Дом у скалы. Все остальное – декорации

– На каком свете, не сказал? – сердито буркнул Северцев. – Чертов святоша! На этом острове вообще живут одни болтуны. Хлебом не корми, дай языком почесать.

Они распрощались со священником и пошли в сторону деревни. Ольгу забавляла реакция Северцева на слова священника.

– Почему ты сердишься? Люди обычно гордятся своими добрыми делами, даже стараются выставить их напоказ, кое-кто, даже приукрашивает собственные заслуги, а ты, как будто наоборот – стесняешься, – подтрунивала она.

Он сердито посмотрел на нее, но не выдержал и улыбнулся.

– Ты прямо как местные. Тоже несешь всякую ерунду. Воздух что ли такой? Что все становятся болтливыми пустомелями.

Она рассмеялась.

– Теперь зато я знаю, что ты не только мой ангел, но и целого острова.

Он тоже рассмеялся.

– Правильно говорит старик Коста – все женщины одинаковые, у всех ума кот наплакал.

– Какой же ты все-таки ужасный, невыносимый хам, – расхохоталась она.

Впереди показалась деревня. На фоне синего-синего моря, видневшегося вдали, казалось, что, сверкающие белизной дома, как будто вылеплены из снега.

– Боже, как красиво! – она схватила его за руку, восторженно глядя на открывшийся перед ними вид.

Почему-то сердце в груди у него подскочило и сильно забилось. Ему было наплевать на то, как выглядят дома, которые он видел сотни раз, и на то, как они смотрятся на фоне моря. Просто она и впрямь странно на него действовала. Может она ведьма? Он слегка ухмыльнулся собственной дурацкой мысли. Придет же в голову.

Она посмотрела на него и застала врасплох, потому что он отвлекся на всякие глупости и потерял бдительность.

– Ты сильно хромаешь. Как нога? Наверное, зря мы так много прошли.

– Да, нормально. Просто повязка мешается, идти неудобно, поэтому и кажется, что хромаю.

Понимая, что он самым бессовестным образом ее обманывает, она с укором посмотрела на него. Что за характер? Видя, что версия с повязкой не прокатила, и она смотрит встревоженно и расстроенно он шутливо предложил:

– Можем устроить пробежку до деревни, только боюсь, ты в твоем-то возрасте не выдержишь, – ухмыльнулся он, испытывая сильнейшее желание сесть прямо на дорогу и никуда больше не идти. Но, вместо этого он прибавил шаг и потянул ее за собой.

– Ты как всегда очарователен, – улыбнулась Ольга. Она видела, что он даже морщится время от времени от боли, но решила больше ничего не говорить на эту тему, все равно толку никакого. А то еще он и впрямь пустится бегом, чтобы показать, что с ним все нормально. «Упрямый, как осел! Лучше умереть, чем признать, что и ему свойственны человеческие слабости».

Они дошли до первых домов. Люди на улице здоровались, улыбались им. Ольге то и дело приветливо кивали. Мужчины подходили, здоровались с Северцевым за руку. Ольге улыбались, немного смущенно, прикладывали руки к груди, кланялись, что-то говорили, энергично кивая головой.

– Какие здесь все дружелюбные, – улыбаясь, сказала Ольга. – Такая приятная, легкая атмосфера. Чувствуешь себя не чужой, совершенно случайно оказавшейся здесь, а желанной гостьей.

– Здесь деревня. Все друг друга знают. Люди простые, неиспорченные. Им нечего делить, не из-за чего и нечему завидовать – все живут одинаково. Бедно, почти в нищете. Здесь трудная жизнь, несмотря на всю эту окружающую красоту. Люди много работают, что бы прокормить себя и свои семьи. Примерно, как и везде. Но остров – это изолированное место. Вот они и сохранили в себе доброжелательность и открытость, и умение радоваться тому немногому, что посылает им жизнь, и, главное, умение делить свою радость с другими.

Она посмотрела на него немного удивленно. Не ожидала, что он думает о подобных вещах. Он был очень высокий. Живя на острове, он похудел. Лицо стало таким же загорелым как у местных жителей. В темных глазах, как всегда, полыхало неукротимое пламя. Ольга испытала желание дотронуться до него. Прикоснуться, обнять. Почувствовать его губы на своих. Но вокруг были люди. Она отвернулась. Он, как будто прочитав ее мысли, притянул ее к себе.

– Пойдем, нас приглашают перекусить. Здесь делают необыкновенно вкусное вино. Ни в одном ресторане такого не попробуешь.

– А еда? – улыбнулась она.

– И еда ничего.

Он сжал ее ладонь и посмотрел на нее таким взглядом, что у нее перехватило дыхание. «Как я буду жить без тебя?» – захотелось крикнуть ей. Но слова ничего не могли решить. Так сложилась жизнь. Тут ничего не поделаешь? Она повернула голову в сторону моря, и пока они шли к, накрытому прямо на улице столу, не отрываясь, смотрела на легонько покачивающуюся гладь воды, прогоняя, подступившие к глазам, слезы.

К радости Ольги Северцев согласился, что бы их довезли до дома на машине. В душе он уже мечтал поскорее плюхнуться в мягкое кресло.

Когда они подъехали к дому почти стемнело. В сгущающихся сумерках дом напоминал большой белый корабль. На небе загорались первые звезды. Воздух был наполнен ароматом трав и цветов. Слышалось пение цикад. Где-то вдалеке пронзительно вскрикивала какая-то ночная птица. Выбравшись из машины, Северцев взял Ольгу за руку, и они пошли к дому. «Как было бы хорошо, чтобы так было всегда», – с грустью подумала она.

–

Они завтракали в столовой. Элени сновала от стола к кухне, ставя на стол все новые и новые блюда.

– Удивляюсь, что ты здесь даже похудел при таком питании, – смеясь, сказала Ольга. – Мне каждый раз кажется, что я лопну. Элени прекрасно готовит. Просто невозможно удержаться. Тебе повезло.

Услышав свое имя, гречанка расплылась в улыбке. Севрцев что-то сказал ей, видимо передал Ольгину похвалу, и она, вся зардевшись, порывисто приложила руки к груди.

– Ну все, теперь старая болтунья полдня будет в себя приходить от счастья, и будет каждый раз ставить мне на вид, что, мол, госпожа Ольга сказала так-то, – насмешливо проворчал Северцев.

Элени что-то быстро начала говорить. Неожиданно Северцев перестал улыбаться, лицо у него сделалось злым. Он рявкнул на служанку и встал из-за стола.

– Что случилось?! – испуганно спросила Ольга.

Он молча прошел мимо нее и пошел к входной двери. Глаза у него полыхали гневом.

Дойдя до двери, он обернулся, и, насмешливо посмотрев на обеих женщин, сказал:

– Элени предложила через два дня устроить праздник в твою честь. Позвать гостей. – Он впился в лицо Ольги холодным взглядом. – А я сказал, что через два дня ты улетаешь, и ни какой праздник на х… никому не нужен.

Сердито глядя на Северцева, гречанка покачала головой и что-то сказала. Северцев, уже шагнувший за порог, вернулся в дом и крикнул:

– А сейчас она сказала, что я болван. – Он злобно ухмыльнулся. – Чертова баба не умеет держать свой рот закрытым. Вечно что-нибудь болтает своим длинным языком.

Он вышел на улицу, шарахнув дверью так, что задрожали оконные стекла. Ольга вздрогнула, а Элени снова назвала его болваном. На этот раз Ольге переводчик не требовался.

Он сидел в плетеном кресле позади дома и курил. Ольга подошла и села рядом.

– Зачем ты обидел ее? Она хотела как лучше. Думала, ты обрадуешься…

Он не ответил, продолжая молча смотреть на скалы.

Спустя пару минут он взял ее руку и поднес к губам.

– Она привыкла. Знает, какой я м…к.

– Почему тебе пришлось уехать из России? – некоторое время спустя спросила Ольга.

– Так получилось. С властями были проблемы.

– Ну, ты же не бандит, в конце-то концов. Или все же бандит? – улыбнулась она. Она понятия не имела, чем он занимался, насколько законными были его дела. Все слухи, которые ходили о нем, она воспринимала как сплетни – никогда не знаешь, что в них правда, а что нет. Все, что угодно, любую информацию можно переврать или исказить, до неузнаваемости, раздуть до невероятных размеров. В конце концов, его же выпустили из страны. Значит, не такой уж он отъявленный злодей.

– Не все, чем я занимался, было законно, скажем так. Не то, чтобы что-то страшное, но меня могли прижать и прижать сильно. Поэтому уехал. Не на зону же отправляться. Меня бы все равно достали, раз уж взялись.

– Ты никогда о себе ничего не рассказывал.

– А о чем рассказывать? – пожал он плечами. – Не интересно.

Немного помолчав, он снова заговорил, в конце концов, почему бы ей не знать правду о нем?

– В молодости, я загремел на зону по малолетке. Потом еще раз. А когда вышел, понял, что у меня два пути – всю жизнь мотаться с зоны на зону или заняться нормальным делом и начать другую жизнь.

– И ты занялся бизнесом?

– Да, занялся. Но на дворе были девяностые, так что, сама понимаешь, как тогда велись дела, чтобы тебя самого не грохнули, и еще и что-то при этом заработать умудриться.

Она засмеялась.

– Я понятия не имею. Я тогда училась. Потом семья, дети. От бизнеса я была далека. «Бригаду» и другие подобные фильмы я воспринимала исключительно как кино, а не как иллюстрации к происходящему в жизни.

Он улыбнулся. Она смешная.

– Да и правильно, что понятия не имеешь обо всем этом. Не бабское это дело. Особенно в те годы. Короче, поднялся я не за счет пожертвований на детские дома или каких-то других добрых дел. Всякое было. Тебе, как я сказал, знать ни к чему.

Он закурил и несколько минут вновь смотрел вдаль, погрузившись в собственные мысли. Вероятно, вспоминая лихие времена своей молодости.

– Ну, что, небось теперь думаешь, что я страшный человек, – ухмыльнулся он, снова поворачиваясь к ней.

Она пожала плечами.

– Думаю, ты не страшнее множества живущих в этом мире людей. Просто подавляющее большинство скрывает свои нехорошие дела и свои пороки под маской добродетели. Прячет истинное лицо.

– Если бы ты только знала, сколько людей пострашнее меня раз в десять, отирается у власти и занимает высокие посты и ответственные должности. И, не зная, даже никогда и не подумаешь, что там у них на самом деле, как ты говоришь, под маской. Какие страшные секреты они там прячут. Да лучше тебе и не знать, и даже не думать об этом. Ты – чистая душа. Не нужно тебе марать себя подобными вещами. Продолжай жить в чистоте и неведении, моя голубка. – Он невесело усмехнулся и провел кончиком пальца по ее руке. – Этот мир страшный и жестокий. Возможно, в таких местах, – он обвел вокруг себя рукой, – живут последние, более-менее хорошие, не испорченные люди. Тоже чистые душой, благодаря своей простоте и неискушенности. А ты, там у себя, живешь среди волков.

– Ну, у меня есть ангел-хранитель, – приподнимая бокал с вином, шутливо, чтобы немного развеять мрачное направление беседы, сказала она. – И он оберегает меня от ужасов и опасностей страшного и жестокого мира.

Северцев почувствовал, что настроение у него испортилось. Разговор подействовал не лучшим образом. Всплыли ненужные, давно забытые воспоминания. Как призраки прошлого, бросающие тень на настоящее.

Он поднялся из кресла.

– Пойдем, моя чистая душа, прокатимся до деревни. Попросим старика Косту устроить нам морскую прогулку вокруг острова.

Она подала ему руку. И он подумал, что будь его воля, он ни за что не отпустил бы ее обратно, в холодный бездушный мир, полный зла, в котором человечность и доброта, скорее редкость, почти исключение. Туда, где так много людей, которые, как она сказала, прячутся под масками. Но от него, в данном случае, ничего не зависело. Держась за руки, они пошли в сторону гаража.

–

В лучах заходящего солнца море поблескивало и переливалось разноцветными огоньками. Вдаль, до самого горизонта, по воде бежали золотые дорожки. В маленьких домиках на берегу зажигались огни. Воздух наполняла прохлада, освежая, приятно холодя кожу после жаркого дня. В небе, одна за другой, вспыхивали звезды. Было очень тихо. Смолкли крики птиц, замерли звуки дня, и только плеск воды, ударяющейся о борт лодки, нарушал, эту, почти полную тишину. И почти невозможно было поверить, что мир простирается далеко за пределы маленького острова. Казалось, что вся жизнь сосредоточилась здесь, в этом месте. Что есть только море, небо, скалистый берег, облепленный маленькими домишками, и в центре всего этого уютного мирка, покачивающаяся на волнах, старая рыбацкая лодка.

– Я рад, что ты приехала, – сказал он. Она улыбнулась, удивительная, романтичная атмосфера вечера подействовала даже на него.

К берегу подошли несколько рыбаков. Мужчины натаскали веток, разожгли костер. Сухие ветки уютно потрескивали в вечерней тишине. В отсутствие ветра дымок от костра поднимался высоко вверх. Совсем рядом тихо вздыхало море, с шуршанием набегая на берег, осторожно ворочаясь в темноте своим огромным телом. Море было своенравно, настроение его было переменчиво, но сегодня оно было в благодушном расположении и не желало тревожить маленьких человечков, устроившихся на берегу, давая им возможность спокойно насладиться прелестью и спокойствием южной ночи. Один из рыбаков принес плащ и накинул Ольге на плечи. Грубая ткань пахла солью и рыбой. Но запах не был неприятным или раздражающим. Он вписывался в общую атмосферу, как будто являясь неотъемлемой ее частью, дополняя ее. Разлили домашнее вино по керамическим кружечкам. Мужчины о чем-то оживленно разговаривали, смеялись. Она ничего не понимала, но чувствовала себя необыкновенно хорошо и уютно. Северцев одной рукой обнимал ее, а другой энергично жестикулировал, что-то рассказывая рыбакам. Они хохотали. Ольга улыбнулась. Так хорошо! Чудесная ночь.

– Не устала? – спросил он. – Если устала или надоело, поехали.

Она помотала головой.

– Нет. Мне нравится. Хорошо бы ночь никогда не кончалась…

В темных глазах полыхнул огонь.

– Да, хорошая ночь.

Он крепче прижал ее себе, и Ольга почувствовала, как защипало глаза. Возможно дым от костра все же умудрился до них добраться.

–

Ночь была волшебная, наполненная страстью и необычайной нежностью. Они уснули, когда первые лучи солнца уже окрасили вершины скал прозрачным розово-золотистым светом.

Открыв глаза, он в первый раз испытал злость, увидев ее спящей напротив себя. Она лежала, укрывшись простыней, тоненькая, нежная и необыкновенно хрупкая. Он отвернулся. Едва сон отступил, он вспомнил, что это утро последнее. Завтра ее здесь не будет.

Он никогда не любил просыпаться рядом с кем-то. Присутствие постороннего человека с утра раздражало его. От своих любовниц, он, чаще всего, уезжал посреди ночи, сразу после того как все заканчивалось. Если все же оставался до утра или ночевали у него, он старался как можно скорее уйти или спровадить гостью из своего дома. Объятия, сюсюканье, вешающиеся на шею женщины, к которым он уже потерял интерес и остыл, получив то, что хотел, были ему не интересны. Утомляли и даже раздражали.

Когда она только приехала, после первой ночи, проведенной вместе, он впервые не почувствовал, проснувшись утром, ни недовольства, ни раздражения. Не было желания встать и уйти, поскорее отделаться от нее. Хотелось, наоборот, лежать, тесно прижавшись друг к другу, ощущать ее присутствие, тепло ее тела. Смотреть на ее лицо. Касаться ее. Это было приятное чувство.

Сегодняшнее утро было отравлено сознанием предстоящего расставания. Он больше не ощущал радости. Он злился не на нее, а на себя. На то, что так глупо реагирует, на то, что не хочет отпускать ее. На то, что позволил себе привязаться, стать уязвимым, зависимым. Это проявление слабости, а он ненавидел слабость. Злило собственное бессилие, сознание того, что он ничего не может изменить. Ни как не может повлиять на ход событий. Черт бы ее подрал! И его самого и весь этот поганый мир.

Накануне они съездили на соседний остров, он был чуть побольше этого. Они немного побродили по острову, осмотрели старинную оборонительную крепость, построенную на скалистом берегу, много столетий назад. Обошли несколько небольших пещер. Под сводами одной из них было озеро. Северцев напугал Ольгу, зашедшую по колено в темную воду, сказав, что в таких озерах водятся морские змеи. Она с визгом вылетела из воды, а он хохотал так, что эхо его смеха разносилось вглубь каменных лабиринтов, отражаясь от стен и многократно повторяясь, превращаясь в сплошной гул. Ольге даже показалось, что вдалеке слышатся звуки осыпающихся камней, потревоженных этим демоническим сотрясением воздуха. Они пообедали в маленьком ресторанчике, попробовали папуцаки – блюдо из баклажанов с мясной начинкой и поджаренный на гриле сыр халуми. Послушали критскую лиру и греческую гитару – бузуки.

Северцев предлагал, на оставшееся время, поехать на Крит, взять машину напрокат и осмотреть остров. Но она отказалась. Ей хотелось, еще немного насладиться очарованием немноголюдных уютных островков. Побыть в мире тишины и покоя, где течение времени почти незаметно. Дни проходят плавно и неторопливо. Никто никуда не спешит. Нет хаоса и неразберихи, создаваемых многочисленными вездесущими толпами туристов, желающих получить как можно больше впечатлений за предельно короткий срок. Здесь, в этом уединенном мире, между человеком и природой царит гармония. Природа щедра, а человек не ослеплен ненасытной жадностью. Берет столько, сколько ему необходимо. И искренне благодарен, за то, что ему дано. Дни наполнены солнечным светом и соленым морским воздухом. А ночи и вечера дарят не только прохладу, но и умиротворение, наполняют душу ощущением счастья и заставляют сердце трепетать от радости и одновременно от тихой грусти.

Но дни закончились, и ночи тоже. Пора было возвращаться в «большой», привычный мир. И оставить волшебство этого, маленького и прекрасного.

–

После завтрака Костидис отвез их на соседний остров, с которого на Крит ходил пассажирский кораблик. Перед отъездом Элени со слезами на глазах обнимала милую кириа. Что-то говорила. Северцев прикрикнул на нее. Элени смерила его ледяным взглядом, и, поцеловав Ольгу в последний раз, с обиженным и гордым видом ушла на кухню. Ольга с упреком посмотрела на него.

– Зачем ты так с ней?

– Знает, что ты ни х… не понимаешь по-гречески и все равно трещит без умолку, – огрызнулся он.

Ольга пожала плечами. Она видела, что он не в духе с самого утра. У нее тоже на душе скребли кошки. Сердце сжимало осознание скорой разлуки.

–

До самолета оставалось несколько часов. Они побродили по городу. Ольга купила детям подарки. Северцев накупил еще целый чемодан подарков от себя.

– Ты решил скупить все, что здесь продается? – смеясь, сказала она. – Как я все это дотащу?

Она чувствовала себя как человек, которому вкололи наркоз. Сейчас она не ощущала боли или горечи расставания. Она вообще ничего не ощущала, ходила, как в полусне. Смотрела на дома, на достопримечательности, на выставленные в магазинчиках товары. И ничего не видела. Не могла сосредоточиться ни на чем. «Наверное, завтра будет очень больно», – равнодушно думала она. Они дошли до небольшого кафе и сели за столик на улице. Северцев сделал заказ. Ольга даже не могла вспомнить, спросил ли он ее, что она будет, или сам все заказал. Ей было все равно, что ей принесут. Она не хотела есть.

–

– Может, приедете с мальчишками на лето? Дом большой, всем места хватит. Ты говорила у тебя собака, можешь и ее привезти. Только на границе, наверное, могут быть проблемы. Прививки какие-то специальные нужно делать, – сказал он тоном, каким спрашивают, не хочет ли кто-нибудь бутерброд или еще чашечку чая. Глаза у него просто полыхали.

Она слегка кивнула.

– Может быть, – у нее глаза были грустные-прегрустные.

Они больше не встретятся. Если бы она собиралась приехать, она бы сказала – хорошо или да, или мы приедем. Может быть, это значит – нет.

На него волной накатило бешенство. «Как только твой самолет оторвется от земли, я отправлюсь в бордель и перетрахаю там всех шлюх. И забуду о тебе к чертовой матери раз и навсегда. И не вспомню. Никогда! Катись в свою е… Москву!» – захотелось ему заорать. Он отвернулся, пытаясь сдержать свою злость, взять себя в руки. Он сам себе стал противен. Неужели он такой слабак, что готов выглядеть дураком и сволочью, лишь бы сделать ей больно? Выплеснуть на нее свое недовольство, свою боль и свою обиду. Скорее бы она уже улетела. Он не хочет ее больше видеть. Никогда в жизни.

– Игорь, может ты не будешь ждать и пойдешь? – сказала она. Голос у нее был безжизненный, монотонный.

– Чего, не можешь дождаться, когда отделаешься от меня, – ухмыльнулся он.

– Просто не люблю момент прощания, – чувствуя, что сейчас заплачет, сказала она. Наркоз переставал действовать, и она боялась, что не сумеет сдержаться.

– Я люблю. Просто обожаю, – грубо сказал он.

–

3,5 года назад.

Он налил вино в бокалы. Она улыбнулась.

– Замечательный вечер, – поднимая бокал, сказала она.

– Я уезжаю.

Она взглянула немного удивленно. Он никогда не сообщал о своих планах.

– Надолго? – спросила она, решив, что раз уж он заговорил о поездке, нужно что-то сказать.

– Навсегда. Я уезжаю из России.

Ее рот приоткрылся от удивления. Это и впрямь была неожиданная новость.

– Куда ты едешь? – растерянно спросила она. Он пожал плечами.

– Почему ты вдруг решил уехать? Тебе стало скучно в России? – она улыбнулась, хотя ей было немного грустно. Ей будет не хватать его. Со всеми его странностями. Будет не хватать его непредсказуемости.

Он не ответил на вопрос. Сделав глоток вина, он пристально посмотрел на нее.

– Я хочу, чтобы ты поехала со мной.

Она изумленно уставилась на него. Рот снова, сам собой, открылся. «Я, наверное, сегодня весь вечер буду разевать рот, как рыба. Верх элегантности и аристократизма».

– Я… – она помотала головой, не зная, что сказать и истерично хихикнула.

Он достал из кармана небольшой бархатный футляр и поставил напротив нее, ловко щелкнув замочком и открыв его. Ольга, чувствуя себя дурой, чувствуя злость, боль, горечь, подступающие к горлу рыдания, от того, что ничего уже нельзя исправить, все кончено и обратной дороги нет, судорожно всхлипнула, как ей показалось на весь зал ресторана. Но, вероятно, это просто разыгралось воображение. Северцев ничего не заметил.

– Выходи за меня, – сказал он, почти равнодушно. Она молчала. – У тебя будет все, что захочешь, – он пожал плечами. – Все, что в моих силах, ты будешь иметь. И дети тоже.

Она, наконец, закрыв рот, печально посмотрела на него.

– Нет. – Она слегка качнула головой. – Нет, Игорь.

–

Она уходила по коридору, ведущему к выходу на взлетное поле. Маленькая, тоненькая фигурка. Со всех сторон ее обступали и то и дело загораживали другие пассажиры. В какой-то момент она скрылась за чужими спинами и больше не появлялась. Он еще немного постоял, но так и не увидел ее больше. «На х…», – мысленно выругался он и пошел к выходу.

Ольга прошла к своему месту. Боли все еще не было. Только тоска и, сжимающее грудь, не дающее нормально дышать, ощущение потери и безвозвратности. Она ни за что не поедет сюда больше. Если после четырех дней так невыносимо трудно расстаться, то, что будет, если провести вместе целое лето или хотя бы даже месяц? Слезы сбегали по щекам, но она не замечала их.

–

Вернувшись домой, он сходил в подвал и принес ящик вина. Потом снова спустился и принес еще один. В третий раз он забрал весь имеющийся коньяк и несколько бутылок водки, все, что было. Устроившись на диване в гостиной, он расставил все, что принес, вокруг себя. Завтра, когда он проснется, он даже не заметит, что ее нет. Ему будет абсолютно на это наплевать.

Пару часов спустя, в гостиную заглянула Элени.

– Матерь божья, что это вы делаете?! – возмущенно и в то же время испуганно закричала гречанка. На полу валялись две пустые бутылки из-под вина. Перед русским стояла открытая третья и почти пустая бутылка коньяка.

– Убирайся! – заорал он и швырнул полупустой бутылкой вина в стену. По светлой краске расползлось большое темно-красное пятно.

Постояв немного, Элени плюнула и ушла. Сумасшедший! До чего же эти русские странные и непонятные люди! Если им хорошо вместе, чего не жить, когда все для этого есть? Зачем терзать себя какими-то глупыми переживаниями? А он, ее хозяин, совсем болван, самый настоящий. Глупец. Женщина, которая его любит, которую любит он, сама к нему приехала, а он – взял и отпустил ее. Настоящий глупец! А теперь будет сидеть и пить, до умопомрачения. Топить свое горе в выпивке. А горе-то – он сам. И никакая выпивка тут не поможет.

Глава 8

Инна выпорхнула из комнаты следственной группы. Она уже почти дошла до выхода на улицу, когда дверь распахнулась, и навстречу ей вошел Дмитрий Рогозин. Инна замерла, застыла как каменное изваяние. В сердце начал заползать неприятный холодок.

– Инна?! – Рогозин изумленно посмотрел на бывшую девушку.

– Что ты тут делаешь?! – придушенным голосом спросила Инна.

– Работаю.

– Что?! – Инна заморгала, чувствуя, что сейчас ей просто станет дурно.

Рогозин пожал плечами.