И грех, и смех

к осуществлению три года назад, устарел. Зигзаги

линий электропередач, сделанные с учетом рельефа местности, он стал переводить в прямые линии

и, к своему удивлению, обнаружил значительную

сумму экономии государственных денег. Выйдя

из кабинета после полуночи, он напевал песню и,

подпрыгнув, сорвал с дерева две сливы. Сторож

подошел на помощь.

76

– Гаджи Раджабович, я могу сорвать для вас

сливы, если хотите, – предложил сторож. – Проголодались, наверное.

– Чуть-чуть, Усман-халу, – ответил Гаджи, –

сливами голод не утолишь – мне бы мамины пироги сейчас.

– Не надо так долго работать, – посоветовал

Усман. – Здоровье надо беречь смолоду, сынок. До

вас никто так долго не задерживался на работе –

так желудок может заболеть.

Утром следующего дня Гаджи вызвал к себе

главного инженера Камала, который, увидев на

столе перерисованные чертежи, в недоумении

уставился на Гаджи.

– Догадываешься, в чем дело, Камал, – с иронией спросил Гаджи.

– Нет, не догадываюсь, – ответил он.

– Я сегодня останавливаю работы по всем направлениям, – деловито произнес Гаджи. – Смотрите сюда. Я все переделал – экономия составляет

почти тридцать процентов от первоначальной стоимости. К тому же, сможем догнать график ввода

в эксплуатацию. Так что, нашему руководству не

надо унижаться и просить откладывать время.

Камал помотал головой.

– А как ты собираешься это делать?

– Я сегодня в восемь часов разговаривал с директором летного отряда в Баку, и он готов дать

нам два вертолета.

– Вертолеты? – переспросил Камал, округлив

глаза. Прошло несколько секунд, прежде чем он

приобрел дар речи. – Вертолеты?

– Да, конечно, – уверенно сообщил Гаджи. – Я

все тут рассчитал. Завтра утром я на поезде уезжаю в Баку, чтобы заключить договор с летчиками, а оттуда – в Тбилиси, чтобы утвердить изменения в проекте.

77

– А в Махачкале в курсе?

– Нет, – задумавшись, ответил Гаджи. – Им ничего не говори. Я боюсь, что не поддержат. Им скажи, что я уехал в командировку.

Камал стоял в растерянности.

– Послушайте, – рассуждал Камал, – а если не

получится, ты представляешь, что с тобой будет –

это саботаж и тюрьма.

– Вот видишь, почему я это скрываю от руководства, – с ухмылкой продолжал убеждать коллегу Гаджи, – потому что, как и ты сейчас, они будут страховать свои спины. Надо рисковать, чтобы

пить шампанское, Камал. Так что сегодня вместе с

экономистом помоги мне довести все расчеты до

ума, чтобы в Баку я был во всеоружии, и мы сделаем большое дело…

На следующий день лампочка в кабинете начальника горела допоздна, как и вчера, а сторож поджидал его у выхода. Когда Гаджи вышел из кабинета,

сторож протянул ему сверток. Гаджи удивился.

– Что это, отец?

– Пироги, сынок, старушка испекла специально

для тебя, – сказал старик. Они еще теплые. Ешьте.

Гаджи склонил голову: мама любила говорит –

человека человеком делает доброта и сострадание.

Этот сторож беспокоится за меня, что у меня может заболеть желудок.

Он, хватая из рук теплое вафельное полотенце

с пирогами, внимательно посмотрел в его карие

глаза, которые, прищурившись, излучали тепло.

Может быть, сейчас он сам голоден, но ему будет

вдвойне приятно, если я приму его угощение.

– Передайте вашей супруге большое спасибо,

отец, – сказал Гаджи. – Уверен: они будут такие же

вкусные, как у моей мамы. Гаджи был глубоко тронут и знал, что этот пирог он запомнит навсегда,

потому что в нем, кроме мяса, была еще человеческая доброта.

78

Два дня главный инженер Камал грешил тем,

что водил руководство «Дагэнерго» вокруг носа:

доклады шли с прежними показателями, хотя работы были частично приостановлены, а отсутствие

Гаджи объяснял производственной необходимостью. Через неделю, когда над горами Южного Дагестана залетали тяжелые вертолеты, руководство

«Дагэнерго» было в шоке. Генеральный директор в

беседе со своим замом возгордился:

– Я говорил тебе, что этот парень не подведет?

– Да, – сказал заместитель. – У вас чутье, Юсуп

Магомедович.

– Да при чем здесь чутье, – возразил Юсуп. –

Это специалист высокого класса из Одесского технологического института.

Но он не знал, что это еще и благодаря художнику из Одессы дяде Толику.

Мешок денег

Гаджи терпеливо слушал, как телефон секретарши настырно звонит уже несколько минут. Он

вышел и в приемной снял трубку.

– Алло! – прозвучал тембр знакомого голоса, –

алло, соедините меня с Джабраиловым.

– Я слушаю вас, – отозвался Гаджи.

– Ты не узнал меня, Гаджи. Это Самойлов.

– Ах, да. Здравствуйте, Виктор Иванович.

– Я тебя поздравляю, Гаджи, от всего сердца – ты

сделал чудо. Мой шеф был на совещании у министра, и там прозвучала твоя фамилия. Представляешь! Он привел тебя в качестве примера и подписал

приказ на премию за рационализаторские мероприятия. Если я тебе назову сумму, ты упадешь – сто

семьдесят тысяч рублей, парень. Я горжусь тобой!

Управляющий отделением Сбербанка долго рассматривал чековую книжку, снял очки и

79

уставился на молодого человека. Его карие глаза,

уставшие от очков, глазные мешочки и покрасневшая переносица, производили жалкое впечатление

конторского работника.

– Тут у вас нет ошибки? – спросил он, с изумлением глядя на молодого человека, которого он видел впервые. – Тут статья зарплаты. Может быть,

вы ошиблись нулями и здесь сто семьдесят рублей?

– Нет, – отрицательно кивнул головой Гаджи. –

Там все правильно.

– Сто семьдесят тысяч рублей?

– Да.

Управляющий растерялся. Его воображение не

могло смириться с такой суммой.

– Мне надо позвонить в Махачкалу.

– Звоните.

Он выдержал минуту тягостного молчания, но

не стал звонить никуда, а просто произнес тщательным выговором, возвращая чековую книжку

обратно Гаджи:

– У меня нет таких денег. Извините.

Для Гаджи это не составляло никакой трудности: он сразу пошел к первому секретарю горкома

партии Ибрагимову. В приемной настоящая суматоха: секретарь партии предпринял беспрецедентные шаги по индустриализации города, запустив с

нуля несколько заводов и фабрик, – везде авралы и

суета, поэтому в приемной много народу: рабочие,

руководители предприятий, официальные гости…

Секретарша, выйдя от шефа, обвела глазами ряд

ожидающих приема людей.

– Джабраилов, кто?

Гаджи встал.

– Заходите! – она левой рукой придерживала

дверь за спиной открытой.

Ибрагимов встретил Гаджи с радушием.

– Я наслышан о тебе, молодой человек, – сказал он, протягивая руку. «Лет шестьдесят, а может

80

больше, – подумал Гаджи, – бледные руки и лоб в

коричневых пятнах, что является признаком болезни печени. Наверное, изнурительная и напряженная кабинетная работа не проходит бесследно». –

Мне бы сейчас таких, как ты, человек пять, – сказал

он. – Не хочешь в город?

– Нет, спасибо.

Секретарь с сожалением кивнул головой.

– Говори, что привело тебя ко мне?

Гаджи показал Ибрагимову платежное поручение в банк и увидел, как его черты лица напряглись.

– Ну, ты даешь, парень, – сказал секретарь, поднимая глаза. – Это же целый мешок денег.

– Аюбов отказывается выдавать деньги, – пожаловался Гаджи. – Я хотел попросить Вас посодействовать.

Ибрагимов все еще приходил в себя от потрясения.

– Говорят, что социализм не позволяет людям зарабатывать, – он хмыкнул. – Вот живое доказательство. Молодец. – Он взял трубку и набрал номер.

– Алло! Аюбов? – пауза – Если сегодня же не

выплатишь деньги Джабраилову, я тебя уволю с

работы. – Пауза – Хорошо.

Через час молодой человек в потрепанных брюках,

сорочке бежевого цвета и кепке из легкого материала

быстрыми шажками сбегал вниз по ступеням лестницы банка с мешком денег на плече, а операторы банка,

получившие просто так по пачке денег, провожали его

с благодарением, стоя желая ему удачи.

– Ты когда спускался по лестницам, выглядел

как ковбой, ограбивший банк с мешком на плече, –

с иронией заметил Камал, сидя за рулем «Вилиса». – Не хватало только шляпы и пистолета.

– Молчи, – среагировал Гаджи, – зато ты со своей кучерявой шевелюрой похож на …Смугляк, – он

потянулся и шлепнул его по козырьку кепки левой

81

рукой, а правой бросил ему на колени несколько пачек денег. – Это твоя доля, братец. Ты мне помогал.

Поехали.

– В какую сторону, чтобы попасть в ресторан?

Я обмою, –произнес Камал.

– Сначала в сторону ювелирного магазина, –

посерьезнев, сказал Гаджи.

– Ты решил все вложить в золото? – неожиданно спросил Камал, подумав и о своей доле.

– Нет. Я хочу купить маме кое-что, – произнес

Гаджи. – Еще в школе я обещал ей.

– Ты еще в школе знал, что станешь самым богатым человеком в городе в двадцать семь лет? –

Камал был тронут и на мгновенье задумался. Может быть, и ему надо подумать о маме.

– Нет, – сказал Гаджи, – деньги никогда не были

моей целью. Я просто хотел доказать деду, что я

чего-то стою.

– А при чем здесь дед?

– Это он надо мной все время подтрунивал:

ты ничего не добьешься, не построишь дом. Я

ни разу не видел, чтобы он зашел к нам домой.

А когда мама один раз сделала ему замечание,

он долго думал, потом сказал: «Я закрывал глаза, чтобы не видеть, но сердце не обманешь. Да,

железо в огне закаляется, а человек – в нужде,

если, конечно, он – не пустое место». Я долго

думал над этими словами и понял: если ты в комто разочаровался, то он для тебя – пустое место.

Теперь думай: каково быть пустым местом для

близкого человека. Дело не в этом, – тихо продолжал Гаджи открывать душу своему другу, –

дело в том, что мой отец не смог вернуть ему старый долг. Так что половину денег я отдам деду, а

другую половину – маме.

– А тебе?

– Я успею заработать: у нас еще два проекта –

Ахты-Курах и Сартил-Хуси. – Затем, повернув-

82

шись к Камалу, он спросил: – Камал, ты когда-нибудь ел пирог из курицы?

– Нет.

– Тогда мы едем к маме в Курах. Поверь: это

лучше, чем какой– нибудь ресторан. Камин, огонь

на дровах и запах томящегося мяса в тесте. Ах…

– Пержиан, – раздался голос с улицы, и она узнала голос отца. Она открыла дверь и увидела отца

со свернутой бумагой в руке и непонятным мешочком на плече. А выражение лица испугало ее.

– Папа, ты! Что случилось? Что за бумага? –

Пержиан уже начала бояться этих бумаг.

– Ты меня пропустишь? – выговорил отец.

Пержиан растерялась: она сделала шаг в сторону.

– Где Гаджи? – спросил дед, войдя во двор. –

Это был его первый визит в дом дочери.

«Значит, что-то произошло очень серьезное», –

подумала Пержиан. Ее сердце ушло в пятки.

Через минуту Гаджи стоял перед лицом деда,

возмужавший, высокий, стройный, довольный

жизнью и самим собой. Как и в детстве, его глаза

улыбались, источая тепло и уверенность. Дед всю

жизнь ждал этого дня – и он наступил.

– На, читай! – дед передал бумагу дочери и стал

ждать.

– Что это? – Пержиан быстро пробежалась по

строкам официального бюллетеня и заулыбалась.

– Читай вслух, – повелел дед. – Я хочу это слышать.

Пержиан зачитала: «…Гаджи успешно провел

рационализаторские мероприятия и с опережением

завершил работы по электрификации…» – она заволновалась и оторвала глаза от бумаги.

– Подпись чья, читай, – не унимался дед.

Пержиан опять поднесла бумагу к глазам.

– Подпись… Министр энергетики и электрификации СССР.

У Пержиан на глаза навернулись слезы и, поворачиваясь к сыну, она спросила:

83

– Неужели, это правда, сынок!

– Да, правда, дочь, – с удовлетворением произнес дед. – Я впервые испытал и теперь знаю,

что такое гордость. Спасибо, Гаджи. А этот мешочек с деньгами забери: весь мой дом вместе

со мной не стоят таких денег, они мне не нужны,

а долг твоему отцу я простил давно, когда еще

давал.

Гаджалим, покидая дом дочери, на время задержался на пороге. Он что-то хотел сказать, но не решался. Он вышел, но затем вернулся обратно.

– Гаджи, ты меня извини за жесткость, сынок, –

сказал Гаджалим, делая акцент на каждом слове.

Его рука, державшая трость, тряслась. «Он состарился, даже говорить стал медленно, мимика померкла, но в нем продолжал жить дух горца», – подумал Гаджи. – Я не знаю, почему, но больше всего

хотел от тебя, чтобы ты чего-то добился в жизни.

Ты вырос настоящим мужчиной – я теперь знаю,

что дом ты построишь. Меня мой дед тоже так воспитывал по нашей поговорке: «Сын будет таким,

каким воспитаешь».

Он ушел, а Гаджи с мамой взглядами долго провожали старческую фигуру деда, который отдалялся от них, чуть пошатываясь, но с чувством гордости от того, что выполнил свою миссию.

84

ЯБЛОКО ОТ ЯБЛОНИ

ДАЛЕКО НЕ ПАДАЕТ

Русская поговорка

Тихо отходила страда, оставляя на полях солому

и костры, несущие запахи дыма по окрестностям.

Одинокий орел парил в небе, раскинув на всю длину

свои широкие крылья: он выглядывал внизу мышей,

игнорируя стаю черных ворон, которые подбирали

зерна, оставленные несовершенными комбайнами.

Лишь в одном месте золотилось поле с некошеной

пшеницей. Возле него маялся мужик, катал на ладони несколько зерен, которые он выдавил из колоса

– классная пшеница. Увидев, как за спиной остановилась белая «Нива», из которой вышли двое: один

молодой, видимо, сын, а другой – коренастый мужик с круглыми чертами лица, он засуетился.

Мужик сходу выпалил:

– Кто вы такой?

– Здравствуйте, я заготовитель и покупаю

пшеницу.

– Какого черта вы полезли в чужое поле? – его

голос гремел, как старый патефон, путая нотки, видимо, нервничал. – Не продается.

– Извините, я не настаиваю.

Они разъехались. Пятнадцатилетний сын вопросительно глянул на сердитого отца.

– Папа, ты почему его обманул?

– Что ты сказал?

– Тетя Галя уже столько дней ищет покупателя,

а ты сказал, что она не продает.

Мужик резко нажал на тормоза, чтобы на высоких тонах донести до сына истину.

– Ты что, дурак? Я не хочу, чтобы она продала

зерно. Я хочу купить это поле вместе с пшеницей.

Я уверен: она не справится с этим полем и в конце

концов, она его продаст и его купит, знаешь кто?

85

Инвестор. Потом он будет косо смотреть на наше

поле. Я в этом не вижу ничего хорошего.

– Но у нее есть сын.

– Он еще маленький и ни к чему неспособный.

– Папа. Ты забыл, какой был его отец, дядя

Витя – энергичный, трудолюбивый?

– Это был отец.

– А поговорка: яблоко от яблони далеко не

падает… –Дима поднял глаза на папу в ожидании

ответа.

– Заткнись, понял? – не выдержали нервы фермера и его голос сорвался. – Яблоки, яблони…

Учить хочешь уму-разуму. Открой глаза и посмотри, что кругом творится. Капитализм: слабым и

сердобольным тут нет места. Дашь слабинку – тебя

съедят. Или – или.

«Нива» белого цвета остановилась напротив

одиноко сидевшей возле своей калитки старой

женщины. Ее звали баба Варвара. Из «Нивы» вышел грузный мужчина пятидесяти лет на вид.

– Здравствуйте!

Варвара зашевелилась.

– Здрасьте!

– Вы не скажете, где дом Борисовых?

Варвара напрягла зрение, чтобы хорошо разглядеть незнакомца.

– Я вас первый раз вижу, вы кто?

– Я фермер.

– Развелось вас тут, – произнесла Варвара с недовольством.

– Чему же вы не рады, – возмутился фермер, –

народ кормим.

Варвара засмеялась.

– Мне хорошо видно, как вы это делаете, – возмущенно глядя на фермера, произнесла Варвара, –

особенно эти…как их называют.

– Инвесторы? – подсказал фермер.

86

– Да, они самые, – с облегчением проговорила

Варвара, – понимаете ли, эти – у них только один

интерес – зерно. Ликвидаторы. Разобрали на кирпичи двенадцать оборудованных свиноферм, где

колхоз выращивал тридцать тысяч свиней, и сегодня они стоят как символы вандализма.

Они, кроме всего прочего, даже присвоили себе

часть местной лечебной амбулатории и вырубили

свет. Ужас и издевательства. Получается, что все

работают на одного, а этот один празднует где-то

заграницей. Не нравится мне все это. Раньше, какой девиз был?

– Не знаю, – помотал головой фермер. – Я

забыл.

– Ну, один за всех и все за одного, так же?

– Наверное.

– А теперь что?

– Один против всех и все против одного? – произнес Богдан. – Вы это хотите услышать?

– Точно! –

– Мы это уж слышали, – сказал фермер, – другие времена, мать. – Мужчина подошел поближе, осмотревшись по сторонам, – вы смогли бы

мне помочь, и я бы не остался в долгу. Надо узнать,

не продают ли они поле. – Политические взгляды

старой женщины его не интересовали.

Варвара сделала вид, что пропустила предложение мимо ушей, но зафиксировала в голове, прокручивая варианты соблазна. Она оглядела его как

бы с другой стороны, способен ли этот человек на

пожертвование. Голос – властный, лицо – волевое,

глаза – карие, в теле по молодости кипела сила –

широкие плечи и длинные руки. Наглец, который

думает, что ему все подвластно.

– Не знаю. Может, и продают. Раз мужа нет, зачем ей поле? Хотя, кто знает – она уже научилась

водить машину, а там, видишь, и трактор освоит.

– Ну, а вы повлияйте на нее.

87

– Как?

– Уговорите ее. Тем более, сейчас она столкнется с трудностями.

– Какими?

– Уборка – дело серьезное.

– Ошибаетесь: она уже договорилась с Буслаем, –

сухо сказала Варвара.

– Буслай не будет убирать. – Пауза. Варвара задумалась. – Еще, чтобы не было неожиданностей,

пожалуйста, держите меня в курсе, если кто-нибудь вдруг захочет купить и опередить меня.

– У каждого своя судьба и предначертание, –

пролепетала Варвара.

– Что вы сказали?

– Я говорю, что у нее есть сын, наследник.

– Он же маленький? – укоризненно произнес

Богдан.

– Из малого выходит великое, – констатировала

Варвара.

– Острый же язык у вас, мать…

– Спросите сами, – деловито предложила Варвара. – А там видно будет, раз вы такой

щедрый.

Наследник

Утром ясного июльского дня Галина Семеновна, женщина сорока лет со светлыми волосами, собранными в хвостик и глазами цвета морской волны, после завтрака мыла посуду, когда прозвенел

звонок в калитку.

– Сережа, – окликнула она сына, который ходил в пятый класс.

Молчание.

В это время Сергей у себя в комнате сидел за

компьютерным столом, впившись напряженными

88

глазами в монитор, где он играл в войну танков. Он

победил и вскочив со стула, громко проорал:

– Ура!

Дверь резко открылась и вошла мать. Она стояла молча, сверля сына пронзительным взглядом –

ей надоело увлечение сына играми.

Сережа, придя в себя, отвел взгляд застенчивых

глаз на окно, за которым виднелось вишневое дерево.

– Извини, мам.

– Твой отец не был таким, сынок, – промолвила

Галина, – в кого же ты пошел. Там кто-то стучится

в дверь, пойди посмотри.

– Мама, там какой-то дядька тебя спрашивает, –

оповестил Сергей, вернувшись со двора и прошмыгнув в свою комнату.

Галя на мгновение задумалась, кто это может

быть. Она сняла фартук, вытерла руки о полотенце,

критически оглядела себя в зеркало, слегка поправила волосы и вышла во двор.

За калиткой стояла белая «Нива» и незнакомый

мужчина. Она смерила его взглядом с ног до головы. На ногах грязные ботинки, в не совсем чистой

рубашке. Лицо в красных прожилках.

– Здравствуйте, – произнесла Галя, подняв

вверх взгляд красивых глаз, – слушаю вас.

– Извините за беспокойство, мадам, – произнес незнакомец басистым голосом. – меня зовут

Богдан. Я хорошо знал вашего мужа. И примите,

пожалуйста, мои соболезнования. Мне очень жаль,

что так случилось.

– Спасибо, – быстро проговорила Галя, не желая слышать подробности, потому что каждое напоминание о муже с болью отзывалось в ее сердце. – Спасибо. – Галина сделала шаг назад, давая

понять, что церемония окончена.

– Подождите, – сказал Богдан деловито, хватаясь за калитку, – у меня к вам один вопрос.

Галя напряглась.

89

– Видите ли, я тоже фермер и соседствую с вашим полем, – с тактом начал Богдан, – я хотел вас

спросить, не желаете ли вы продать свое имение.

– Нет, – не раздумывая, ответила Галя решительно, – нет. Гм! Почему это я должна делать?

Богдан вскинул голову.

– Вы хрупкая и слабая женщина…

– Муравей невелик, а горы копает, – с гордостью отпарировала Галина.

Богдан растерялся и проглотил очередное подготовленное слово.

– Что ни говори, а работать на земле тяжело, –

аргументировал свое обращение Богдан, выкручиваясь, – у фермера должны быть железные нервы,

выносливость как у лошади и мозолистые руки.

– Ничего тяжелого: посеял и пожинаешь, – прямым взглядом ответила Галя.

Затем она машинально посмотрела на свои мраморного цвета руки, где на правой кисти зияла

мозоль от работы в огороде. И ей стало неудобно,

когда фермер поймал ее взгляд.

Богдан в усмешке сдвинул губы.

– Скоро у вас уборка, и когда вы вступите в эту

битву, поймете, как легко пожинать.

– В битву? – Галина прищурилась, убирая с глаза копну повисших волос.

В отражении утреннего солнца ее лицо нежно

сияло.

– Да, именно, – подтвердил свои слова Богдан, –

иначе не назовешь. Такое ощущение, как будто кругом одни враги. Зависть людей. Солнце, когда нужна

влага, и – дожди, когда нужно солнце. Черти-что. А

цены как на базаре: солярка растет, а зерно падает.

Никакой стабильности. И почему, вы думаете, за год у

вас в селе умерли три фермера, царство им небесное?

– Не надо об этом.

– Извините, пожалуйста. Я вас напрягаю, но

правде надо смотреть в глаза.

90

Сильные дела делают сильные люди.

– Всего хорошего, – строго произнесла Галя и