел за континент.

Интеллигент переродился.

Душою высох, измельчал.

Он раньше мудростью гордился.

Теперь он ценит капитал.

Культура быстро испарилась

Из масс людских и из умов.

Когда «свобода» навалилась,

Не каждый был к тому готов.

Все сразу черта обвинили,

Конец, мол, света подошел!

Кого-то этим насмешили,

А кто-то в бункеры ушел.

И каждый год одна шарманка!

Так проще скрыться от проблем.

И как больная наркоманка,

Страна глотает этот мем.

Я в черта-дьявола не верю.

Иные люди пострашней.

Но назовем их всё же – черти.

Для многих будет так ясней.

Из них одни – поменьше ростом.

Другие – выше и сильней.

Все озабочены приростом

Своих богатств, своих долей.

Им не нужна доска почета.

Их цель – ворваться в списки Форбс.

А кто пониже – тот «болото»

Еще пониже – «нищий пес».

В продаже все – и честь, и совесть.

И ум бы продали давно!

Но сделать так – большая глупость,

Тупой богач – не «комильфо».

Они пиявки-кровососы:

Они сосут и день, и ночь!

У них на все свои запросы.

Народ обязан им помочь!

Они же сливки из народа!

Они все крови голубой!

На самом деле их порода —

«Весьма сомнительный герой».

И это «нечто» присосалось

К счастливой чаше жадным ртом.

Оно за всех испить старалось,

Стремясь напиться на потом.

И счастья чаша обмелела.

Людей ей нечем напоить,

Когда при ней из «сливок тело»!

Куда уж нищим подходить!

Его желанье ненасытно.

Оно не знает, что есть боль.

Но мне и больно, и обидно:

Народ лишен и нищих доль.

Мне жаль людей, что голодают.

Мне жаль умерших деревень.

Мне жаль детей, что не взлетают.

Их жизнь как сумрачная тень.

Не жаль мне денег и богатства.

А жаль свободы от него!

Мне жаль утопии и братства.

И жаль мне бога самого.

Людская жадность безгранична.

Людская ненависть страшна.

Любовь и вера их двулична.

Но жизнь у них всего одна!

И мы, коль это допускаем,

Ничем не лучше остальных.

Мы бога в сердце не впускаем.

И далеко нам до святых!

Никто не видел слезы бога.

Мы не достойны его слез.

У нас у всех – одна дорога.

Мы не заслуживаем звезд…

Я благодарю…

Крепкий трос

Тебе знаком тот миг, когда

Идешь широкими шагами:

Завален думами, делами…

А с тобой рядом … тишина?

Когда в дороге рядом нет

Того, кто в ритм с тобой шагает?

И нет того, кто забегает

Вперед тебя, туда, где свет?

Когда тебя гнетет вопрос:

И на кого мне положиться?

Когда ты вырастил овес,

А посадить хотел пшеницу?

Но это только полбеды.

По мне другое даже хуже —

Когда ни с кем не делишь ты

Тот счастья миг, что был заслужен.

Не потому, что жаден ты,

А потому, что просто не с кем.

Как будто высохли цветы…

Как будто мир неинтересен…

Спасибо, господи, тебе

За то, что я не одинока!

Иду по жизни налегке —

И широка моя дорога.

За то, что слышишь ты меня,

Сказать хочу тебе спасибо.

Ведь нет в судьбе такого дня,

Что я не вправе сделать выбор.

Вперед иду и не боюсь,

Как будто нет в пути обрывов.

К своей вершине я стремлюсь

Без тормозов и перерывов.

Я чую крылья за спиной.

И крепкий трос натянут богом:

Мои друзья всегда со мной.

И мы течем единым током.

Я слышу стук сердец друзей.

Дышу единым синим небом.

И лучше нет судьбы моей,

Когда сыта не только хлебом!

На корабле

Скажи, что общего меж нами?

Лишь слово вечное – любовь.

Мы тридцать лет под парусами,

Но так плывем, как будто вновь.

На море всякое бывало:

И тихий день, и буйный шторм.

Но нам терпения хватало

Не оказаться за бортом.

А нынче море разгулялось!

Морская рвота у любви.

Как видно, мы перестарались…

Не то с тобой «сварили» мы.

Но сколько мы еще наварим!

Любви больной не привыкать.

Мы паруса на юг отправим,

Когда устанем замерзать.

И поплывем мы, чередуя

То жар, то холод, то тепло.

Сказать, наверно, не смогу я,

Что плохо ей, что хорошо?

Пусть закаляется, лентяйка!

Ее не ждет на море штиль.

Стрелой лететь, как в море чайка, —

Семейный фирменный наш стиль!

Я благодарю…

Я благодарю тебя за воздух,

За грядущий день и за покой.

Если бы не ты, наверно, точно

Спела б я себе за упокой…

Мирные рассветы и закаты.

День, обьятый небом голубым.

И непробиваемые латы —

Для меня, как прежде, – это ты!

Если впереди я путь не зрею —

По твоим шагаю я следам.

И свою пишу я эпопею

Лишь благодаря твоим рукам.

Словно паралитик я убогий,

Чувствуя дыхание твое,

Поднимаю каменные ноги

С верою, что можно в жизни все.

Не ропщу, не плачу, не жалею.

Не желаю бога я гневить.

Не считай, что лью тебе елею, —

Просто без тебя мне не прожить…

Я горжусь тобой, мой друг…

Я горжусь тобой, мой друг,

Что ты зла в себе не держишь.

Что ты тащишь тяжкий плуг

И ещё во что-то веришь.

Я горжусь, что ты судьбу

Не клянешь и не возносишь.

Что свою ты доброту

Без разбора преподносишь.

Я горжусь, что ты, уча,

Сам не прочь всему учиться.

Что не рубишь сгоряча,

Даже если пар клубится.

Что ты можешь наступить

На своё больное горло,

Что ты хочешь дальше жить,

Даже если жизнь прогоркла.

Я горжусь, что никому

Не продашь моих сомнений.

Хоть полмира обойду,

Знаю я, ты в дружбе – гений.

Я хочу тебе сказать,

Что мой мир тобой украшен.

Что ж взамен тебе отдать

Из глубин душевных скважин?

Лишь у правды есть цена.

А она тебе известна —

Моё сердце никогда

Не займёт другого места.

Горькое счастье

Ты сказала:

" Не знаешь счастья.

А счастье

Оно,

Вот…

Улыбающийся

Рот.

А счастье – оно

Здесь.

Взвесь!

Можешь счастье своё

Сжать.

И руками его

Взять…

Несть…

Хоть какой,

только есть…

Пусть!

Даже если потом

Грусть.

Даже если потом

Боль.

Но счастливою быть

Изволь.

Пока рядом с тобой —

Оно.

Счастье пьяное,

Как вино.

Будь счастливою

Вместе с ним.

Счастье призрачно,

Словно дым.

Вот моё уже ушло…

А твоё …

Нет ещё!

Так живи же пока

С ним.

Счастьем

Горьким.

Живым.

Своим…"

Ты сказала и отошла.

Для чего я сюда пришла?

Почему нахожусь не с ним?

Счастьем горьким своим, живым…

Я спасибо скажу тебе.

Ты открыла глаза мне.

Я счастливой хочу быть.

Время есть у меня

Любить!

Этот мир никогда не менялся…

Маяковскому

Мы должны быть давно на «Ты».

Как с друзьями, что с детства знакомы.

Посмотри на нас с высоты

Своего Великого дома!

Ты построил Великий дом,

Своим словом навек припечатав!

Так что каждый нашел в нем

Свой единственный отпечаток!

Потому сейчас говорим

Мы с тобой, ничуть не смущаясь,

Как с отцом и другом своим,

Каждый раз к тебе возвращаясь:

– Ну, здравствуй, Владимир Владимирович!

Как тебе наша жизнь с неба?

По своей стихотворной лестнице

Ты поднялся наверх левой!

А нам тут хватает зрелищ!

Большинству не хватает хлеба.

Мы сказками вволю наелись

И нам захотелось света.

Ты спустись пока, как поднялся.

Оглянись, кругом озираясь.

– Этот мир никогда не менялся! —

Скажешь ты, удивляясь.

Ты ведь нам объяснял подробно —

Хорошо что такое и плохо,

Но никто не усвоил урока…

Не хватило, как видно, вдоха.

Пелена жалюзи навесила.

В полумраке сидим тихо.

В голове какое-то месиво,

Из какого – не ясно – жмыха.

Говорят, что пуля страшная

Тебе двери открыла адовы.

Только все мы, люди, – грешные,

И не видно, куда падаем.

Кто сказал, что твоя лестница

Не ведет туда, где небо?

Если кажется, пусть крестится.

Ты всегда шагал левой.

Ты всегда дышал правдою!

И оставил свою лестницу —

Чтоб никто не шагал правою,

Не кормил людей околесицей!

За твои ступени словарные

Я пытаюсь держаться мыслями,

Чтоб душа и мое сознание

Наполнялись твоими смыслами!

Разговор с Тургеневым

Как странно устроено время…

Портрет Ваш висит стене…

А я – современное племя —

Лечу на ином скакуне.

Скакун временной разминул нас,

Но книги волшебная нить

Меня к Вам опять притянула,

Чтоб в памяти Вас воскресить.

И Вы своим взглядом оттуда,

Как будто хотите сказать,

Что время способно на чудо,

Что может скакун подождать!

Мы сядем напротив друг друга:

Тургенев и я, лишь вдвоем.

И выльется чтенье – с досуга —

В беседу друзей за столом.

Вы скажете мне, что давненько

Глядите на нас с высоты.

Что лучше б нам жить в деревеньке,

Чем средь городской суеты.

Что мир облетел пустотою…

Как мертвый безжизненный ствол

Уже не трепещет листвою…

Мир лжив, неуютен и зол.

Что дом в простоте безобразен

Коробкой нелепой своей,

А домик в деревне прекрасен

На ложе цветов и полей!

Тут я возражу: «Почему же?

И в городе есть красота!»,

Но если вникать в это глубже,

Наверно, бездушна она.

Вы спросите нас и про чувства.

Но есть лишь наживы кураж.

Придумано нами искусство —

Себя возводить в антураж…

Известны мне Ваши сужденья

И образ героев знаком.

Тургеневских девушек свя́тых

Нет  в мире холодном моем.

Сказали Вы: «В годы лишений

Опора нам – русский язык…»

Но наш человек современный

Язык вспоминать не привык.

И «русский, великий, могучий»

Ужался во множество раз.

Послание будет короче

Со смайликом в тысячу раз!

Я эллочкою-людоедкой,

Конечно, пока не слыву.

Но с временем связана крепко

И в ногу со всеми иду.

Вот я беззастенчиво-лихо

Шагаю, как доблестный муж,

Не зная ни в чем передыха.

Без шляпы. Без перьев… И что ж?

Широким спортивным движеньем

Вхожу я к себе в кабинет.

Нет места жеманным манерам,

Ведь дамы тургеневской нет!

Быстрее! Вперед и смелее!

Какая уж томность в глазах!

Быть может, мы стали умнее,

Но ум наш цинизмом пропах.

Мне стыдно признаться Вам, боже,

Любовная тихая грусть

Давно мое сердце не гложет.

Как будто любить я боюсь…

Каким камнетесом сточились

Все нежные чувства мои?

«Да… женщины так изменились…» —

Лишь скажете с грустью мне Вы.