В чем суть вопроса

Прибавочная стоимость не может также являться результатом обмана, поскольку обман, хотя и может обогатить одного человека за счет другого, но он, опять-таки, не может увеличить общую сумму стоимостей, которой располагают они оба. «Как ни вертись, – пишет Маркс, – а факт остается фактом: если обмениваются эквиваленты, то не возникает никакой прибавочной стоимости, и если обмениваются неэквиваленты, тоже не возникает никакой прибавочной стоимости. Обращение, или товарообмен не создает никакой стоимости», (Там же, т. 23,с. 174).

И, тем не менее, продолжает Маркс, мы видим, что класс капиталистов каждой страны, взятый в целом, беспрерывно обогащается, продавая дороже, чем купил, присваивая себе прибавочную стоимость. Вопрос, который необходимо решить, причем чисто экономическим путем, исключая всякий обман, формулируется следующим образом: как можно получить прибавочную стоимость, даже при условии, что равные стоимости постоянно обмениваются на равные?

Раз товарообмен не создает стоимости, значит что-то должно произойти с самим товаром, получаемым капиталистом, чтобы в итоге получился прирост стоимости. Оказывается, капиталист находит на рынке особый товар, который, будучи потребленным, создает новую стоимость. Товар, обладающий таким оригинальным свойством, это рабочая сила.

Купив на рынке все необходимые элементы производства, в том числе рабочую силу, и уплатив рабочему стоимость его рабочей силы, капиталист получает право распоряжаться ею. Начинается процесс производства и труд рабочего воплощается в новую стоимость. Каково соотношение между стоимостью вновь созданной трудом рабочего и стоимостью его рабочей силы, спрашивает Маркс. Если стоимость рабочей силы будет равна вновь созданной стоимости, то никакой прибавочной стоимости капиталист не получит, а вернет лишь то, что затратил сам на покупку всех элементов производства – рабочей силы, машин, топлива и сырья. Значит, прибавочная стоимость будет получена только в том случае, если стоимость рабочей силы окажется меньше вновь произведенной рабочим стоимости.

Предположим, говорит Маркс, что за шесть часов труда рабочий создал стоимость, равную своему дневному заработку. Но то обстоятельство, что шести часов труда рабочего достаточно, чтобы оплатить его рабочую силу, не означает, что он действительно будет работать только шесть часов. В мастерской он найдет необходимые средства производства не только для шестичасового, но и двенадцатичасового процесса труда. За следующие шесть часов работы рабочий создаст такую же стоимость, как и за первые шесть часов, но эта стоимость ему не будет оплачена. Она будет присвоена капиталистом безвозмездно и составит прибавочную стоимость.

Это и есть то самое знаменитое теоретическое построение Маркса, сыгравшее выдающуюся роль в мировой истории. Нам легче будет объяснить, что в этих рассуждениях было неправильным, если мы вначале укажем на истинный источник прибыли на капитал. Для этого нам придется вначале найти тот механизм, благодаря которому при простом товарном производстве товары действительно продавались по стоимости, то есть в соответствии с вложенным в них трудом.

При простом товарном производстве продуктами своего труда обменивались крестьянин, ткач, сапожник, столяр, лесоруб, кожевенник и так далее. Что произошло бы в том случае, если бы, скажем, ткачам удалось повысить цену на свой товар вдвое? Ясно, что их уровень жизни повысился бы также вдвое. То есть, он стал бы выше по сравнению с жизненным уровнем людей, занимавшихся другими профессиями. Но эти высокие заработки неизбежно привлекли бы в эту отрасль производства дополнительную рабочую силу. Сапожник или столяр вполне могли переменить профессию и изучить профессию ткача. И тем более молодое поколение, только вступавшее в жизнь, стремилось бы овладеть этим прибыльным искусством. В результате рынок вскоре был бы переполнен тканями, и отрасль столкнулась с их перепроизводством. От этого цены на ткани неизбежно бы упали, и они вновь стали продаваться по их стоимости. То есть в соответствии с вложенным в них трудом. Именно равенство в позиции людей, участвующих в обмене, заставляет при простом товарном производстве продавать товары по их стоимости.

Но если это равенство нарушается, если у одной из обменивающихся сторон имеется какое-либо преимущество, того или иного вида монополия, то цена на их товар будет обязательно превышать его стоимость. В свое время, к примеру, монополией владели люди, знавшие секрет изготовления фарфора. Спрос на этот модный товар был большим, тогда как поставки его ограничены, поскольку секретом изготовления владели только немногие. Поэтому цена на фарфор значительно превышала его стоимость. В данном случае цену диктовал производитель. Ни столяр, ни сапожник не могли переменить профессию и заняться производством фарфора, переполнив тем самым рынок товаром, поскольку они не знали секрета его изготовления.

Точно также в течение многих столетий существовала высокая цена на венецианское стекло. В конце XIII века мастера на острове Мурано научились изготовлять стекло настолько же чистое, как алмаз. Аристократия во всей Европе заполняла свои дворцы зеркалами и люстрами, изготовленными этими искусными мастерами, а посуда из венецианского стекла украшала их праздничные столы. Посетивший в 1484 году Венецию немецкий монах фра Фабро писал: «Нигде на свете нельзя найти мастеров, умеющих из столь хрупкого материала изготовлять вазы такой поразительной красоты форм, которая ставит их значительно выше и золотых, и серебряных сосудов, и даже тех, что украшены драгоценными камнями». И в самом деле, цена на изделия венецианских мастеров в десятки раз превосходила их стоимость. Имевшийся у них секрет приносил Венеции такой значительный доход, что чтобы его не утратить, городские власти запретили мастерам уезжать из Венеции под страхом смертной казни.

Во времена Адама Смита во Франции очень ценили вино, получаемое из винограда, который мог произрастать только на почве, обладавшей особыми редкими свойствами. А поскольку таких участков было мало, и от этого предложение ограничено, то цена на этот сорт вина намного превосходила его стоимость. Хотя для его изготовление требовалось затратить не больше труда, чем на вино из обычного винограда. Общее правило рынка таково, что там, где у одной из участвующих в обмене сторон имеется какого-либо рода монополия, там цена на товар не совпадает с его стоимостью.

Теперь обратимся к такому примеру. Представим, что существовали две страны, разделенные морем. На одном берегу железная руда была бедной, и требовалось много труда, чтобы получить из нее готовый продукт. Стоимость тонны железа из этой руды была эквивалентна, предположим, стоимости 10 килограммов серебра. А на другом берегу, лежащим за морем, руда была очень богатой и состояла почти из чистого железа. В мире встречаются такие богатые месторождения. Поэтому для получения железа в этой стране требовалось приложить труда в десять раз меньше. Отсюда и стоимость каждой его тонны была равна всего одному килограмму серебра. Разумеется, приведенные цифры произвольные, они нам нужны только для примера.

Предположим, что купец снарядил судно и отправился за море за товаром. Там он заплатил за каждую тонну железа один килограмм серебра, то есть, купил его по стоимости. Предположим, что в такую же сумму ему обошлась перевозка. Таким образом, купец оказался в стране, где производство тонны железа было эквивалентно стоимости 10 килограммов серебра, с железом, каждая тонна которого стоила всего 2 килограмма (изготовление плюс перевозка). Предположим, что купец первым открыл этот маршрут. В этом случае он продаст товар на местном рынке по существующей там цене, то есть 10 килограммов серебра за тонну. Значит 8 килограммов серебра составят его прибыль. Спрашивается, чей труд овеществлен в его прибыли?

Нужно думать не один наш купец оказался таким догадливым. Появилось много других купцов, которые также стали привозить дешевое железо. При возникшей конкуренции цена на товар неизбежно должна была упасть. Предположим, что условия рынка позволили нашему купцу продать железо по цене 3 килограмма серебра за тонну. Таким образом, его прибыль составила один килограмм серебра. Здесь возникают уже два вопроса. Во-первых, что позволило нашему купцу даже в условиях конкуренции с другими купцами продать свой товар выше его стоимости? И второе, чей труд овеществлен в том одном килограмме серебра, что составил его прибыль?

Совершенно ясно, что продать товар выше стоимости купцам позволило владение ими капиталом. Следует понимать, что капитал на рынке также является монополией, поскольку это такая большая сумма денег, какой нет у подавляющего большинства людей. Если бы капитал был у каждого человека, то невозможно было бы нанимать чужой труд. Таким образом, здесь мы наблюдаем то же явление, как в случае с венецианским стеклом или с фарфором. Там столяр или плотник не могли переменить профессию и заняться производством этих изделий, поскольку не знали секрета их изготовления. Но и в случае с заморским железом ни столяр, ни плотник не могли купить себе судно и нанять матросов, чтобы отправиться за тысячу миль за дешевым продуктом. Поэтому даже при взаимной конкуренции купцы, владеющие капиталом, обладают общей для них монополией по отношению к остальному обществу. Это и позволяет им продавать свой товар по цене, которая превышает его стоимость.

Но чей труд овеществлен в их прибыли? При перевозке дешевого железа в страну, где его производство требует большой затраты труда, происходит рационализация производства. В стране, где производство тонны железа эквивалентно стоимости 10 килограммов серебра, появляется железо стоимостью в 2 килограмма. Таким образом, в 8 килограммах серебра выражается экономия труда. Если наш купец был первопроходцем и смог продать товар по цене 10 килограммов серебра за тонну, то эти 8 килограммов драгоценного металла составили его прибыль. При этом он не присвоил ничьего труда, поскольку купил товар по его стоимости в одной стране, и продал по стоимости, существовавшей в другой. Продажа товара выше стоимости благодаря монополии капитала на рынке – это тот механизм, благодаря которому источник богатства не создающий стоимости – в нашем случае это богатая железом руда – приобретает форму стоимости.

Если везущих дешевое железо купцов много, то между ними возникает конкуренция и тогда цена на товар падает. В этом случае польза от рационализации производства достается не одному купцу, а она делится между купцами и потребителями. В нашем примере, когда железо было продано по цене 3 килограмма серебра за тонну, 7 килограммов серебра получает потребитель, что воспринимается им как экономия при покупке, а один килограмм серебра получает купец, что им воспринимается как прибыль на капитал.

Предположим, что наш купец продал одну тонну железа кузнецу, который решил запастись нужным ему материалом. При этой сделке кузнец сэкономил 7 килограммов серебра, поскольку отдал только три килограмма вместо прежних десяти. Чей труд овеществлен в этих 7 килограммах серебра, составивших его экономию? Может показаться, что это труд самого кузнеца, поскольку 7 килограммов драгоценного металла он заработал своим потом, изготовляя и продавая свои изделия. На самом деле в этих килограммах не его труд. Это тоже прибыль, или, скорее, подарок, который он получил благодаря рационализации производства. Ведь если бы он покупал железо у местного производителя, ему пришлось бы отдать 10 килограммов серебра за тонну, куда бы вошли те самые 7 килограммов, что составили его экономию. Тот же самый источник прибыли у купца. Его прибыль – это выраженная в деньгах часть пользы, которую принесла рационализация экономики. При этом активной стороной в этом процессе выступил купец, поскольку именно он был организатором обмена, а пассивной стороной кузнец, так как к этой инициативе он не был причастен.

Тот же самый источник прибыли на капитал в фабричном производстве. Исторически оно было организовано частными предпринимателями для эксплуатации работы машин. Промышленный переворот начался в Великобритании в последней трети XVIII века с текстильного производства, когда был изобретен паровой двигатель Джемса Уатта и ткацкий станок Картрайта. А до этого времени ткань производили только ручным способом. Уже первый механический станок Картрайта под наблюдением одного рабочего вырабатывал столько же ткани, сколько раньше при ручном труде производили 40 ткачей. Еще более значительный эффект произвела изобретенная тогда же прядильная машина. До ее появления работавший в своей мастерской ремесленник прял на веретене всего одну нить. А машина стала прясть 2000 нитей одновременно. То есть, она стала совершать такой же объем работы, какой до её изобретения совершали 2000 прядильщиков.

Отсюда видно, что работа машин была таким же объективным источником богатства, каким в нашем первом примере была богатая железом руда. В промышленном производстве машина и в самом деле произвела настоящий переворот. К примеру, в Великобритании до начала промышленной революции изготовлением тканей занимались 800 000 ткачей, а после внедрения машин их количество снизилось до 500 000. И при этом эти люди стали производить столько же ткани, сколько при прежнем ручном труде для их изготовления понадобилось бы 100 000 000 ткачей. И все благодаря работе машин – таким колоссальным был эффект от их внедрения. Этот громадный прирост богатства сделал Великобританию в XIX веке самой богатой страной в мире.

Имея такой объективный источник богатства, каким была работа машин, владельцу фабрики не нужно было получать прибыль за счет неоплаченного труда рабочего. То есть, платить ему меньше, чем тот бы заработал, оставаясь самостоятельным производителем, работая в своей мастерской столяром, плотником, кузнецом и так далее. В качестве владельца капитала, обладая общей монополией капитала на рынке, хозяин фабрики продавал свой товар выше его стоимости, и вследствие этого получал прибыль. Как и в случае с купцом, она также была частью той выраженной в деньгах пользы, которую принесла рационализация производства.

Итак, как и в случае с богатой железом рудой, работа машин не создает стоимости. Но это такой же объективный источник богатства, каким была богатая железом руда. И это богатство также обрело форму стоимости благодаря продаже товара на рынке по цене, которая превышает его стоимость. И также, как было в случае с дешевым железом, вследствие конкуренции владельцев текстильных фабрик цена на ткань неизбежно падала, и поэтому прибыль от этого источника богатства стала делиться между потребителем и фабрикантами.

Если обратиться к реальной истории развития текстильной промышленности, то произведенная с помощью машин английская пряжа впервые появилась на Лейпцигской ярмарке в 1792 году. За счет усовершенствования производства и вследствие конкуренции производителей, цена на пряжу все время падала. В течение XIX века она упала в 25 раз, что пошло на пользу потребителям, а издержки производства уменьшились даже больше – в 60 раз.

Можно также взять в качестве примера изготовление стальных перьев. Их изобрели в 1820 году для замены гусиных. Первые перья изготовляли ремесленники и продавали их по цене 1740 пенсов за 12 дюжин. Такой была их реальная стоимость при ручном труде. А когда изобрели изготовлявшую их машину, фабрики стали поставлять этот товар оптовым торговцам по цене от 2-х до 6 пенсов за то же самое количество. И при таком падении цены владельцы фабрик еще получали прибыль. Таким значительным был эффект от внедрения машины.

Повторим это еще раз. Согласно трудовой теории Адама Смита, стоимость производит только живой труд работника. Ни богатая железом руда, ни работа машин стоимости не производят. И, тем не менее, эти объективные источники богатства, которые сами не производят стоимости, обретают ее форму благодаря продаже товара на рынке выше стоимости. А продавать товар выше стоимости позволяет общая монополия капиталов на рынке. Непонимание механизма как источник богатства, который не производит стоимости, тем не менее, приобретает ее форму благодаря общей монополии капитала, привело Адама Смита, а вслед за ним и Маркса, к теории прибавочной стоимости.

Теперь, когда мы знаем, что Маркс неправильно определил источник прибыли на капитал, становится понятным, почему не сбылся его прогноз относительно экономической судьбы капитализма. Этот прогноз был полностью основан на теории прибавочной стоимости. Ход рассуждений Маркса был следующим. Известно, что конкуренция капиталов принуждает их владельцев непрерывно совершенствовать производство, что достигается, прежде всего, за счет лучшего технического оснащения предприятий и использования достижений науки. Этот процесс совершенствования ведет к тому, что соотношение между употребляемым в дело живым трудом рабочих и массой применяемого капитала быстро меняется в пользу последнего. Все более дорогие машины появляются в промышленности, и растет их количество, тогда как численность рабочей силы увеличивается незначительно, а с внедрением автоматизации даже сокращается. А значит, исчезает живой труд рабочих, который, согласно теории Маркса, является единственным источником прибыли на капитал. Он съеживаться, по сравнению со все возрастающей массой капитала, наподобие шагреневой кожи. Из этого явления Маркс вывел закон «тенденции нормы прибыли к понижению». Сам Маркс трактовал его как важнейший закон политической экономии и связывал с его открытием подлинно научное экономическое обоснование исторической обреченности капиталистического способа производства. Закон говорил о постепенном самоисчерпании капитала, указывал на существование его исторического предела как специфической формы организации труда.

Ведь изменение в соотношении долей капитала неминуемо должно было привести к такому моменту, когда относительная доля живого труда в промышленности уменьшится настолько, что станет невыгодно вводить новую технику. Она будет стоить все дороже, а прибыли приносить все меньше. Поэтому для капиталиста станет выгоднее получать большую прибыль на старой машине, чем меньшую на новой. А это приведет к техническому застою в производстве и к прекращению прогресса. С этого момента, полагал Маркс, капиталистический способ производства исчерпает себя и неизбежно будет устранен, чтобы обеспечить обществу дальнейшее развитие. Высчитав скорость возрастания доли капитала, употребляемого на машины и оборудование, по сравнению с численностью рабочих, Маркс пришел к выводу, что при капиталистическом способе производства прогресс должен был остановиться к концу XIX века. Его прогноз безусловно бы сбылся, если бы теория прибавочной стоимости, на котором он был основан, была бы правильной.

Верное понимание источника прибыли на капитал не упраздняет идею общественной собственности, но дает совершенно другой взгляд на эту проблему. Частные предприниматели были создателями индустриальной системы как величайшего достижения цивилизации. А согласно теории прибавочной стоимости, они были только эксплуататорами, пожирателями чужого труда. Отсюда вытекала задача освобождения трудящихся от эксплуатации. То есть устранения частных предпринимателей чисто механическим, революционным путем.

Но частные предприниматели обеспечивают экономике определенный уровень ее управления. Поэтому если альтернативная им система будет работать хуже, она не только не обогатит общество, включая самих трудящихся, а приведет их к обнищанию. Поэтому правильная постановка вопроса состоит не в освобождении рабочего класса от эксплуатации, а в создании экономической системы на основе общественной собственности с более высоким, чем при частном предпринимательстве, уровне ее управления. А это совсем другое понимание задачи, другая идеология, другой путь в политике. Правильная постановка вопроса, а именно обеспечение высокого качества руководства, поворачивает нас лицом к реальной науке о производственной организации, к ее законам. Это и есть настоящая наука об экономике, основанной на общественной собственности.

Может возникнуть вопрос: почему теория Маркса не была опровергнута вскоре после своего появления? Вероятно потому, что решение любой задачи кажется простым после того, как решение уже найдено и объяснено. Тем, кто задает этот вопрос, можно посоветовать почитать «Капитал». Три первых его тома, в которых изложено учение о прибавочной стоимости, составляют в академическом издании 2 300 страниц. И при чтении каждой страницы читателя не покидает ощущение интеллектуальной мощи автора. Маркс сумел разработать свою собственную науку, создать свою систему категорий.

Он рассмотрел процесс производства капитала – отдельно товара, и отдельно денег. Он проанализировал процесс обмена на рынке и процесс превращения денег в капитал. Он рассмотрел производство абсолютной прибавочной стоимости (постоянный и переменный капиталы, процесс увеличения стоимости), а также проанализировал производство относительной прибавочной стоимости и процесс превращения прибавочной стоимости в капитал. Он дал анализ нормы и массы прибавочной стоимости. Он рассмотрел процесс обращения капитала (основного и оборотного), воспроизводство и обращение всего общественного капитала, накопление и расширенное воспроизводство, превращение прибавочной стоимости в прибыль, и нормы прибавочной стоимости в норму прибыли, превращение прибыли в среднюю прибыль, деление прибыли на процент и предпринимательский доход, проанализировав тем самым капиталы, приносящие процент. И так далее, и так далее. «Капитал» представляет собой такую гору аргументов, взобраться на которую оппоненты Маркса не сумели. Задача для них оказалась слишком сложной.

Политическое значение теории прибавочной стоимости на Западе поняли моментально. В той битве, которая разгорелась вокруг этого учения, решался вопрос, по какому пути в течение полутора веков будут развиваться события в мире. Не было в истории человечества другой такой научной теории, вокруг которой разгорелись бы такие бешеные страсти. Не существовало другого учения, которое бы вызвало столь резкую реакцию. Теория Маркса подверглась яростным атакам, но поскольку все попытки ее опровержения потерпели провал, среди Западных экономистов утвердилось мнение, что бороться с этим учением можно только одним способом – путем отрицания его исходного пункта, трудовой теории стоимости Адама Смита. Вскоре после выхода в свет «Капитала» в одной анонимной рецензии было сказано: «Опровержение теории стоимости – единственная задача того, кто борется против Маркса, ибо, если согласиться с этой аксиомой, тогда необходимо признать почти все, сделанные Марксом с железной логикой выводы». Этим путем и пошла Западная политэкономия. Все её школы до нашего времени строятся на отрицании трудовой теории стоимости Адама Смита.

Первая попытка избавиться от учения Смита была предпринята еще до выхода «Капитала» в первой половине XIX века, Тогда возникла так называемая «теория факторов производства». Её главные создатели Ж.Б. Сей и Ф. Бастиа приписывали способность производить стоимость основным факторам производства, а именно, труду, земле и капиталу. В соответствии с этим взглядом, доход каждого фактора, таких как заработная плата, земельная рента и процент на капитал, объявлялся равным производительному вкладу данного фактора, соответствующему его доле в совокупной стоимости продукции. Но бессодержательный характер такого построения был очевидным. Доходы факторов производства объяснялись их производительным вкладом, а величина вклада, в свою очередь, объяснялась доходом, что было просто тавтологией.

В восьмидесятых годах того же века возникла так называемая «австрийская школа» политэкономии, которая разработала теорию предельной полезности благ. Экономисты этого направления рассматривали общество как совокупность хозяйствующих субъектов, связанных рыночными отношениями, и из взаимоотношений этих субъектов и оценки ими полезности товаров выводили стоимость этих товаров. Начало этой школы положили работы К. Менгера, Ф. Визера и Э. Бём-Баверка.

Эти экономисты рассматривали взаимоотношения так называемых «рыночных пар» продавец-покупатель. По их теории, обмен на рынке проходит беспрепятственно пока оценка полезности товара со стороны продавца ниже, чем оценка покупателя. Это обстоятельство способствует вовлечению в обмен всё новых и новых продавцов с более высокой оценкой полезности товара и покупателей с более низкой оценкой. Процесс обмена продолжается до тех пор, пока не встречаются так называемая «предельная пара», чьи субъективные оценки полезности, выраженные в деньгах, совпадают. Субъективная оценка полезности товара этой последней пары продавец-покупатель и есть та предельная полезность, которая определяет рыночную цену товара. Это цена равновесия, определяющая в дальнейшем течение всех сделок на рынке.

Используя субъективно-психологическую теорию стоимости, австрийская школа выдвинула собственную теорию процента и прибыли. Источник процента усматривается в разнице, возникающей между более высокой оценкой потребительских благ как блага настоящего и менее высокой оценкой средств производства как благ будущего («благ отдаленного порядка»). Труд рассматривается как благо будущего и поэтому в каждый данный момент он должен оплачиваться ниже стоимости его продукта.