Ответственность директора перед корпорацией за причиненные ей убытки в судебной практике

Дмитрий Степанов, Юлия Михальчук

Ответственность директора перед корпорацией за причиненные ей убытки в судебной практике

Дмитрий Иванович Степанов – партнер АБ «Егоров, Путинский, Афанасьев и партнеры», доцент факультета права НИУ «Высшая школа экономики», кандидат юридических наук, LLM, МРА

Юлия Сергеевна Михальчук – адвокат, советник Saveliev, Balanov & Partners, преподаватель НИУ «Высшая школа экономики»

Электронные издания можно приобрести в интернет-магазине statut-digital.ru

Правовые позиции, приводимые в настоящей публикации, являются частным мнением авторов и не отражают позиции адвокатских образований, в которых они состоят, а также не могут использоваться как предпосылки для составления представления о возможных правовых позициях таких адвокатских образований в будущем. Все содержательные выводы, в том числе по интерпретации правовых позиций судов, а также ошибки остаются исключительно на совести авторов.

Авторы выражают огромную благодарность С.А. Попковой за помощь в создании выборки судебно-арбитражной практики и ее первичном анализе, без труда которой эта публикация вряд ли была бы возможной, а также редакции журнала «Вестник экономического правосудия Российской Федерации» за разрешение использовать текст ранее опубликованной статьи с одноименным названием (первая публикация: приложение № 4 за 2018 г. к названному журналу) в качестве основы настоящей работы.

Предисловие

Предлагаемая вниманию читателя книга представляет собой плод полуторагодовых трудов авторов по сбору и обобщению судебной практики, посвященной монетарной ответственности директора в корпоративном праве. Всего за несколько лет, прошедших с момента выхода в 2013 г. Постановления Пленума ВАС РФ о возмещении убытков директором в пользу юридического лица, данная категория споров из прежде маргинальной превратилась в одну из наиболее динамично развивающихся разновидностей.

Эта работа написана не совсем обычным для юридической монографии языком: авторы попытались реконструировать язык, которым могла бы говорить судебно-арбитражная практика, если бы она имела голос. В связи с этим текст, предлагаемый читателю, есть предельно концентрированная выжимка правовых позиций, используемых судами при разрешении подобной категории дел. Так что книга эта – скорее словарь, а не легкое чтение. Авторы сознательно избегали – насколько это было возможно – выставления каких-либо собственных оценок складывающейся практике, предпочитая описывать предельно нейтрально позиции судов, а не критиковать их, обосновывая ту или иную точку зрения. Подобный подход делает нашу работу полезной как для спорящих, причем находящихся по обе стороны спора, так и для судей, рассматривающих такого рода споры. Будет эта работа интересна и полезна также научной общественности, поскольку высвечивает архисложные и актуальнейшие проблемы развития корпоративного права, которые еще ждут своей доктринальной разработки.

Первая версия данной работы, содержащая анализ практики по состоянию на декабрь 2017 г., была опубликована в апреле 2018 г. в приложении к журналу «Вестник экономического правосудия Российской Федерации». Авторы выражают благодарность редакции названного журнала как за редакторскую работу над текстом, так и за любезное разрешение использовать указанную статью в качестве основы данной книги. Однако за прошедшие полгода количество судебных актов, которые были нами проанализированы, выросло с 3300 до 4000, а потому нам пришлось провести серьезную ревизию практически по всем разделам.

По нашему замыслу работа написана в логике столь популярной сейчас в сетевом сообществе открытой архитектуры: проделанная нами работа по анализу 4 000 судебных актов есть не более чем задел, от которого может оттолкнуться последующий исследователь и проследить, как та или иная правовая позиция будет развиваться в будущем, причем сделать это как в рамках общероссийской судебно-арбитражной практики, так и сфокусировав свое внимание лишь на одном или нескольких регионах. Мы в данном случае создали лишь матрицу, которую дальше можно дополнять новым содержанием, почерпнутым из анализа практики судов.

Дмитрий Степанов, Юлия Михальчук

Введение

Формула «лицо, которое в силу закона выступает от имени юридического лица, должно действовать в интересах представляемого им юридического лица добросовестно и разумно» (п. 3 ст. 53 Гражданского кодекса РФ, далее – ГК РФ) известна, пожалуй, любому юристу, хоть однажды сталкивавшемуся с проблематикой корпоративного права. В ней задаются рамки поведения, юридические обязанности, при нарушении которых названное лицо может быть привлечено к гражданско-правовой ответственности. Следовательно, продолжением этой формулы являются слова об обязанности нарушителя возместить по требованию юридического лица, его учредителей (участников), выступающих в интересах юридического лица, убытки, причиненные по вине такого нарушителя юридическому лицу (п. 1 ст. 53.1 ГК РФ и и. 3 ст. 53 ГК РФ в редакции, действовавшей до 1 сентября 2014 г.). При этом указанное лицо несет ответственность, если будет доказано, что при осуществлении своих прав и исполнении обязанностей оно действовало недобросовестно или неразумно (абз. 2 п. 1 ст. 53.1 ГК РФ). Аналогичные, в общем, слова содержатся не первый год и в специальных корпоративных законах: в ст. 71 Федерального закона от 26 декабря 1995 г. № 208-ФЗ «Об акционерных обществах» (далее – Закон об АО) и в ст. 44 Федерального закона от 8 февраля 1998 г. № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» (далее – Закон об ООО).

Однако несмотря на широкую растиражированность, чрезмерно частое употребление в судебных актах и специальной литературе, а также азбучность истин, подобные слова до некоторых пор были довольно безобидны для участников оборота. Первым настораживающим сигналом выступило дело Кировского завода, когда высшая судебная инстанция отменила ранее состоявшиеся судебные акты и при направлении дела на новое рассмотрение дала указания, принципиально расходящиеся с ранее существовавшей практикой взыскания убытков[1].

Ситуация в целом по судебной системе начала меняться во второй половине 2013 г. после принятия Постановления Пленума ВАС РФ от 30 июля 2013 г. № 62 «О некоторых вопросах возмещения убытков лицами, входящими в состав органов юридического лица» (далее – Постановление № 62). С принятием указанного постановления существенно увеличилось общее количество дел[2], в которых ставится вопрос об ответственности лиц, входящих в органы управления корпорации, а на фоне роста общего числа дел и довольно высокого процента удовлетворения таких исков ощутимым стал груз ответственности для директоров, поскольку в абсолютных цифрах выросло количество дел, в рамках которых требования истцов удовлетворяются, а менеджеры привлекаются к монетарной ответственности перед корпорацией. Так, по итогам 2016 г. было удовлетворено подобных исков на 2,55 млрд руб., а за 2017 г. – на 149,6 млрд руб.[3] Правда, такой взрывной рост размера удовлетворенных требований связан с тем, что в эту категорию споров попало известное дело «Роснефть против Системы» о взыскании убытков, причиненных юридическому лицу акционером, по которому было заключено мировое соглашение на сумму 100 млрд руб.[4]

Поскольку случаи привлечения к ответственности директоров и прочих лиц, входящих в органы управления корпорации, за последние годы значительно участились, накопился существенный объем как самих дел, так и вопросов права, в них обсуждаемых, соответственно, на сегодня имеется внушительная судебно-арбитражная практика по данной проблематике. Нами была предпринята первая в истории новейшего корпоративного права России попытка изучения всей доступной судебно-арбитражной практики по данному вопросу начиная с уровня кассационных арбитражных судов округов и выше, включая практику Высшего Арбитражного Суда РФ, а также Верховного и Конституционного судов[5]. Более того, в редких случаях – там, где авторы посчитали необходимым в силу интересности для практиков правовой позиции, обсуждавшейся в конкретном деле, – проведен анализ практики отдельных арбитражных судов апелляционной и даже первой инстанций. В рамках работы над настоящей публикацией авторами было изучено несколько тысяч судебных актов по данной проблематике. Более детально критерии отбора и последующего анализа дел, а также прочие вопросы методологии описаны в приложении к настоящей работе, так что любой юрист может повторить тот же путь или продолжить исследование по всем или части судебных округов от даты, на которую авторы завершили свой анализ. Основная часть выводов, представленных ниже, базируется на изучении практики арбитражных судов, доступной в открытом доступе на 10 августа 2018 г.[6]

С точки зрения субъектного состава нами рассматривается судебно-арбитражная практика, где к ответственности привлекаются как члены исполнительного органа (единоличного и/или коллегиального, в том числе временно исполняющего обязанности исполнительного органа[7], а равно исполнительного органа, представленного двумя генеральными директорами[8], управляющей компании[9] или лица, действующие от имени управляющей компании[10], а также ликвидатор[11]), так и члены иных коллегиальных органов корпорации (советов директоров или наблюдательных советов), даже если последние не осуществляют управление делами корпорации на ежедневной основе, а заняты, скорее, стратегическим планированием. Вместе с тем поскольку основная часть судебной практики посвящена все же вопросам ответственности лиц, входящих в исполнительные органы, то по преимуществу последующий анализ связан с ответственностью директора-менеджера, т. е. того, кто действует от имени корпорации вовне, как правило, совершая сделки от лица корпоративного образования на постоянной основе. Там, где в рамках дел об ответственности членов иных коллегиальных органов управления (советов директоров или наблюдательных советов) обсуждаются интересные правовые вопросы, тем более имеющие значение для ответственности членов исполнительных органов, конечно, правовые позиции, нашедшие отражение в таких делах, анализируются предельно внимательно как имеющие важное значение для проблематики ответственности менеджеров. Напротив, вопросы ответственности контролирующих акционеров (участников) находятся за пределами рассмотрения настоящей работы.

Наконец, представленный ниже анализ судебной практики не затрагивает вопросы привлечения к ответственности контролирующих лиц – как они понимаются по законодательству о несостоятельности (банкротстве) – в рамках банкротного процесса, если речь идет об ответственности за доведение до банкротства, или о привлечении к субсидиарной ответственности контролирующих лиц, в число которых в таком случае включаются прежние менеджеры корпоративного должника. Однако подобную ситуацию, обсуждаемую обычно по правилам банкротного права[12], нужно отличать от примеров привлечения к ответственности перед корпорацией прежнего менеджера, даже если соответствующие требования заявляются в рамках одной из процедур банкротства (в основном в ходе конкурсного производства, реже – в процедурах наблюдения или внешнего управления[13]), но рассматриваемых по тем же правилам корпоративного законодательства, как если бы юридическое лицо не находилось в рамках соответствующей банкротной процедуры: в последнем случае подобные споры принципиально ничем не отличаются от привлечения к ответственности директора любой иной корпорации, не являющейся банкротом, а потому эти ситуации также входят в предмет последующего рассмотрения.

1. Отдельные элементы состава ответственности

Как уже было отмечено выше, любая ответственность в корпоративном (шире – в гражданском) праве строится на допущении, что конкретному субъекту оборота вменена некоторая обязанность, в данном случае – обязанность из сферы корпоративного права. Только тогда, когда есть обязанность не совершать что-либо или, напротив, обязанность вести себя определенным образом, а лицо, несмотря на вмененные ему рамки поведения, их нарушает, его можно привлечь за это к ответственности. В данном случае лицу, которому участники корпорации доверили ведение ее дел, вменяется вести себя определенным образом – максимально соблюдая интересы корпорации и настолько разумно, насколько может ожидаться от среднестатистического менеджера. Если лицо нарушает подобные нормативные рамки, оно может быть привлечено к гражданско-правовой имущественной ответственности в пользу корпорации, пострадавшей от его нерадивого поведения.

В судебной практике такая логика обычно проявляется в формуле, которая является общим местом для литературы по гражданско-правовой ответственности и суть которой сводится к необходимости установления состава ответственности. Так, суды при рассмотрении дел о привлечении к ответственности директора зачастую проговаривают, что для привлечения к ответственности директора, а точнее для удовлетворения заявленного иска, необходимо установить наличие одновременно трех элементов: 1) имело ли место нарушение со стороны ответчика (директора или иного лица) вмененных ему обязанностей, в чем конкретно оно выразилось в конкретном деле (в нарушении какой обязанности или обязанностей, а также в каких действиях (бездействии)); 2) какова сумма имущественного ущерба, убытков для корпорации; 3) имеется ли причинно-следственная связь между указанными нарушениями и наступившими невыгодными для корпорации имущественными последствиями[14]. В отсутствие любого из трех этих элементов в иске должно быть отказано. Далее каждый из них будет исследован предельно подробно. После рассмотрения ключевых элементов состава ответственности можно будет перейти к изучению прочих, более частных или смежных, вопросов ответственности применительно к данному институту корпоративного права.

1.1. Нарушение фидуциарных обязанностей

В российском корпоративном праве ответственность директора перед корпорацией базируется на концепции фидуциарных обязанностей: именно за нарушение вменяемых каждому директору фидуциарных обязанностей возможно наступление имущественной ответственности. При этом российское корпоративное право – вслед за англо-американским правом[15], откуда эта концепция распространилась по всему миру, – называет две фидуциарные обязанности директора: 1) обязанность действовать разумно (аналог английской duty of саге)\ 2) обязанность действовать добросовестно, что в данном случае не равно общегражданской обязанности добросовестности[16], а применительно к корпоративному праву имеет более узкое содержание, которое может быть отождествлено с обязанностью лояльности, или недопустимости конфликта интересов, т. е. общим запретом подмены интереса корпорации личным интересом директора (аналог английской duty of loyalty).

Логика вменения указанных обязанностей директору и возможности привлечения его к ответственности в случае нарушения таких обязанностей нашла отражение в Постановлении № 62, текст которого построен по той же самой регуляторной схеме: директор несет такие-то обязанности, нарушение этих обязанностей может выражаться, в частности, в таком-то поведении. Однако в названном постановлении, коль скоро оно преследовало вполне утилитарные цели (описать максимально широкий набор ситуаций, когда директор нарушает вмененные ему стандарты поведения), не всегда выдерживается разграничение одной фидуциарной обязанности от другой, соответственно, далее для аналитических целей будут рассмотрены сначала чистые случаи нарушения одной и другой обязанности, а затем будут описаны примеры, когда суды указывают на одновременное нарушение обеих обязанностей. В последнем случае понятие «действовать добросовестно» получает более широкое звучание, возможно, и не сводимое к недобросовестности как запрету конфликта интересов, а возвращающееся к более широкому общегражданскому стандарту недобросовестности – объективному («директор должен вести себя порядочно») либо субъективному («директор должен был знать, какого рода трансакцию он намеревался совершить»). Именно последняя группа практических ситуаций, когда сложно различить, какого рода стандарт поведения нарушил директор, порождает наибольшее число споров на практике и допускает великое множество истолкований, следовательно, как раз там можно прогнозировать дальнейшее колебание судебно-арбитражной практики и отсутствие ее единообразия.

1.1.1. Нарушение фидуциарной обязанности действовать разумно

Обязанность действовать разумно, задаваемая по отношению к директору корпорации, – это стандарт поведения с довольно низко установленной планкой. Как показывает анализ складывающейся судебноарбитражной практики, директору нужно очень постараться, чтобы нарушить данную обязанность и быть привлеченным к ответственности за нарушение только одной ее. Российское право в данном случае не является чем-то уникальным: подобное положение типично и для большинства зарубежных правопорядков, поскольку повсеместно случаи привлечения директора к имущественной ответственности за нарушение обязанности действовать разумно носят единичный характер[17].

Подобное положение можно объяснить двумя моментами.

Во-первых, стандарт разумности, ожидаемой от директора, действительно является довольно невысоким: обычно это уровень некоего среднестатистического директора. Ожидаемый уровень разумности в действиях директора – это, конечно, не та степень разумности, которая типична для обычного гражданина, ничего не ведающего в коммерции (все же от директора ожидается некое понимание логики предпринимательства и специфики бизнеса), однако этот уровень не тождествен уровню знаний профессионала[18], досконально разбирающегося в хитросплетениях бизнеса, а тем более глубинно знающего специфику той сферы хозяйственной жизни, в рамках которой директор занимается предпринимательской деятельностью от имени юридического лица. Иногда подобный стандарт именуется как заботливость и осмотрительность, ожидаемая от «хорошего руководителя»[19]или обычного «заботливого хозяина»[20]. Иными словами, от директора ожидается уровень разумности действий, скорее, как от последнего, а не первого, самого продвинутого представителя директорского корпуса, что с точки зрения вмененного стандарта разумности выше, чем стандарт, предъявляемый к обычному гражданину, но не такой высокий, как он мог бы ожидаться от директора – лидера в своей области. Вместе с тем такой усредненный, медианный стандарт разумности поведения директора может дифференцироваться в сторону более высокой[21] или, напротив, заниженной планки, если в конкретном деле, как будет показано ниже, стороны смогут обосновать подобный отход исходя из ожиданий к уровню разумности конкретного директора.

Во-вторых, обязанность директора действовать разумно является оборотной стороной одной из ключевых максим корпоративного права, так называемого правила бизнес-решения (business judgement rule)[22], суть которого сводится к тому, что суды не должны постфактум пытаться оценить коммерческую целесообразность тех или иных бизнес-трансакций, совершенных директором [23], – в противном случае суды будут брать на себя несвойственную им функцию оценки допустимости того или иного предпринимательского риска, а коммерсанты лишатся стимулов к ведению предпринимательства, ведь никто не захочет чем-либо заниматься под страхом того, что в будущем какой-либо судья скажет, что конкретное коммерческое предприятие было неразумным, если дела пошли не так, как изначально рассчитывал коммерсант. Соответственно, правило бизнес-решения призвано оградить бизнес-сообщество от необоснованного вмешательства судов в переоценку рискованности тех или иных коммерческих начинаний, а суды – от того, чтобы выполнять несвойственные им функции по даче суждений сугубо коммерческого свойства, ведь суды должны заниматься вопросами права, а не рассуждениями на отвлеченные темы. Выставление в таком случае довольно низкого стандарта разумности («директор должен быть разумным участником оборота, но не слишком продвинутым, чтобы предвидеть минимальный риск наступления негативных последствий») выступает в роли балансирующего механизма, ограничивающего судейский активизм и возможность судов постфактум давать суждения о том, стоило ли директору совершать конкретную сделку.

Вместе с тем, если стандарт разумности поведения, ожидаемого от директора, оказывается слишком заниженным, а суды – следуя логике правила бизнес-решения – не должны впоследствии заниматься оценкой коммерческой обоснованности конкретной хозяйственной операции, закономерно возникает вопрос: как же вообще возможна ответственность директора при нарушении обязанности разумного поведения? Или эта обязанность является сугубо декларативной, реально не влекущей какой-либо серьезной ответственности?

Как будет показано ниже, суды при обсуждении вопроса, действовало ли лицо разумно, вынуждены балансировать между тем, чтобы, с одной стороны, не скатиться в переоценку коммерческой составляющей сделок, а с другой – обеспечить защиту интересов корпораций и их участников. Для решения этой нетривиальной задачи суды вынуждены идти по пути непрекращающегося уточнения понятия «разумное поведение директора», т. е. детализации и поиска предельно нюансированного стандарта разумности директора. Кроме того, правило бизнес-решения – и Россия здесь опять-таки не исключение в сравнении с прочими корпоративными правопорядками – рассматривается судами как презумпция, причем презумпция опровержимая: директор защищен правилом бизнес-решения, как щитом, т. е. не несет риска ответственности за невыгодность конкретного бизнес-начинания, но лишь при условии, что при принятии коммерческого риска (при совершении сделки) он действовал при соблюдении некоего минимального набора процедурных гарантий. Если же такой минимум не был выдержан директором, что находит подтверждение при рассмотрении конкретного дела, то названная презумпция опровергается, а директор лишается защиты через ссылку на правило бизнес-решения. Соответственно, суд, коль скоро он вправе теперь оценивать в том числе коммерческую обоснованность конкретной сделки, может постфактум давать суждения, насколько разумно для директора было совершать такую-то сделку. В качестве минимальных процедурных гарантий, предоставляемых директору для того, чтобы получить защиту в рамках правила бизнес-решения, обычно рассматривается информированность при принятии бизнес-решения (правило информированного решения), законность совершаемых действий и отсутствие очевидной ошибочности при принятии конкретного бизнес-решения[24].

Обычно российские арбитражные суды выражают эту логику через последовательное выставление трех тезисов:

– тезис первый: сами по себе негативные последствия, даже если они наступили для юридического лица в период, когда в состав органов юридического лица входило конкретное лицо, имевшее право выступать от имени юридического лица или являвшееся членом его коллегиальных органов, не свидетельствуют о недобросовестности и (или) неразумности действий (бездействия) директора, поскольку возможность возникновения таких последствий связана с риском предпринимательской и (или) иной экономической деятельности[25];

– тезис второй: поскольку судебный контроль призван обеспечивать защиту прав юридических лиц и их учредителей (участников), а не проверять экономическую целесообразность решений, принимаемых директорами, директор не может быть привлечен к ответственности за причиненные юридическому лицу убытки в случаях, когда его действия (бездействие), повлекшие убытки, не выходили за пределы обычного делового (предпринимательского) риска[26];

– тезис третий: истец как лицо, которое опровергает два предыдущих тезиса, должен доказать наличие всех трех элементов состава гражданско-правовой ответственности, о которых уже говорилось выше, а именно: 1) противоправность действий ответчика, т. е. нарушение директором вмененных ему обязанностей; 2) наличие неблагоприятных последствий для юридического лица, т. е. и сам факт наличия убытков, и их размер; 3) причинно-следственную связь между действиями (бездействием) ответчика и наступившими последствиями[27].

Итак, рассмотрим более подробно, как приведенные выше теоретические конструкции анализируются судами при разрешении конкретных корпоративных споров.

Стандарт разумности директора и подходы судов к его определению.

Отправной точкой для анализа нарушения обязанности действовать разумно являются разъяснения, содержащиеся в и. 3 Постановления № 62, где называются три практические ситуации, когда такая обязанность была нарушена:

1) директор принял решение без учета известной ему информации, имеющей значение в конкретной ситуации;