Планета Афон. «Достойно есть»

27 апреля Раббани снова потребовал сдаться и снова получил отказ. Он приказал вывести тяжёлую артиллерию на прямую наводку и штурмовать крепость. Началась артподготовка и затем штурм, в котором участвовали артиллерия, тяжёлая техника и звено вертолётов пакистанских ВВС. Когда войска ворвались в крепость, оставшиеся раненые советские военнопленные взорвали арсенал, сами погибли и уничтожили значительные силы противника.

Дорого заплатили афганские мятежники за попытку вернуть базу. При штурме погибли 28 пакистанских военных и 9 представителей власти, более сотни моджахедов и 6 американских советников. Полностью был уничтожен арсенал, в числе потерь 3 установки «Град», около 40 единиц орудий, миномётов и пулемётов, десятки тысяч ракет и снарядов. Погибла и канцелярия тюрьмы, а с ней, к сожалению, и списки узников. В результате штурма учебная база Бадабера прекратила своё существование. В настоящее время на этом месте одни развалины. Где-то там покоятся и останки восставших советских солдат и офицеров.

Впоследствии стали известны имена советских военнопленных: это лейтенант Сабуров С.И. 1960 года рождения, младшие лейтенанты Кирюшкин Г.В. (1964), Кашлаков Г.А. (1958). Сержант Васильев П.П. (1960), младшие сержанты Рязанцев С.Е. (1963), Саминь Н.Г. (1964), ефрейтор Дудкин Н.И. (1961). Рядовые Васьков И.Н. (1963), Варварян М.А. (1960), Павлютенков (1962), Рахимкулов Р.Р. (1961), Левчишин С.Н. (1964), Зверкович А.Н. (1964), Коршенко С.В. (1964). Служащий Советской Армии Шевченко Н.И.

Спустя два дня после восстания лидер одного из воюющих афганских кланов, небезызвестный Гульбеддин Хекматиар, издал приказ, посланный всем подчинявшимся ему отрядам моджахедов: «Шурави в плен не брать! При захвате уничтожать на месте на всей территории Афганистана». В случае благополучного исхода все они получили бы в «благодарность» от советского государства от 8 до 15 лет строго режима за измену Родине по статье 64 УК РСФСР.

* * *

– Правильно говорят: на войне атеистов не бывает. Наверное, Господь и попускает войны, чтобы народ снова к вере повернулся, – при этом Виктор три раза перекрестился.

– А сам-то ты когда окончательно к вере пришёл? – мой вопрос заставил его вздрогнуть.

Виктор вдруг резко замолчал, но было видно, как губы его дрожат, а глаза остекленели от набежавшей слезы. «Да, – подумалось мне в этот момент, – если уж такой мужественный герой не может сдержать слёз, значит, причина действительно была серьёзная».

Секунды текли Ниагарским водопадом, но Виктор молча пережёвывал тишину, как будто собирался с духом. У меня было такое чувство, что сто́ит мне произнести хоть звук, даже чихнуть или кашлянуть, и мы никогда не узнаем истины. Даже не в меру говорливый гигант Х-в в этот момент не проявил рвения, лишь соловьи продолжали исполнять свои серенады, а где-то вдалеке шумел прибой. Больше ничего не нарушило райской идиллии.

– Истинная вера приходит тогда, когда в этом убеждаешься реальными жизненными фактами, – Виктор ненадолго замолчал, протяжно втянул свежий воздух, точно экзотичное угощение, и только после этого продолжил. – Это случилось где-то под Кабулом. Наш батальон тогда охранял дорогу на перевале возле границы с Пакистаном. Оттуда под видом гуманитарной помощи шли караваны с оружием, боеприпасами и наркотиками.

Естественно, те, кто хотел жить, старались меньше знать. Кто-то наверху, видимо, хорошо грел на этом руки, поэтому проявлять инициативу было смерти подобно. Я тёрся на войне уже не первый год, многому был научен, но не все же такие. Были те, кто хотел выслужиться, кто-то завидовал, что с ним не поделились, – в чужую душу не заглянешь.

Короче, один раз талибов прищучили – кому-то приснилось проверить содержимое «гумпомощи». А для многих из них подобный бизнес был единственным источником существования. К тому же у каждого семьи по восемь – десять человек, и все жрать хотят. Дело попытались замять, но кто-то уже успел в Москву сообщить, шухер неимоверный поднялся, так что и головы, и погоны полетели бы журавлиной стаей. И чтобы впредь никому неповадно было мафии на хвост наступать, в чью-то голову пришла идея «разобраться» с опальной ротой руками «духов». Одним выстрелом свою голову из-под топора вынуть и концы в воду спрятать.

Монастырь Пантократор

– И что, это твоя рота была?

– Да нет, соседняя, но ведь и мои могли высунуться.

– Ежу понятно, – Никита не расставался со своей коронной фразой.

– Ну и что дальше?

– А дальше… – Виктор опять замолчал на короткое время. – Дальше нашему батальону поступил приказ готовиться к передислокации. Куда, зачем – никто толком не объяснил, да и не всё ли равно? На сборы дали сутки или двое, сейчас уже не помню. Да не суть важно. Одним словом, для многих это было как сивый мерин на Южном полюсе.

А ребята из опальной роты, представляете, подружились с местной коброй.

– С кем, не понял? – едва сдерживая смех, переспросил Вольдемар.

– Чего не понял? С коброй, говорю. Змея такая, очковая. Она к ним как-то заползла, они жутко струхнули, думали, что бросится на кого-нибудь. Но агрессивных намерений у неё не было. Ребята её сахаром угостили, после чего она потанцевала на хвосте и мирно удалилась. А потом уже стала регулярно к ним захаживать, даже к себе в гости позвала.

– Это как, по-русски или по-японски? – уже не сдержавшись от смеха, спросил Никита.

– Тёмные вы, как борода у талиба. В Афгане не то что змеиный, паучий язык понимать научишься. Короче, узнали ребята, где она обитала, – в пещере, в полуверсте от лагеря. Стали её навещать, подкармливали, одним словом, стали лучшими друзьями. Сам бы никогда не поверил, если бы не был тому свидетелем, – Виктор не сумел сдержать улыбку.

– И тут приказ: передислоцироваться куда-то под Кандагар. Приказы не обсуждаются, ребята стали собираться, Колян, запамятовал… как его… не важно, вспомнил в последний момент, что они забыли с Настей попрощаться: они ей даже имя дали.

– А почему именно Настя, странно как-то?

– Ничего странного. Просто с её появлением всегда погода менялась. Как нет Насти, так ненастье, туман опускался на горы. Само собой по аналогии и родилось.

– Прям шапито! – Володя опять заискрился раскатистым смехом.

– Скорее Колизей. Ты слушай дальше. Пошёл, значит, Колян к пещере, а Настя уже ждала его, свившись колечком на камушке. Он только начал сахар из кармана доставать, а она вдруг прыгнула к нему на шею и ощетинилась перед его лицом. Коля опешил, не может ничего понять и вдруг слышит отдалённую стрельбу, разрывы гранат, бой, короче, идёт. И очень быстро всё стихло. Только после этого Настя сползла с него и удалилась в своё гнёздышко.

Колян перевёл дух: он-то думал, что тяпнет сейчас, и поминай как звали. Ан нет, но смутная тревога не покидала его: что бы могло это означать? Он что есть мочи дёрнул к лагерю, и через пять минут перед ним предстала картина Васнецова «После побоища князя Игоря с половцами»: вся рота была зверски уничтожена! Причём раненых добивали штыками в глаза. Наши ребята даже не успели оружие применить, всё случилось настолько стремительно. Видимо, экзекуция была заранее спланирована и подготовлена.

– Коню понятно! А ты не знаешь, кто это были? – поинтересовался Никита.

– В этих местах орудовала банда Юсуфа. Во всяком случае, по слухам это были они, а там кто знает? Мы тоже стрельбу услыхали, хотели связаться с ними по рации, но никто не отвечал. Тогда мы по тревоге ноги в руки и рванули в надежде помочь, если что.

Вдруг БТР, который шёл головным, резко сворачивает с дороги. И остановился. Я запрашиваю командира, что за цирк, а он мне про внутренний голос начинает в уши кляп вставлять. Я ему опять: «Пошто мне порожняк толкаешь? Приказа не слышал?» Он опять за старое: «Мне, говорит, Богородица явилась и сказала, что дальше дороги нет. Дальше смерть!»

Я, разумеется, весь свой ненормативный запас выложил, обхожу его броневик и по газам. И вдруг взрыв! Но не сильный: или гранату пустили, или на противопехотной мине подорвались. Мне-то только лицо покарябало, а вот водиле повезло меньше: ногу потом оттяпали. Выбраться невозможно – кругом стрельба, а в БТРе мы мишень. Сидим, как овцы на бойне, и ждём непонятно чего. Тут слышу в заднем у нас ДШК «заговорил», а ихний вроде замолчал. Пользуясь передышкой, мы выбрались из «коробочки» и заняли круговую оборону.

– Зѣло борзо, – Никита почесал затылок и сплюнул сквозь зубы.

– Куда уж круче! А главное – местность открытая, спрятаться негде, а духов не видать: пали в белый свет, как в копеечку, пока патроны не кончатся. Хорошо через пару минут «Акулы» прилетели, талибов наизнанку вывернули, а то бы хана! Короче, нашу роту тоже изрядно потрепали, но в этот раз обошлось без жертв. Только несколько «трёхсотых» (раненых).

– А что с тем, уцелевшим-то, стало? С катушек не слетел?

– Не знаю, я его больше не видел, но слух прошёл, что он в одиночку банду Юсуфа уничтожил. Отомстил за ребят. Причём ему Настя помогла. Она его привела к пещере, где у тех лагерь был. А Колян вроде химиком был по профессии, сотворил что-то вроде бомбы с отравляющей начинкой и под видом «духа» пробрался к ним в логово, сняв часового. Когда бомба взорвалась, они стали как очумелые выбегать наружу, его приняли за духа – он тоже бородатый был. Тут он их всех поодиночке и уложил. А Юсуфу потом также штыком зенки выколол.

– Да уж, за такое надо бы к «герою» представить, – с восхищением произнёс Никита.

– У нас представят!.. К «вышке», по статье 64 УК РСФСР, за измену родине.

– А что, он кому-то дорогу перешёл? – спросил гигант Х-в.

– Кто ж знает? Только полковника Чердынцева вскоре в Союз отправили, по слухам, «на конвейер» попал, потом вроде на Камчатке или в Плесецке осел, не помню.

– И за что ж ему такая награда?

– Видимо, он всё это крышевал. В цинковых гробах-то наркоту в Союз переправляли, а тут целая рота «двухсотых», и ни грамма! За такое мафия по головке не погладит.

– Это точно! Если в Плесецк, значит, кончили бы там его, это как пить дать, – сделал заключение азъ окаянный. – Там умеют концы в воду прятать. В прямом смысле.

– Ты-то откуда знаешь, бывал, что ли, там? – удивился Виктор.

– Не просто побывал, а с конкретной целью туда услали. В своё время одному полковнику, высоко летающему, дорогу перебежал. Как тот заяц Александру Сергеевичу. Только косой спас солнце русской поэзии от участия в восстании декабристов, а я на роль спасителя даже в профиль не гожусь. Ушами не вышел. Поэтому был выбран в качестве тельца на заклание. Чудом жив остался, Господь ангела-хранителя послал, а то бы кормил бычков на дне карьера.

– Интере-е-есно! Прямо альманах невыдуманных рассказов. Ну-ка, поведай братьям по вере, какой такой ангел тебя хранил? – глаза Виктора заискрились неподдельным интересом.

– Было дело. После Паровозной академии по распределению я попал в N-й «почтовый ящик». На «ярмарку вакансий» приехал лысый плюгавенький человекушка с нерусской фамилией. Чем конкретно буду заниматься, мне он не объяснил, сказал только, что буду служить по специальности. Раз факультет строительный, значит, предстоит строить коммунизм, а где конкретно… То ли на одной шестой части суши, а может, и на всей планете. Как Господь управит.

Когда освоился, стало понемногу доходить, что вся эта мышиная возня с построением нового светлого будущего лишь ширма, просто из нас отбирали кандидатов в разведшколу. По сути, это были разведъясли. Кто догадывался, того отправляли на режимные объекты, чтобы проверить «на вшивость». По ходу дела я все полигоны страны посетил, но, видимо, характер мой начальству не по душе пришёлся: зѣло независимый, кому ж это понравится? А поскольку меня уже в кое-какие тайны посвятили, то выбран был в качестве жертвенного агнца.

– Это как? – Вольдемар не оставил привычки задавать «китайские» вопросы.

– Каком кверху! Кончить меня надо было, но с пользой. Разведчик в экстремальной ситуации должен без раздумий и лишних эмоций выполнить ЛЮБОЙ приказ. Поэтому те, кто хотел бы послужить отечеству на этом поприще, в обязательном порядке должны пройти через это безбожное испытание. А мой непосредственный начальник как раз готовился к поступлению в Военную дипакадемию, но только в случае успешного прохождения испытания кровью. Тут и агнец «подоспел, как по заказу Люцифера». Всё складывалось одно к одному. Но Господь зрит сердце, поэтому вы видите меня стоять перед вами живым и в меру упитанным.

– И как же он тебя замочить собирался? Как Раскольников старушку?

– Не-е, Витя, у Роди не было талантливых учителей. Ты ж советский, ты же чистый, как кристалл, начал делать – так уж делай, чтоб не встал. Вернее, не вынырнул. Чтобы концы в воду и никогда чтобы не всплыли. Замочить не только в переносном, но и в прямом смысле.

– Ну так это ж исхитриться нужно? Он что, чемпион по подводному плаванию?

– Да какой там чемпион? По литрболу – та да. Выжрать мог литруху и хоть на цыпочках. Здоровый бугай, как трусы после стирки. И всегда, как купаться едем, обязательно с собой горючего брал. Мы-то не особливо употребляли, так, для аппетиту, а о-он! Стакан вмажет, вторым «закусит», носки понюхает, и ни тебе прибавки к жалованию. Анекдоты любил травить – это потом до меня дошло, что он стукачом был, на ответную откровенность раскалывал. Политсознательность нашу прошаривал и, куда следует, сообщал. На каждого досье: как «чаша терпения» переполнится, считай, что ты уже на небесах. Машина работала безотказно.

– Так по какой же причине этот дрын на тебе засбоил? – азарт поглотил Виктора всерьёз.

– Говорю же: на всё воля Божия! Видимо, у меня другая миссия на этом свете.

Короче, в середине цветущего мая, сразу после праздничной недели, нас выпихивают в командировку. Задание пустяковое – реконструкция подъездного пути на стартовую площадку. Хотя чего там реконструировать? Не скажу, что состояние пути идеальным было, но бывало и похуже, однако никто не чесался. Одним словом, приказы не обсуждаются.

Через месяц всей команде командировку продляют и дают новое задание. Без объяснения причин. Кое-кто пороптал для вежливости, но особо рыпаться не стали. А что? Гостиница хоть и не десять звёзд, всё не в палатке и не в коровнике. Все тебе тридцать три удовольствия, даже с прекрасным полом проблем не было. Живи и радуйся жизни.

– И вы радовались? – Виктор недвусмысленно намекнул на «запретный плод».

– Кто как. Лично меня в Москве ждала невеста, и заявление томилось в ЗАГСе. Поэтому у меня проблемы сводились к поиску путей в прекрасное далёко. Типа как оттуда поскорее слинять и желательно без стука дверей. А всё, как назло, складывалось не в мою пользу. Даже дату регистрации пришлось переносить, но второй раз это было уже за гранью возможного, тем более что ЗАГС закрывался на ремонт, и на семейной жизни можно было ставить крест.

– Так уж и крест? А что, через год уже нельзя было расписаться?

– Можно было. Если бы мне удалось прожить этот год. Но мне бы не удалось.

– Что, настолько серьёзно? – Виктор даже напрягся, как перед броском на амбразуру.

– Несерьёзно только курить после секса. И квасить натощак. А о таких вещах не шутят.

Короче, жарким июльским днём собралась наша экспедиция погреть кости на пляжу́ и охладить усталые мышцы. Места́ там – райский уголок. Водичка словно баккара, ласковый песочек, травка изумрудная, пихты, лиственница, ягод каких только нет, грибы – на любой вкус, хариус руками ловится – всё, что душенька ни пожелает. А главное – тайга, народу никого, полигон закрытый, одни свои. Божия благодать! Потом только мы узнали, что это не озеро, а затопленная шахта, глубина метров триста, а то и больше, сродни Байкалу. Утопленников не находят, да особо и не ищут. Так, ради тренировки водолазов. Одним словом, «концы в воду!»

В этот момент трель мобильного телефона, пытаясь перещеголять мой голос, как на грех резко ударила по ушам. Никите безпрерывно звонили то компаньоны, то сотрудники, не давали покоя ни днём, ни ночью. Пока он озвучивал очередное ценное указание или выслушивал отчёт о проделанной работе, мы наслаждались зрелищем окрестного пейзажа и волшебными звуками живой природы. Шелест листвы и хрустальный голосок ручейка, стрёкот цикад и несмолкаемые трели соловья наполняли душу эликсиром божественной благодати почти как в Плесецке. Какая-то неразрывная связь энергетики природной и мышечной, ещё не изученная очередным Гиппократом, мгновенно снимала усталость и давала силам новый импульс.

Даже самое ценное указание когда-то заканчивается. Ники, отставший от нас метров на несколько, по привычке сначала про себя чертыхнулся, потом перекрестился, в три ноги покрыл это расстояние и снова замастырил сосредоточенный вид. ВПСлуга поимел возможность продолжить своё заунывное повествование, которого с нетерпением ожидали Витя и Володя.

– Ну так вот, – продолжал азъ разгорячённый, – собираемся мы на пикник: форма одежды, еда, боезапас – всё по полной программе. Снасти с собой берём, причиндалы для костра и шашлыка, и ещё один штрих немаловажный. В смысле девок взять с собой не поленились, но они и не отказывались, зачем? Прогулка обещала романтическое продолжение.

И тут в самый разгар сборов подходит ко мне Боря Ж-в – балагур и весельчак, сжал мне до хруста локоть и, как удав, глядя мне в глаза, процедил сквозь зубы: «Под любым предлогом откажись от поездки! Почему – скажу позже, сейчас не могу…» Сказал как отрезал! И тут же смеётся, анекдоты травит, а меня как молнией пронизало. Кишками ощутил приглашающее к действию холодное прикосновение старухи с косой. Поверил с ходу и пошёл в свою комнату вроде как за шампурами. А сам недолго думая заперся в интернете и не выхожу минут пятнадцать. Со страху меня и правда пронесло, так что запашок был преисполненный натурпродукта. Потом прилёг на койку, пузыри пускаю, а рожа и взаправду позеленела, стала как у жабы. Недаром говорят, что ничто так не расстраивает ваши планы, как расстроенный желудок.

Вскоре за мной послали гонца, типа куда ты провалился? Я кричу ему через дверь, что у меня что-то с ливером стряслось. Он передал старшо́му, тот не поленился ко мне подняться в последний этаж, чтобы выяснить причину моего внезапного дезертирства. Долго меня кэп уговаривал, шуточками сальными подкалывал, типа, что ты за мужик, но я ни в какую. Пусть весь мiръ провалится в преисподнюю, но в таком состоянии я ни-ни. А мужик в поле пашет.

В конце концов так и уехали без меня. И что вы думаете: дневная тридцатиградусная жара ночью сменилась снегом! И это в июле-месяце! Сначала ливень их накрыл, машина увязла по уши, вытаскивали её всей толпой часа три. Все уставшие до хрипа, чумазые, злые как шакалы, все переругались, но всё же от рыбалки не отказались. Уже ближе к ночи добрались до места, а как костёр разожгли, тут и снег повалил. Купаться уже ни у кого ума не хватило, кто в палатку залез, кто в кузове спал, а кэп, говорят, всю ночь у костра просидел и стакан за стаканом глушил. Вспоминал, небось, Володю Высоцкого: «Никогда ты не будешь майором».

На следующий день уже ближе к вечеру вернулись домой. Рожи синие, глаза красные, мат-перемат, даже девки не хохочут, как обычно бывает. А у меня вроде как «всё прошло», встречаю их радостный, чуть навеселе, поздравляю с возвращеньицем. Капитан мельком глянул на меня – как прожёг, но хитрющий, виду не подал. Разгрузили машину, и пошли мы с Борей ко мне в комнату пижу-ежу. У меня поллитровочка в холодильничке, «красная рыбка» (килька в томате), прошлогодний сыр, который и кайлом не расколешь: камень, обезжиренный, червивый. Кому знать дано, какого века он был? Мечта командировочного. Колбаса – собачья радость, времён Ганнибала, хлебушек плесневелый, ещё парочка подобных наименований и стаканы о пятнадцати гранях – по числу республик. Советскому командировочному ворониной не испортишь похлёбки. А ежели оптом, то заходи – не бойся, выходи – не плачь.

Приняли мы по грамульке… на каждое ребро, зажевали, чем КПСС послал, повторили. Боря всё никак не мог в себя прийти, а торопить его не хотелось. Человек должен и с духом, и с мыслями собраться. А потом его словно прорвало, и он мне всю подноготную и выложил. Сам он тоже будь здоров страху натерпелся. И его могла не миновать сия горькая чаша.

– Ты имеешь в виду: стать тельцом на заклание? – Виктор решил уточнить.

– Конечно, а что же ещё? – мне даже стало неловко от такого «китайского» вопроса.

– А он-то здесь с какого бока прилепился? Или тоже кому-то дорогу перебежал?

– Ты слушай дальше и не перебивай, если хочешь до истины докопаться. Супруга Борина тоже в нашем «ящике» служила, только в другом отделе. Правда, расписаны они тогда ещё не были, это тоже промысел Божий. Работая как-то раз с секретными документами или картами, не суть важно, недели две в Особом отделе проторчала. И в один прекрасный день заходит туда наш начальник отдела, и с особистом завели душевный разговор в его кабинете. Только не учли они, что перегородка фанерная, слышимость отменная. Да и не ведали, что у Люды с Борей роман, уже готовились заявление подавать, только свадьбу на Борин дембель наметили.

Поначалу она не прислушивалась, а как знакомую фамилию услышала, сразу слух напрягла. Обсуждали как раз приказ генерала о направлении капитана Конькова в Дипакадемию. Она заинтересовалась: всё-таки начальник у её благоверного. А когда услышала концовочку, памперс-то и пригодился. Согласись, что сопливой девчонке стоило огромных усилий вместить в свой мозг, что построение коммунизма на всей зелёной планете требует таких жертв.

– Да уж, задачка явно не для Оксфорда, – Никита был как всегда категоричен.

– Но и не для Смольного института благородных девиц. Хотя Людмила его не кончала, но где и как кончала, не нашего ума дело. Ночью, под шелест одеяла, она пошептала эту новость своему благоверному, отчего у Бори возникли некоторые мужские проблемы, которые обычно портят гармоничную семейную жизнь. Люда, честно говоря, больше всего этого и опасалась. Но и не сказать она не могла, аще убо хватило её соображения, что кандидатура окончательно не утверждена и жертвой запросто мог оказаться её избранник. Разгласить тайну она тоже побоялась: это означало подписать себе смертный приговор. В арсенале оставалось только одно действенное средство – жить в страхе и надежде, что их минует сия горькая чаша.

Боря с той поры старался подслушивать любые разговоры начальства, надеясь до конца прояснить ситуацию. Когда нас командировали на Северный полигон, а потом неожиданно продлили командировку, он сразу смекнул, что неспроста. В августе уже вступительные экзамены в Дипакадемию, и до этого срока всё должно было проясниться. Он оказался в списке, потому что знал слишком много государственных тайн. Ему двести раз предлагали остаться с повышением, прочили также карьеру разведчика, но он был неумолим. Подписка подпиской, но из-под колпака он уже вылетал, птичка вольная. Кому и что может сболтнуть, а то и продать – поручиться за него дураков не нашлось. Впрочем, и шибко грамотных тоже.

А тут как раз всплыл мой недавний конфликт с одним полковником из космических структур. Видимо, тот всё-таки не забыл громкое унижение и решил свести со мной счёты. Тем более что представился такой подходящий случай, как не воспользоваться? Я тоже не горел желанием продлевать контракт, а знал к тому времени уже достаточно для высшей меры.

– Так ты так и не сказал, каким образом он решил, что именно тебе эта участь уготована?

– Боря сам мне потом признался, что до последнего момента не верил. Но как раз накануне пикника заглянул в гости к начальнику и абсолютно случайно увидел приказ о новом продлении командировки. Так вот: в списке не было моей фамилии! А разговоров о моём отъезде не велось даже близко. Слава Богу, что капитан Коньков этого не догадался просечь!

Тут Боре стало окончательно ясно, и он только ждал удобного случая, дабы мне всё рассказать, но так, чтобы я не наделал глупостей. В противном случае он бы стал тельцом на заклание и хорошо это понимал. И вдруг этот пикник! Сомнений уже никаких не было, и Боря пошёл ва-банк. Христианин в нём всё-таки победил, несмотря на то что креста на нём не было.

После всего услышанного мне резко расхотелось петь под гитару и рассказывать анекдоты. Не зная, как выразить Боре свою признательность, невольно поймал себя на мысли, что мне ещё полтора года отбывать срок и за это время начальство придумает, как от меня избавиться «с пользой». Водка уже не могла снять озноб, даже в июльский вечер, а бежать за второй было поздно: в Совдепии спиртным торговали строго до семи. Спас электрочайник, предусмотрительно захваченный мной в командировку. Заварив «Три слона», мы просидели с моим ангелом-хранителем до рассвета, хотя в тех широтах в это время заката не случается.