Непростые истории 4: Печальные звёзды, счастливые звёзды

Этелька устроилась на широкой лапе рождественской ели напротив часов и всматривалась в жёлтое стекло циферблата, которое светилось изнутри. Если прислушаться, то через пуховую тишину доносились урчание часового механизма, стрёкот шестерней и гул пружин. Этелька гипнотизировала стрелку, которая заслоняла оконце – медленнее, медленнее…

Когда минутная стрелка отползла на цифру девять, Этелька вспорхнула с насиженной ветки, светлячком скользнула в щёлочку. И едва не попала в зубцы шестерней. Этелька метнулась к стене, перевела дыхание и прислушалась. Если снаружи эфир дрожал от человеческих мыслей, мечтаний и желаний, то здесь, за жёлтым стеклом главных часов Кулеша, царила тишина, какая бывает в сильный снегопад. От этой тишины звенело в ушах и хотелось плакать – страшно!

Размеренно грохотал часовой механизм. Стучал маятник, скрипели цепи. Узкий мостик покачивался на старых цепях и по спирали спускался вдоль стен к основанию башни. Сгорбившись за механизмом, ворчал часовщик. Вокруг него сосредоточилась тишина. Он был её источником…

Этелька опустилась на шаткий помост и с неохотой добавила себе роста. Редко-редко ей доводилось лицом к лицу беседовать с людьми. Сердце колотилось в горле, мешая словам.

– Чего явилась? – тут же прозвучал вопрос. Голос часовщика пощёлкивал, как старая шестерня.

– Я… – Этелька прокашлялась. – Пан Яцек…

– Я знаю, кто я, – резко перебил её часовщик. – А что ты, милочка, здесь делаешь? Кажется, я задал простой вопрос. Кто ты такая и зачем явилась?

– Этелька, – неохотно ответила фея и приосанилась. – Воплощаю мечты и желания жителей Кулеша.

– Фея, значит. Милое имечко. Чего ко мне-то припёрлась?

Часовщик упёр руки в поясницу и, крякнув, разогнулся. Теперь он смотрел прямо в глаза, и Этелька почувствовала, что падает – в серый холод, в пустоту без дна. От страха закружилась голова, и фея схватилась за тугую цепь.

– Чтобы исполнить желание, – твёрдо ответила она, совладав с голосом.

– Желание? Пустое сотрясание воздуха. – Старик переложил в руках увесистый гаечный ключ. – Что толку с него?

Этелька оторопело замерла – в горле словно жаба раздулась. Слова никак не желали строиться в страстную речь. В голове стучало от разочарования, страха. И злости.

– У каждого должны быть мечты! – возмутилась Этелька. Слова часовщика зазвенели в ушах – да как он может так говорить?!

– Проще, милочка, не испрашивать у Неба падающих звёзд или фей, а ручками-ручками. – Пан Яцек вновь согнулся, приладил ключ и надавил на рычаг. – Все эти желания, мечты – глупость, – продолжил он, не отрываясь от дела. – Не исполняются.

– Неправда! – на глаза феи готовы были навернуться слёзы.

– Да ну? Знаю я вашу братию. Летаете тут и там. Видел – падающие звёзды, да. Горожане треплются о высших силах, волшебстве… – Часовщик глубоко вздохнул, – но весь этот звон – пустота.

– Нет… – сквозь злые слёзы прошептала Этелька. – Неправда! Желания всегда исполняются! Все знают об этом. Все! Поймите, мне нужно исполнить ваше желание.

– Успокойся, милочка. Не трещи тут о высших сферах. Если хочешь помочь, то пусть эта пружина больше не расслабляется. А то каждый вечер приходится её подкручивать. На ней все шестерёнки держатся. Если тебе нужно желание – то вот оно.

«Что за глупости?!» – хотела воскликнуть Этелька, но вместо этого хлопнула в ладоши, одновременно исполняя желание и превращаясь в искорку.

– Сделано! – воскликнула она и вылетела прочь.

* * *

«Как глупо. Как глупо».

Этелька не спешила возвращаться. Она бесцельно металась между домами, заглядывала в окна. Прислушивалась к снам и шёпоту мыслей – привычный перезвон успокаивал.

Шустрик дремал в кровати мальчика. Поднял голову, когда фея заглянула в окно, и, сонно тяфкнув, вновь заснул. Пани Маришка улыбалась во сне. Ей снился милейший пан Алекс. А самому Алексу снились бледно-лиловые розы, которые он, смущаясь, вручит пани Маришке – Этелька об этом позаботится. Завтра… нет, сегодня.

Выпотрошенные тучи стремительно таяли. Под глухим покрывалом ночи ворочался, пробуждаясь, Кулеш. Гнэшка журчала в промоине, запиналась об опоры горбатого моста. Этелька спустилась к ленивой воде и зачерпнула ледяной черноты. Она с горечью понимала, что провалила задание Юстины. Что за ужасный человек – пан Яцек! Его слова, его взгляд окунули во мрак. Этелька чувствовала себя опустошённой. Что за сила была у часовщика? Или наоборот – чего у него не было?

Ледяная вода давно вытекла между пальцами, оставив на ладонях запах тины и холод. Этелька поднялась и неспешно полетела вверх. Небо на юго-востоке порозовело, протянулись через скудные облака первые лучи.

– Вот ты где! – Иоланта буквально обрушилась на задумчивую подругу, поймала за руку. – Быстрее!

– Что случилось? – с тревогой спросила Этелька.

– Юстина всех собирает, а тебя нет и нет.

Этелька беспокойно посмотрела в светящееся лицо подруги, потом – вниз, на утренний Кулеш. Возле мохнатой ели высилась часовая башня ратуши. Фее на мгновение показалось, что часовщик вылез наружу и смотрит вслед. Но то были стрелки, которые, сойдясь вместе, одурачили зрение.

Этелька влетела вслед за Иолантой.

Главный зал, преисполненный магии, светился от множества взбудораженных фей.

– Я привела её! – возвестила Иоланта.

Этелька не успела шмыгнуть за спину подруги. Десятки рук подхватили её, потащили и вытолкнули вперёд, где у доски стояла Юстина. Перед ней на постаменте устроилась Большая Книга Желаний. Обескураженная Этелька увидела улыбку на лице Юстины, но не смогла прочитать настроение старшей феи и потому проглотила – в очередной раз – бессмысленный вопрос.

– Милая Этелька, – заговорила Юстина, – отчего же ты пряталась? Такое событие, а виновницы не сыскать.

Феи одобрительно зашумели. Этелька спиной чувствовала исходящее от них тепло. Иоланта участливо сжала плечо.

– Я и представить не могла, – продолжила Юстина, – что наша с вами беседа обернётся знаменательным событием! Вы действительно хорошо потрудились, дорогая. А труды должны вознаграждаться. Большой Совет я уже оповестила.

– Но… мадам, – произнесла наконец Этелька. Она беспокойно оглянулась на соратниц, – мадам, часовщик, пан Яцек… я же ничего…

– Не скромничай! – воскликнула Иоланта и ткнула подругу локтем в бок. За спиной волной жара прокатился восторг младших фей.

– Я же ничего не сделала! – выпалила Этелька. Зал на мгновение опрокинулся в тишину – и тут же взорвался бурей. Даже Юстина хлопнула в ладоши.

– Скромность – украшение, – кивнула она и обошла постамент с Книгой. – Вы все знаете, что желания и мечты записываются на этих страницах. Книга – наша помощница, наша гордость, что сохранит деяния каждой феи. И сегодня случилось одно из тех событий, что способны менять судьбы людей. Исполнилась забытая мечта!

– Мечта?.. – шёпотом повторила Этелька. Если бы Иоланта не поддержала за локоть, то она бы рухнула, поскольку колени ослабели и задрожали.

– Мечта, что скрывалась так глубоко и так долго, – говорила Юстина, – что хозяин о ней позабыл. И случилось это по нашей вине. Страшная ошибка в нашей работе.

Феи дружно охнули. Зал наполнился зябкой грустью. Этелька прижала ладони к груди. Что же чувствовал маленький Яцек? Он же видел падающие звёзды, знал, что феи исполняют желания – желания других людей, но не его.

– Пан Яцек Иллеш, часовщик, которого, наверняка, боится каждая из вас, перестал верить в чудо, – с болью продолжила говорить Юстина. – Бросил он и мечтать. Но мечта – та, что появилась на заре его жизни, – никуда не делась. И наша милая Этелька, которую вы все знаете и которая по праву заслужила наше уважение, эту потерянную мечту исполнила!

Юстина сделала шаг в сторону и рукой взмахнула над раскрытой Книгой Желаний. Этелька подалась вперёд и прочитала…

– Пан Яцек мечтал увидеть фею, – тихо произнесла Юстина.

«Увидеть фею». Слова горели золотом, светились изнутри. По душе, по сердцу заструилась река тепла и удовлетворения: словно пустой котелок над кострищем наполнился, наконец, ароматным варевом. Теперь счастье в городке Кулеш стало цельным, как полотно, что плели исполненные желания и сбывшиеся мечты. Этелька перечитала короткую строку с десяток раз. Юстина, потрепав участливо по плечу, попрощалась – Этелька едва расслышала слова напутствия. Потом Иоланта пощёлкала пальцами перед лицом, толкнула локтём в бок.

Этелька вынырнула из моря света и растерянно огляделась. Зал стремительно пустел, феи спешили навстречу новому дню и новым желаниям. На большой доске зажигались огоньки: жёлтые, зелёные, оранжевые. Большая Книга Желаний вздохнула страницами, и под строкой мечты часовщика потянулись свежие записи.

– Юстина сказала, как будешь готова… – начала Иоланта и замолчала на полуслове.

Этелька кивком поблагодарила. Она понимала, что путь открыт, но делать шаг ещё рано. Есть подопечные, что нуждаются во внимании. Этелька посмотрела на разноцветное поле и отыскала нужные записи. Пан Алекс и пани Маришка, их желания звучали в унисон: «Вот бы встретить Рождество вместе».

Многие хотели примерно того же. А ещё – повеселиться на празднике у ратуши. Что ж, может быть, и пан Яцек присоединится. С этой мыслью Этелька выпорхнула в морозное утро.

Ирина Ваганова

Весёлый романтик, неутомимый сочинитель. Пишу стихи, рассказы, книги для детей, юношества и для взрослых. Пробую разные жанры: фантастика, фэнтези, мистика, современная проза.

Окончила литературные курсы «Мастер текста», сценарную мастерскую и мастерскую короткого рассказа школы cws.

С 2013 года участвую в сетевых литературных конкурсах, в копилке есть победы.

Стихи и рассказы печатали в сборниках в рамках различных проектов.

Творческая страничка ВКонтакте "Воображение / разбор полётов" https://vk.com/public119422950

Авторский проект "Волшебные верфи" – уникальная книга для конкретного ребёнка https://vk.com/publicverfy

Познакомиться с книгами можно на ЛитРес: https://www.litres.ru/irina-vaganova-13025309

Худший из праздников

Едва в супермаркетах выстраивались первые ёлочки, а мишура и гирлянды опутывали офисы, Влад мрачнел и на обращённые к нему вопросы не отвечал. Были причины ненавидеть Новый год. Каждый раз в середине декабря, как только сотрудники принимались обсуждать предстоящий корпоратив, подарки, которые ждут или собираются дарить, он брал отпуск.

Вопреки общему мнению, Влад не улетал в экзотические страны или на горнолыжные курорты, где не скроешься от бездумно веселящихся людей. Он покупал плацкартный билет и ехал к малознакомому деду Лазарю. Тот числился лесником – коротал дни вдали от людского жилья.

Влад бывал в этих местах только в снежную пору. Не видел он ни цветущей земляники, ни усыпанных крупными терпкими ягодами голубичников, ни свободной ото льда глади Уржинского озера с красными заплатками кленовых листьев. Сосновые лапы в мягких белых варежках, морозный прозрачный воздух, снежная ткань, тронутая стежками звериных следов – та картина, которую путешественник ежегодно наблюдал и которая его вполне устраивала.

Лазарь догадывался, зачем редкий гость приезжает к нему, поэтому новолетие не отмечал, проводил дни как обычно, ничем не выдавая своего знания. Они ходили по лесу на широких лыжах. С ружьём и так. Занимались подлёдным ловом. Что-то чинили, кормили живность – дед держал козу Милку, четырёх кур с красавцем-петухом, пса Колчедана и котяру с гордой кличкой Васильич.

Долгими вечерами Лазарь потчевал гостя байками, как правило, весёлыми. Влад заразительно хохотал, сам шутил, будто забывая о горе, которое гнало его в глушь, прочь от праздника, погубившего жену и новорожденную дочку.

…Они прожили в браке семь лет. Любаша мечтала о ребёнке, мысль о беременности переросла в манию. Влад, в отличие от жены, смирился – с её сердцем рожать было рискованно. Он предлагал усыновить ребёнка, но Любаша так хотела подарить мужу родного, что не желала печься о себе.

К несчастью, срок она не доходила. Схватки начались в полночь, в тот самый миг, когда бьют куранты и тысячи радостных людей звенят бокалами с шампанским, желают друг другу счастья и верят в исполнение самых неисполнимых желаний.

Машина стояла во дворе, запорошённая, с заиндевевшими стёклами и примёрзшими «дворниками». Влад, так и не пригубивший в тот день спиртного, наспех отчистил окошко в лобовом стекле и вёл сам. Любаша постанывала на заднем сиденье.

Долбились в запертые двери роддома и жали кнопку бесполезного звонка минут пять. Наконец рама окна на третьем этаже распахнулась. Послышались музыка, смех и нетрезвые возгласы.

– Зачем пожаловали? – перегнулась через подоконник девушка в медицинской форме.

– Рожать! – крикнул Влад.

– И кто рожает? – в голосе медички сквозило недоверие.

– Не я! – крикнул Влад, стервенея. – Жена моя рожает!

Девушка убралась, прикрыв окно, звуки музыки стали глуше. Влад с ненавистью давил кнопку звонка, другой рукой поддерживая жену, которая, согнувшись, стонала:

– Не надо, Владик, сейчас придут…

Вскоре дверь отворилась. Та же девушка, что разговаривала с ними, завела Любашу в каморку, где ютились весы, ростомер, кушетка и гинекологическое кресло. Завалившегося следом Влада медичка бесцеремонно выставила за порог и через три-четыре минуты вынесла Любашину одежду.

Живой он видел жену в последний раз. Любу поместили в одноместный бокс, вколов приостанавливающее родовую деятельность лекарство, и оставили одну. Ей стало хуже, не было сил позвать на помощь. Пытаясь найти хоть кого-то, она добрела до коридора, но упала там и лежала, пока на неё случайно не наткнулись. На поиски дежурных врачей ушли драгоценные минуты, и хотя медики «сделали всё, что могли», спасти мать и ребёнка не сумели.

Суды, попытки наказать виновных прошли впустую. Эскулапы грамотно оформили медицинские документы: диагноз беременной, её расписка в том, что предупреждена о возможных осложнениях, удобные заключения комиссий.

Если бы не Новый год!

У Влада были причины ненавидеть этот праздник. Не получалось отделаться от чувства, что люди танцуют на поминках, пускают фейерверки в память о погибших – Любаше и Вареньке, так он называл нерождённую дочку…

Автобусы ждали московский поезд. Влад попрощался с проводницей, подмигнул в ответ на заинтересованную улыбку и побежал к знакомому «пазику», задрав плечо с лямкой тяжёлого рюкзака и чиркая по утоптанному снегу концами новых лыж, которые купил деду Лазарю в подарок. Собственные его лыжи целый год ждали в крайней сараюшке деревни, откуда до места – десять километров лесом. По договорённости с хозяевами сарая Влад оставлял лыжи, чтобы не возить каждый раз, а без них к хутору Лазаря не пробраться, особенно в такую снежную зиму, как эта.

Широкая просека упиралась в овраг, за ним превращалась в едва заметную тропу. Влад сделал крюк по дну оврага и, преодолев небольшой подъём, зашёл к хутору со стороны хозяйственного дворика.

Гладкость снега, занесённые двери, которые давно никто не открывал, вызвали тревожные предчувствия. Влад машинально прикинул, успеет ли он до темноты вернуться в деревню, если Лазаря нет в избушке.

Обогнул дом, от сердца отлегло – Колчедан радостно залаял, вылетел из будки и чуть не опрокинул гостя в нетронутый человеческими следами снег.

– Где хозяин-то? Ладно-ладно, погоди, потом повозимся.

В сенях Влада встретил ещё один знакомец, медленно скользнул полосатой шубкой по заиндевевшей штанине и прошествовал в избу.

– Здравствуй, Васильич, – вслед ему сказал Влад, разделся и шагнул в тепло.

Из дальнего угла послышался хриплый кашель и голос Лазаря:

– Думал, не приедешь, телеграмму-то я тебе не отбил.

– Как же! Размечтался! Не приеду, видишь ли! – весело откликнулся Влад. – Чего разлёгся?

– Да так, знаешь, ногу подвернул в трёх километрах отсюда. Пока тащился, застыл. Теперь хвораю, уж скоро месяц, – с досадой на свою неловкость сообщил старик, но через секунду сердитое выражение лица сменилось беспомощным, начался новый приступ кашля.

В груди у Влада заскреблось: знать бы! Мог и раньше вырваться, помочь одинокому леснику.

– А животины твои где? Вижу, из дому не выходишь.

– Кума в деревню забрала. Дай бог ей здоровья. Сам сычом сижу тут, только Колчедану миску с кашей выношу на крыльцо.

– Давай-ка поправляйся, надо подарок испробовать.

– Поправлюсь, куда деваться.

Лазарь с трудом поднялся, шатаясь добрёл до лавки, сел и закашлялся. Влад искоса наблюдал за зеленоватым, обросшим седой щетиной лицом деда и механично доставал из рюкзака гостинцы.

– О! Дело, – одобрил Лазарь продуктовый набор, – а то мне заварная лапша и каша из пакетика уже поперёк горла стоят, а путное что приготовить ни сил, ни желания.

– Нога как, не беспокоит?

Дед кивнул, снова закашлялся. Когда приступ отпустил, оба они – старик и гость – встрепенулись, услышав звук мотора. Урчание приближалось. Заливисто и весело лаял Колчедан.

– Варенька, – тепло взглянул на Влада хозяин. – Вот ведь упрямица! Говорил, не приезжай, нет – примчала.

Со двора, где умолк снегоход, раздался девичий голосок:

– Хороший, хороший, Колчедаша! Ладно-ладно, вот смотри, что для тебя захватила, погрызи. Холодец тётушка варила, я косточек тебе сберегла.

Через минуту скрипнула входная дверь, в избу вместе с морозным воздухом заглянула запорошённая снегом розовощёкая девушка.

– Здрасте! – сказала она Владу, смутившись, и подбежала к Лазарю: – Целовать не буду, я холодная. Ну как ты, дедуль? За пенсией не приехал, я доставила.

– Зачем? Разве просили тебя?

– Сам знаешь. – Варя скинула пуховичок, села на лавку, поставила рядом с собой почтальонскую сумку, – неполученную я должна вернуть, потом раньше чем через месяц, не привезут.

Влад раскладывал вещи и продукты по местам, поглядывая на девушку: как она отсчитывает деньги, подсовывает Лазарю ведомость, где тот, откинувшись дальше от листа, ставит простенькую закорючку со словами «вот тебе мой крест». Потом на столе всё из той же сумки появилась упаковка шприцов, коробочка с лекарствами и пакет спиртовых салфеток.

– Уколы умеете делать? – обернулась почтальонша к Владу.

Он замер, глядя прямо в её смеющиеся, зеленоватые с синими искорками, глаза, и промолчал. Влад чувствовал себя беспомощным ребёнком, который не выучил стихотворение и вдруг оказался на ярко освещённой сцене под взглядами сверстников, их родителей и воспитателей.

– Ладно, сама приеду, – сказала Варя, – дедуль, ложись-ка.

Она выверенными движениями достала салфетку – пахнуло алкоголем. Протёрла руки, принялась подпиливать шершавой пластиной горлышко ампулы.

– Чего придумала? – возмутился Лазарь и зашёлся гулким кашлем.

– Потапыч сказал, если кашляешь – колоть, а то как бы пневмонии не дождаться.

– Нашла кого слушать! Потапыча! Не согласен я на уколы! – спорил старик.

– Никто тебя не спрашивает, – в голосе Вари звенели строгие нотки, – скрутим и вколем. Не сомневайся. Или в больницу захотел?

Лазарь на удивление быстро смирился. Сдерживая очередной приступ кашля, он поплёлся к лежанке, на ходу расстёгивая брюки. Варя кивком головы велела Владу идти за ней.

– Посмотрите. Вдруг я не смогу проехать завтра, а надо обязательно три укола сделать. Потапыч сказал: хорошее лекарство, из гроба поднимет.

– Уж и в гроб уложили, – бурчал старик, отвернувшись к стене.

Влад наблюдал за действиями девушки. Кто она? Почтальон? Медсестра? Внучка Лазаря? Дед, помнится, одинок… Симпатичная. Что она делает в этой глуши, почему в город не подалась?

– Уяснили? – голос Вари заставил очнуться.

Влад машинально кивнул.

Девушка быстро собралась, в дверях обернулась:

– До завтра!

– Не мотайся сюда больше, – сердито сказал старик, – он сделает, не хитра наука.

Влад набросил на плечи куртку, вышел вслед за девушкой. Во дворе ждал красный снегоход.

– Откуда такое чудо? – спросил Влад.

– Жених подарил, – ответила Варя, усаживаясь, – чтобы я в сугробах не тонула зимой.

Она не торопилась заводить мотор, смотрела, щурясь от белизны, на ветви елей, хлопала длиннющими ресницами.

– Скоро свадьба? – зачем-то спросил Влад.

Варя обернулась:

– А вы совсем меня не помните?

– Должен?

– Первый раз, когда приехали, не на тот автобус сели, я вас на подводе до Кузьминок подвозила.

Влад чему-то обрадовался:

– Пять лет назад? Да как же тебя узнаешь? Пацанка совсем была.

– Чего вдруг – пацанка! Семнадцать мне как раз тогда стукнуло, – девушка наклонилась к резвящемуся около её ноги псу: – Ну-ну, отойди, дружок, поеду.

Взревел мотор, вскоре замелькали между стволов красные всполохи – снегоход умчался. Через минуту вернулся Колчедан, мельком взглянул на Влада, исчез в будке.

Незаметно подкрался вечер, позёмку сменила метель. Всю ночь за окнами выло, гудело и вздыхало. Влад почти не спал, изредка задрёмывал, проваливаясь в снежную мглу, но тут же возвращался обратно к нездоровому сопению деда Лазаря и шороху сверчков за давно нетопленной печью. Думалось о Варе. Чем-то она занозила сердце – острым взглядом или нарочитым пренебрежением? Владом всегда интересовались женщины, он был с ними неизменно любезен, шутил всегда удачно, но оставался верен своей Любушке даже после того, как она оставила его. Первые годы после смерти жены дамы раздражали своей живостью и попытками напроситься в утешительницы. Теперь раздражение сменилось равнодушием. Влад, представляя рядом с собой кого-либо, невольно сравнивал с Любашей, и сравнение всегда было не в пользу живых. Новая знакомая стояла обособленно, точно картина, на которую наткнулся, уже покинув галерею. Её не хотелось анализировать, а только любоваться. Быть может, потому, что девушка вовсе не претендовала на сердце Влада?

Он сделал усилие, отогнал назойливые мысли: «Что же это такое! У девчонки жених, и вообще, слишком молода для меня». Наконец уснул, да так крепко, что дрых до полудня.

Хозяину полегчало, он даже наварил картошки. Её аромат и услышал Влад, когда открыл глаза. Позавтракали. Круговерть за окном не унималась. Лазарь, перехватив взгляд гостя, буркнул:

– Надеюсь, хватит у неё ума не ехать в такую непогоду.

– О Варе?

– О ней. Упряма, как… – Дед махнул рукой, поднялся из-за стола. – Сходил бы за дровишками, я печь растоплю. Скучаю по живому теплу.

Влад снова посмотрел в окно и задумчиво произнёс:

– Родители не пустят, так что можно не беспокоиться.

Лазарь покряхтел, вздохнул и, не оборачиваясь, сказал:

– Одна она. Тётка только. Да тётка Варюхе не указ.

– Как? Почему одна?

– Угорели два года назад в конце декабря.

– В смысле? Что значит, угорели? – удивился Влад.

– С газом перебои тогда были. А тут морозы! Народ печи топил, – дед провёл ладонью по щеке, пряча одинокую слезу, потом зажал рот, сдерживая кашель. – Кхх-кх-кх. Варюхин батя тоже топил. Заслонку закрыли раньше времени. Кххх-кх-кх… утром не проснулись. Девчонка, слава богу, в городе была, сессию сдавала. Вот, осталась от всей семьи представителем на этом свете.

Влад не решился спросить, были в семье ещё дети, или Варя единственная, слишком больно было бы услышать, что вместе с мамой и папой погибли малыши. Молча обулся и вышел. Новость поразила его подлой стрелой, пущенной в спину. Представилась Варя: серьёзная, даже строгая, с хитро прищуренными глазами. Одна. Учёбу бросила, теперь почтальоном работает в деревне. Понятное дело, на стипендию без помощи родных не прожить.

Вернулся он быстро, громыхнул полешками об пол.

– Лазарь! Там пёс мечется чего-то, будто в лес зовёт, я посмотрю, – схватил куртку, мохнатую шапку и, одеваясь на ходу, выскочил за дверь.

Колчедан скачками вздымал снежные фонтаны, опережая Влада, время от времени останавливался, проверял, бежит ли за ним человек. Влад пожалел, что не догадался надеть лыжи, но возвращаться не стал, спешил, проваливаясь почти по колено. Пот струился по лбу и по спине. В овраге увидел красное пятно – знакомый снегоход. Пёс уже был там, утыкался носом во что-то тёмное радом с машиной, припорошённое снегом, и скулил, будто плакал.

– Ва-а-а-ря!

Девушка лежала без сознания. Влад осторожно усадил Варю, сдул снежинки с её лица, потрогал холодные щёки.

– Варенька, очнись…

Она нахмурилась, веки пошли мелкими складочками, брови съехались к переносице.

– Варенька, цела?

– М-м-м-м. Что? Что случилось? – девушка открыла глаза. Близко-близко оказались зеленоватые радужки с синими искрами. – Вла-а-дик… Колчедаша…

Пёс прыгал вокруг, выражая полнейший восторг.

– Ему спасибо, позвал меня. Ты бы здесь совсем замёрзла. Подняться сможешь?