Полная версия
Конституция свободы
Поскольку тот акцент, который мы сегодня делаем на роли отбора в социальной эволюции, по-видимому, создает впечатление, что мы позаимствовали эту идею из биологии, на самом деле – и это надо подчеркнуть – дело обстоит как раз наоборот: несомненно, Дарвин и его современники почерпнули эту идею именно из теорий социальной эволюции[111]. Более того, один из тех шотландских философов, которые первыми приступили к развитию этих идей, опередил Дарвина даже в области биологии[112]; а последующее использование этих концепций различными «историческими школами» в области права и языка сделало идею, согласно которой сходство структуры может объясняться общностью происхождения[113], общим местом в исследовании общественных явлений задолго до того, как она нашла свое применение в биологии. Печально, что впоследствии социальные науки вместо того, чтобы развивать собственные начала, в свою очередь позаимствовали некоторые из этих идей у биологии, и в них проникли и такие концепции, как «естественный отбор», «борьба за существование» и «выживание самых приспособленных», которые неприменимы в их собственной сфере, поскольку в области социальной эволюции решающий фактор не отбор физических и наследуемых свойств особей, а действующий через подражание отбор успешных институтов и привычек. Хотя этот отбор тоже действует через успешность индивидов и групп, но в итоге возникают не наследуемые признаки индивидов, а идеи и навыки – короче говоря, все культурное наследие, которое передается посредством обучения и подражания.
4. Для детального сопоставления двух традиций потребовалась бы отдельная книга, мы же ограничимся здесь только рядом критически важных различий.
В то время как рационалистическая традиция предполагает, что человек изначально наделен интеллектуальными и моральными достоинствами, позволяющими ему целенаправленно создавать цивилизацию, эволюционисты ясно показали, что цивилизация – результат накопленных проб и ошибок, которые дались нам нелегко, что она представляет собой сумму опыта, отчасти передававшегося от поколения к поколению в виде явного знания, но в гораздо большей степени воплощенного в инструментах и институтах, доказавших свое превосходство, – в институтах, значение которых может быть обнаружено с помощью анализа, но которые служат целям людей и без того, чтобы сами люди их понимали. Шотландские теоретики отлично осознавали хрупкость этой искусственной структуры цивилизации, которая зиждится на том, что примитивные и дикие инстинкты человека сдерживаются и укрощаются институтами, которых он не создавал и которые не может контролировать. Они были очень далеки от наивных представлений, которые позднее были несправедливо приписаны их либерализму, таких как «природная доброта человека», существование «естественной гармонии интересов» или благотворные последствия «естественной свободы» (хотя последнее выражение они порой использовали). Они знали, что для разрешения конфликта интересов необходимы далекие от естественности институты и традиции. Проблема, которую они перед собой ставили, состояла в том, чтобы понять, каким образом «универсальная движущая сила человеческой природы, себялюбие, может получить в этом случае (как и во всех других) такое направление, чтобы те усилия, которые предпринимаются для достижения собственных целей, служили бы общественному интересу»[114]. Благотворными эти индивидуальные усилия делала не «естественная свобода» в буквальном смысле, а институты, развившиеся для защиты «жизни, свободы и собственности»[115]. В отличие от Бентама, ни Локк, ни Юм, ни Смит, ни Бёрк никогда не утверждали, что «всякий закон – это зло, ибо всякий закон есть нарушение свободы»[116]. Их аргументация никогда не была аргументацией за абсолютное laissez-faire[117], которое, как видно из самого выражения, также принадлежит французской рационалистической традиции и в своем буквальном смысле никогда не поддерживалось английскими классическими экономистами[118]. Они знали лучше большинства своих будущих критиков, что успешно направляет индивидуальные усилия к общественно полезным целям не какая-то магия, а эволюция «хорошо построенных институтов», в рамках которых будет происходить примирение «правил и принципов соперничающих интересов и частичных выгод»[119]. В действительности, их аргументация никогда не была сама по себе антигосударственной или анархистской, что было бы логически неизбежным результатом рационалистической доктрины laissez-faire; это была аргументация, принимавшая во внимание как необходимые функции государства, так и пределы его деятельности.
Разница особенно заметна в соответствующих посылках двух школ в отношении индивидуальной природы человека. Рационалистические теории замысла по необходимости исходили из предположения об индивидуальной склонности человека к рациональным действиям и его природной разумности и добродетельности. Эволюционная теория, напротив, показала, как определенные институциональные структуры побуждают человека использовать свой разум для получения наилучших результатов и как институты могут быть выстроены таким образом, чтобы от плохих людей было как можно меньше вреда[120]
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Sidney A. Discourses Concerning Government. London: Printed and are to be sold by booksellers of London and Westminster, 1698. P. 142.
2
Из надгробной речи Перикла, переданной Фукидидом («История», II. 36.4-37.3 [перевод Ф.С. Мищенко]).
3
Есть высказывания, которые входят в оборот, потому что выражают то, что одно время представлялось важной истиной, продолжают использоваться, когда эта истина стала уже всем известна, и из-за частого механического повторения их значение размывается. В конце концов от них отказываются, потому что они больше не пробуждают никакой мысли.
Их заново открывают после забвения, длящегося целое поколение, и тогда они могут использоваться с новой силой для передачи чего-то близкого к их первоначальному смыслу – и опять только для того, чтобы, если повезет, еще раз повторить тот же цикл.
4
Последним, кто предпринял всеобъемлющую попытку заново сформулировать принципы свободного общества – с большими оговорками и в сжатой форме, естественной для университетского учебника, – был Генри Сиджвик (Sidgwick Н. The Elements of Politics. London: Macmillan, 1891). Работа во многих отношениях замечательная, но очень слабо отражающая то, что можно считать британской либеральной традицией, и сильно подпорченная рационалистическим утилитаризмом, который ведет к социализму.
5
В Англии, где традиция свободы существовала дольше, чем в других европейских странах, уже в 1885 году автор, работа которого была тогда популярна в кругах либералов, мог сказать об этих либералах, что «для них самой насущной задачей стала перестройка общества, а не освобождение индивидов» (Montague F.G. The Limits of Individual Liberty. London: Rivingtons, 1885. P. 16).
6
Watkins F.M. The Political Tradition of the West: A Study in the Development of Modern Liberalism. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1948. P. x.
7
О проблеме «экспертократии» см.: Kuhn М. Herrschaft der Experten? An den Grenzen der Demokratie. Würzburg: Werkbund-Verlag, 1961, и более ранние работы Куна, упомянутые в этой его книге. [Здесь и далее вспомогательным шрифтом выделены примечания и части примечаний, добавленные Хайеком в немецкоязычное издание «Конституции свободы» 1971 года (HayekF.A. von. Die Verfassung der Freiheit. Tübingen: J.C.B. Mohr Verlag, 1971) и воспроизведенные в недавнем критическом издании книги (Idem. The Constitution of Liberty: The Definitive Edition / Ed. Ronald Hamowy // The Collected Works of F.A. Hayek. Chicago: University of Chicago Press, 2011. Vol. 17). – Ред.]
8
Я надеюсь, что не заслужу напоминания, которое Сэмюэл T. Колридж адресовал Эдмунду Бёрку и которое особенно важно в наше время: «Это скверная политика – представлять политическую систему как не имеющую никакой привлекательности, но созданную только для грабителей и убийц, как возникшую не естественным путем, а рожденную в мозгах глупцов или безумцев, в то время как опыт доказал, что великая опасность системы состоит в своеобразной привлекательности, с помощью которой она рассчитывает влиять на благородные и наделенные богатым воображением характеры, на всех тех, кто в милой опьяненности юношеской доброжелательностью склонен принимать свои собственные лучшие достоинства и способности за рядовые особенности и черты человеческого характера» (The Political Thought of Samuel Taylor Coleridge / Ed. by R.J. White. London: Jonathan Cape, 1938. P. 235-236).
9
См.: «Свобода это не ценность, а основа ценности» (из предисловия Уистена Хью Одена к книге: James Н. The American Scene: Together with Three Essays from “Portraits of Places”. New York: Charles Scribner’s Sons, 1946. P. xviii); «Свобода – это почва, необходимая для полноценного роста других ценностей» (Вау С. The Structure of Freedom. Stanford, CA: Stanford University Press, 1958. P. 19; эта работа была опубликована слишком поздно, а потому только упомянута в отдельных примечаниях). См. также: «Мир в целом более выиграет от свободы, без коей не может существовать добродетель» (Burke Е. Reflections on the Revolution in France // Idem. Selected works / Ed. by Ed.J. Payne. Oxford: Clarendon Press, 1874. Vol. 2. P. 122 [Бёри Э. Размышления о революции во Франции. London: Overseas Publications Interchange Ltd., 1992. C. 183-184]).
10
См.: «К сожалению, идея свободы была выхолощена посвященными ей литературными трудами. <…> Понятие свободы было сведено к образу предающихся созерцанию людей, шокирующих свое поколение. Когда мы думаем о свободе, то склонны ограничиваться свободой мысли, свободой печати, свободой религиозных убеждений. <…> Этот подход насквозь ошибочен. <…> Литература о свободе посвящена почти исключительно излишествам. <.„> На деле же свобода действий есть первостепенная потребность человека»
('Whitehead A.N. Adventure of Ideas. New York: New American Library, 1955. P. 73).
11
Becker C.L. New Liberties for Old. New Haven: Yale University Press, 1941. P. 4.
12
Давид Юм, который на протяжении последующих страниц будет нашим неизменным спутником и мудрым советчиком, уже в 1742 году говорил о «великом философском стремлении к совершенству, которое, под предлогом исправления предрассудков и заблуждений, покушается на самые подкупающие чувства и самые полезные склонности и инстинкты, которые только могут направлять человека» и предостерегал нас от того, чтобы «слишком отдаляться от общепринятых требований к манерам и поведению в изысканном поиске счастья или совершенства» (Hume D. Of Moral Prejudices // Hume. Essays. Vol. 2. P. 371, 373).
13
Wordsworth W. The Excursion: Being a Portion of The Recluse; A Poem. London: Printed for Longman, Hurst, Rees, Orme, and Brown, 1814. Pt. 2. P. 62.
14
Phillips Н.В. On the Nature of Progress // American Scientist. 1945. Vol. 33. P. 255.
15
The Writings of Abraham Lincoln / Ed. by A.B. Lapsley. New York: G.P. Putnam’s Sons, 1905. Vol. 7. P. 121. См. сходное высказывание Монтескье: «Нет слова, которое получило бы столько разнообразных значений и производило бы столь различное впечатление на умы, как слово „свобода“. Одни называют свободой легкую возможность низлагать того, кого они наделили тиранической властью; другие – право избирать того, кому они должны повиноваться; третьи – право носить оружие и совершать насилие; четвертые видят ее в привилегии состоять под управлением человека своей национальности или подчиняться своим собственным законам» (Montesquieu. Spirit of the Laws. P. 149 [.Монтескье. О духе законов. С. 136]).
16
По-видимому, не существует принятых различий в значении слов freedom и liberty, и мы будем использовать их как синонимы. Хотя лично я предпочитаю первое, похоже, что liberty допускает меньше злоупотреблений. Вряд ли его можно было бы использовать в знаменитом каламбуре Франклина Д. Рузвельта, включившего в свою концепцию свободы «свободу от нужды» (freedom from want) (Robinson J. Private Enterprise or Public Control. London: Association for Education in Citizenship, 1943).
17
О том, сколь невелика польза даже очень проницательного семантического анализа термина «свобода», свидетельствует книга Мориса Крэнстона «Свобода: новый анализ» (Cranston М. Freedom: A New Analysis. New York: Longmans, Green, and Co., 1953), которая будет поучительной для читателей, желающих познакомиться с тем, как философы запутываются в собственных попытках тщательно определить это понятие. Более серьезный обзор различных значений этого слова см. в книге, с которой мне посчастливилось ознакомиться в рукописи: Adler М. The Idea of Freedom: A Dialectical Examination of Conceptions of Freedom. Garden City, NY: Doubleday, 1958, и в еще более полной работе Гарольда Офстада: Ofstad Н. An Inquiry into the Freedom of Decision. Oslo: Norwegian University Press; Stockholm: Svenska bokforlaget, 1961.
18
См. «Метафизику» Аристотеля, 1.2.8 (982b): «Свободным называем того человека, который живет ради самого себя, а не для другого» [перевод А.В. Кубицкого], и «Два отрывка о свободе» Лейбница: «Daher kam ich der Meinung derer nahe, es sei für die Freiheit genug, daß das Geschehen dem Zwange nicht unterworfen ist, wenngleich es der Notwendigkeit untersteht» [«Я был весьма близок к тем, кто… полагает, что для свободы достаточно отсутствия принуждения, хотя она и подчиняется необходимости»] [Leibniz G. I/K Über die Freiheit // Leibniz G.W. Philosophische Werke: Hauptschriften zur Grundlegung der Philosophie / Ed. by A. Buchenau and E. Cassirer. Leipzig: Verlag der Dürr’schen Buchhandlung, 1906. Vol. 2. P. 497 [.Лейбниц Г. Два отрывка о свободе // Он же. Сочинения: В 4 т. М.: Мысль, 1982. T. 1. С. 312]). Ср.: «Тогда свобода может быть двух или даже более видов в зависимости от числа сторон, откуда может исходить принуждение, то есть ее отсутствие» (.Bentham J. The Limits of Jurisprudence Defined: Being Part Two of an Introduction to the Principles of Morals and Legislation / Ed. by C.W. Everett. New York: Columbia University Press, 1945. P. 59). См. также: «Der negative Status (status liberatatis)» [«Негативный статус»] (Jellinek G. System der subjektiven öffentlichen Rechte. Tübingen: Verlag von J.C.B. Mohr, 1905. Ch. 8. P. 94-114); «Freiheit bedeutet je den Gegensatz zum Zwang, der Mensch ist frei, wenn er nicht gezwungen handelt» [«Свобода означает противоположность принуждению; человек свободен, если он не действует по принуждению»] (Schlick М. Fragen der Ethik. Vienna: J. Springer, 1930. P. 110); «Первичное значение свободы в обществе… это всегда понятие отрицательное… и на самом деле следует определить термин принуждение» (Knight F.H. The Meaning of Freedom // The Philosophy of American Democracy / Ed. by C.M. Perry. Chicago: University of Chicago Press, 1943. P. 75), и более полное обсуждение вопроса у того же автора в работах «Значение свободы» (Knight F.H. The Meaning of Freedom // Ethics. № 52. 1941. P. 86-109) и «Конфликт ценностей: свобода и справедливость» (Knight F.H. Conflict of Values: Freedom and Justice // Goals of Economic Life / Ed. by A. Dudley Ward. New York: Harper, 1953); «Формула „свобода равнозначна отсутствию принуждения“ по-прежнему остается верной… из этой формулы, по существу, следует вся рациональная правовая система цивилизованного мира. <…> Это тот элемент концепции свободы, от которого мы никогда не должны отказываться» (Neumann FL. The Democratic and the Authoritarian State: Essays in Political and Legal Theory. Glencoe, IL: The Free Press, 1957. P. 202); «Среди всех целей свободы, цель наибольшей свободы каждого от принуждения должна быть главным приоритетом»
(Вау С. The Structure of Freedom. Stanford, CA: Stanford University Press, 1958. P. 94).
19
В настоящее время выражение «гражданская свобода» (civil liberty) используется преимущественно для обозначения тех проявлений личной свободы, которые особенно важны для функционирования демократии, таких как свобода слова, собраний и печати, а в США, в частности, для обозначения возможностей, гарантируемых Виллем о правах. Даже термин «политическая свобода» (political liberty) порой используется для обозначения, особенно в противопоставлении с термином «внутренняя свобода» (inner liberty), не коллективной свободы, как это будем делать мы, а личной свободы. Но хотя такое словоупотребление санкционировано Монтескье, в наши дни оно может только вызвать путаницу.
20
См.: «Изначально свобода означала качество или статус свободного человека или свободного производителя в отличие от раба» (Barker Е. Reflections on Government. London: Oxford University Press, 1942. P. 1-2). Этимологически прагерманский корень, ныне принявший в английском языке форму free (свободный), обозначал положение защищенного члена сообщества: «„Frei“ hiess ursprünglich derjenige, der nicht schütz- und rechtlos war» [«Изначально „свобода“ означает незащищенное и бесправное существование»] (Necket G. Adel und Gefolgschaft: Ein beitrag zur germanischen altertumskunde // Beiträge zur Geschichte der deutschen Sprache und Literatur. [1916.] № 41. Особенно c. 403). См. также: Schrader О. Sprachvergleichung und Urgeschichte: Linguistisch-historische Beiträge zur Erforschung des indogermanischen Altertums / 3rd ed. Jena: H. Costenoble, 1906-1907. Yol. 2. Pt. 2: Die Urzeit. 1907. P. 294; Waas A. Die alte deutsche Freiheit. Ihr wesen und ihre geschichte. Munich; Berlin: R. Oldenburg, 1939. P. 10-15. Сходным образом, латинское liber и греческое eleutheros, по-видимому, происходят из слов, обозначающих принадлежность к племени. Значимость этого станет ясна позднее, когда мы будем анализировать отношение между законом и свободой. См. также: «Точно так же в примитивных обществах существуют гражданские свободы, главная особенность которых состоит в том, что они гарантированы всем людям без дискриминации. Везде, где эти привилегии и гарантии, на которые у всех членов общества есть неотчуждаемое право, имеют важное значение в глазах племени, люди считают себя свободными, пользующимися всеми дарами свободы независимо от формы правления»
(Benedict R.F. Primitive Freedom // Atlantic Monthly. 1942. № 169. P. 760).
21
«Historisch ist die Begriffsentwicklung aber so verlaufen, daß erst das Vorhandensein von Unfreien, von Sklaven, bei den anderen das Gefühl der Freiheit weckte» [«Исторически именно существование несвободных людей, рабов, породило у других ощущение, что они сами являются свободными»] (Pohtenz М. Griechische Freiheit: Wesen und Werden eines Lebensideals. Heidelberg: Quelle und Meyer, 1955).
22
См.: «Что касается смысла, придаваемого „свободе“, следует, разумеется, признать, что всякое использование этого термина для выражения чего-либо, помимо общественных и политических отношений между человеком и другими людьми, является метафорой. Даже в исходном употреблении его смысл никоим образом не постоянен. Всегда предполагается некое исключение из сферы принуждения со стороны других, но степень и условия этого исключения, которым обладает „свободный“ в разных обществах, очень разнообразны. Когда термин „свобода“ применяется к чему-либо другому, нежели установленные отношения между человеком и другими людьми, его смысл делается намного менее определенным» (Green Т.Н. Lectures on the Principles of Political Obligation [1895] / New impr. London: Longmans, Green, and Co., 1911. P. 3). См. также: «Свобода есть понятие социологическое. Не имеет смысла применять его к ситуациям вне общественных связей» (Mises L. von. Socialism / New ed. New Heaven: Yale University Press, 1951. P. 191 [Мизес Л. фон. Социализм. M.: Catallaxy, 1993. С. 128]), «В этом и состоит внешняя свобода человека – он независим от произвольной власти других» (Ibid. Р. 194 [Там же. С. 129]).
23
См.: «Если бы Крузо свалился в яму или застрял в непролазных кустах, было бы вполне корректно сказать, что он оттуда освобождается (freeing himself) или возвращает себе свободу (regaining his liberty), – это применимо и по отношению к животному» (Knight F.H. Review: The Meaning of Freedom // Ethics. 1941-1942. Vol. 12. P. 93). Сегодня такое словоупотребление, наверное, стало обычным, но все-таки оно относится к иной концепции свободы, чем отстаиваемое профессором Найтом отсутствие принуждения.
24
Похоже, что лингвистической причиной использования прилагательного «свободный» (free) и соответствующих существительных в различных значениях было отсутствие в английском (и, вероятно, во всех германских и романских языках) прилагательных, передававших идею отсутствия чего-либо. «Лишенный» (devoid) или «недостающий» (lacking) обозначают в общем случае отсутствие чего-то желательного или обычно присутствующего.
Но нет ни одного прилагательного (помимо «свободный»), которое обозначало бы отсутствие чего-то нежелательного или чуждого. Обычно мы говорим, что что-то свободно от паразитов, примесей или дефектов (free of vermin, of impurities, or of vice), и таким образом свобода стала обозначать отсутствие чего-либо нежелательного. Сходным образом, когда мы хотим сказать, что некто действует сам по себе, а не под действием или влиянием внешних факторов, мы говорим, что он свободен от каких-либо посторонних влияний. В науке мы говорим даже о «степенях свободы», когда имеются различные возможности, не подверженные действию известных или предполагаемых определяющих факторов (ср.: Cranston М. Freedom: A New Analysis. New York: Longmans, Green, and Co., 1953. P. 5). См. также высказывание из сборника великолепных эссе Стэнли Исаака Бенна и Ричарда Стэнли Питерса: «Всякое состояние может быть описано через отсутствие его противоположности. Если здоровье – это „свобода от болезни“, а образование – „свобода от невежества“, то не существует такого аспекта социальной организации или деятельности, который нельзя было бы назвать „свободой“. Но за это превращение „свободы“ во всеобъемлющую социальную цель приходится платить тем, что она лишается всякого нормативного содержания, сохраняя лишь некие нормативные коннотации, и становится синонимом других слов, выражающих одобрение, таких как „хороший“ и „желательный“» [Benn S.I., Peters R.S. Social Principles and the Democratic State. London: Allen and Unwin, 1959. P. 112).
25
Это отчетливое различение «свободы» (freedom) как чередование ролей управляющего и управляемого и «свободы» (liberty) в смысле возможности каждому жить так, как ему хочется, обнаруживается уже у Аристотеля: «Одно из условий свободы – по очереди быть управляемым и править» (Политика, 6.3 (1317b) [перевод С.А. Жебелева]).
26
Если следовать Гарольду Ласки, то всех их надо было бы признать несвободными, поскольку он доказывал, что «право… голоса является основополагающим для свободы; и гражданин, не допущенный к выборам, несвободен» (Laski H.J. Liberty in the Modern State / New ed. London: Allen and Unwin, 1948. P. 6). Аналогичным образом определив свободу, Ханс Кельзен триумфально завершил свое рассуждение выводом, что «попытки выявить существенную связь между свободой и собственностью… провалились», хотя все, кто утверждал наличие такой связи, говорили о личной свободе, а не о политической (Kelsen Н. Foundations of Democracy // Ethics. 1955. Vol. 66. № 1. Pt. 2. P. 94).
27
Mims E., jr. The Majority of the People. New York: Modern Age Books, 1941. P. 170.