Последние судьи. Сильнее льва и слаще меда. Книга первая

– Не смущайся, пожалуйста, – я посмотрел в темные глаза своей подельницы. – Вообще не смущайся со мной. Я тебя понимаю, и ты совсем не грубая и не суровая, ты именно такая, какой должна быть, и нравишься ты мне гораздо больше, чем все, кого я когда-либо встречал.

Катарина задыхалась от волнения.

– Хорошо. Не буду смущаться. Ты тоже лучше всех. – Девушка прижалась ко мне ещё крепче.

Глава 3

После того как я заснул, Катарина всю ночь молилась о моем исцелении, хоть я и считал, что в этом нет нужды. Уже под утро она пристроилась рядом и тихо засопела со счастливой улыбкой на смуглом лице. Так улыбается ребенок, который на сто процентов уверен, что все будет хорошо, просто потому, что иначе и быть не может.

Видимо, молитва маленькой разбойницы и правда была чудодейственной, потому как боль в раненом боку прошла и больше уже не возвращалась.

Многие достойные люди всю свою жизнь молят Господа о чем-то и не получают этого, а молитва воровки была услышана в ту же ночь. Поймите меня правильно, я не призываю вас грабить или воровать, но лишь хочу сказать, что порой преступники в своей горячей молитве и готовности отдать всего себя без остатка бывают ближе к Богу, нежели иные праведники.

Всегда, когда я думал об этом, мне в голову приходил стих из Евангелия от Матфея – «грешники и мытари вперёд вас идут в Царство Небесное». Дай-то Бог…

Проснувшись, первое, что я увидел, были глаза Катарины, большие, черные и глубокие. Девушка просто лежала рядом и, подперев голову ладонью, смотрела, как я сплю, внимательно, как художник, который собирается запечатлеть в памяти лицо человека, с тем, чтобы отобразить его потом на своем холсте.

– Доброе утро, маленькая. Что ты так смотришь, или я кричал во сне? – спросил я, зевая и потягиваясь.

– Доброе утро… Марко, – первый раз за время нашего знакомства Катарина назвала меня по имени. – Кричать не кричал, бормотал что-то и как-то будто испугано.

– Расскажи, что снилось? Ну расскажи… а? – положив голову мне на грудь, допытывалась девушка.

Я поморщился будто от зубной боли.

– Мерзкий сон один. С самого детства снится. Будто смотрю я из окна и вижу, как какой-то азиат маленькую девочку насилует, ну я кричу ему, мол, «Что ж ты, падла, делаешь, сейчас спущусь и на части порву», а он оборачивается с такой улыбочкой сумасшедшей и говорит: «Спускайся, малыш, спускайся», – и тут я осознаю, что я сам ещё ребенок, мне лет десять, не больше. Мне становится так страшно, что начинают дрожать ноги. Я бросаюсь искать какое-нибудь оружие, но не нахожу ничего, способного остановить его. Это существо – не человек, демон, и он уже стоит передо мной, готовясь броситься. Я начинаю читать молитву, и он отступает, но как только язык мой запинается или мысли путаются, он снова нападает. Вот так мы воюем друг с другом, враг рода человеческого и маленький испуганный ребенок. А потом я просыпаюсь, и мне становится стыдно за то, что я его испугался. Ужасно стыдно.

– Да такая встреча кого угодно испугает, чего тут стыдиться… Главное, что не сдался без боя и за девчонку вступиться попытался. Попытаться – это уже немало…

– Каждый попытался бы…

– Не каждый. Когда меня насиловали, никто не попытался. Просто проходили мимо, а кое-кто даже смеялся.

– Кто тебя так? Разбойники?

– В том-то и дело, что не разбойники, а те, кто должен за порядком следить, – грустно улыбнулась Катарина.

– Вот же скоты! – я вскочил с кровати и, не в силах сдержать гнева, принялся ходить по комнате. – И сильно они тебя?

– Сильно. Руку сломали, ребра, нос. Потом штыком туда… – Катарина показала себе между ног.

Я буквально выл от бессильной ярости, окажись я сейчас там, и десяток автоматчиков не смогли бы меня остановить. Схватив тумбочку, первое, что попалось под руку, я швырнул её в стену.

Катарина не стала ничего говорить, просто подбежала ко мне и, обняв за шею, принялась успокаивать.

– Тише, Марко, тише… Ну что ты, а? Это давно было ведь. Видишь, со мной все в порядке. Пожалуйста… Успокойся, не переживай так.

Прошло минут пять, прежде чем я смог взять себя в руки.

– Покажи! – скорее потребовал, чем попросил я. Девушка не стала возражать и, спустив трусы, показала мне то, что четыре года не видел никто, кроме самой Катарины. Влагалище девушки было испещрено давно зажившими толстыми шрамами, какие остаются от рваных ран. Бедная девочка, кем же надо быть, чтобы сотворить такое? Я помог своей подруге одеться и, взяв на руки, отнес на кровать.

– Ужасно, правда? – прошептала Катарина, потупив взгляд в пол.

– Ничего такого, маленькая. Главное, что всё зажило. А со шрамами ты или без шрамов, какая разница? Всё равно самая красивая, – произнес я, и видит Бог, это была чистая правда.

Глава 4

Когда тебя разыскивает вся жандармерия Славии и ты не можешь вспомнить, как это – спать без одежды, когда каждый прожитый день стоит десяти и по утрам тебя будит не чашка кофе, а кипящий в крови адреналин, то рано или поздно захочется послать всех и всё как можно дальше и просто отдохнуть в тихом спокойном местечке. Спать до двенадцати, ходить среди толпы людей, не оглядываясь, и просто ничего не делать. Но вот ведь в чем штука, пройдет день, неделя, месяц, и тебе станет до смерти скучно. Тишина, которой раньше так не хватало, будет столь оглушительной, что захочется закрыть уши ладонями и бежать, бежать, бежать… туда, где даже ночью не гаснет свет и ни на мгновение не смолкает звук. Бежать туда, где ты должен быть просто потому, что это твоё место.

Прошла всего лишь неделя в Ринермо, а я уже начал скучать без крупных дел. Ещё один-два дня и снова закрутится и понесется лихая разбойничья жизнь, но перед тем, как с головой прыгнуть в родную прорубь, я должен был поговорить с Катариной. Одно дело – зарабатывать на жизнь, подрезая карманы, совсем другое – грабить людей с оружием в руках, грабить без маски, представляясь своим именем. Каждый из членов моей бывшей команды был почти знаменитостью, поэтому, прежде чем вписать Катарину в этот «клуб», я должен был убедиться, что она понимает, на что идет, и что самое важное – действительно хочет этого.

Я попытался собраться с мыслями и решить, как начать этот разговор, но почему-то ничего не приходило в голову. Мне вспомнились строки из хагакурэ: древние учат, что человек должен принимать решение в течение семи вдохов и выдохов. Но для этого нужно быть настойчивым и готовым сокрушить все на своем пути.

Когда я выдохнул в седьмой раз, в моей голове по-прежнему не было ни одной мысли, но меня это больше не заботило. Я просто подошел к лежавшей на кровати Катарине и сел рядом. Моя подруга внимательно смотрела на меня своими черными, как ночь, глазами.

– Послушай, моя маленькая, – главное было начать, а уж дальше слова понесутся, как выпущенные на свободу голуби.

– Слушаю, дорогой, – огромный знак вопроса буквально повис в воздухе.

– Завтра мой отпуск закончится, и я снова вернусь к своему ремеслу. Катарина вся превратилась в слух, по-прежнему не понимая, к чему я клоню.

– Ты должна решить, хочешь ли ты участвовать в этом или нет. В любом случае я тебя пойму.

Девушка выдохнула с облегчением, как выдыхают люди, которые, приоткрыв дверь неизвестности, видят за ней хорошо знакомую комнату.

– Конечно, я с тобой, я тебе ведь ещё в первый день сказала. Я своих слов не меняю или… может, надоела тебе? – Улыбнувшись, Катарина толкнула меня в плечо.

– Ты удивительная девушка, как ты можешь надоесть? А главное – ты меня понимаешь. Одна во всем мире. Просто я хотел убедиться, что ты до конца осознаёшь, что будет представлять собой наша жизнь, и не ждёшь от меня того, чего я никогда не смогу тебе дать… Меня могут поймать, а если поймают, то, кроме высшей меры, мне ничего не светит. Меня могут убить в любой день, как через пару лет, так и завтра. Я не могу тебе предложить такие нужные всем людям вещи, как покой, дом, дети, старость. Всё, что я тебе подарю, – это моё сердце, всё, без остатка. Вот такая паршивая сделка, моя маленькая. Потому и спрашиваю.

На губах Катарины играла понимающая улыбка, а по щекам текли слёзы.

– То, что ты можешь предложить, стоит для меня больше, чем всё золото мира. Мне не нужно ни дома, ни детей, ни покоя, ни долгой жизни. Я с тобой до самого конца, когда бы он ни наступил, и как ты сам любишь говорить, даже после него.

Никогда ещё я не видел в глазах девушки такой силы и уверенности.

– Что ж, со мной – так со мной. Закончим этот разговор.

Я крепко обнял Катарину и сам расплакался, как девчонка.

* * *

Утро выдалось морозным, редкие пешеходы, подняв воротники, спешили по своим делам, а белый пушистый снежок хрустел у них под ногами, словно квашеная капуста. В такие дни до смерти не хочется выходить из дома, разве что на короткое время, чтобы, не успев как следует замерзнуть, тут же нырнуть обратно в уютное натопленное помещение.

– Если верить прогнозу, то потеплеет через неделю, не раньше, – задумчиво проговорил я, завязывая шнурки на ботинках. – Вот заделаем с тобой парочку дел и поедем с гастролями на юг.

Услышав слово «юг», Катарина блаженно улыбнулась и ткнулась головой мне в плечо.

– На юг – это хорошо.

Я повернул голову и коснулся её уха своими губами.

– Холодно тебе тут, цветочек…

– Какой же я цветочек, совсем не цветочек, – зарделась Катарина, – надо же такое сказать, я – цветочек! – Девушка весело засмеялась, и я с удовольствием к ней присоединился.

В обнимку мы вышли на заснеженную улицу и, условившись встретиться в ресторане «Мама Клоринда», разделились. Катарина должна была снять нам квартиру на окраине Ринермо, а я – найти цель для завтрашнего налёта.

По-хорошему, поиск цели надо начинать как минимум за неделю до дела, чтобы было время детально всё продумать, понаблюдать, изучить расписание. К сожалению, эту часть своей работы я любил меньше всего и всегда перекладывал её на плечи своих товарищей по оружию. Я улыбнулся нежданным воспоминаниям, и у меня в голове отчетливо зазвучал голос члена моей команды, азиата Вазбая по прозвищу Запын: «Увидел – сразу идти – хорошо нет. Если время не знаешь, город не знаешь, всегда боком выйдет. Всегда свиньи жандармы как из-под земли вылезут».

Когда Запын нервничал, он почему-то всегда краснел, как помидор, и облизывал губы – «Марко, что ребёнок. Увидел – хочу, берём! Посмотреть – нет. Подумать – нет. Как можно?»

Увы, осторожность не спасла Запына от виселицы. Его взяли в ночном клубе «Бунгало» по вине какого-то дальнего родственника, переборщившего в ту ночь с выпивкой и кокаином. Запын стоял на эшафоте ровно, как в строю, с гордо поднятой головой, и лишь в последнее мгновение, в его узких глазах мелькнул страх. Такой детский и такой искренний ужас. Я до сих пор помню этот взгляд Запына и его немой крик: «Не хочу, не хочу, не хочу! Пустите! Мама!»

Пронзительный гудок трамвая вернул меня из мира воспоминаний. Надо найти цель. Что-то небольшое, чтобы можно было управиться вдвоем. Чаще всего попадались на глаза аптеки… «Нет, там не бывает больше двух тысяч в кассе, слишком мелко», – рассуждал я. Пару раз наткнулся на павильоны альянс-банка. Ох, как я любил навещать эту контору в Лянцах! Однако сегодня в нашем распоряжении был только один ствол на двоих, а транспорта и вовсе не было, поэтому вариант пришлось сразу отбросить.

Побродив по узким улочкам Ринермо около часа, я, наконец, нашел именно то, что искал – идеальное место для налета. Это место было как будто создано для нашего завтрашнего визита: узкая тихая улочка, никаких камер видеонаблюдения, один человек внутри, не цель – сказка. Мысленно попрощавшись с ней до завтра, я отправился в «Маму Клоринду».

Моя подельница управилась быстрее и уже ждала меня за столиком, вращая на пальце ключи от нашей новой квартиры на окраине Ринермо.

– Квартира на втором этаже с выходом на крышу, дома старинные и расположены близко друг к другу, так что, если что, можно уйти по крышам, – сообщила Катарина.

– С документами проблемы были?

– Не было. Оставила тётке залог за пару месяцев и копию удостоверения офицера вооруженных сил. Хозяйка жадная, но недалёкая. Сказала ей, что я секретарша, а капитан, то есть ты, вечером переедет.

Я засмеялся: – Капитан, значит? ну-ну… удостоверение, надо полагать, у тебя оттуда же, откуда и форма?

– Документы и правда принадлежали секретарше того офицера, которого я убила, а фото моё, – Катарина улыбнулась.

– Ай да девка, ай да умница! – воскликнул я и чмокнул довольную Катарину в пухлые губы.

* * *

Сорокашестилетний ювелир Люис Мернман посмотрел на часы, было без четверти восемь, и это значит, что через пятнадцать-двадцать минут он закроет дверь своей лавочки на ключ, опустит вниз тяжелую решетку, погасит свет и поднимется домой, в свою квартиру, что находится как раз над ювелирной лавкой.

Неожиданно за стеклянной витриной показались два силуэта, мужской и женский. Через несколько секунд открывшаяся дверь огласила лавку звуком китайских колокольчиков. К прилавку подошла молодая пара: смуглая девушка в длинном кожаном плаще и красном платке, повязанном на голове как бандана, и высокий крепкий мужчина в таком же плаще, как и его спутница, только с индейской бахромой на рукавах. Что-то в этой посетительнице сразу же насторожило ювелира. Что именно, Люис пока никак не мог понять. Походка вроде бы нормальная, одета дорого и даже со вкусом, разве что этот странный красный платок… «Да, именно платок. Этот аксессуар отлично подошел бы к армейскому камуфляжу или к какой-нибудь джинсовой куртке, но никак не к кожаному плащу. Мужчина, вошедший вместе со смуглянкой, скорее всего, военный. Вероятно, младший офицер. Глаза внимательные, а походка, хоть и вальяжная, но пружинистая, как у спортсмена, видимо, принимал участие в боевых действиях», – рассуждал Люис.

Приветливо кивнув головой, ювелир расплылся в улыбке: – Чего желаете, господа?

Девушка улыбнулась в ответ: – Колечко у вас купила бы… небольшое, грамм на восемь, но с изумрудом. Есть у вас изумруды?

– Разумеется, госпожа, извольте.

Ювелир достал из кармана ключ и открыл замок на витрине возле кассы. Подняв глаза, Мернман увидел перед собой дуло пистолета, направленное ему прямо в лицо. В глазах девушки, державшей оружие, не было ни страха, ни злости, вообще ничего, кроме сосредоточенности, как у человека, который следит за ползущей по стене мухой, готовый в любой момент её прихлопнуть.

Голос мужчины вывел ювелира из оцепенения.

– Добрый вечер маэстро, меня зовут Марко и… это налёт. Сохраняйте спокойствие, и вы сможете сегодня же вернуться домой к вашей семье, в противном случае «Эсмеральда» наделает в вас дырок. Всё ясно?

Люис, как робот, кивнул головой.

– Замечательно, в таком случае не сочтите за труд, – посетитель бросил на прилавок открытую спортивную сумку, в которую ювелир дрожащими руками переложил те украшения, что были выложены на витрине.

«Боже мой, – думал Люис, – Боже мой, они наверняка меня убьют. Зачем им свидетель? Для этих людей ведь нет ничего святого, а человека застрелить не сложнее, чем справить нужду. Убьют, как пить дать, убьют». Мысли, одна другой мрачнее, метались у него в голове, как мечется дикое животное, пойманное в охотничью ловушку. Разумеется, он слышал о том, что Марко Хан благородный разбойник, который не убивает без нужды, но головорез, что стоял перед ним и с какой-то холодной улыбкой застегивал молнию на сумке, был скорее похож на уголовника, чем на героя романов и баллад.

– Спасибо, – как из тумана донесся до Льюиса голос налетчика. Крепкий удар в челюсть отправил ювелира в нокдаун. Оглушенный, он встал на четвереньки и попытался куда-то ползти, но девушка в красном платке ударом ноги перевернула его на спину. Упершись коленом в грудь поверженного ювелира и придерживая левой рукой его горло, налетчица принялась наносить удары по лицу. Бам… бам… бам… в ушах звенело, бам… бам!

– Довольно, Катарина, он вырубился, – остановил девушку я, – пора уходить.

Мы погасили свет и, закрыв дверь на ключ, быстрым шагом покинули ювелирную лавку. Всего в паре кварталов от места преступления находился полицейский участок, у которого нас ожидало вызванное заранее обычное желтое такси. Всё гениальное просто.

На центральной площади мы сели в другую машину и, доехав до ипподрома в южной части города, снова поменяли такси. Маловероятно, что жандармы выйдут на таксиста, который подхватил нас у полицейского участка, но если даже им удастся найти его и допросить, то след оборвется в центре города.

Примерно через два часа мы, наконец, добрались домой, заскочив по дороге к скупщику и превратив большую часть ювелирных изделий в денежные купюры приятного светло-зеленого цвета.

Я сбросил плащ и развалился на диване, Катарина села рядом и положила голову мне на плечо.

– Ну как? По-моему, все прошло как по маслу?

– Точно, моя маленькая, как по маслу. На мой вкус, несколько грубовато, но что нам оставалось делать. Не выруби мы ювелира, он поднял бы шум, а нам до такси пару кварталов пешком… А ты молодец, хорошо его отделала, думаю, пришел в себя он минут через сорок, не раньше, – усмехнулся я.

Катарина улыбнулась: – Я старалась попасть в угол челюсти, чтобы быстро и чисто, но почему-то не попадала, вот и пришлось повозиться. А почему ты назвал меня Эсмеральдой?

– Ты попросила у этого борова колечко с изумрудом, а изумруд по-испански именно так и звучит – эсмеральда. А тебе, и правда, нравятся изумруды?

– Не знаю. Никогда об этом не задумывалась, – пожала плечами Катарина.

Глава 5

В общей сложности наша добыча составила около десяти тысяч золотых долларов Альянса. Не слишком много, но для пустякового дела очень даже неплохой гонорар. Мы свою работу сделали, теперь пусть поработают местные жандармы, которые за последние десять лет вряд ли видели что-то, серьезнее мелких краж и семейных скандалов.

БУМ! Пробка от бутылки с шампанским попала в потолок и отрикошетила точно в открытую форточку вентиляции. Я улыбнулся неожиданной точности, бывает же. Белая пена вырвалась из своей темницы.

– Сюда её давай, сюда, – засмеялась Катарина, и я направил фонтан прямо на свою подельницу, которая удобно устроилась в огромной пенной ванне.

– Просто пришел сообщить тебе, что нам принесли пиццу, так что, когда тебе надоест тут валяться… – Поставив бутылку с шампанским, я направился к выходу.

– Подожди меня! – Катарина встала, быстро смыла с себя пену под душем, набросила на плечи махровый халат и шагнула прямо ко мне в объятия. Её пахнущие шампанским губы прикоснулись к моим губам, и мы слились в долгом поцелуе. Как же это всё-таки здорово, быть первым мужчиной, которого узнала твоя девушка. Бьюсь об заклад, что в наше время разврата и беспорядочных половых связей найти девушку, у которой никого не было до тебя, это всё равно, что выиграть миллион в лотерею – вроде бы возможно, но ни у кого почему-то не выходит.

Весь день мы провели дома, за просмотром фильмов по альянс ТВ, периодически улучшая настроение дорогим шампанским.

– Что будем делать завтра, Марко? – зевнула Катарина, полулёжа на кожаном диване перед телевизором. – Может, хозяйку навестим?

– А почему бы, собственно, и не навестить? Тётка, судя по всему, богатая… избавим её с мужем от финансовых излишков и рванём на юг. Есть у меня знакомые, у которых можно остановиться в Багре… – Я задумался, перебирая в уме варианты. – В Анарте тоже есть.

– Из Ринермо на поезде поедем? – спросила Катарина.

– Ну да. Доберемся до Урска, а там присмотримся, может, пару байков возьмем… Любишь байки?

Глаза моей подельницы загорелись от восторга.

– Да, да, байки очень люблю! Большие, хромированные и рычащие.

– Именно… – произнес я и провалился в приятную дрему. – Завтра с первыми лучами солнца, а может, и чуть позже мы проснемся и не торопясь перейдем к осуществлению наших планов. Завтра, всё будет завтра, – рассуждал я, лежа рядом с Катариной под толстым стеганым одеялом.

Однако завтра наступило гораздо раньше, чем мы ожидали, и было оно совсем не таким, каким его можно было представить сегодня. Около четырёх часов утра я проснулся от необъяснимого тревожного чувства. Сначала мне показалось, что мой внутренний голос совершенно отчетливо произнес строки из Библии: «Придет же день Господень, как тать ночью…» Эта мысль, будто направленная кем-то в мой разум, была поистине оглушительной, как если бы мне прокричали её в самые уши. Не понимая, что происходит, я сел на кровати и обхватил голову руками.

– Марко! Катарина! – снова услышал я, только теперь этот голос звучал не у меня в голове, а из другого конца нашей спальни. Я поднял глаза и увидел темный человеческий силуэт на фоне окна.

– Не надо бояться, – произнес он, опережая наши мысли. – Я – посланник. В голосе незнакомца было столько внутренней силы, что казалось, закричи он – и здание разлетится на куски, как спичечный домик.

– Почему же ты таишься в тени, я не вижу твоего лица, – выдавил из себя я и сам не узнал своего голоса.

– Я не таюсь, – равнодушно произнес ночной гость. – Придет время видеть – увидишь. Сегодня начало конца. Те из людей, что смогут выйти сегодня из своих домов, не увидят прежнего мира, ибо его больше нет. Зверь с легионами демонов вышел из моря и сел на трон. Ты, – незнакомец указал на меня пальцем, – избран подобно тому, кто изображен на спине у твоей спутницы.

– Я?! Как же убийца и разбойник может быть избранным?!

– Это мне неизвестно. Я просто посланник, – продолжал гость, – вам же говорю: идите туда, куда должны идти, и ничего не бойтесь, потому что и демоны вам покорятся. Кого можете очистить словом – очищайте, а кого не можете, избавьте от страданий, – незнакомец подошел ближе и перекрестил нас, затем положил правую руку мне на голову, а левую – на голову Катарины.

Лицо посланника не выражало никаких эмоций, а глаза будто светились изнутри. Яркая вспышка света осветила всю комнату, и мы на несколько секунд потеряли способность видеть, когда зрение к нам вернулось, в комнате уже никого не было.

Ещё минут пять мы просто сидели и молчали, не в силах выдавить из себя ни звука. Первой заговорила Катарина.

– Так вот они какие, ангелы…

– Да… – задумчиво ответил я. – Так я их себе и представлял, но одно дело представлять, совсем другое – увидеть своими глазами.

– Что он говорил про зверя, ты понял? – рука девушки легла на моё плечо.

Я накрыл руку Катарины своей рукой и процитировал строки из Откровения Иоанна Богослова.

1 И стал я на песке морском, и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами: на рогах его было десять диадим, а на головах его имена богохульные.

2 Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него – как у медведя, а пасть у него – как пасть у льва; и дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть.

3 И видел я, что одна из голов его как бы смертельно была ранена, но эта смертельная рана исцелела. И дивилась вся земля, следя за зверем, и поклонились дракону, который дал власть зверю,

4 и поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? и кто может сразиться с ним?

5 И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать сорок два месяца.

6 И отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя Его, и жилище Его, и живущих на небе.

7 И дано было ему вести войну со святыми и победить их; и дана была ему власть над всяким коленом и народом, и языком и племенем.

8 И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира.

9 Кто имеет ухо, да слышит.

10 Кто ведет в плен, тот сам пойдет в плен; кто мечом убивает, тому самому надлежит быть убиту мечом. Здесь терпение и вера святых.

– Значит, это конец… вернее, начало конца, – прошептала Катарина и с детским испугом заглянула мне в глаза.

– Страшно тебе, цветочек, – усмехнулся я, прижав девушку к себе. – Не бойся, маленькая, не бойся.

Моя спутница уткнулась головой мне в грудь и обняла меня в ответ, да так, что у меня перехватило дыхание.

– Не буду бояться, – сорвалось с её губ. – Обещаю…

Первое, что я услышал, когда окончательно вернулся в реальность, это полный ужаса женский крик, просивший вызвать не то полицию, не то скорую помощь. Затем раздался ещё один вопль, уже мужской и ещё один. Я подошел к окну, раздвинул шторы и… замер, ошеломленный открывшейся передо мной картиной. Все соседние дома были разрушены или сильно повреждены, как бывает после мощного землетрясения. Кое-где полыхали пожары, и кричали люди. Мне приходилось видеть нечто подобное в Заграде после ковровых бомбардировок, но там кричали умирающие солдаты регулярной армии или бойцы повстанческих отрядов, здесь кричали мирные горожане, бесконечно далёкие от войны и от всего, что с ней связано. Каждый из нас в глубине души понимает, что взявший меч – от меча погибнет, смерть на войне не просто ожидаема, она закономерна. Совсем другое дело – смерть в мирное время, смерть людей, до боли привязанных к своему уютному материальному миру, который они сами создают и за которым они бережно ухаживают, как ухаживает хозяйка за своим любимым растением на подоконнике.