И развеется пеплом сердце моё…

Минуту спустя, в порыве нежных эмоций, ты целуешь жену в макушку, вдыхая запах её волос. Ты запускаешь руку в её волосы, массируя и гладя голову.

Ты чётко осознаешь, что тебе недостаточно быть просто хозяином её тела, ты нуждаешься в чем-то большем. Ты знаешь, что её способность любить исчезла в момент выдачи книжечки вашего брачного свидетельства подкупленным представителем власти. Но все равно, ты робко спрашиваешь жену, смогла бы она когда-нибудь полюбить тебя, разделив с тобой все свои душевные тайны. Немного помолчав, она отвечает сиплым голосом: «Я приняла тебя как мужа, перестав ненавидеть. Я принадлежу тебе и ношу твоего ребёнка. Но я не знаю, что такое любовь, не требуй от меня слишком много».

Лунный свет, пронизывающий тёмную комнату обличает слезы, стекающие по твоим щекам…

Это твоё счастье, мой черноглазый красавец…

Черно-белая фотография из клиники с определением медиков о том, что будет рождён мальчик, явилась ещё одним поводом для празднования в вашей семье. Ты сам был приятно удивлён, что все складывается, согласно какому-то высшему предписанию небес. Статус твоей юной жены поднялся намного выше, чем у остальных невесток в этом доме. Но этот факт её совсем не трогает, она лишь радуется, что её оставили в покое, начав проявлять хоть какое-то уважение. Она была совершенно равнодушна к своему сыну, росшему, как на дрожжах в животе. Это повергало твоих родственников в раздражительное беспокойство. Им невдомёк, что и ты горестно переживаешь её неспособность полюбить тебя, так как же возможно заставить её полюбить твоего ребёнка?

Несмотря на эти маленькие разногласия, в целом, ваша жизнь приобрела спокойный размеренный ритм. По-прежнему, сбегая с работы пораньше, ты делаешь все, чтобы больше времени проводить с женой. Ты видишь, что взгляд её стал заметно мягче, теперь она садится всегда рядом с тобой на мероприятиях, обедах. Посещает с тобой длинную череду твоих родственников по их домам, на свадьбах, похоронах, родах и так далее, всегда покорно давая согласие сопровождать тебя. Ты лишь мечтаешь, что придёт день, когда она возьмёт тебя под руку, подтверждая своё положение жены, или расслабившись, при всех, прильнёт к тебе, положив голову на твоё плечо.

Но ты не жалуешься… Днями, вы вместе отдыхаете в вашей комнате, словно забыв об обидах и распри, стараясь вычеркнуть их из памяти. Вместе вы читаете много книг, разных, от детективов до любовных романов, а затем, увлечённо обсуждаете героев. Вы даже спорите и совсем по-детски ссоритесь, если ваше мнение по какому-то поводу кардинально расходится. Она проявила особый интерес к «Лолите» Набокова, просила тебя по нескольку раз зачитывать вслух отдельные главы и места, тихо слушая твой голос и задумчиво уставившись в потолок. Тебе кажется, что она сравнивает себя с героиней книги – девочкой, по имени Долорес Гейтс, думая об их странных переплетениях судеб, о необратимых и тяжёлых жизненных обстоятельствах, похитивших их светлое безбедное детство.

Устав читать, вы, уткнувшись в планшет, ковыряетесь в интернете, мечтая, что неплохо было бы съездить развеяться в другие страны, купить гаджеты последних марок, посетить те или иные концерты, и прочее. Словно забыв обстоятельства, соединившие вас, вы с упоением перечисляете весь набор интересов обычной молодёжи – ваших сверстников. Затем вспомнив, вы молча лежите на кровати, задумавшись каждый о своём.

Ваши ночи становятся все более спокойными по мере увеличения её живота. Ты просто спишь с ней рядом, нежно обхватив рукой. Но, иногда видя твоё томление по ней, да и сама, скучающая по твоему телу, она позволяет тебе нарушить правило, и тогда, придвинувшись к ней со спины, ты деликатно входишь в неё, осторожно, не желая навредить ей и ребёнку. Двигаясь в ней мягко, ты гладишь её груди, чуть массируя их, целуешь мочки ушей, ароматные щёчки… Ты умираешь, но сдерживаешь свою страсть…Она же, отвечает тебе, запрокинув руку назад, гладя и теребя твои волосы.

Её возросшую степень доверия ты осознал в тот день, когда почувствовав боли в позвоночнике, ринулась твоя жена к тебе, не обратившись ни к кому, ни к старшим женщинам, что бдели, буквально, каждый её шаг, ни к мужчинам, что могли ей помочь и отвезти в клинику. Она стремглав побежала к тебе, ища защиты, с круглыми глазами от страха и возрастающей боли внутри живота. Она взволнованно оповестила тебя, что, кажется, уже началось и заплакала, совсем как маленький ребёнок. Ты испытываешь умиление и вселенскую нежность к своему пузатому чуду, так доверчиво прильнувшему к тебе. Ещё не подросшая, твоя жена еле достаёт тебе до плеч и ты, буквально, нависаешь над ней, обнимая её, успокаивая, что все будет хорошо. Ты желаешь защитить её от всех, в том числе, и от себя самого.

Тяжело описывать весь ужас твоих дальнейших часов, когда провёл ты больше суток в больнице, дежуря и смертельно боясь даже думать о том, что может случиться. Паники добавляют и строгие врачи, что официально предупредили всю делегацию болеющих родственников, что нет никакой гарантии в утешительных последствиях родов в таком раннем возрасте, ссылаясь на статистику по региону.

Чувствуя, как холодеют твои ладони, ты бегаешь за медиками, умоляя их сделать все возможное, но только вытащить твою жену ЖИВОЙ из этого жернова, в который она попала и по твоей вине тоже.

Ты клянёшься себе собственноручно убить этого бедового младенца, если по его вине случится что-нибудь страшное. Здесь, сидя в тишине больничных палат, ты осознаешь во всей полноте, насколько дорога тебе твоя маленькая жена, насколько привязан к ней ты телесно и духовно, насколько сильно ты любишь её.

Но Аллах великодушен к тебе и ней, – ваш родившийся ребёнок, ваш сын, громким плачем возвещает миру о своём приходе.

Ты рвёшься к ней в палату, желая увидеть больше её, нежели ребёнка. Ты ещё не осознал события, что оставит далеко позади безоблачность твоих юных лет, наградив тебя пожизненным бременем взрослого мужчины. Ты пробиваешься к ней, сквозь толпу твоих воркующих и ликующих родственников. Она не смотрит ни тебя, ни на ребёнка. Потеряна и раздавлена тяжёлыми родами, она даже думать не хочет о том, чтобы прижать к себе существо, доставившее ей столько мучений.

Ты растерянно выходишь из палаты, забыв оставить любимой большой букет цветов. Ты чувствуешь, как чья-то сильная рука берет тебя за грудки и толкает в соседний кабинет. Ты поднимаешь глаза и видишь разъярённое лицо врача, здоровенного мужика средних лет. Еле сдерживая гнев, он обзывает тебя маленьким похотливым животным, любящим насиловать несовершеннолетних девочек, он рассказывает о своей дочери, ровеснице твоей жены, и угрожает, готовый при случае разорвать тебя на мелкие части. Он предупреждает тебя, «безмозглого амбала», сдержать свои извращённые порывы и не приближаться к жене хотя бы месяц. Так, опущенного и униженного, он выталкивает тебя обратно в шумный людный коридор.

Ты возвращаешься домой, не желающий никого видеть. В твоих ушах застыли те обличительные слова, которые ты сам себе не решался сказать. В твоих глазах созрели слезы, готовые разразиться в обильный печальный поток, в твоей голове пульсирует одно: «Я не насильник, я не животное…»

Тебе вспомнился день вашего бракосочетания, когда ты был на грани самоубийства из-за тотальной несправедливости судьбы, ты безудержно ревел, не желая становиться разменной монетой чьего-то греха, ты не хотел быть жертвой, обеляющей трепетно-оберегаемую честь вашего древнего рода, да будет он проклят!

Ты падаешь на кровать и плачешь от обиды. Вдруг, зарывшись в подушку, ты осязаешь этот узнаваемый из всех запахов, самый лучший и любимый запах твоей жены. Мысли и воспоминания путаются в твоей голове. Утомлённый, ты забываешься во сне. Впадая в тяжёлую дрёму, ты понимаешь, что скучаешь по ней.

Вот и отгремели очередные торжества, сотрясавшие ваш особняк в честь рождения твоего сына. Вопреки тревожным ожиданиям родственников, юная твоя супружница стала фанатичной матерью. Сама от себя не ожидая, полюбила и привязалась она к этому ребёнку, увидев в нем радость и надежду. Иногда тебе кажется, что она приобрела долгожданную любимую игрушку, ставшую столь бесценной для неё, что отдала бы она жизнь за этот маленький вечно голодный и вечно плачущий комочек мяса. В отличии от неё, инстинкт отцовства не спешит развиться в тебе, ты испытываешь к ребёнку лишь жалость и определённый интерес. А ещё, ты видишь в нем существенную часть твоей жены, этого достаточно для тебя, чтобы принять и полюбить его.

Унизительные слова, произнесённые врачом, открыли для тебя настоящую реальность, разнящуюся с иллюзорным миром высокой и чистой любви, придуманным тобой. Ты осознал, что люди, находящиеся и живущие за пределами вашего мира, особняка – рассадника мракобесных традиций и обычаев, – все адекватные люди думают также, как и тот врач. Для них ты и твоя семья –это позор средневековья, адская мельница, перемоловшая жизнь маленькой девочки. Это осознание раздавило тебя, дезориентировав в будущем. Ты не знаешь, как жить дальше.

Ты все также сильно любишь свою жену, все также нуждаешься в ней, но что-то оборвалось внутри… Ты не сказал ей о разговоре с врачом, боясь, что это всколыхнёт в ней отзвуки прошлой ненависти и обиды. Когда она вернулась домой, ты лишь дотронулся губами до её руки, поблагодарив за подаренного сына.

Вы спите также в одной комнате, но она поглощена всецело своим ребёнком. Она проводит с ним все свои часы, и днём, и ночью, не доверяя даже твоей матери. Тебе умилительно наблюдать за ребёнком, убаюкивающим другого ребёнка. Ты с нежностью смотришь, как она кормит его грудью и тебе вспоминаются картины давно ушедших художников, изображавших юных матерей с младенцами. Они назывались Мадоннами, кажется… Мадоннами эпохи Возрождения, странного, но привлекающего другого мира, под названием Европа.

Она находится рядом, но тебе кажется, что она стала ещё более далёкой, чем раньше. Ты с болью думаешь, что на этот раз, ваш мост будет сожжён тобой. Ты нежно целуешь её в щеку, а затем, отворачиваешься и делаешь вид, что засыпаешь. Ты замечаешь в глазах жены некое недоумение, но не смеешь взглянуть на неё, боясь распознать в ней боль отнятой тобою жизни.

Днями, ты стараешься больше времени проводить на работе, отвлекая себя от грустных мыслей. Ты видишь, как долго и внимательно смотрит на тебя жена, желая понять причину перемен, происходящих с тобой. Ты замечаешь, как пытается она привлечь твоё внимание разными разговорами и расспросами, но ты лишь виновато улыбаешься, уверяя её, что все в порядке. Ты читаешь в её глазах вопрос: «Ты разлюбил меня?»Тебе хочется закричать, что нет, что любишь ты её также сильно и безудержно, но ты устал бороться…, бороться за своё право быть счастливым.

Уложив ребёнка и убедившись, что сын крепко спит, она тихо ложится рядом. Ты слышишь её дыхание, чувствуешь каждое её движение. Ты стараешься угомонить предательский трепет, что рождается внутри тебя. Ты ощущаешь затылком её взгляд на себе. Она придвигается и дотрагивается до тебя рукой. Словно электрический ток проходит по твоему телу, так велика сила её прикосновения. Ты оборачиваешься и долго смотришь в её глаза, не смея шевельнуться. «Ты нужен мне», – шепчут её губы, – «ты мой единственный друг здесь, не бросай меня!»

Она осторожно приподнимает твою одежду, целует в грудь. Вы словно, поменялись ролями, – теперь она ищет наслаждение в твоём теле. Она берет в рот твои соски, теребит их губами и языком. Ты чувствуешь жар, что пробуждается внутри тебя. Твоё дыхание меняется, когда ты гладишь рукой её голову, играя с волосами. Она помогает тебе раздеться, садится верхом, покрывает поцелуями твою шею, лицо, глаза… Она приближается у твоих губ, льнёт к ним, целуя тебя крепко… долго…

Ты больше не можешь сопротивляться, отвечая ей на поцелуй, ты обхватываешь её руками и бросаешь на постель. Тебе хочется сейчас быть над ней… Ты продолжаешь жадно целовать её, освобождая от одежды. Ты уже не можешь думать, сколько времени прошло с момента наложения запрета на тело твоей жены– месяц или два, ты просто остервенело проникаешь в неё, соединяясь с ней в погоне за наслаждением. Ты слышишь её жаркий шёпот: «Я скучала…Я люблю тебя… Ты выиграл…» и чуть ли не теряешь сознание.

Она держит тебя за шею, обхватив ногами твою спину. Ты закрываешь рукой её рот, чтобы никто не услышал слишком громких проявлений любви. Она сгибает колени, поднимая их почти до уровня груди, желая чувствовать тебя как можно сильнее. Маленькая женщина, поддавшаяся зову природы, познавшая её тайны, не успевшая запятнать её первозданную чистоту. В этом порыве вы оба приближаете момент Х, а достигнув его, замираете, словно, родившись заново, не желаете оторваться друг от друга.

Ты чувствуешь, как некая сладковатая и тёплая жидкость стекает по её телу. Поняв, что это, ты впиваешься в набухшие груди, и познаешь этот чудный сок, производимый её организмом. Ты, словно, очищаешь себя от прошлого, соединившись с женой и вашим ребёнком на каком-то нематериальном уровне, оставляя только эту реальность, где Она и ваш маленький сын – стали отныне твоей вселенной.

Обнажённая, безумно красивая, похожая на сказочную русалку, вскакивает твоя жена на плач сына. Она кормит младенца, а ты жалеешь, что не родился художником, дабы запечатлеть на века эту извечную неподдельную красоту человеческого бытия. Затем, она кладёт засыпающего сына между вами и ложится напротив. Так, молча, без лишних слов, вы смотрите друг на друга улыбаясь, до того момента, пока сон не сомкнёт ваши веки.

В этот момент вы оба познаете истину первородной любви, открывшуюся вам всеми своими гранями, доступную далеко не каждому. Только сейчас вы понимаете силу Предопределения. Только сейчас вы осознаете, что сплелись в цельный монолит, который не разрушат ни средневековые постулаты семьи, ни пафосная правдивость поборников морали и цивилизованных клише.

Вы, двое юных существ, сумевших преодолеть боль, обиды и беды, в своей любви вы парите над этой шелухой различных табу, навязанных вам со всех сторон человеческого общества. Вы отрекаетесь от выдуманных категорий правильного и аморального, имеющих весьма условное значение и трактовку, и работающих в угоду их идеологов. Вы просто любите и счастливы… Вы столь чисты и наивны по-детски, что даже ненависть – неизменный атрибут души взрослого человека, не смогла удержаться в вас, уступив место бесконечной вере в лучшее, в новый рассвет – предвестник светлой надежды.

Несмотря ни на что, взявшись за руку, ступаете вы в зарождающуюся зарю следующего дня, уверенные в себе, обладающие силой красоты, молодости и горячих сердец, не затронутых пороком. Вы упиваетесь этим выстраданным и взлелеянным счастьем, что приобрело для вас высший смысл его познания и несоизмеримую ценность, усомниться в которых не решится уже никто.

* * * *

И развеется пеплом сердце моё

Часть

I

1

Он сидел у себя на кухне. Одетый в старую майку и протёртые штаны «Адидас», он больше походил на обитателя московского пригорода, чем на человека, живущего в центре Европы. Перед ним, на столе стояла початая бутылка водки и банка с маринованными опятами, присланными матерью из России. Он пил водку и заедал грибами, даже не выложив их на тарелку. Он слышал голос жены в соседней комнате. Она сюсюкалась с младенцем, меняя ребёнку очередной памперс.

Он сидел, уставившись в никуда. За окном бушевал предрождественский снегопад, укутывая в мягкое, белое, ворсистое одеяло один из самых красивых городов Европы – величественную Вену.

Но Вена, в которой Гришка Шахов проживал последние шесть лет, давно уже перестала волновать его. Она так и осталась ему «мачехой» – холодной, чопорной, бездушной.

Гриша сидел за столом в пьяном ступоре. Его мысли были где-то далеко. Они летали в Москве – городе амбиций и огней, в городе, который не жалел никого, ломал и мял под себя. Но, стольких людей манит этот северный мегаполис, и всякий прибывший туда, влюбляется в него безответно, или взаимно. Это уже кому как повезёт…

И ещё, в этом городе обитала она… Она, чей образ украшал обложку глянцевого журнала, который Григорий сжимал в ладонях.

Она. Чаяна. Её имя звучало, как таинственная древнеславянская молитва, в ней все было волшебно и мистично, и имя выражало её удивительную сущность, судьбу, предписанную небесными тайными учителями. Чаяна Шеманка. Так её звали. Странное имя, о неправдоподобии, нерусскости которого, Гриша стал задумываться лишь недавно. Говорят, её венах течёт турецкая, болгарская и украинская кровь, а, по словам ее матери, Валентины Шеманки, род их происходит от древних варяжских викингов.

Плач ребёнка вывел Гришу из оцепенения. Он пришёл в себя и ещё раз взглянул на фото Чаяны на обложке. Его сердце заныло в щемящей боли, которую не смогла утолить водка. Он знал, что любил эту женщину. Любил отчаянно. Но, между ними лежала огромная пропасть. Она была недосягаема для него, словно богиня. Одним словом, Звезда.

Чаяне шёл двадцать второй год. Она была молода, талантлива и невозможно красива. Востребованная актриса с большими перспективами, она похитила сердца мужчин России, а также, её ближнего и дальнего зарубежья. А двадцатидевятилетний Гришка с уже заметными залысинами на висках, был обычным водителем такси в Вене. За шесть лет, он неплохо освоил немецкий, и это стало его наивысшим достижением. А ещё Гриша был женат на Злате – большой любви своей юности. У них было двое детей, маленькая, но своя квартира в спальном районе Вены, и обычная жизнь русских эмигрантов в Австрии.

Но все это, Гриша променял бы за один миг пребывания наедине с Чаяной. Всего лишь один миг, стоящий всей жизни…

Из соседней комнаты с ребёнком на руках вышла усталая Злата.

– Что? Опять пустился в воспоминания? – произнеся это, она всучила младенца отцу. – Забудь уже эту… звезду!

Григорий равнодушно посмотрел на жену. Ему не хотелось пререкаться с ней. Он поцеловал дочку и отдал её обратно матери.

– Ревновать к фотографии глупо, Злата…, – сказал он и направился в ванную комнату.

Ванная – была единственным местом, куда он мог спрятаться в этой квартире и остаться наедине со своими мыслями. Гриша погрузился в тёплую воду и закрыл глаза. «Чаяна…» – вертелось у него в голове, «Чаяна… Чаяна… Чаяна…» – он шёпотом повторял её имя. Он не мог вспомнить, когда именно началась его страсть к ней, – то ли год назад, то ли два… «Ну почему, почему ты так бесстыдно красива, Чаяна??? И что теперь мне делать? Что мне делать с тобой и с собой?» Думая об этом, он лежал, погруженный в воду по самый нос. У него промелькнула мысль, что хорошо бы так и не высовывать свою голову из воды и тихо умереть, перестав дышать.

Но потом, ему стало не по себе от собственных желаний.

– Ты же мужик… А ну, соберись, Шахов! – вслух сказал он себе и резко вылез из ванной. Послышался стук в дверь и ворчание Златы.

– Что ты делаешь там так долго? Послушай, Гриша, нам тоже нужна ванна! Мы не хотим страдать из-за твоих любовных фантазий о кинозвёздах, ты слышишь?

Он открыл дверь и внимательно посмотрел на жену. Несколько лет назад он безумно любил её. Он был молод и наивен, она казалась ему Мадонной, Мона Лизой, Деметрой и Марлен Дитрих в одном флаконе, идеалом женщины. Её таинственность манила его.

Злата выросла в Вене, она была австриячкой во всем – она одевалась, как они, вела себя, как они, говорила с лёгким немецким акцентом, который заводил Григория похлеще любого афродизиака. Она была так не похожа на девушек, которых он знал.

Злата была на два года старше него, и отличалась сдержанностью и умом. Она окончила бакалаврият венского университета по профессии менеджмент, в отличие от Гришки, за плечами которого была лишь театральная школа. Он чувствовал её опыт и превосходство в образовании, ему нравилось её европейское отношение к жизни. Злата была незыблемым авторитетом для него, он беспрекословно слушался её, и та умело пользовалась этим.

Их отношения подогревались расстоянием Москва – Вена, они поочерёдно ездили друг к другу в гости, а потом, сильно переживали вынужденную разлуку. Злата заменила для него все его окружение, даже близких родственников. «Она – это моя семья», подписывал Гриша под её фото в инстаграм, ставя в недоумение всех своих многочисленных подписчиков. Ему казалось, что это – любовь на всю жизнь и их брак в последующем, стал объективным (финалом) продолжением этих отношений.

Теперь он смотрел на жену остывшим взглядом. Смотрел на эту женщину, образ которой не менялся никогда – ни на работе, ни в магазине, ни дома. Эти голубые холодные глаза, некогда сводившие его с ума, одинаковое их выражение во всех ситуациях, эти вечные джинсы, майки, худощавое лицо с пробивающимися носогубными бороздами, без грамма косметики на все случаи жизни, и неизменный хвостик на голове. Ему стало муторно, в груди что-то сильно саднило, а в голове звучало одно лишь слово «Ошибка!»

Ничего не говоря, он направился в спальню и рухнул на кровать.

2

Наутро, отправившись на работу, и взвесив всю свою жизнь, Григорий решил взяться за ум. Он внимательно следил за женой, собиравшей ему завтрак с привычным отрешённым выражением лица, словно и не было у них вчерашней размолвки, и испытывал стыд за себя. Злата была хорошей матерью и женой. Ради детей, она отказалась от карьеры и решила первые годы растить их сама. Это было так не по-европейски, не по-австрийски с ее стороны. Злате не нужно было многого, она хотела лишь обычного женского счастья. Она не ловила звёзд с неба, она просто жила, как миллионы других, со своими радостями и печалями. Но, Гришу этот сытый штиль семейных отношений перестал устраивать.

Он отогнал эту мысль прочь.

Весь день Гриша держался, как мог, не давая себе опять захандрить, и даже позвонил жене в перерыв. Пообещав ей вернуться с работы пораньше, он, все же, не удержался и зашёл выпить пива в паб.

Заказав себе привычную литровую кружку, он устало оперся о стойку бара. К нему подсел завсегдатай паба, его давний знакомый, тоже русский эмигрант. Гриша хорошо знал его, но постоянно путал имя. Они поздоровались и уставились на плоский плазменный экран телевизора, вещающий о чём-то, среди убаюкивающего рокота голосов пьющих и жующих посетителей.

По телевизору транслировалась программа из мира моды, – гламурная жизнь моделей, дизайнеров, бесконечные дефиле и фотосессии. Гриша отрешённо смотрел на эту мерцающую, словно камень Сваровского, фальшивую жизнь, но мысли опять унесли его прочь от всей этой мишуры.

Думая о своём, он отдалённо слышал голос своего знакомого, о чем-то рассказывавшего. Усилием воли он заставил себя сосредоточиться, чтобы как-то поддержать беседу.

– Представляешь, и кто-то держит её за руку, кто-то же дотрагивается до неё, целует и даже спит с ней…. Богиня… Это какую карму надо заслужить, чтобы дышать с этой женщиной просто одним воздухом…! – рассказывал приятель, заворожено уставившись в телевизор.

– А… да, ты прав, – ответил Гриша, мимоходом взглянув на экран, и тут же, лишился дара речи.

Так некстати, так не в обстановку, среди суеты обычного венского паба, на экране плазмы, закреплённой к барному шкафу, он увидел Её… Все поплыло перед его глазами, покрылось туманом, и только её лицо выделялось из этой дымки, словно чудный портрет художника гиперреалиста.

Это была реклама известного французского парфюмерного бренда, официальным лицом которого она стала. Это означало, что Чаяна начала свое покорение мира. Конечно, такую красоту невозможно было не заметить, и чуткие носы западных рекламных компаний сразу распознали потенциал молодой русской актрисы.

Он упёрся в экран и не мог оторвать глаз. Как же она была прекрасна в этом ролике! Безупречный макияж милого лица с самыми очаровательными глазами на свете, пушистые длинные волосы, развевающиеся на ветру, восхитительное вечернее платье, подчёркивающее все прелести – пышную грудь и округлые бедра, чувственные пухлые губы, что-то шепчущие по-французски, да в придачу, красивое музыкальное сопровождение и съёмки… Все это создало атмосферу ирреального другого мира, мира красоты и совершенства, королевой которого была Чаяна…

Многие мужчины в баре, заметив рекламу и девушку в ней, тоже приутихли, и впёрлись глазами в сияющий экран.

Гришин знакомый продолжал что-то говорить и восторгаться. Григорий не слышал его, только некоторые слова доходили до его сознания и эхом отзывались в голове: «Богиня…» «Она просто нереально красива…» «Господи, дотронуться бы до неё и умереть…»

У Гриши застучало в висках. Все остальное не имело уже значения, провалившись в тартарары. Перед ним стоял её образ. Он не хотел его отгонять. Он опять сдался, не смог противостоять этой волне, накрывшей его. Хотел, но не смог. Слишком силен был её магнит, слишком остры воспоминания, которые он никогда не сотрёт из своей памяти. Ему стало невероятно больно, в груди все сжалось. Он огляделся по сторонам. Посмотрел на мужчин, что сидели, разинув рты. Он знал их мысли, знал их чувства и желания. Но они не ведали, что то, о чём они грезили, глядя на эту сказочную инопланетную женщину – все это было когда-то в руках у Гриши! И от этого становилось ещё больнее.